***
Тонкс нарочно заняла самый дальний столик в заведении мадам Розмерты, гадая, кем окажется таинственная Госпожа. Было рискованно отправляться на встречу в одиночку, никого не предупредив, но метаморфиня не собиралась делиться своей добычей ни с кем. Четвертый месяц авроры сбивались с ног в поисках таинственного мага, а она уже была на шаг впереди, зная, что искомый преступник женщина, каким-то образом связанная с Хогвартсом — иначе зачем назначать встречу именно здесь и именно в тот день, когда школьники покидают школу, не из-за приметной макушки Драко Малфоя, ведь правда? Драко, бледный от волнения, потянул за собой темноволосую девушку с забавными косичками: — Снимем комнату? И закажем романтический обед? Вопреки этикету, предписывающему хранить личную жизнь за наглухо закрытыми дверьми, он буквально выкрикнул эти слова, опуская перед мадам Розмертой внушительную стопку галлеонов. Получив ключ, он передал его своей спутнице: — я сам принесу еду, можешь идти наверх. Это было… странно. Слишком странно даже для бывалого аврора. Сжав палочку покрепче, она выждала с минуту и последовала за спутницей Малфоя, гадая, не ошибается ли. Незнакомка словно нарочно оставила дверь распахнутой настежь — зачем? Малфой ведь знал, от какой из комнат получил ключи, неужели… — Мисс Тонкс? — робко позвала девушка, выглядывая в коридор и испуганно вскрикнула, забавно зажимая ладошкой рот: — вы здесь! Заходите скорее! Тонкс прикрыла за собой дверь, ощущая неумолимо нарастающий градус абсурда. В записях Ремуса она видела, что стать во главе Охоты мог только очень сильный волшебник: он грешил на Темного Лорда, сама аврор задумывалась над кандидатурой Беллатрикс, но… Моргана протянула дрожащую от волнения руку и представилась, зачем-то добавив «Гриффиндор, седьмой курс». Ее слова подтверждала нашивка на мантии, хотя Тонкс ни за что не дала бы девушке больше пятнадцати. Настороженно пожав ладонь, метаморфиня решила уточнить, кто отправлял письмо. — Текст сочинил Драко, — смущенно призналась девушка. — Простите, кажется, это очень неприлично спрашивать, но вы действительно… ммм… это, ну… любите профессора Люпина? Тонкс машинально кивнула, продолжая размышлять над нелепостью ситуации. Получается, все это время они воевали со школьницей? Не удивительно, что расследование зашло в тупик. Но как? — Извините, я не хочу напугать вас, — взгляд Морганы стал умоляюще-жалобным, как у провинившегося щенка, — разрешите, я покажу, что произошло? Так быстрее. Это не опасно. Тонкс не успела задуматься о том, что могут означать эти слова, как комнату затянуло полупрозрачной дымкой, в которой проступали призрачные тени воспоминаний. Она узнала Грейбэка сразу, лица других оборотней были незнакомы или же она попросту никогда не знала об их… болезни? Особенности? Одни картинки сменяли другие, дым сгущался, донося приглушенные обрывки разговоров, пока комната не погрузилась во тьму той роковой ночи, в которую отряд авроров бесследно исчез, не успев запросить подкрепление. В непривычно светлой комнате воцарилась тишина, прерываемая оглушительными ударами сердца. Тонкс внимательно всматривалась в лицо Морганы, надеясь отыскать наметанным глазом отпечаток лжи, темной магии, наслаждения властью — и не могла. — Мы не хотим убивать людей, — на грани слышимого прошелестела девушка, измотанная тяжелыми воспоминаниями, — мы охотимся на разных существ, за которых в Лютном дают большие деньги. Я… я надеялась договориться с Министерством, сделать все как-то… законно. А теперь… Тюр. Я чувствую все это… его ранили при задержании, да? Было очень плохо. — Если вы хотите его вытащить, это невозможно, — волосы метаморфини почернели. — Министр не допустит. Я пыталась, все бессмысленно. Устроить побег невозможно, их перевели в Азкабан. — Вместе мы сможем, — Моргана подошла к двери, за которой должен был ждать Драко. — Если вы, конечно, дадите Непреложный обет, что не расскажите ничего. Ничего из того, что узнали и узнаете в этой комнате. Я позову свидетеля? Получив утвердительный кивок, она впустила в комнату слизеринца. Драко был сам не свой, слишком самоуверенный, слишком заносчивый, слишком