Эта ночь была чиста и тиха; в воздухе впервые за все время витал аромат свежих цветов. Кажется, это были розы. Аромат тянулся из дома напротив. Ты, наблюдая за играющим в камине пламенем, думала о том, как зеленая лоза аккуратно опоясывает каменные стены, пуская свои корни в расщелины, словно желая обхватить сооружение, а чудесные красные или же белые лепестки легко покачивались от каждого дуновения ветра, источая сладостный аромат, наполняющий легкие при вздохе.
Эта ночь была иной, чем прежние. Звезды на небе засияли ярче. И ты не знала: причина этого в приближающейся зиме, или же музыка, льющаяся из-за плотного полотна занавеси, заставляла их гореть сильнее, отражаясь в мокром асфальте. В голове воцарился образ длинных бледных пальцев, с грацией перебирающих струны гитары. Ты закрыла глаза, наслаждаясь идиллией, плывущей по комнате, как и дым от сгоревших свечей.
Мелодия резко прекратилась, заставляя тебя раскрыть глаза в молчаливом разочаровании. Огонь в камине погас; угли медленно догорали свое время, треская. Ты прислушалась к застоявшейся тишине, различая еле слышимые шаги на улице, после — у твоего дома. Кто-то осторожно открыл дверь, также тихо закрывая ее; незнакомец медленно поднимался по лестнице, ступая так, что ни одна половица не скрипела под ботинками. Твои глаза уловили мелькнувшую тень за дверью гостиной, и ты улыбнулась, вновь прикрывая глаза.
Шаги раздались в нескольких метрах от дивана, на котором ты лежала. И отсутствие биения сердца и дыхания окончательно уверило тебя в догадке. Вампир подошел ближе к тебе, скорее всего, осматривая, ничего больше не предпринимая.
— Врываться посреди ночи в чужой дом без стука жутко невежливо. Особенно, если это мужчина приходит к незамужней женщине, — тихо проговорила ты, приоткрывая один глаз.
Тонкие губы были плотно сжаты в тонкую линию; острые скулы отчетливо выделялись на бледном, мраморном лице, а голубые глаза смотрели настороженно, цепко.
Ты встала с дивана, осматривая своего гостя, сразу отмечая его высокий рост, довольно широкие плечи и те самые длинные бледные пальцы, создающие неземную музыку.
— Вы так и продолжите молча созерцать меня? Или же все-таки сообщите о причине своего визита? — Вампир молчал. — Хотя бы назовите свое имя.
— Вам ни к чему его знать, — холодно отрезал мужчина.
Ты отчетливо видела его напряжение, и отдаленно понимала причину этого. Однако. тебе хотелось побыстрее развеять лед в голубых глазах.
— Если вы пришли убить меня, так почему медлите?
— Я не собирался вас убивать. Мне было необходимо убедиться, — вампир замолчал, не договорив.
— В том, кто я есть? — Слегка прищурив глаза и сложив руки на груди, спросила ты.
Ответом послужил сухой кивок.
— Могу предположить, что вы, как и я, до сего момента не встречали подобных себе.
— Верно. И, честно сказать, я не надеялся когда-то встретить.
— Как и я. Однако, судьба распорядилась иначе. Возможно, мы с вами — единственные в своем роде, — предположила ты, отмечая, как тонкие губы расслабились.
— Нельзя смело утверждать об этом, но такое действительно возможно. Но сейчас меня интересует нечто другое, чем количество бессмертных в этом мире, — слегка нетерпеливо проговорил мужчина.
— И что же это?
— Зачем вам пуля какобола?
— А зачем она вам?
— Я не обязан отвечать.
— И почему должна отвечать я? — Склоняя голову в бок, спросила ты. — Вы вломились, как бы грубо это не звучало, в мой дом и теперь требуете ответа на вопрос, на который и так знаете ответ. Что может желать такой, как мы, от пули, способной убить нас?
— Но этому должна быть причина.
— Я назову ее, если вы назовете свое имя.
— Адам.
Ты победно улыбнулась.
— Что же, Адам. Я расскажу вам о своей причине. Но завтра. Конечно, если ваше любопытство будет все так же сильно.
Вампир кивнул тебе и, повернувшись, сделал несколько шагов в сторону двери.
— Доброй ночи, Адам!
— Доброй ночи!
***
Ты с удовольствием отметила, что присутствие голубоглазого красавца-вампира в твоем доме, вызывает странное чувство внутри, будто кто-то вливает раскаленный свинец прямо в легкие, вместе с ароматом роз, который приносил мужчина. Теперь каждый вечер.
Он мало говорил, но был прекрасным слушателем. Ты не боялась говорить ему о себе. рассказывать всю правду, так как не видела угрозы в Адаме, который, кажется, был рад за многие тысячелетия обсудить прошлое. Однако, не свое. Ты не стремилась узнать о вампире, зная, что данная роскошь вряд ли будет доступна о тебе. К тому же, эта загадочность придавала ему лишь большую привлекательность и обаятельность, особенно проявляющуюся в изгибающихся в слабой улыбке губах, из-под которых мелькали острые клыки.
Но была часть его, которую все же открыл для тебя Адам, — его музыка. Хоть мужчина и не хотел, чтобы кто-то о ней знал, но почему-то для тебя ему нравилось играть. И он делал это ночи напролет, из-под черных ресниц наблюдая, как ты завороженно следишь за его пальцами, порхающими над струнами банджо.
***
Ночи стали ярче, насыщеннее. Две умирающие души медленно приближались друг к другу, борясь желанием слиться воедино, почувствовать желанное чувство, растекающееся по венам, как горячая кровь.
Вы стояли друг напротив друга, опираясь на машины, и просто смотрели в глаза, которые наконец-то оживали: лед плавился под твоим пламенем, превращаясь в забытое утреннее небо, в котором порхали птицы и шумел летний ветер. Причины, по которым револьверы всегда лежали под рукой, постепенно испарялись из древних сознаний, пробуждающихся от глубокого сна, в котором был лишь туман времени, текущего секундами вместо столетий. Пули были отложены до лучших времен, пока холодные губы с жаждой сжимали твои, горящие от удовольствия, несравнимого с утолением жажды, отошедшей на задний план. Сейчас была жажда лишь друг друга, жажда чувства жизни, необходимости в глотке воздуха, который дарили клеймящие прикосновения, заставляющие мраморную кожу превращаться в мягкий травертин.
Эта ночь горела. Горели звезды на черном полотне. Горели ваши души. Горели ваши сердца.
