Письма маленькой девочки

      Рождественские каникулы приближались, но почти никто из студентов не собирался домой. Там, за надежными стенами замка, происходили непонятные — но оттого не менее ужасные — вещи. Школьники все меньше обсуждали свои привычные проблемы: политика занимала их куда сильнее отработок и «Троллей».       И только нескольким ученикам было абсолютно наплевать на политику Министерства. Одним из таких безразличных был Драко Малфой, пытающийся в считанные дни превратить свою «невесту» в нечто, достойное семьи. Он серьезно рисковал, выводя Моргану в высший свет, но благосклонность Госпожи стоила и не таких жертв. Оставалось сделать так, чтобы его усилия не пропали даром — несмотря на упорное сопротивление девчонки. Она могла быть пугающей, властной и даже великолепной в своей непосредственности, но все это никак не вязалось с образом светской львицы. А еще она совершенно не умела танцевать.       — Драко, мне кажется, что не стоит появляться на официальном приеме. Чем меньше мы привлекаем внимания к этой «помолвке», тем проще будет объяснить наше «расставание», — в платье из темно-зеленого бархата было сложно не только двигаться, но и дышать. Мысль о том, что нужно будет продержаться в этом наряде не меньше шести часов, откровенно пугала. — И вообще, мне обязательно танцевать?       — Тебе обязательно все, — возмутился Малфой, поправляя сбившееся на спину колье партнерши, — будут все важные чиновники из Министерства, тебе нужны эти связи. Прекрати ныть, нормально получается.       — У меня нормально получается оттаптывать тебе ноги, — огрызнулась Моргана, — послушай, мы еще не садились за домашнее задание на завтра. Я действительно не могу.       — Ты действительно не можешь поехать ко мне и просидеть весь прием среди своих палаток, — повинуясь взмаху палочки, заиграла музыка и Драко подхватил свою нерешительную партнершу: — давай еще раз, не думай о движениях. Забудь и танцуй, ты умеешь двигаться.       Во всем, что касалось официальных мероприятий, вроде рождественского приема, Драко ужасно напоминал отца своими требованиями. И это пугало сильнее, чем предстоящий вечер. Некстати вспомнив, что хозяином того самого приема будет Люциус, Моргана запаниковала и, естественно, тут же сбилась. Самым ужасным было то, что Малфой был прав. Ей нужно было примелькаться в обществе власть имущих, завести собственные знакомства с нужными людьми, стать «своей» для горстки заносчивых снобов, посещающих подобные приемы — только так она сможет избавиться от опеки Тома и стать самостоятельной.       — Отец спрашивал, не хочешь ли ты пригласить Лавгудов, — с десятой попытки получилось довольно сносно и, удовлетворенный результатом Драко, отступился: — не на прием, конечно. Просто так.       — Что? Почему? — Моргана растерянно захлопала ресницами. — Мы не общаемся… Только пару раз, в библиотеке… после Хэллоуина.       — Ну, для начала, старший Лавгуд интересует Милорда. На твоем месте я бы почитал «Придиру» внимательнее, — решив, что на сегодня танцев достаточно, Драко вернулся к своему обычному занятию: изучению шкафа. За весь семестр его поиски поломки не продвинулись ни на шаг и это грозило, в дальнейшем, серьезными проблемами. — Сомневаюсь, что он захочет сотрудничать с ним, если честно. Но у тебя есть шанс завоевать пару полос его журнала. «Пророк» не станет публиковать положительные материалы о твоих мохнатых гончих.       — Почему не захочет? — Моргана отгородилась от него ширмой и принялась выпутываться из ставшего ненавистным платья. Подумать только, она сама выбрала это орудие пыток в каталоге! — И почему он захочет помогать мне?       — Он едва уцелел после падения Гриндевальда, думаешь, человек наступит на те же грабли во второй раз? — высунув язык от усердия, Драко принялся чертить вокруг шкафа руны, — ты же не Темный Лорд. Он так же не хочет лезть в открытую стычку, как и ты.       — Тогда почему твой отец спрашивает меня? Через тебя, что странно, — платье упорно не поддавалось и девушка начала всерьез переживать, что проходит в нем до самого Рождества. — И почему во множественном числе?       — Потому, что только на тебя можно заманить в менор обоих, — Малфой закатил глаза. — И на сфинкса. Я обещал Полумне его подарить, помнишь?       — И я все еще считаю это плохой идеей. Серьезно, содержание этих тварей противозаконно, ты бы еще мантикору предложил. Котенок пока что милый и не может причинить серьезного вреда, но он уже размером с крупную собаку. И будет расти еще.       — Полумна умеет обращаться с животными, — закончив чертить, Драко критически осмотрел свое творение, — даже с такими упрямыми, как ты. Прекрати говорить так, как будто не обрадуешься компании подруги в меноре.       — До отказа набитом Пожирателями Смерти, оборотнями и запрещенными животными? Миссис Малфой писала, что МакНейр подарил моей стае цербера. Цербера, понимаешь? Это не безобидный нюхлер или лечурка, это мордредов цербер, который «очень понравился оборотням и станет великолепным охранником». Я не знаю, нормально ли то, как мистер МакНейр относится к своим рабочим обязанностям, но по Малфой-менору скоро станет опасно передвигаться, — разделавшись с упрямым платьем, Моргана переоделась в школьную форму и, обнаружив на полу новое изобретение Драко, принялась изучать рисунки: — все щенки, котята, птенцы и прочие звереныши рано или поздно оказываются в меноре, потому что за ними некому присмотреть у МакНейра. А он не может их… не может.       — Полумна обожает животных, — невозмутимо парировал Малфой, стирая неудачные рисунки. — Если и это не сработает, я не знаю, что еще сделать.       — И у нее есть друзья соответствующего возраста, — вздохнула Моргана, отчаявшись переспорить слизеринца, — вот увидишь, ничего из этой затеи не выйдет.       Драко Малфой предпочел промолчать, состредоточившись на рунах. Он знал, что отец уже все уладил. Ему не было никакого дела до «Придиры» и политических интриг, равно как и до Ксенофилиуса Лавгуда. Полумна могла унаследовать от матери один редкий дар, который пригодился бы в починке шкафа для задания Лорда. Но не это стало решающим для приглашения в менор семейки чудаков. Драко Малфой выбрал в грядущей войне собственную сторону и был готов на любые безумства ради намеченного места. Места по правую руку самой ужасно танцующей ведьмы своего поколения.       Он следил за каждым взглядом, направленным на Госпожу. Собирал слухи, бродящие по замку, ловил малейшие обрывки фраз. Когда-нибудь она достойно вознаградит его за подаренный покой. Он знал, что девчонка Лавгуд следит за ней так же и делится переживаниями с младшей Уизли в своей неподражаемой манере. И не мог не заметить, что рядом с Полумной что-то неуловимо меняется в Госпоже — но только рядом с ней. Как будто Луна была человеком, рядом с которым комфортно молчать. Он заметил это сразу и поспешил перехватить внимание пятикурсницы — здорово, что ее отец интересовал Лорда, это позволило скрыть свои истинные мотивы.       Малфой собирался угодить Госпоже Охоты сильнее, чем отец со своим приемом. Доказать ей, как сильно нужен рядом именно такой человек, как Драко: рассчетливый, внимательный и предупредительный.

