Письма маленькой девочки

      Руфус Скримджер отложил в сторону пергамент и с тоской посмотрел на часы: опять засиделся. Что ж, так даже лучше — меньше ненавидящих взглядов в запутанных лабиринтах Министерства.       Если бы хоть один из этих магов попытался разобраться… Но память человеческая коротка, слишком коротка. Не прошло и двадцати лет, как они забыли об ужасах войны и были готовы радостно пасть к ногам вчерашних убийц.       Но Скримджер не имел права забывать ничего. Пусть они ненавидят, пусть боятся — он не остановится. Ведь никто из этих глупцов даже не представлял, сколько всего свалилось на плечи новоизбранного Министра. Фадж, упорно игнорирующий угрозу, довел страну до краха.       Внешний долг магического сообщества превышал мыслимые и немыслимые размеры. Контрабандисты и прочие сомнительные личности процветали. Увлеченный противостоянием Волдеморту директор совершенно запустил школу — и Фадж шел у него на поводу, год за годом облегчая программу выпускникам. Пресса бесконтрольно печатала, что в голову взбредет: единственной, способной выдать качественный материал, доносящий читателям какую-то идею, была Скитер. Слишком независимая и мстительная, чтобы использовать ее таланты. Магические существа тоже доставляли немало хлопот — дементоры могли в любой момент выйти из-под контроля, вампиры требовали немедленно уничтожить Дикую Охоту, чудом собранную их исконными врагами — оборотнями. Какой-то взбеленившийся ликантроп (наверняка опять Грейбэк, блох ему в гриву) каждое полнолуние обращал все новых детей и не только.       Немногочисленная аристократия требовала привилегий, наотрез отказываясь поддерживать стремительно несущееся ко дну государство деньгами. Магглорожденные требовали снисхождения и высоких зарплат, покрывая разницу в благосостоянии той самой контрабандой и жизнью на два мира. Статут о секретности трещал по швам, приближая катастрофу.       Коррупция и самоуправство процветали, напуганные очевидным возвращением Темного Лорда люди тащили в дома все, что удавалось. Скримджер ежедневно проверял отчеты, механически отмечая нестыковки: по всему выходило, что подчиненных, способных молча, без самоуправства, выполнить приказ, не осталось. И он сочинял все новые и новые указы, делая поправку на безалаберность исполнителей. Он должен был заставить это общество бояться. Не призрачных Волдемортов и прочих Пожирателей, нет. Они должны были научиться очень простым вещам.       Не воровать. Не злоупотреблять властью. Не обманывать Министерство. Не вершить самосуд. Трезво оценивать свои таланты и честно выполнять свою работу. Выучить, наконец, что перед законом равны все, и герои, и подлецы.       Иногда Скримджер начинал думать, что проще разогнать всех подчиненных и выполнять всю работу самому. В конце концов, почти так это и было. Он не мог доверить никому по-настоящему важные дела.       — Мистер Риддл? — Министр настороженно посмотрел на позднего визитера. Он был разочарован тем, что Риддлу удалось вывернуться, но и радовался такому исходу событий. Риддл был живым доказательством того, что при Скримджере суд выносил решения, основанные на реальных доказательствах. Даже если «все знают», ни один волшебник не должен был быть осужден без веских, надлежащим образом добытых доказательств. Аврорат недоработал, уповая на вседозволенность — и решение в пользу Риддла было естественным наказанием за безответственность.       — Как вы просили, господин Министр, статистическая сводка за день, — Риддл аккуратно положил на стол пергамент с непросохшими чернилами и застыл, ожидая указаний. — Последнее заседание затянулось, прошу прощения за задержку.       «И все? Ни империуса, ни авады? — разочарованно подумал Скримджер, бегло просматривая отчет. — Да когда же ты, сволочь, наконец захватишь власть? И сам умоляй гоблинов снизить процент по кредиту, сам объясняйся с этими иностранными рожами, сам вытаскивай задницу Дамблдора из очередных передряг… ох, да, ты же не будешь с ним церемониться!»       — Мистер Риддл, вы присутствовали во время этого процесса? — Скримджер мазнул кончиком пера по заинтересовавшей строчке. — Кто представлял интересы Министерства?       — Не присутствовал, у мисс Боунс было в это время вот это слушание, — Риддл легко коснулся палочкой нужной строчки. — Председатель суда Вирджиния Смит, сторону Министерства представлял мистер Хэмсворт, Отдел по контролю за волшебными существами. Решение в пользу истца.       — Вы выступали в суде против Министерства, мистер Риддл, — Скримджер внимательно посмотрел на секретаря главы Отдела Магического Правопорядка. — Как вам наши представители?       — Замечательно. В Министерстве работают лучшие представители магического сообщества, — легко соврал Волдеморт. Скримджер отрицательно покачал головой.       — Мне не нужна лесть. Правду, мистер Риддл, только правду.       — Отделы командируют в суд самого свободного сотрудника, — Темный Лорд презрительно скривился, — чаще всего им оказывается самый бесполезный и бестолковый, которого держат из жалости.       — Спасибо за честность, — вздохнул Скримджер. Он и сам догадывался, что интересы Министерства представляют какие-то раздолбаи: иначе не возник бы долг в пару тысяч галлеонов перед разными мутными личностями. Счастье, что Пожирателям не пришло в голову потребовать конфискованные средства обратно: что-то подсказывало Министру, что с таким подходом отсутствие решения в пользу каких-нибудь Лестрейнджей было недоработкой последних, а никак не заслугой Министерства.       Он должен быть что-нибудь придумать. Обязательно придумать, не мог, не имел права не решить проблему. Привлечь в Министерство действующих адвокатов? Нет денег, хороший адвокат стоит немало, а плохих хватало и здесь. Найти толковых людей в Министерстве? А как узнать, будет человек толковым в качестве представителя — проиграть еще с десяток тысяч в поисках? Предложить Риддлу, чем Мордред не шутит?       — Мистер Риддл, не хотели бы вы попробовать себя в роли представителя интересов Министерства? — он сам не верил, что произнес это вслух. Возвышать Риддла не хотелось, но более подходящих кандидатур в голову не приходило. — Мы не можем позволить себе проигрывать дело за делом.       — Простите, Министр, меня не интересует повышение, — Риддл улыбнулся одними уголками губ. Так, как будто умел сочувствовать. — Мне кажется, если люди иногда будут выигрывать такие дела, они больше станут доверять судам. Я не силен в политике, простите.       Риддл знал, что выступить на стороне Министерства сейчас — похоронить любые надежды на успешную политическую карьеру. Скримджер был политическим трупом и они оба прекрасно это понимали.       — Жаль. Можете быть свободны, — дождавшись, пока за Риддлом закроется дверь, Скримджер в сердцах запустил чернильницу в стену. Даже Темный, Мордред его дери, Лорд не хотел иметь с ним дело. Отставка была вопросом времени. Нужно было продержаться хотя бы год, привести расшатанную систему в порядок, расплатиться с долгами. И тогда уже, имея крепкий надежный тыл, выстраивать новое, благополучное общество. Или передать страну в надежные руки. Нужно было время, чтобы преемник не столкнулся с теми же проблемами…       И времени у него не было.