взрослый, слишком… одного взгляда на волшебную палочку хватило, чтобы догадаться. Вцепившись в руку Тонкс, Моргана заговорила первой, чтобы начать ритуал. Огненные нити вспыхнули, оплетая руки волшебниц. Окрыленная надеждой Тонкс словно во сне повторила слова обета — ее не удивила необходимость настолько серьезной клятвы, в конце концов у Морганы были все основания бояться, что ее инкогнито раскроют в обмен на жизнь Люпина. — Наконец мы перейдем к делу, — ненужная личина спала, оставляя на месте Драко высокого темноволосого волшебника с удивительно красивыми, будто вышедшими из-под резца скульптора, чертами лица. Тонкс была готова поклясться чем угодно, что уже видела этого мага где-то, но не могла вспомнить — где и при каких обстоятельствах. — Том! — по-девчоночьи радостно вскрикнула Моргана, довольная тем, что можно больше не скрываться. Она обняла впавшего в ступор Темного Лорда, буквально повисая на нем: — ты пришел! Ты все придумал! Я так боялась все испортить! По мнению Темного Лорда испортить все сильнее, чем приступом совершенно неподобающего восторга, было невозможно. Комната засияла, преображаясь под напором неконтролируемой магии, а он не мог пошевелиться, захлебываясь в потоке искренней радости, исходящей от висящего на шее существа. Тонкс отшатнулась, догадавшись, кого именно напоминал мужчина, от которого за версту разило опасностью, но было слишком поздно. Непреложный обет не позволял ни позвать на помощь, ни сообщить Ордену о произошедших с Волдемортом переменах. А еще это было бы подло, по отношению к Ремусу — подло отказываться от помощи в угоду своим принципам. Смирившись со своим положением и даже получив от этого некоторое удовольствие (никто никогда не обнимал Риддла и, тем более, не радовался его появлению) Волдеморт попытался изобразить дружелюбную улыбку: — У меня действительно есть план, в котором мисс Тонкс отведена важная роль. Моргана, не могла бы ты прекратить портить мою репутацию и выслушать?***
Стоя на берегу бушующего океана Тонкс отчаянно пыталась понять, в какой момент ее жизнь свернула не туда. Кто мог подумать, что однажды друзья отвернутся от нее, а враги протянут руку помощи? — Не сопротивляться, не поддаваться панике, для особо одаренных: не использовать патронус, даже если от этого зависит ваша никчемная жизнь, — короткий инструктаж до боли напоминал о службе в аврорате, вот только перед небольшим отрядом вышагивал не вечно напряженный Грюм и не обеспокоенный Шеклбот. Две недели назад, отправляясь в Хогсмид, могла ли она подумать, что нарушит с десяток законов, устроит показательную дуэль с родной теткой в лавке Олливандера, станет постоянной гостьей Малфой-менора? Могла ли она предположить, что жизнь поставит ее плечом к плечу с горсткой преступников? — Не трусь, аврор, — чувствительный тычок под ребра вывел ее из оцепенения, — еще выпьем на твоей свадьбе. Долохов оглушительно рассмеялся, приобнимая продрогшую Тонкс за плечи — сказывалась близость дементоров. Темный Лорд неодобрительно покосился в их сторону: не время и не место для веселья. Неподалеку от небольшого отряда магов жались друг к другу оборотни, с опаской поглядывая на бушующую стихию. С тихим хлопком появилась сонная, еще не отошедшая от выданного Снейпом «Сна без сновидений», девушка. Кинулась обниматься со всеми, называя по именам — в ее голосе звенели хрусталем непролитые слезы. Тонкс болезненно улыбнулась, обнимая Моргану в ответ: им обеим, как никогда, нужна была поддержка. Мертвенно-белый луч прошил тучи насквозь, скользнул по оборотням, корчащимся на острых камнях, задержался, выжигая добела черные волосы, бритвой полоснул по серо-зеленым глазам, срывая с напряженных связок ритуальные пожелания доброй Охоты. Тонкс рванулась, почувствовав как горло обжигает болью, сдавливает, не давая дышать, раскаленный ошейник. Словно сквозь сон услышала визг Беллатрикс, хриплые стоны Лестрейнджей и голос Лорда, из последних сил пытающегося сохранить контроль над собой ради одного-единственного приказа: — Не сопротивляйтесь! — стоило подчиниться, как рассудок померк, переполненный новыми ощущениями. Впереди ревели и бесновались