Письма маленькой девочки

      — Они говорят, что не вернут нас родителям, — Кевин ловко юркнул под одеяло, — Они страшные.       — О нас не заботятся, — в темноте сверкнули зеленоватые отблески волчьих глаз, — завтра полнолуние, нам нужно лекарство.       — Не будет лекарства, — ощерился мальчик, — его здесь нет. Я бы почуял.       — Может и хорошо, что нет, — возбужденно засверкала глазами девочка, соскальзывая с кровати, — тогда мы всех загрызем.       — Кого ты собралась загрызть, Скади? — полог палатки зашуршал, впуская недовольно ворчащего Тюра. Дети испуганно забились под одеяла, почуяв тяжелый запах, исходящий от его спутника. — У нас тут заговор?       Кровать жалобно заскрипела, проседая под тяжестью матерого оборотня и девочка забилась еще глубже, переставая дышать. Увесистая лапа вцепилась в торчащее из-под одеяла ухо и больно сжала:       — Меня загрызешь? — Фенрир ухмыльнулся, когда девочка попыталась вытолкать его из кровати и только сильнее сжал пальцы: — как интересно.       Кевин не мог спокойно наблюдать за этим и, зажмурившись от страха, рванулся на помощь подруге. Тюр мягко перехватил щенка, возвращая в постель и рыкнул, заталкивая под одеяло:       — Не лезь! — мальчишка послушно притих, недовольно сопя: против двух взрослых он вряд ли мог выстоять. Сейчас.       Скади таким благоразумием похвастаться не могла, продолжая изо всех детских силенок бороться. Стоило Грейбэку разжать пальцы, как она тут же вцепилась в него заострившимися перед полнолунием клыками. Оборотень только рассмеялся:       — Ты был прав, Тюр, она еще задаст жару всем, — от удивления девочка разжала челюсти и, слизывая с губ кровь, задумалась. Ей показалось, что мужчина был доволен, но ведь этого не могло быть. Она вела себя плохо, так почему ее не ругают? Нахмурившись, Скади потерла горящее огнем ухо и твердо решила отомстить противному мужлану, не имеющему понятия о том, что девочек бить нельзя.       — И что делать? Фенрир, осторожно! — вожак и без подсказки догадался, что стоит повернуться к девочке спиной, как она накинется, метя в горло.       — Скади, не надо, — жалобно всхлипнул Кевин, с опаской наблюдая за бессмысленной борьбой подруги по несчастью. — Не надо, он сильнее.       Грейбэк, продолжая довольно ухмыляться, в очередной раз отмахнулся от детской атаки. Он был по-настоящему доволен, испытывая силы девочки: на самом деле Фенрир переживал, что она окажется неженкой и будет только обременять стаю. Но новая кровь оказалась достаточно сильной, достойной жизни.       А потом он вспомнил, почему старался избегать женщин в стае — у волчиц всегда была своя собственная, параллельная иерархия и, если самая сильная из них оказывалась достаточно нахальной и упорной, его вполне могли задвинуть на «второй план». Женщины вносили раскол в тщательно спланированный быт и разбираться с этим было откровенно лень. Пока девочка была просто забавным щенком, но позже, если ничего не изменить…       — Хватит, — наигравшись, он усадил не на шутку разошедшуюся девчонку на колени, прижимая к себе, — успокойся! Чего разошлась?       — Меня нельзя обижать, — дернулась Скади, пытаясь вывернуться. — Пусти!       — Угомонись, кому сказал, — рявкнул Грейбэк, пугая всех, кроме, естественно, девчонки, для которой это предназначалось. Оставалось только ждать, пока она сама вымотается и притихнет. Фенрир решил подождать, не ослабляя хватки.       