***

      Полумна не обращала внимания ни на собравшихся у границы аппарации магов в серебряных масках, ни на столпившихся чуть поотдаль оборотней, готовых вот-вот обратиться, ни на внушительное скопление воронья: казалось, все вороны Британии слетелись в поместье Малфоев. Она боялась пропустить важные вещи.       Едва бледная луна коснулась земли серебряным лучом, тела оборотней скрутило в судороге трансформации — окутавшие Моргану нити запульсировали, наливаясь червонным золотом. Луна осторожно коснулась ее руки и едва сдержала рвущийся из груди стон: так крепко вцепились в нее пылающие огнем пальцы.       — Доброй Охоты, — и волки, и люди откликнулись на приветствие. Что-то обожгло горло, мешая дышать. «Контракт» — догадалась Лавгуд, заметив на Пожирателях сверкающие ошейники. И сознание погасло, поддаваясь древней магии.       Моргана замерла, пораженно распахнув глаза: все вокруг было перевито огненной паутиной. От удивления она забыла обо всем. Бледно-голубые нити, идущие будто из самых сердец, сплетались в толстый канат и манили за собой. Она не понимала, что нужно сделать, инстинкт гнал ее вперед, зажигая огни по обе стороны странной веревки. Осознание пришло в тот миг, когда маленькая ладошка коснулась сверкающего потусторонним светом каната, потянула на себя…       Пространство сжалось, выворачиваясь наизнанку вместе со всеми, кто был на этой стороне. «Портал» — промелькнула в голове лихорадочная мысль прежде, чем застилающая сознание пелена рассеялась.       Чтобы тут же смениться болью и отчаянием, раздирающими изнутри. Воздух зазвенел тысячами голосов, зовущих на помощь — тем шепотом, который должен был стать криком лишенного связок горла. Ледяной страх сковал ее, за спиной, не выдержав, заскулили оборотни. Впереди была лишь черная пустота, жадная и голодная, шелестящая сотнями драных плащей. Портал привел к цели — перед Охотой кружили дементоры, закрывая беззвездное декабрьское небо. Ворон опустился на плечо, царапая кожу сквозь толстую ткань.       — Это… добыча, — пересилив себя, Моргана первой шагнула навстречу тварям. Они были чудовищной ошибкой, противной всей ее природе, она была обязана уничтожить их — всех, до единого. Тысячи крыльев зашумели за спиной, заглушая потусторонние голоса, поднявшийся ветер пронесся над головой, унося страх куда-то вдаль ледяным крошевом. Застывшее время сорвалось с пальцев россыпью голубоватых искр: — доброй Охоты! Славной Охоты!

***

      Рабастан смотрел на воплощение своих ночных кошмаров, медленно отступая. Если бы у него был хвост — он без колебаний поджал бы его. Маг оглянулся: сзади поле почернело, хрипло переговариваясь на языке предвестников смерти. И в этом карканьи слышалось отчетливое пожелание доброй Охоты.       Птицы взмыли вверх, когда он понял: это тысячное войско на их стороне. Они желали ему, Рабастану Лестрейнджу, доброй Охоты. Сердце забилось быстрее, разгоняя стылую кровь, он задрожал от разрывающей тело радости: это он — охотник, гончий пес, преследующий ненавистных самой Госпоже тварей.       — Славной Охоты! — никогда еще заклинания не срывались с палочки с такой легкостью. Он отгонял тварей, чередуя «люмос» с «инсендио» и слышал, как перекрикиваются остальные. Словно овчарки, они собирали дементоров в стадо, сгоняя к Тонкс и Беллатрикс. А те, будто издеваясь, аппарировали все дальше и дальше, уводя разящее тленом стадо от стройной черной башни.       Рабастан был готов гнать их целую вечность, лишь бы подольше видеть, как они шарахаются, стоит прикоснуться рукой к краешку трухлявого плаща. Он не заметил, как произнес запретное, недоступное заклинание, как серебристый свет вырвался из палочки, яростно преследуя дементоров наравне со своим создателем. Он вообще ничего не замечал вокруг, задыхаясь от переполняющего сердце искристого счастья.       — Экспекто патронум! — серебристая вспышка возникла справа от Рудольфуса, разгоняя тьму светом… трухлявого плаща. Сияющий тысячей лун дементор кинулся на собратьев, безжалостно раздирая их в клочья.       И ночь запылала адским пламенем, корчась в колдовском огне разлитого зелья. Ни Тонкс, ни Белла больше не отступали.       Тоскливо завыл Грейбэк, ледяную корку вспороли стальные когти — почуяв живую добычу из плоти и крови, оборотни рванули к башне.