волны, преграждая путь к острову, позади гудело голодное пламя, пожирая своих невольных союзников, заполняя их первобытной, беспощадной, не ведающей жалости и сомнений силой. Тело сжалось, скрученное тугой спиралью портала: настало время триумфа Охоты. Моргана закрыла глаза, растворяясь в едином разуме Охоты, переплавляя разрозненные вспышки мыслей в одно целое, сливаясь с силой и умениями каждого, будь он хоть волком, хоть волшебником. На утесе не осталось ни Пожирателей, ни Темного Лорда, никого, кто мог бы подсказать или удержать от необдуманного шага. Не было воли иной, чем желания Госпожи Дикой Охоты. По вискам побежали первые струйки холодного пота, она опустилась на колени, цепляясь за острые камни. Только она могла направить Охоту по следу, зажечь в темноте, сделать видимой раскаленную нить, ведущую на самую вершину треугольной башни — туда, где бился в цепях ее верный пес. Кого-то зацепило шальным заклинанием, плечо пронзила острая боль, вжимая в холодные мокрые камни. Рядом заскулил вожак, тычась в бок ледяным носом и она потянулась к нему, зарываясь в теплую шерсть и повторяя онемевшими губами заветную фразу. — Подчинись или умри, — раз за разом, по кругу, перебирая слова, как четки, оставляя проникшим на остров достаточно свободы воли, чтобы исполнить приказ наилучшим способом. Волки жались к ней, согревая своим теплом, забывая про голод и боль, а она все цеплялась и цеплялась за косматые бока Фенрира в попытке удержаться на грани, не раствориться в переполняющей тело магии. Два гигантских волка разорвали цепи и покатились по камере клубком, вцепившись в глотки друг другу. Светло-рыжий волк был крупнее, моложе и, на беду противника, опытнее, он быстро подмял под себя собрата и торжествующе взвыл. Ремус дернулся, пытаясь улизнуть, но тело отказывалось подчиняться. Голод требовал утоления, он не мог оставить всю добычу наглому молодому выскочке и потому с остервенением впился в лапу. Младший завизжал, отскакивая к стене и тут… Чужая, обжигающая до костей сила вжала обоих в пол, требуя подчинения. Молодой волк радостно завилял хвостом, будто радуясь, но Люпину было не до веселья: все его нутро вопило об опасности. До чутких ушей донесся шум прибоя и в нем звучал вопрос. Приказ. Обещание. «Присоединись или умри». Что бы там ни было, звериная натура Люпина больше всего на свете хотела жить. И все закончилось. Голод отступил, забирая с собой тянущую пустоту в желудке — он даже начал ощущать себя человеком на доли секунды. Мир сжался до крохотной точки, до биения сердца и звучащим в такт ему вспышкам желаний. Освободиться. Найти остальных. Бежать. Бежать, бежать, не обращая внимания на холод и страх, на костлявые лапы, покрытые зловонными струпьями, на двери, замки и стены. Сгруппироваться, ощутив на загривке чьи-то руки — будто чужие, но отчего-то свои. Лизнуть темноволосую макушку, упасть в гору мохнатых тел. Вроде бы чужих, но почему-то — своих, как будто все они лишь крохотные частицы одного организма. Зализать рану сокамерника, виновато подметая камни хвостом. Увидев рядом младшего Лестрейнджа, клещом вцепившегося в загривки пленных волков, Моргана выдохнула с облегчением. На грани сознания крысой скреблось невыполненное желание, для которого было не время. Было — пока не вернулся окровавленный Рабастан, неся добрую весть. — Уничтожить все, — ветер подхватил приказ, разнося гулким эхом над ревущими волнами. Лестрейндж выхватил палочку, машинально отбивая первое заклинание прибывших авроров и тут же выставил щит, прикрывая рванувших к легкой добыче зверей. Никто не заметил, как взмыли в воздух дементоры, разлетаясь жуткими осами из пылающего гнезда, как прогремели взрывы, смешавшись с хлопками аппарации, как плечом к плечу с раненным Рабастаном оказался его брат. И друг. И жена. Один за другим маги вплетали в щит все новые и новые заклинания, пока волки с наслаждением раздирали свой законный ужин. Тонкс упала, цепляясь за платье Беллатрикс и они покатились, больно ударяясь об острые гранитные обломки в тщетных попытках подняться на ноги. Все стихло. Над успокоившимся океаном, щедро заливая волны кровью, занялся рассвет.***
