Письма маленькой девочки

      Она сидела на самом видном месте летней террасы кафе, нетерпеливо постукивая пальцами по столу — что, если Том не придет? Что, если придет не один? Устроит дуэль, начнет убивать магглов, потребует захватить Министерство — ничего хорошего от того, кто назвал себя Лордом Волдемортом ждать не приходилось. А еще, несмотря на все инструкции Фенрира, она понятия не имела, как вести переговоры.       Поэтому говорить с Волдемортом она и не собиралась. Ей нужен был Том Риддл, воспитанник приюта Вул, лучший выпускник Хогвартса — просто Том, без громких титулов и слуг. Который вряд ли ел мороженое в детстве и почти наверняка не пробовал просто болтать по-дружески, сидя в маггловском кафе на летней террасе, поглядывая искоса на безразлично спешащих куда-то прохожих.       Он действительно никогда не делал ничего из перечисленного. И не потому, что не мог себе этого позволить. Это было глупо, бессмысленно и потрясающе беспечно, сидеть на виду в маггловской забегаловке в то время, как за твою голову вот-вот назначат награду. Как только сойдутся в цене.       Он не раз видел девчонку в воспоминаниях слуг и все равно боялся не узнать, понимая, что она может легко скрывать истинную внешность за мороками. Но едва подойдя к указанному кафе, почувствовал знакомую волну магии, обволакивающей теплым коконом. За столиком сидела самая обычная девочка-подросток, худая и нескладная, с убранными в косу темными волосами, в светлом сарафане — такие тысячами бегают по улицам, ходят на свидания в дешевые забегаловки «как взрослые» с такими же угловатыми подростками мужского пола и «по секрету» рассказывают об этом подружкам. Риддл поймал себя на том, что рядом с ней выглядит нелепо в своем строгом костюме и, надо сказать, настроения ему это не прибавило.       Моргана улыбнулась, вставая ему навстречу — он выглядел почти так же, как на колдографиях в «Пророке» полувековой давности и она успела пожалеть о том, что не послушала оборотней, настаивавших на более «солидном» по их мнению, виде. Рядом с сатанински красивым мужчиной тридцати-сорока лет, одетым в безупречно скроенный костюм она наверняка смотрелась глупо.       — Привет, — она попыталась вложить в короткое приветствие все, что не могла сказать словами: «я хочу быть твоим другом и ни за что не обижу». От Волдеморта можно было ожидать любой подлости. — Пожалуйста, не прикасайся ко мне и не колдуй здесь. Надеюсь, ты действительно один?       Том ухмыльнулся — боится. Это правильно, впрочем, он и сам вряд ли мог решиться на контакт, опасаясь еще каких-нибудь перемен в себе. И все же, эта заурядная мышь — Госпожа Дикой Охоты, как такое могло произойти? Он сдержанно поздоровался в ответ и сел напротив, размышляя, стоит ли применять легиллименцию: Снейп предупреждал, что в голове девчонки потрясающий хаос, затягивающий похлеще дементора, но так было даже интереснее.       — Том, закажи себе что-нибудь. Мороженое, — она подтолкнула меню, — здесь очень вкусное все, попробуй.       — Я не люблю сладкое, мисс Кроу, — холодно отрезал Волдеморт с удовлетворением наблюдая, как она вздрагивает от обращения. Отлично, один-ноль в его пользу, он ведь не стал одергивать и исправлять за это мерзкое «Том».       — Моргана, — девочка облизала пересохшие губы, выдавая волнение. Почему Волдеморт не хочет мороженое — его ведь все любят, и взрослые, и дети. Боится простудиться? Вряд ли пара шариков уложат в Мунго даже ребенка. Тогда… Моргана вспомнила, почему сама вечно пыталась отказаться от вкусной еды прошлым летом, когда Фенрир водил ее в кафе. Как же давно это было… — Кофейное почти не сладкое. И я заплачу, не переживай.       