***

      — Уолден, если это венгерская хвосторога, унеси ее обратно, — сообщил Люциус, не отрываясь от бумаг. Перед Рождеством дел всегда становилось больше и он почти перестал выходить из кабинета, кроме как на ночь. — И заведи себе, наконец, смотрителя зверинца.       — Я с пустыми руками, — добродушно усмехнулся министерский палач, — как раз насчет работы хотел переговорить.       — Сейчас? И причем здесь я? — от удивления Малфой приподнялся в кресле: — мне казалось, тебя устраивает семейное дело.       — В следующий раз приду с хвосторогой, — помрачнел МакНейр, — все ты понимаешь. Это ненормально, пускать под топор всех подряд. Все эти котята, щенки… раньше их перевозили в безопасное место, высылали в заповедники. А вчера я привел Фенриру семилетнего ребенка. Оборотня. Едва справился, мой кисет на такое не рассчитан.       Малфой побледнел, до хруста сжимая кулаки. Одно дело — животные, неразумные или полуразумные, но все же звери. И совсем другое…       — Мерлин всемогущий, как? — у него в голове не укладывалось, кто мог «сдать» Министерству ребенка. Пусть даже оборотня, вне полнолуний большинство волков были вполне нормальными людьми. Кроме, конечно же, Грейбэка, откровенно наслаждающегося своей звериной натурой. Дети для Люциуса, как для большинства чистокровных волшебников, были величайшим сокровищем.       — Соседи, — вздохнул палач, — послушай, Люц, у тебя достаточно влияния… денег… К тебе могут прислушаться, это ненормально. Я не детоубийца. Если это не прекратится, я уйду. Но на мое место придет человек, способный на все.       — Скримджер допек людей настолько, что Беллатрикс заваливают почтой, — вздохнул Малфой, возвращая контроль над эмоциями, — серьезно, люди готовы носить Пожирателей на руках. Его отставка не за горами, это очевидно.       — И эти же «все» строчат друг на друга доносы, Люц, — покачал головой Уолден, — послушай, пара публикаций в «Пророке» и выродка повесят на собственной люстре. Нужны деньги.       — Или связи. Я тебя услышал, — кивнул Малфой, возвращаясь к бумагам, — отдашь расписку гоблинам, купи все, что тебе нужно, чтобы продержаться. Но никаких хвосторог.       — Только недолго, иначе я его сам придушу, — МакНейр аккуратно убрал пергамент, — пойду искать Лестрейнджей, хочу поболтать с теми «соседями» в их излюбленной манере.       Едва за непрошенным гостем закрылась дверь, Люциус велел домовику принести огневиски. МакНейр был прав, с Министром нужно заканчивать как можно скорее. Но, в то же время, нельзя и торопить события, ведь следующим Министром собирался стать сам Лорд Волдеморт — и прийти к этому посту Риддл хотел через все ступеньки министерской иерархии.       У магического сообщества не было времени на очередную идею Темного Лорда. Как бы Люциус не убеждал себя в том, что ему наплевать, оставаться последним волшебником на острове в компании Риддла и Скримджера не было никакого желания. Впрочем, шансы выжить после разговора с первым были настолько малы, что это ему не угрожало. Но все же оставался крохотный лучик надежды на то, что они все продержатся.       «Мисс Кроу, на приеме будет Министр Скримджер. Надеюсь, вам хватит благоразумия убедить его в безопасности вашего племени. И не только вашего. Считайте, что если не справитесь — начнется война. К сожалению, это констатация факта, конфликт может рвануть в любую секунду».       Отправив письмо, Люциус расслабленно откинулся в кресле и пригубил обжигающий напиток. Оставалось надеяться, что Моргана сможет быть достаточно убедительной с Министром. С Волдемортом же она как-то справилась. Главное, чтобы он, Люциус Малфой, никак не засветился в этой рисковой истории.