Из мягкой темноты доносились приглушенные голоса. — Сколько оборотного? — Трое суток. — Мне нужно… — Лежать, — раздраженно рявкнул Волдеморт, потирая зудящую от костероста руку. Заметив, что Тонкс начала приходить в себя, он добавил: — всем лежать, дементор вам в любовники, пока не восстановитесь. Если бы он сам не повредил запястье, выбираясь последним из рушащейся тюрьмы, гоблина с два кто-то смог бы застать Темного Лорда в одной комнате с ранеными. Окинув вывалившихся в гостиной раненных мрачным взглядом, Люциус пошутил, что в меноре пора открывать филиал Мунго. Или хотя бы Больничное крыло. Почему-то над его шуткой никто не смеялся. — Все живы? Том, ты сердишься, — Тонкс повернулась, чтобы увидеть, как на соседней, трансфигурированной наспех кровати, упорно пытается сесть Госпожа Охоты. Почему-то желания называть гриффиндорку как-нибудь иначе не возникало. Аврор не помнила, как они оказались в этом странном месте, впрочем — память услужливо стерла почти все события прошедшей ночи. Но самое важное осталось. Она предала Орден. Она убивала других авроров. Пусть даже если никто не узнает, как жить с этим грузом? И как жить, зная, что ужасной Госпоже всего семнадцать, она любит сахарные перья, мороженое и взваливать на себя непосильную ответственность? Зная, что кошмарный Волдеморт вытащил тебя из пекла и сидел на соседней кровати, распекая на все лады безмозглых гриффиндорцев — больше по обязанности, чем считая так всерьез? Как продолжать работать, зная, что по ту сторону баррикад не демоны, не сумасшедшие маньяки и убийцы, а такие же люди? Тонкс наблюдала за тем, с какой нежностью тянулись друг к другу Лестрейнджи, выпутываясь из кокона одеял и бинтов — как жить, зная, что у них потрясающее чувство юмора и полная коллекция вредилок Уизли, а Белла любит выгуливать маленького сфинкса на поводке? Когда Тонкс ввязалась в эту авантюру, ей казалось, что со спасением Ремуса все закончится и жизнь пойдет своим чередом. Но загадочное «все» только началось. Глядя на тех, с кем сражалась плечом к плечу, Тонкс ощущала себя лишней, мешающей, чужеродной. Хотелось сбежать, но куда? Конечно, Лорд (почему-то называть так Волдеморта вошло в привычку) приложил все усилия, чтобы никто не узнал о ее похождениях. Не учел только одного: от себя не сбежать. Кто-то зашевелился под боком, сонный и теплый, зафыркал, принюхиваясь, и обхватил забинтованными по локоть руками. От неожиданности сердце пропустило удар: «Ремус». Мерлин с ними, с Орденом и авроратом, но как ему-то смотреть в глаза, когда пошла на такой чудовищный союз? — Хэй, аврор, когда будем пить огневиски? — раздался откуда-то сзади неприлично веселый голос Долохова. Сверкнула фиолетовая вспышка, на пол посыпались щепки молниеносно захлопнутой двери. — Милорд, я еще ничего не сделал, за что? — Слишком здоровый, — хмуро отозвался Риддл. Мысленно он распекал себя на все лады, подозревая, что заразился тягой к приключениям от гриффиндорцев. Знал ведь, что девочка может не выдержать огромного количества чужой силы, и что? Мало того, что отправил на задание лучших Пожирателей, так еще и сам полез. Неудивительно, что искушение разнести все к мордредовой бабушке пересилило здравый смысл. Ругаясь и разбрасываясь проклятиями, он, в первую очередь, злился на самого себя. Как теперь Азкабан восстанавливать? Куда, по мнению Министерства, провалилось два отряда авроров? А дементоры, эти твари, куда они подались? Наткнувшись на растерянный взгляд Тонкс, Риддл не сдержался и застонал, предвкушая очередную занудную беседу о добре, зле и прочих радостях жизни. Перепуганный эльф в драной наволочке спросил, что благородные господа желают на завтрак. Все выглядело слишком мирно, чтобы вспоминая это утро (вернее — полдень), пытаться арестовать кого-нибудь из Пожирателей Смерти. Преступников, темных магов, убийц и нелюдей отправлять за решетку к дементорам было легко. И эта легкость осталась на нижних уровнях разрушенного Азкабана, среди бушующих волн и острых гранитных скал. Был только горький привкус предательства на губах, горячий шоколад и эклеры. И счастье с теплыми, цвета гречишного меда, глазами зверя.