Это было ударом под дых — настроенный на забавную игру в одни ворота Темный Лорд не выдержал, сжимая кулаки до белых косточек, чтобы не заавадить наглое существо на месте, одним взглядом. У него действительно не было собственных денег: ни в детстве, ни сейчас, после возрождения. Конечно, он без стеснения пользовался финансами слуг, считая это само собой разумеющимся, но никто никогда не смел так в открытую напоминать о том, что Лорд Волдеморт не может заплатить за свой обед и предлагать свои средства вслух.       — Я возьму клубничное, с фруктами, — он ткнул пальцем в первое, что попалось на глаза. Почему-то он подумал, что девчонка выберет для себя именно это: тошнотворно-розовое, залитое красным приторным сиропом. А он… он потерпит, зато сможет намекнуть на то, что у них схожие вкусы. Том Риддл хорошо разбирался в людях и умел завоевывать расположение всех, кроме Дамблдора.       — Лимонное с кофейным ликером и клубничное с фруктами, — девочка жестом подозвала официанта и, только озвучив заказ, удивленно посмотрела на Тома: — меня предупреждали, что ты любишь лгать, но так в открытую? Не нужно.       Риддл демонстративно закатил глаза и прошипел на грани слышимости: «Гриффиндор». Определенно, как только он придет к власти, этот факультет будет переименован и всех, кого Шляпа посчитает нужным туда направить, сразу будут переправлять в Азкабан. Или все же лучше «авада»? В любом случае, этот мир нуждался в спасении от львиного факультета.       — Я теперь многое понимаю. Понимаю, как ты стал таким… злым, — Моргана чувствовала себя откровенно не в своей тарелке, — это сложно. Когда тебя считают мировым злом и хотят уничтожить, приходится защищаться и… и все понимают, что ты действительно плохой.       — Ты меня за этим звала? — Лорд презрительно скривился, — разве Грейбэк не объяснил тебе, что нужно сказать, чтобы я вас не уничтожил?       Последние слова он нарочно произнес шепотом, заглядывая в глаза и осторожно касаясь разума — так, чтобы незаметно подсмотреть мысли и потихоньку подправить. И тут же зажмурился, разрывая контакт: его потянуло в цветастую мешанину сюрреалистичных образов, переплетенных с реальностью так тесно, что вычленить что-нибудь из этого потока не представлялось возможным. Открыв глаза он увидел, как черты ее лица меняются, подергиваясь зыбким маревом, становятся острее, жестче и… опаснее. Волна удушливой, едкой, пропитанной дымом магии захлестнула его с головой — Риддл едва успел защититься, повторяя как мантру самому себе «это иллюзия, всего лишь иллюзия».       — Не заставляй меня устраивать дуэль, — Моргана не понимала, что происходит, но отчаянно, до ломоты в висках, хотела быть такой же, как Волдеморт, такой же, как в ночь Охоты, чтобы никому, никому и никогда не приходило в голову переходить ей дорогу. — Том, пожалуйста…       В голове всплывали один за другим обрывки разговоров, наставлений, слепая вера и преданность в сотнях янтарных глаз, готовность пойти за ней против кого угодно, разорвать, уничтожить обидчика — пусть даже ценой жизни. Ярость — оборотни не знают пощады, гордость — оборотни не подчиняются, отвага — оборотни не отступают. Чужие, но такие нужные, чувства жгучим хлыстом загоняли страх и неуверенность в самые темные уголки подсознания, напоминая о том, что даже в дни слабости ее стая видела в ней свое божество, Госпожу Охоты.       — Не смей угрожать мне, — зашипел Волдеморт, безуспешно пытаясь заглянуть за леденящий душу морок, — девчонка, меня не напугать глупыми фокусами.       Она сдерживалась изо всех сил, пытаясь унять разбуженную связь со стаей, ощущая — стоит только приказать и все закончится, не останется даже горстки пепла. Но Моргана не хотела убивать.       — Ттвою дементора в душу мать! — выругалась она, выплескивая накопившуюся злость, — я не контролирую это!       Люди вокруг обеспокоенно заозирались в поисках источника угрозы и Лорд понял, что влип.       Определенно, девчонка была занозой похуже Поттера: тот хотя бы был просто неуравновешенным подростком, сующим голову во все двери с надписью «опасно». Перед ним сидело нечто, отчаянно напоминающее его самого во время невольного восстановления души: сильного, но абсолютно не контролирующего свой истрепанный яркими эмоциями разум и мощь. И это нечто было интересным.       — Мороженое, — он ухватился за возможность отвлечься, не обращая внимания на то, как официант затрясся и сбежал, почти швырнув вазочки на стол: — поешь. Что это?       — Связь, — кое-как справившись с бушующим внутри ураганом звериной ярости, Моргана пристыженно уткнулась в политые горьким ликером желтые шарики, — она не только в полнолуние, она есть всегда. Я только научилась нормально контролировать магию, как все снова сломалось.       — И ты рассказываешь об этом врагу, — к счастью для Лорда, его мороженое оказалось не слишком приторным и, если не смотреть на омерзительно-розовый цвет, можно было даже спокойно есть. — У вас на факультете думать головой что, не принято?       — Ты не враг.       Вот так просто — «не враг». И в двух коротких словах бесконечное множество значений: упрек, прощение, обещание поддержки и ожидание защиты, неуверенность и угроза. Где-то в глубине подсознания прозвучала подслушанная в памяти слуг ритуальная фраза «присоединись или умри». Кем бы ни была сидящая перед ним девушка, ею не удастся управлять: в погоне за якобы утраченным величием оборотни умудрились породить настоящего монстра. Волдеморт примерно представлял происходящее — стая Грейбэка оказалась слишком большой, а Моргана — слишком издерганной и забитой, чтобы спокойно отделить навязанное магическим контрактом от собственного. Временами это удавалось, видимо, все же перенесенные невзгоды не сломали ее окончательно. Под шелухой неуверенной слабости скрывался стальной характер: Лорд понимал, что выстоять в одиночку против матерого вожака не каждому по зубам. Впрочем, влезть в его дуэль с Дамблдором никто тоже не решился. Но малейший камешек мог пробудить лавину, вернее — Охоту. «Мордредов оборотень, хоть бы подождал немного! — размышлял Волдеморт, выковыривая из мороженого сочные ягоды, — это же хуже маггловской гранаты. Расстроится и все, новая жертва Охоты намечена. И это все мне разгребать, присоединиться или умереть. Всем присоединиться или умереть, пока сотня матерых волков будет ловить ниффлеров. Дементоры б подрали этот треклятый Гриффиндор, рассадник благородных самоубийц. Что там у них самое важное?»       — Мы можем дружить, — заметив недоверчивый, волчий взгляд, Риддл поспешил добавить: — можем дать друг другу Непреложный обет.       — Ты не умеешь дружить, — Моргана слабо улыбнулась, почувствовав легкое прикосновение к плечу: Тюр, самый молодой в стае, не усидел в соседнем баре, почувствовав как натянулись нити «поводков». — И собираешься воевать.       — Охота убивает всех, кто не присоединится, — пожал плечами Лорд, недовольно покосившись на подошедшего. — Давай попробуем выяснить, что нужно стае, что мне, чем мы можем помочь друг другу и где нам по пути.       Немного удивившись, что до переговоров дело дошло только сейчас, Тюр пристыженно смылся докладывать в бар об обстановке. Непоседа уже чувствовал на своей шкуре тяжелую лапу вожака: слишком часто он нарушал приказы на этой неделе.