Он почти не помнил маму молодой, но сейчас ему показалось, что Рея вполне могла быть такой же, возглавляя стаю до тех пор, пока он достаточно не окреп. Даже сейчас он сомневался, что стал сильнее матери — той слишком нравилось играть роль слабой мудрой старушки, гоняющей всех с поручениями, чтобы распознать ее настоящую силу.       — Все, успокоилась? — он знал, что это не так, маленькая фурия просто собирается с силами. — Разговаривать будешь?       — Не буду, — обиженно буркнула девочка, злясь, в первую очередь, на саму себя. Она знала из сказок, что нет такой силы, которую нельзя победить умом и то, что сейчас Фенрир побеждает — всего лишь результат ее глупости. — Не о чем.       — И так целыми днями, — пожаловался Тюр, — если не сама что-то устраивает, так подбивает младшего шпионить. Фенрир, новая сильная кровь нужна, но это посланница Хели, а не ребенок.       — Ты им сказал, что их родители мертвы? — задумчиво протянул Грейбэк и тут же сжал руки, удерживая брыкающееся — откуда только силы взялись — тельце. — По новому указу за пособничество оборотням — поцелуй дементора.       — Это неправда! — взвыла девочка, вырываясь, — не может быть, ты все врешь!       — Вот поэтому и не сказал, — вздохнул Тюр. — Только отвлеклись немного на Рождество, как такие новости.       — Значит, мама никогда за мной не придет? — всхлипнул Кевин. — Совсем-совсем никогда? И ей нельзя написать письмо?       Тюр молча кивнул — что тут скажешь. Ему самому, выросшему на сказках о древних героях и богах прошлого, смерть не казалась чем-то страшным. Все живое умирает, чтобы дать начало новой жизни. Маха собирает желуди, чтобы вырастить новую рощу. Но этих детей, очевидно, пугала смерть.       — Завтра ночью ты сама сможешь увидеть, — Фенрир закатил глаза, пережидая очередную волну детской истерики. Можно было позвать Госпожу, чья магия моментально успокаивала даже самую сильную ярость, но ведьме нужно было набраться сил перед долгой ночью. — Скади, подумай сама, ты же не глупая, тебе собирались отрубить голову, думаешь, эти люди пожалели твоих маму и папу?       — Но меня спасли! Почему их — нет?       — Потому, что ты — волчонок, тебя можно было спасти, — терпеливо пояснил Фенрир, выразительно покосившись на пристыженного Тюра: не для того он поручил заботу о волчатах младшему, чтобы в итоге возиться с этим. — О вас что, не заботятся? Не кормят, не дают играть, может, спать укладывают в сугробе? Мучают, издеваются?       — У вас нет лекарства, — торжествующе объявил Кевин. — Нам нельзя без него!       — Потому, что это яд, который мешает стать сильными, — с каждым словом Грейбэк все отчетливее понимал, что отметелит Тюра так, что никакие зелья не помогут. Чем младший вообще занимался с этими детьми, в снежки играл?       — Из-за него я не могу тебя побить? — подозрительно прищурилась Скади. — А если лекарства не будет…       — А если ты продолжишь в том же духе, станешь первой волчицей без хвоста, — доверительно сообщил Грейбэк, демонстрируя клыки, — я могу дать тебе все, что попросишь. Или оторвать хвост. И уши.       — Сама возьму, — родители учили ее справляться со всем самой, не полагаясь на чужих. Если их не было рядом, Скади должна разобраться во всем без посторонней помощи.       Или собрать вокруг себя тех, кто не умеет бороться — как Кевин — и разобраться. Ее обратили не так давно, чтобы научиться отделять инстинкты зверя от голоса разума. Она чувствовала, как нужно поступать и доверяла этому ощущению больше, чем кому бы то ни было.       — Нарвешься, — Фенрир покачал головой, поражаясь размерам упрямства, засевшего в маленьком тельце. — Будешь потом плакать.       — Уже, — решил исправить положение Тюр, проявив себя не самым бестолковым: — с самого появления у нас плачет по ночам. Думает, все глухие.       Если оборотень хотел ее этим задеть — он ошибался, ей было плевать, слышит кто-то или нет. Четыре дня прошли как в тумане, скрытые за мутной пеленой непролитых слез страха, обиды и боли. Стоило попытаться уснуть, как тот самый ужасный день возвращался, заставляя сердце биться в груди загнанной лошадью. Днем она еще могла терпеть это, заставляя себя изредка улыбаться. Не ночью, не тогда, когда чужие сильные руки выволакивали ее из укрытия снова и снова.       — И ты, конечно, ничего не сделал, — Фенрир недобро прищурился, добавляя в копилку еще одну причину сломать пару ребер. — И никому не сказал, паршивец.       — Хорошо, что плачет, — Тюр пожал плечами, — выплачется и все пройдет.       — Вот, посмотри на свое «пройдет», — Фенрир продемонстрировал прокушенную ладонь, — прошло? Ты что должен делать? Помочь освоиться, научить чему-нибудь полезному. Накормить, обогреть, утешить, а ты чего вытворяешь?       Тюр недобро оскалился, готовый сцепиться с вожаком: с него было достаточно унижений. Пусть он даже проиграет, но прежде — Фенрир должен увидеть, что вечный щенок Тюр заматерел и достоин большего, чем бестолковая роль няньки.       Скади притихла, предвкушая интересное зрелище и расстроилась, когда на нее снова обратили внимание. Грейбэк не хотел ставить зарывающегося оборотня на место на глазах у детей: они не должны видеть его слабым, иначе не смогут уважать. Вместо этого он ласково пригладил растрепанные волосы девочки, поощряя за спокойное поведение:       — Вот так бы сразу. Такая красивая, когда не рычишь.       — Я — сильная, — огрызнулась Скади, зевая. Борьба с взрослым вымотала ее так, что глаза начали закрываться сами собой. — И не буду плакать, если отгрызешь хвост.       — И уши, — Фенрир осторожно опустил ее на кровать и накрыл одеялом, — а если не поможет, посажу на цепь. Не хочешь шоколад на завтрак, ну и не надо. Кевин сам справится.       Он должен был разделить детей, не дать им объединиться против стаи, показать выгоду от союза со старшими волками. Шоколад был беспроигрышным вариантом. Все молодые оборотни (и, как показывал опыт Люпина — некоторые взрослые) обожали шоколад.       — Хочу, — сонно пробормотала Скади, пригревшись под одеялом, — и пряничный домик.       — Запомнил? — дождавшись, пока дети уснут, Грейбэк поднялся: — пряничный домик, шоколад и никаких проблем. Выматывай их сильнее, чтобы с лап падали к вечеру.       — И откуда ты столько знаешь, — мрачно фыркнул Тюр, поправляя одеяло мальчика, — я знаю, что колыбельную надо спеть обязательно и дети уснут.       — От твоей колыбельной мертвые восстанут, не то, что дети уснут, — Фенрир грубо вытолкал его из палатки и повалил в снег: — не знаешь — спрашивай старших, а еще раз покажешь мне зубы…       — Понял, — Тюр покорно обмяк, запрокидывая голову, — прости, я совсем не понимаю, что делать. Они неправильные какие-то.       — Они росли с людьми, — скривился Грейбэк, — с девчонкой и правда сложно, славная вырастет. Такая маленькая, а уже начала себе стаю собирать, огрызается. Оба смогут пойти в Хогвартс, так что пусть себе старшая отращивает клыки покрепче. Чтобы не вышло, как с Ремом.       — Не выйдет. Если ее с поезда не выкинут, — хохотнул Тюр, почуяв, что гроза миновала и ему даже удалось сохранить кости целыми. — Такая сама всех построит.