***

      — Господа благородные разбойники, собрание переживших гнев Милорда объявляется открытым, — объявил подозрительно веселый и бодрый после собрания Пожирателей Антонин, пиная расставленные кругом магические палатки. — Завтрак стынет, смертники, подъем!       Снег под его ногами вспыхнул, моментально превращаясь в раскаленную жижу. Из палаток начали показываться заспанные и изрядно потрепанные лица волшебников. «Почему мы не остались у Малфоя?» — жалобно простонал Эйвери, выбираясь наружу. Его поддержали мрачными взглядами в сторону одной из палаток: той самой, из которой в Долохова прилетело заклинание.       — Еще скажите, что палатки маггловские, — Беллатрикс, не менее свежая и отдохнувшая, чем Долохов, вынырнула наружу. — Оу, нам прислали завтрак! Какая милая забота от Люциуса!       — Это от МакНейра, здесь записка, — охладил ее пыл Долохов, — он пишет, что под раздачу все чаще попадают дети. На днях ему пришлось исполнять приговор оборотню. Семи лет.       — Амикус, девочки должны остаться в школе на Рождество, немедленно напиши им! — взвыла Кэрроу, заталкивая брата обратно в палатку. — Какой кошмар, чем мог провиниться такой малыш?       — Ликантропией, — невозмутимо отозвалась Лестрейндж, призывая записку, — наш Лорд был прав, нам нужно совершить что-то более масштабное, чем расправы над мелкими чиновниками.       — Разве наш Лорд бывает не прав? — возмутился Долохов, — скажи ему об этом. Нам позволили продолжить начатое, это само по себе чудо.       — Мы ошиблись, — Беллатрикс прикусила губу, пытаясь отыскать изъян в собственном плане, — мы разбирались с чем-то не важным. А главное упустили. Что главное для любого волшебника?       — Дементоры, — младший Лестрейндж ловко увернулся от затрещины жены. С самого начала авантюры по дискредитации Министерства каждый Пожиратель успел возненавидеть этих тварей всей душой. И не потому, что боялись вернуться в компанию дементоров или стать их закуской, нет. Они ненавидели дементоров Рабастана Лестрейнджа, к которым сводился любой разговор, из-за которых не раз вскакивали по ночам по тревоге, без которых не обходилась ни одна попойка. — Я младше вас всех, помните? Дементоры и дети.       — Погоди со своими дементорами, ты напишешь о них трактат, — выдохнул Долохов, начиная понимать, к чему клонит приятель, — хочешь сказать, что свихнулся потому, что моложе?       — Он был взрослым, — Рудольфус решил прекратить тратить время на разговоры и начал разбирать присланную корзину с едой: — и у него вместо мозга дементоры. В нынешнюю тюрьму отправляют несовершеннолетних. Которые не учатся в Хогвартсе. Сроки маленькие, но этого может оказаться достаточно.       — Дети, — вздохнула Беллатрикс, — это кажется важным. Все беспокоятся о детях, и чистокровные, и грязнокровки. Даже магглы. Мы должны рассказать обществу, что тоже переживаем за детей.       — Нет, мы должны уничтожить дементоров, — заупрямился Рабастан, — или новую тюрьму. Освободить людей. И нас примут.       — Мы не знаем, где находится новая тюрьма. Даже авроры не знают, — покончив с письмом, Амикус Кэрроу присоединился к завтраку, — племянница Беллатрикс говорила, что туда перемещают только специальными портключами. И зачаровывает их лично Министр.       — На ней могут быть чары ненаносимости. Или Фиделиус, — поддержала Алекто, — мы не сможем найти и, тем более, проникнуть туда.       — Мы — нет. Думаю, смогу решить эту проблему, — Беллатрикс зловеще ухмыльнулась, — но сначала нужно укрепить нашу репутацию. Лорд велел выступить с чем-нибудь, рассказать населению о наших идеях и планах.       Рождество — самое время отдавать долги, чтобы вступить в новый год со спокойной душой. Беллатрикс хорошо запомнила, как хлестко и безошибочно подгоняет к цели приказ, как обостряются чувства, как сила — общая сила десятков существ наполняет тело и вырывается наружу. Не нужно было ни знать, ни видеть, ни думать: гончие всегда находили намеченную добычу. И ей нужно было это невероятное чутье, чтобы исполнить задуманное.

