***
— Хорошшшо ссссмотришшься, хозсссяин, — зашипела Нагини, обвивая столбик роскошной кровати с балдахином, — сссскоро от ссссамочек не отобьешшшьссся. — Что? — Волдеморт вскочил с постели и ринулся в ванную. Уже две ночи кряду он не высыпался из-за непонятных кошмаров и чувствовал себя отвратительно. Зеркало восхищенно присвистнуло, отражая крепко помятого, бледного, с огромными синяками под обе стороны переносицы и отпечатком подушки на щеке темноволосого мага. Риддл в панике ощупал лицо: и нос, и волосы были на месте. С глухим стоном он вернулся в спальню, понимая, что столкнулся с очередной загадкой раньше, чем разобрался с предыдущими. — Душшшша иссссцеляет тело, — воспользовавшись его отсутствием, Нагини заняла нагретое местечко в кровати. — Ссссай говорила, чшшшшшто душшшша исссцелитсссся сссама. Волдеморт, с трудом сдерживая желание придушить обнаглевшего фамилиара, опустился на край постели. Из-за Поттера — последние четырнадцать лет все его проблемы возникали только и исключительно из-за Поттера — он совершенно не обратил внимания на остальные части загадки мелкого сфинкса, сосредоточившись на связи осколков души. Вспомнив о связи, Лорд застонал, растирая ноющие виски: «Поттер!» Из-за вмешательства Дамблдора он так и не рассказал мальчишке ничего! В отличие от большинства живущих в Британии волшебников, Риддл никогда не идеализировал так называемых «светлых» и, особенно, директора Хогвартса. Глупо было ожидать, что старик способен отказаться от победы Света из-за привязанности к ребенку — настоящей или кажущейся, не столь важно. Осознав абсурдность ситуации, в которую влип, Лорд откинулся на постель, не обращая внимания на взбешенную таким обращением змею — потерпит — и истерично рассмеялся. Он, Волдеморт, должен был спасти Поттера раньше, чем директор найдет приемлемый для себя способ уничтожить хоркрукс вместе с сосудом. — Хозсссссяин, можшшшшшет это из-за девочшшшшки? — в отличие от Риддла, с упорством носорога зацикливающегося на Поттере, Нагини интересовали произошедшие с ним перемены. Ее хозяин начал меняться еще летом, медленно и почти незаметно для людей. Но не для змеи, привыкшей опекать своего говорящего. — О чем ты? А, это… — в груди неприятно заныло при упоминании о странной ведьме. Он всегда был один против целого мира. За него некому было вступиться — да и зачем? Только трусы и слабаки нападают стаей, а к ним Лорд себя никогда не причислял. И с удовольствием расправился бы с каждым, кто посмел задуматься, что ему нужна помощь. Потребность в помощи и поддержке — признак слабости, которой он был лишен с самого рождения. Это у слабых детей были армии родственников, готовых прибежать по первому писку. Это слабые дети жаловались старостам и прятались за учительские мантии. Он не жаловался, не просил и не требовал — наращивал силы и получал желаемое. Он, в конце концов, мог победить старика: не сейчас, так позже. Никто никогда не защищал Темного Лорда. Раньше. Он вспомнил эмоции, охватившие его в тот самый момент: гнев, раздражение, недоумение…беспокойство. Не за себя, за израненную фигурку, которую едва не уничтожило заклинание Дамблдора. И непонятное, чуждое ему ощущение благодарности, и необъяснимое восхищение безрассудством — тем безрассудством, которое он всегда осуждал. Повинуясь приказу, исписанные неровным почерком пергамента покинули стол и улеглись перед Лордом в ряд. Мозаика сложилась. Начиная с самого первого письма — намеренно или нет — Моргана давала ему то, чего у него не было и никогда не могло быть. Дружба, доверие, глупые бессмысленные подарки, сказки на ночь… Непонятные и недоступные раньше отношения смогли как-то зацепить осколок души. — Сказки, — Лорд вспомнил, что так и не успел прочитать ту самую книжку. — Мерлиновы подштанники, почему если дары смерти оказались реальными, эта история не может оказаться полезной? Нагини довольно зашипела, обвиваясь кольцами вокруг ставшего таким человечным — не до конца, но все же — тела. — А Поттеру я отправлю сову. Может, это так у гриффиндорцев положено, письма писать, — всю радость змеи сняло, как рукой. Обиженным шнурком она стекла с кровати и покинула хозяйские покои. По ее мнению, Лорд все еще оставался безумцем.***