***

      Ночью замок становился совсем другим: молчаливым, строгим, загадочным, иными словами — подходящим для экспериментов слизеринских первокурсниц. Единственных со своего факультета, кто остался на Рождество в Хогвартсе.       Не то, чтобы сестрам Кэрроу была нужна компания. Наоборот, чем меньше софакультетников пострадает, тем лучше.       — Так, они точно будут работать, когда высохнут? — Флора осторожно скользнула в Большой зал, левитируя перед собой наспех трансфигурированное ведро. — А если с утра моют полы?       — Ничего. Главное, что изучающий руны студент в школе всего один, — Гестия прикрыла тяжелую дверь и осмотрелась в поисках подходящего предмета, чтобы заблокировать створки. Начнем от преподавательского стола, расстояние в полметра, то есть…       — Полторы ноги, — подхватила близняшка, доставая из кармана четыре веточки, — и согнутые руки.       — Идеально, — ухмыльнулась Гестия, — хорошо одинаково владеть двумя руками, быстрее управимся. Так, нужно сосредоточиться…       — Представить результат и уповать на милость магии, — добравшись до преподавательского стола, девочки опустились на колени и почти одновременно окунули импровизированные «кисточки» в воду. В воцарившейся тишине не было слышно даже дыхания близнецов, сосредоточенно вычерчивающих одну-единственную руну.       Они целую неделю выдумывали этот план, тетя Алекто гордилась бы ими, если бы знала, как тщательно девочки рассчитывали расстояние между рунами — так, чтобы они не перебивали друг друга, создавая единый узор. Как экспериментировали, подбирая подходящее дерево и «краску» — невидимую, впитывающуюся в каменный пол без остатка, но сохраняющую силу руны.       Они постарались на славу прежде, чем проникнуть в Большой зал и устроить самую идеальную шалость в истории Хогвартса. Закончив рисовать опостылевшую «ис», сестры с чувством выполненного долга отправились спать.       И все же они просчитались.       Подойдя утром к двери Большого Зала, из-за которой доносились какие-то крики, сестры довольно переглянулись: сработало. Заглянув внутрь — настороженно поджали губы: сработало не так, как планировали. Совсем не так.       Вместо веселого катка, на котором бы все поскальзывались и падали, получилось нечто странное: все, что прикасалось к полу, намертво вмерзало в каменные плиты. Это было даже забавно, наблюдать за профессорами Спраут и МакГонагалл, застывшими в странных позах. Обе женщины явно пытались высвободить полы мантий из ледяного плена и, потеряв равновесие, коснулись пола руками, от чего тучная Спраут оказалась стоящей на «мостике», а МакГонагалл — завалившейся на левую руку.       Это было забавно до тех пор, пока кто-то не сгреб их за шкирки, как нашкодивших котят, и не потащил в подземелья.       — Мы ничего не делали! — синхронно захлопали рыжеватыми ресницами близняшки, изображая оскорбленную невинность. Снейп одарил их фирменным скептическим взглядом и наложил заглушающие чары на гостиную факультета. Что бы не вытворяли слизеринцы, это не должно было просочиться за пределы подземелий.       — Возможно, вы ничего не делали и, когда я сообщу об этом вашему отцу, он не рассердится, — усмехнулся Снейп. Рассчет был прост: из всех учеников, находящихся в школе, Кэрроу пришли на завтрак позже остальных. Что, в случае змеиного факультета, не могло быть обычным совпадением. — Но что-то мне подсказывает, что он будет очень огорчен.       — Профессор Снейп, мы спали всю ночь! — чуть менее уверенно заявила Гестия, сжимая ладошку сестры для храбрости. Лишить факультет баллов или назначить отработку во время каникул декан не мог (да и не стал бы лишать баллов собственный факультет), что не отменяло вероятности получить наказание в первый учебный день.       — Откуда вы знаете, что это было сделано ночью? — Снейп еще сомневался, что виновницами утреннего веселья (нужно обязательно скопировать воспоминания с Помоной и Минервой, пригодятся) были эти две невинные кареглазые веснушчатые мордочки, но планировал вывести подопечных на чистосердечное признание. Детям Пожирателей несдобровать, если их поймают «на горячем»: — или вы хотите сказать, что легли спать после ужина и из-за этого проспали завтрак?       — Нет, сэр, — виновато опустила голову Флора, пряча лицо за длинными рыжими локонами, — мы просто проспали.       — Последний шанс признаться перед тем, как я отправлю сову мистеру Кэрроу, — все же «змейки» оказались слишком неопытными, чтобы избежать простой ловушки. Снейп был недоволен: не тем, что подопечные натворили, нет. Слишком быстро выдали себя. — Что именно вы сделали?       — Мы все рассчитали, — насупилась Гестия, решив, что если декан их до сих пор не отругал, можно попробовать выудить из него немного информации. На будущее. — Руна «иса», каждые полметра, рисовали водой и веточками ясеня.       — Мы хотели, чтобы получился каток. Тетя делала такой возле дома, — глядя на мрачнеющего с каждой секундой Снейпа, Флора аккуратно загородила собой сестру. Снейп же не знал, нужно ли ему радоваться неудавшейся шутке (школьные запасы костероста были не особо внушительными) или срочно бежать к Синистре за помощью.       Кэрроу всегда отличались легким пренебрежением к знаниям — хватая все, что лежало на поверхности, они могли спокойно игнорировать другие, менее очевидные факты. Глубокие познания Алекто в сложном предмете появились через много лет после выпуска и Северус был готов поклясться, что женщина постигала их опытным путем, заново переоткрывая мыслимые и немыслимые законы магии. Подход отца и родной тетки к наукам отразился на детях — то, что случилось с Большим залом, было ярким тому подтверждением.       — Полагаю, такие элементарные вещи, как материалы для начертания рун, вы знаете, — начал он издалека, пытаясь на ходу разобраться, что внесло коррективы в «тщательные рассчеты» первокурсниц. Познаний в этой области отчаянно не хватало, поэтому он решил по очереди перебрать все варианты: — количество рун в надписи имеет значение. Форма, в которую вписаны руны, имеет значение. Потому, что это влияет на смысл заклинания. У руны «иса», которую вы использовали, самое распространенное прочтение — «лед». А еще — остановка времени, переход между мирами, ослабление и, наконец, смерть.       От произнесенного вслух его самого прошиб холодный пот: что, если бы бездарно нанесенные руны открыли портал в загробный мир или, того хуже, убивали всех, неосторожно ступивших в зал? Неизвестно, что загадочная надпись делает с теми, кто угодил в ее плен.       — Никто не умер, — робко подала голос Флора, — и не попал в другой мир.       — Мы бы никогда такого не сделали, — поддержала Гестия, — мы хотели каток. Как настоящий, только в тепле.       — Все равно подумают на Салливана с Рейвенкло, — привела самый важный аргумент Флора, откровенно напрашиваясь на похвалу. Что бы не случилось из-за этих рун, на первокурсниц подумали бы в последнюю очередь все, кроме Снейпа.       Снейп устало опустился на диван: и о чем тут говорить, если их уже в одиннадцать лет не волнует чужая смерть? Яблоко, как говорится, от яблони. Он не понимал, как донести до них, что исключение из школы или отработки не так страшны, как-то, что они могли кого-то убить?       В конце концов они были всего лишь детьми Пожирателей Смерти. Не самая лучшая среда для взращивания идеалов света.       — Все равно подумают на мистера Салливана, — вздохнул Снейп, — поэтому вы сами подойдете к профессору Дамблдору и признаетесь. Расскажете про каток. Немедленно!       В любом случае, взваливать ответственность на себя и изворачиваться, пытаясь одновременно решить проблему и прикрыть провинившихся, он не хотел. Не в этот раз, когда ничего серьезного не произошло. Глядя вслед едва ли не рыдающим от обиды (но послушным и тихим) девочкам, Снейп решил, что с Кэрроу-старшими нужно поговорить — и о воспитании, и о рунах, и об успеваемости юных рунологов-недоучек. «Каток в Большом Зале, а если кто-то позвоночник сломает? Придумали же».