***

      Раз за разом она повторяла одно и то же.       Поднять меч с пола. Покачнуться, вцепиться в массивную рукоять бастарда, будто в поисках опоры. Потерять равновесие, неуклюже упасть. И снова, заново, до режущей боли в непривычных мышцах — и с болью, переступая через себя. Она училась справляться с предметом, слишком тяжелым для привычного к магии тела — с предметом, больше подходящим для гиганта МакНейра или мускулистого Грейбэка. Не для нее.       Она должна была удержать его в руках — но что пользы в оружии, которое едва волочишь над полом? На него легко было опираться, он доходил ей почти до груди. Большой, тяжелый, надежный… Нет, надежным ему только предстояло стать.       Для этого меч нужно было подчинить. Он был сильнее ее, побеждая раз за разом в их немом поединке, ловко увлекая на каменный пол при малейшей попытке управлять собой. Моргана не сдавалась. В этом был определенный смысл: как можно управлять разумными существами, превосходящими по силе, если не умеешь справиться с бездушной железкой?       Падая, не в силах противостоять инерции, она вспоминала, кем продолжает оставаться.       Ребенком.       Глупым неуклюжим ребенком, отчаянно нуждающимся в защите и опеке, неспособным видеть дальше собственного носа, простодушным, доверчивым, наивным.       Ребенком, из которого каждый пытался вылепить достойного — по своим меркам — человека. Которым манипулировали все. Даже меч.       Она хотела избавиться от этого ребенка, задушить маленькую мечтательницу внутри себя, разрушить воздушные замки… чтобы уберечь ее, сохранить, как диковинную бабочку в янтарных слезах деревьев.       «Ты можешь сломаться?» — спросила у нее когда-то волшебная девушка с волосами цвета лунного серебра и глубокими, как бездонное небо, голубыми глазами. И Моргана уже тогда знала, что не может. Неужели что-то изменилось с тех пор?       — Не могу, — выдохнула она, в очередной раз пытаясь взмахнуть мечом так, как с легкостью получалось у рыцарей на старинных гобеленах. И тело, предательски качнувшись следом, осталось в вертикальном положении. Не доверяя собственным чувствам, Моргана повторила маневр. Еще и еще, до изнеможения, до последней капли сил.       — Неплохо, — услышав, что звон и грохот стих, Драко снял щит, — я же говорил, это дело времени.       — Завтра, наконец, начнутся каникулы, учеба занимала слишком много времени, — Моргана уселась на пол, бережно протирая клинок тряпицей. Это занятие помогало отдышаться и привести мысли в порядок, любуясь бликами на гладкой полированной поверхности. — Наверное, стоит завести собственный, как считаешь?       — Я считаю, что план с исчезательным шкафом провалился. Скорее всего нарушена связь артефактов, не знаю, как ее восстановить.       — Мы обязательно придумаем что-нибудь еще. После Рождества. Знаешь, Драко, я раньше очень любила Рождество. Вся семья собиралась, детям дарили подарки. Хорошим — хорошие, плохим… Тоже хорошие, полезные подарки. Дети вырастали, уходили и я не знала, продолжают ли они получать подарки. А потом все закончилось и для меня. Остались только воспоминания.       — Это было ненастоящее Рождество, — авторитетно заявил Малфой, — без магии. У Малфоев лучшее Рождество.       Моргана не стала спорить: у Малфоев всегда было все самое лучшее. Даже Рождество.