2.
6 августа 2018 г. в 21:32
Несколько недель спустя.
Возвращаться в Москву было…странно. Все эти годы она сознательно избегала этот город. Конечно, она приезжала – на соревнования и навестить родных. Но старалась находиться либо в номере, либо на льду. Об окончательном переезде речи не шло, но пришлось приехать, так как Женя, оказывается, тренировала и не могла надолго отлучаться из города. Этот факт не прибавил Алине хорошего настроения, но добавил очков Жене, как ответственному тренеру. Фигуристкой она была великолепной, но какова она как тренер? Этого Алина не знала. Она видела программы девочек Тутберидзе, руку к которым, наверняка, как хореограф, приложила Женя. Но насколько много от неё там было? Ответа на вопрос, конечно же, никто из окружения Алины не знал.
С самого утра Женя была как на иголках. На прошлой неделе встреча с Алексеем Евгеньевичем прошла более чем продуктивно. Она изложила своё виденье программ: короткую оставила практически без изменений, внеся лишь пару оригинальных дорожек и связок между прыжками, произвольную поменяла полностью – начиная от музыки, заканчивая самим танцем. Алексей был потрясен её самостоятельной постановкой и очень положительно отозвался о новой произвольной программе. Осталось самое сложное – встретиться с Алиной и изложить концепцию.
Этери довольно прохладно и скептически отнеслась к решению Жени взяться за хореографию и тренировать Алину. Но сказав, что та девушка взрослая и ответственность за такие решения должна нести сама, с основным составом девочек уехала на сборы.
Подъезжая к «Хрустальному», Алина почувствовала совершенно иррациональный, животный страх. Что это? Откуда? Такси остановилось, она сделала пару глубоких вдохов – выдохов. Только панических атак ей сейчас не хватало. Попробовала проанализировать эти страхи, но кроме желания бежать как можно дальше, ничего не получилось. Так спокойно, ты приехала работать. Концентрация, спокойствие, медленное дыхание. Вроде помогло. Таксист уже начал нервничать, так что Алина расплатилась и вышла из машины. Вот же накатило, криво усмехнувшись, она пошла к зданию.
Когда Алина зашла в класс, у Жени перехватило дыхание. Как же она красива! Повзрослев, стала ещё прекраснее. Серьёзный взгляд карих глаз, женственность и элегантность походки. Легкий флёр сладкого и в тоже время терпкого парфюма. Независимость и самодостаточность. Где же тот ребёнок, что хвостиком сопровождал её повсюду и заглядывал в рот? Перемены были разительны.
Улыбнувшись, она протянула руку: – Здравствуй!
Что-то кольнуло в груди при взгляде на Женю, такую собранную и хрупкую. Алина стала ещё выше, а Женя, казалось, ничуть не изменилась. Только волосы стали немного короче, чем она запомнила. А вот улыбка осталась прежней – открытая и искренняя.
– Здравствуй, – эхом отозвалась она.
– Прежде всего, хочу обсудить с тобой концепцию, – сказала Женя, когда они сели друг напротив друга. – Скажи, пожалуйста, какова история твоего проката произвольной? О чем она?
– Так как это дань уважения произведению и личности Чайковского, мы сделали упор на творческую сущность человека. К прообразу композиции – а это печаль о уходе великого музыканта – мы добавили непростой путь самого композитора. У талантливых и гениальных людей, как правило, сложная судьба. В конечном итоге, эта история об одиночестве, о поисках человека самого себя и своего места в этом мире. Ты же слышала расхожее мнение о том, чтобы создать что-то великое, полотно или музыкальный шедевр, художник должен быть голодным? В более широком смысле, разумеется. Для создания чего-то грандиозного и затрагивающего сердца и умы миллионов, нужно это прожить, прочувствовать. И биографии великих подтверждают это. Все мы одиноки, по большому счету, даже на вершине. Хотя там особенно.
– Интересная мысль. И ты полностью ощущаешь себя в этой истории? По прокатам не видно такого размаха, нет трагизма, нет драмы одинокого, творческого человека. – Заметив, как помрачнела и нахмурилась Алина, Женя поспешила добавить, – Я не хочу тебя обидеть или поставить под сомнение твои способности и мастерство на льду. Я предлагаю лишь обсудить всё с профессиональной точки зрения. То, что ты рассказала, и то, что видела я, очень различается. Может поменять замысел? Чтобы откатать эту программу, её нужно сделать личной, добавить саму Алину в историю. Пока тебя я там не вижу.
