***
Рабастан мрачно грыз рождественский пряник, размышляя… О многом, на самом деле. Казалось, один крохотный шаг в неизвестность — оковы падут, оглушительно грохоча цепями, изломанные крылья распахнутся, приветствуя свободный ветер. Один шаг и все закончится. Один шаг — и он испортит все, в который раз доказывая: Лестрейнджи тоже умеют бояться. Сомнительное достоинство, что бы не говорил по этому поводу брат. Брат не умел бояться так, чтобы один-единственный край серого плаща, промелькнувший за решеткой окна, едва не стоил жизни им всем. И обошелся Британии в целый Азкабан. Это он был причиной взрыва. Это его страх и ненависть прорвались сквозь беснующуюся магию, ослепляя и выжигая общий рассудок. Никто не говорил с ним об этом: исполнителем жребий назначил Лорда, но разве имеет значение — знают другие или нет? — Пошел ты, провидец! — дверь с грохотом захлопнулась, отделяя Долохова от неизвестного «пророка». Вздрогнув от неожиданности, Рабастан случайно укусил себя за пальцы и зашипел, морщась от боли. В дверь невежливо постучали, судя по звукам — чем-то увесистым. Долохов выругался, припоминая запирающие чары понадежнее: — дементора тебе в кровать, только попробуй! — Боггарт тебя раздери, Тони, — возмутился Лестрейндж, невольно втягивая голову в плечи при упоминании своего персонального кошмара, — просил же, не поминать этих тварей всуе. — Что, только тебе можно? — ухмыльнулся Долохов, убедившись, что преследователь не собирается возиться с чарами, — что это ты тут сычом расселся, того гляди, заухаешь и… письмо снесешь! — Адрес назови, — палочка незаметно скользнула в руку, прогоняя страхи приятным теплом. Если бы всегда было так же легко распрощаться с гнетущими мыслями. — Какой адрес? — Долохов принялся шарить по полкам в поисках тайника. — По которому ты сейчас отправишься, — Лестрейндж с невинным видом принялся поглощать свой пряник. Долохов с торжествующим воплем извлек бутылку огневиски и оглянулся в поисках подходящих для трансфигурации предметов. Покончив с приготовлениями, он рухнул на диван в опасной близости от будущего собутыльника. — Кислый ты какой-то, шуток не понимаешь, — доверительно сообщил Долохов, разливая благородный напиток на двоих: — как змеюка подколодная в октябре. Рабастан не ответил, молча осушая стакан. Огневиски вспыхнуло в горле и устремилось дальше, просачиваясь в кровь сладким жаром. Дышать стало легче. — У нас час на эту красотку, — Антонин наполнил стаканы новой порцией, — давай, как в молодости: в дрова и на авроров. — Боишься, — догадался Рабастан. Приятель выглядел слишком веселым и пил со скоростью взбесившегося сниджета. Это придавало уверенности в себе: ничто не успокаивает лучше, чем чужое несчастье. — На Селвина напали вороны, — сообщил Антонин вечность (и два стакана огневиски) спустя. — Мне снилась женщина, стирающая одежду в красном снегу. Селвин говорит, что это знаки. — Селвин не отличает Альдебаран от Сириуса, — Лестрейндж решил спрятать растущее беспокойство за беспечной улыбкой. Думать о том, откуда могли взяться вороны в защищенном мыслимыми и немыслимыми чарами поместье, он не хотел. Ему хватало своих дементоров внутри, чтобы лишиться рассудка. — С каких пор он подался в толкователи? — Он решил, что мы все умрем, — Антонин поморщился: Селвин, мог ошибиться со своими воронами, на него могло напасть что угодно, от стайки пикси до боггарта. Его сон был куда более однозначен. — Видел бы Милорд, во что мы превратились. — Хорошо, что не видит, — Рабастан потянулся к бутылке, намереваясь прикончить ее быстрее, не размениваясь на стаканы, — прикончил бы, не раздумывая. Трусы поганые. Долохов прищурился, мимоходом отмечая перемену: определенно, огневиски придало Лестрейнджу храбрости. И это было правильно. Куда правильнее, чем верить в глупые предзнаменования. Если они провалятся, смерть станет лучшим исходом: Темный Лорд ясно дал понять своим цепным псам, что это их единственный шанс проявить инициативу и сделать что-нибудь самим. Лорд проверял их, давал шанс реабилитироваться и стать кем-то большим, чем инструменты в его руках. — Лорд ненавидит Госпожу, — расхохотался Рабастан, поддавшись накатившему приступу веселья. Дементоры испуганно шарахнулись от обжигающего напитка, превратившего кровь в потоки раскаленной лавы. — Нас прикончат