***

      — Привет, Ремус, — Тонкс ввалилась в дом на Гриммо ярко-розовым ураганом, сшибая все на своем пути. Несмотря на стремительно расползающееся по потрепанной мантии пятно, она решила не дожидаться целителей. В последнее время особняк притягивал ее, как магнит — не то потому, что между ней и домом образовалась какая-то странная связь, объяснить которую никто толком не мог, не то потому, что Люпин продолжал стойко нести свое бессменное дежурство в мрачных стенах.       — Хозяйка ранена, хозяйке нужна помощь, — запричитал старый эльф, — дома нет зелий, Кричер должен привести…       — Кричер должен принести какао, — перебила метаморфиня, выпутываясь из цепкой пасти чугунной подставки для зонтов, — и убрать эту штуку с прохода.       Вот только колдомедиков ей не хватало или, того хуже, Снейпа: с полоумного домовика сталось бы поднять на уши половину Британии, лучший зельевар которой не отличался лучшим характером.       — Тонкс, что с тобой, — Люпин, привлеченный грохотом из прихожей, возник на лестнице и, почувствовав запах крови, стремительно сбежал по ступенькам: — ты ранена? Сильно?       — Пропустила режущее от любящей тетки, — махнула рукой девушка, опираясь на подставленное плечо, — у меня с собой зелья. Пожиратели устроили славную заварушку и смылись. Снова. Начальство будет в ярости.       Было что-то щемяще-правильное в том, чтобы сидеть рядом, помогая Тонкс обрабатывать рану и слушать про очередную стычку с Пожирателями. Лестрейнджи, снова Лестрейнджи, упивающиеся безнаказанностью, напали на Кингс-кросс. Люпин гнал от себя любые мысли о том, что это может повториться и ловил каждое слово, мучительно краснея и отводя взгляд.       Он не имел никакого права впутывать замечательную, смешливую, отважную Тонкс в свою жизнь и всеми силами старался избегать ее, украдкой поглядывая из своего «почетного» угла.       Он не имел права на нормальную жизнь. Что бы ни говорил Дамблдор, Люпин оставался оборотнем. Зверем. Чудовищем, недостойным ничего человеческого.       Даже любви.       Тонкс заслуживала всех благ мира — и он, оборотень-одиночка, не мог предложить ей ничего. Ничего хорошего.       И все же, залечивая ее рану, Ремус отчетливо, как никогда раньше, ощутил, что может ее потерять. Насовсем. Особняк не даром признал наследницей именно ее, наплевав на родовую гордость и девизы — горячая кровь Блэков так и рвалась покинуть тело, проливаясь на землю раскаленным дождем.       Блэки развлекались, играя со смертью и, видит Мерлин, лучше бы им всем увлечься некромантией, чем втягивать в свои игры других людей.       Смерть манила древний род, награждая тем, что другие называли безумием: Ремус вдоволь наслушался «веселых историй» от портретов, чтобы понять — Тонкс такая же как все, кого оборотню посчастливилось знать. Два Блэка по разные стороны баррикад не могли закончить хорошо: так он уже потерял Сириуса. Такого же бесшабашного, как Тонкс. И как Беллатрикс. И, почти наверняка, такого же как Регулус, младший брат Сириуса. Даже самый тихий в этой семье умудрился найти приключение на свою голову. «Тонкс может не вернуться с дежурства» — мысль билась в голове тревожным набатом, перекрывая веселую трескотню метаморфини.       — А потом я сбежала раньше, чем прибыли колдомедики, — закончила Тонкс, смахивая случайным движением опустевшие флаконы и смущенно вспыхнула: — они безумно скучные и всех пытаются запереть в Мунго.       — Не умирай, пожалуйста, — серьезно попросил Ремус, заглядывая в глаза так, как умеют только собаки, волчата и оборотни. Может быть, стоило сказать что-нибудь еще, банальное «я люблю тебя» или пошлое «ты очень дорога мне», но и эта крохотная, ничего не значащая, просьба далась Люпину с трудом. Он просто обязан был сделать хоть что-нибудь. Тонкс замерла, растерянно моргнула — слова намертво застряли в горле колючим комком, оставив возможность только осторожно кивнуть.       Метаморфиня не верила своим ушам: неужели Ремусу было настолько не все равно? Неужели такая неуклюжая безалаберная — да что там, просто ходячая проблема — была небезразлична такому умному, рассудительному, спокойному Ремусу? Нет, конечно, ей казалось иногда что-то такое, но это же не могло быть правдой!       — А… а ты любишь мороженое? — невпопад спросила она, спустя вечность молчания.