– Ты знаешь об отношениях Чайковского не только с женщинами? – продолжила Женя. – О том, что его природа тяготила его. Он пытался доказать себе и обществу, что «нормален». Но женитьба не исправила его, а семейная жизнь продлилась недолго. Романы с женщинами также заканчивались ничем. Я предлагаю катать об этом – о любви, которая под запретом, о чувствах, которые переполняют, но ты не можешь их показать. О том, что тебя настоящего, знают лишь единицы. Ты не понят, твоя личность отвергается обществом. Тебя признают как композитора – и в этой области успех и обожание. В то же время, твои переживания и сомнения им не нужны, они отвергаются и презираются. О конфликте между внешним и внутренним.
Это было неожиданно, как удар под дых. Алина задохнулась от возмущения.
– Ты серьёзно? Предлагаешь катать о том, как тяжело жить гениальному гею, в каком он там веке жил? И какое отношение это имеет ко мне? И как, по-твоему, я должна буду отвечать на вопросы журналистов о своей программе?
– Не горячись, – спокойно сказала Женя. – Я не предлагаю катать именно о геях. «Запретная любовь» бывает разной. Это разные культурные и религиозные статусы, разное социальное положение. Да те же Ромео и Джульетта – яркий пример! Любили, вопреки вражде между семьями. С журналистами ещё проще – ты можешь озвучить первоначальный концепт, он хорош. Но не для проката, тебя там не чувствуется, совсем.
– Меня и в твоей концепции нет, – огрызнулась Алина. – И, судя по твоему вдохновленному рассказу, это что-то личное? – съехидничала, желая поддеть Женю, она.
– Да, – вновь спокойно ответила та. – Каждый из нас привносит в свою работу что-то личное, без этого ничего не получится. Не будет искусства, останется только техника. Так что да, в каждой моей работе есть частичка меня. И я прошу «тратить» себя, проживать то, о чем катаешь. Прошу вспомнить свои истории любви и перенести чувства в прокат, это касается и короткой программы, она слишком суха. Ты же встречалась с отказами?
А вот это уже было наглостью! Её обвиняют в бесчувствии и вполне недвусмысленно просят вытащить на поверхность то, что было пережито три года назад. Встречалась ли она с отказами? Конечно! Этот человек сидит прямо перед ней. И спокойно просит всё это переживать повторно. Господи, какая же она… сука! Так холодно, расчетливо. Алина сжала кулаки настолько сильно, что побелели костяшки. Гнев накрывал её с головой, хотелось сорваться и влепить пощечину, от души.
– Евгения Армановна, – пытаясь сдержать ярость, процедила Алина, – это низко с Вашей стороны, и мне нет нужды напоминать почему. Сейчас мне хочется влепить Вам пощечину за подобную бестактность, но боюсь тогда, наши с Вами профессиональные отношения прекратятся в ту же секунду. А Алексей Евгеньевич настоятельно просил сотрудничать с Вами.
Женя специально пошла на провокацию и видела теперь, что не напрасно. Не такая уж она железная леди, как хочет казаться, и уж точно не «робот». Если нужно, она попытается вытащить эти чувства и перенести их в программу.
– Прекрасно. Ненависть тоже сильное чувство, – сказала Женя. – А теперь, перейдем непосредственно к технической части…
Изложив основную часть рисунка танца и назначив время тренировки, Женя решила не играть с огнем в лице Алины, и они разошлись, так как было видно – ещё пару минут, и всё закончится грандиозным скандалом. Алина никогда не славилась особой выдержкой, была довольно темпераментна, но тут еле сдерживалась. Но держалась! Женя знала другую Алину – смешливую, непоседливую, по-детски наивную и стеснительную. Та, что появилась сегодня, была другой. Слишком взрослой, слишком рассудительной, слишком строгой. Даже слушая её речь о программе, Женя не могла отделаться от мыслей, что слушает хорошо выверенное интервью. Откуда уж тут взяться искренности, если даже в простой беседе она так формальна.
Алина же в ярости выходила с катка. Как она смеет?! Это переходит все границы! Старая обида поднималась в сердце, готовая затопить собой всё. Хотелось кричать или разбить что-нибудь, или врезать кому-нибудь, а точнее, одному конкретному человеку. Сдерживало только чувство долга и профессиональная ответственность. Но надолго ли её хватит?