только за то, что пошли к ней сами. — Тоже заметил? Наш Лорд ревнует, — Антонин решительно отобрал бутылку и допил остатки. — Сначала мохнатые, потом мы, какая досада. — Мы его никогда не оставим, — покачал головой Лестрейндж, — это все ради него. Ему нужна наша поддержка, а что толку с поддержки беглых преступников. Вот станем кавалерами Ордена Мерлина… — Пойдем, пора уже, — Долохов спихнул разошедшегося не на шутку приятеля с дивана, — ты в таком виде драться точно сможешь? — Выдержим, — задорно подмигнул Рабастан, — подумаешь, сотня-другая дементоров! В тот единственный раз, когда юный Рабастан поддался на предложение «в дрова и на авроров», похмелье пришлось встречать в Азкабане. Более устойчивый к спиртному Антонин с сомнением посмотрел на не в меру веселого приятеля — хватит ли этого, чтобы запугать дементоров?***
Беллатрикс расхохоталась — звонко, безумно, опьяняюще-заразительно. Одно неверное движение могло стоить большего, чем жизнь и осознание опасности переполняло ее зловещим азартом. Она дрожала от нетерпения, как терьер у барсучьей норы: скорее бы учебная опасность стала настоящей, чтобы можно было ринуться в бой, раствориться в пылающем заклятиями воздухе, почувствовать себя живой. Тонкс швырнула стеклянный флакон куда-то за спину и удовлетворенно кивнула, услышав звон разбитого стекла: может быть, они выживут. Что-то сверкнуло в воздухе. Прежде, чем она успела понять, что происходит, ноги сами швырнули ее в сугроб, режущее проклятие сорвалось с палочки… Красная жидкость прыснула в стороны, капли упали рядом: близко, слишком близко, чтобы успеть спастись, только если… — Птичка! — Белла моментально прокоменнтировала изобретательный маневр племянницы, аппарировавшей на дерево. Тонкс смущенно вспыхнула, возвращаясь на землю. У нее получалось в разы хуже, даром что Лестрейндж много лет не тренировалась вообще, запертая в Азкабан. Заходящее солнце острым ножом полоснуло по глазам: очередная аппарация, режущее вслепую, звон разбитого стекла. Уже лучше. Недостаточно, всего этого отчаянно не хватало, чтобы оправдать доверие тетки. Отведенное на тенировку время подходило к концу, а она все еще не была достаточно хороша, чтобы замечать губительные стекляшки раньше, чем солнце выдаст их расположение. Их затея не могла закончиться хорошо. Хриплое карканье затопило воздух отчаянием, небо почернело, свет померк, напуганный хлопаньем сотен крыльев. Даже Беллатрикс притихла, завороженная небывалым зрелищем. — Чуют добычу, — зачем-то сообщил Селвин, выныривая из-под заснеженных веток. — Я же говорил Тони, смерть близко. — Струсил? — Тонкс, пользуясь передышкой, отряхнула снег и высушила мантию заклинанием. — Никто не обязан. — Что ж Тони тебя не заавадил, — зашипела Беллатрикс, скрепляя палочкой растрепанные кудри. — Хватит тренировок, перед смертью не надышишься. — Тони видел кровавую прачку, — доверильно сообщил Селвин. — Вороны собираются. У Кэрроу за обедом треснуло блюдо. Льдом. — Вот Кэрроу и доставай со своими предсказаниями, — раздраженно рявкнула Белла, — что заладил со своей смертью? Она на нашей стороне! Тонкс зябко повела плечами: в воздухе с самого утра и впрямь витал едва уловимый аромат тлена. Он проникал под кожу, отравляя кровь сладковатым предчувствием неизбежности, не оставляющей права на выбор. Пару раз ей казалось, что черный плащ дамы с косой мелькает среди деревьев. Волшебники редко бывали суеверны. Особенно те, для кого смерть давно стала неотъемлемой частью повседневной рутины. Но вокруг происходило нечто необъяснимое даже для бывалых боевых магов. Незнакомое ощущение предопределенности не удавалось игнорировать. Смерть бродила по парку Малфоев, отмечая участников грядущей Охоты. Ни одна Охота за тысячу лет не продержалась и трех лун. Нынешняя пережила шесть, кто знал, не испита ли чаша Госпожи до дна? Не слишком ли жирный кусок собрались откусить Пожиратели, выступая против порождений самой смерти — дементоров? Вороны устраивались на ночлег в густой кроне, глухо переругиваясь. Бледный, как смерть, Селвин отговаривал Беллатрикс от безумной затеи. Две темные фигурки отделились от особняка и, пошатываясь, побрели по снежному савану. Солнце на миг прорвалось из-за свинцовых туч, окрашивая все вокруг багрянцем и пропало. Долгая зимняя ночь вступила в свои права.