— Давай сначала, — девочка вжалась в стену, нервно кусая губы. Точно так же, как уже делала давно, в прошлой жизни, когда тот же человек стоял напротив, скрыв лицо за серебряной маской. Он был охотником, она — жертвой. Кажется, в тот раз ей удалось сбежать. А потом он вырвал ее из прекрасного настоящего мира, грубо и безжалостно вливая в ставшее бесполезным тело раскаленную лаву. — Я упал на тебя, когда сработал портключ, — мрачно отозвался Макнейр. Он успел сотню раз пожалеть о том, что не добил девчонку. Сначала пришлось извести весь запас зелий только на то, чтоб выяснить — они не действуют. По прошествии двух дней, Уолден решил прибегнуть к радикальным мерам. Варево, метко прозванное Пожирателями «местью Снейпа», сработало. Слишком, по мнению Макнейра, хорошо. — Зачем? — девочка настороженно потянулась к палочке, уточняя: — зачем ты меня вылечил? Где взял зелье, которое может дать только профессор Снейп? Макнейр был о зельеваре намного лучшего мнения до этой секунды. Создание откровенно садистского отвара для восстановления пленников и Пожирателей, попавших в немилость само по себе было жестоким поступком. Но давать это детям?! Она искала Дамблдора, который куда-то исчез, когда тело прошила знакомая боль, разливаясь огнем по венам. И, если в прошлый раз ей удалось сбежать… Бежать в этот раз было некуда, она уже была в укрытии. Оставалось только надеяться, что там, в заполненном кошмарами мире, есть хоть что-нибудь, способное избавить от боли. Открыв глаза, Моргана обнаружила рядом огромного Пожирателя Смерти и что-то подсказывало, что именно он ранил ее в Министерстве. — Инкарцеро. Тот же вопрос. Откуда ты брала это зелье? — Макнейр содрогнулся, вспомнив слетевшую с кончика этой самой палочки вспышку непростительного проклятия. — Кстати. Ты знаешь, что бывает за применение Непростительных проклятий? Моргана похолодела, вспомнив, как именно спаслась от своего мучителя. Не то, чтобы она мечтала разбрасывать круциатусы направо и налево, просто… просто вспомнила уроки профессора Грюма. Старый аврор говорил, что боль второго непростительного не настоящая и как-то оно так совпало в тот самый момент… — Азкабан. Пожизненно, — она дернулась, пытаясь высвободиться из веревок. — Но ты меня не сдашь. Или пойдешь к аврорам рассказывать, что убивал детей по приказу Темного Лорда, а они отбивались круциатусом? Девочка попыталась торжествующе улыбнуться: манипулировать людьми так, как это делали взрослые, она только училась. Но в этот момент ей показалось, что она сможет загнать Пожирателя в тупик. Вот только те, кто учился на Слизерине никогда не учились интригам. — Зачем? Ты напала на Дамблдора и сбежала с Пожирателем Смерти. Аврорат на ушах стоит. Думаешь, они поскупятся сказать два слова? Приори инкантатем — и ты отправляешься к дементорам навсегда. Обедать будешь? — Мне конец, — выдохнула Моргана, ударяясь затылком о стену. Даже без непростительного ей наверняка грозила тюрьма. — Тебя все ищут. Министерство, Дамблдор, Лорд, Грейбэк еще ко мне подозрительно принюхивался, — ухмыльнулся Макнейр. — Так что конец. Он считал, что детям на войне откровенно нет места. Сражаться с детьми было откровенно неправильно и он был полностью согласен с приказом Лорда - напугать и проучить безрассудных подростков. Вот только эта девочка увязла в войне по уши и одному Мерлину ведомо, как распутать этот клубок. В ее случае перспектива заразиться ликантропией казалась Макнейру не так уж страшной: по крайней мере, под защитой Грейбэка и его стаи опасаться дементоров не приходилось. Потому, что оборотней не сажали в Азкабан. Уж кто-кто, а палач Отдела по контролю за магическими существами знал это наверняка. - Любой конец - это только начало, - решил он подбодрить девочку прежде, чем снять с нее магические веревки, - ешь спокойно.