***

      Едва заметив отделившиеся от башни фигуры людей, она собралась было предложить им присоединиться… Впервые чужие эмоции не мешали, сбивая мысли, не ранили, наоборот — ей нравилось чувствовать их, отдавая взамен чудовищную, необъятную магию. Моргана была охвачена желанием познать все, понять, заставить раскрыться, проникнуть в самую суть вещей. И это желание перевешивало все.       Никто больше не присоединится к Охоте, с нее достаточно — осознание этого пришло вместе с первым, разбившимся о щит заклинанием. Заунывно завыл Фенрир, умоляя утолить голод самых верных: она разрешила напасть. Мелькнула вспышка проклятия, одна, другая, рука взорвалась болью — кто-то был ранен. Моргана в отчаянии сжала зубы: все маги еще разбирались с дементорами, кроме…       Лавгуд смотрела на нее с благоговением, достойным божества. Позвоночник прошила очередная волна боли: охранники тюрьмы методично выкашивали оборотней. Пусть волки и превосходили количеством… Боль затопила сознание, тревожно каркнул ворон на плече. Она покачнулась, оперлась на подставленное плечо — жажда познания исчезла, сменяясь безграничной верой и восторгом.       Как в полусне, Моргана побрела вперед, приказывая волкам отступиться. Подмога будет, будет позже, будет и новая цель, и дымящаяся кровь оросит клыки — позже.       А до тех пор она могла справиться сама. Замелькали черные крылья, укрывая ее от лишних глаз, морозный воздух ожег легкие, чей-то крик полоснул обострившийся слух. Она собирала боль по крупицам, нарочно вызывая в памяти все, что мешало уснуть.       Магия стекала с пальцев кровавым дождем, поднимая из снежного плена изломанные тела — Моргана помнила всех, кто вставал на пути. Мелькали вспышки проклятий, но жуткие мороки шли, продолжая скалить рты в предсмертной агонии, нахально сверкая застывшими сердцами в клетках изувеченных ребер. Шальное заклятие мазнуло по плечу: близко, слишком близко.       Воздух засверкал вспышками — красные, изумрудные, фиолетовые, золотые искры сыпались отовсюду. Люди отбивались от них, лихорадочно выставляя щиты, сбивая друг друга с ног, уворачиваясь от неуязвимых мертвецов. А следом пришла боль.       Ей было больно, за себя, за раненных волков, за схлестнувшихся в драке по ту сторону башни Долохова и Селвина, за прикрывшую своим телом от режущего Полумну — и она хотела поделиться этой болью, выступая из темноты совсем рядом с защитниками башни, вкладывая ее в заклинание всю, без остатка.       Голодная стая накинулась на скрюченные в агонии тела, разрывая на куски. Она добралась до стены, упираясь лбом в прохладный камень: смотри-не смотри, каждый павший вернется. Только бы дотянуть до рассвета.       — Увести всех из башни, — прошептала обескровленными губами, зная: услышат. Сознание ускользало юркой рыбешкой, она слышала все — и ничего, посекундно проваливаясь в бархатистую мглу.       Она цеплялась за голос: негромкий, серебристо-звонкий, смутно знакомый. Не разбирая слов, она жадно ловила каждый звук и с каждым вдохом силы прибывали. Ей нужно было больше, громче, жарче.       Задыхаясь, Полумна Лавгуд из последних сил выводила старинную мелодию, окруженную подголосками душераздирающего воя и хриплого карканья воронов.       — …по щекам полынь льется серебром…

***

      Нужно было спешить — заклинания градом катились с палочек, расплавляя решетки. Силы таяли, подсказывая: никто не сумел избежать ран. Кровь мерзко хлюпала в сапогах, отмеряя секунды.       Кровь, этой ночью было пролито слишком много крови, а ведь еще нужно убраться отсюда со всеми этими людьми.       Снаружи кто-то пел — сначала Тонкс решила, что это безумие, но въедливый заунывный мотив подхватили луженые волчьи глотки. Дышать стало легче. Мимо, неуклюже придерживая сломанную руку, пробежал Кэрроу, явно подтягивая незнакомой песне.       Уловив ритм, Тонкс попробовала подтянуть: слабость отступила, забившись на задворки сознания. Старая, как мир, магия ластилась котенком, подгоняя. Зазвенел, разрушаясь, антиаппарационный барьер. И это означало, что они все будут жить.       Все: старики и дети, домохозяйки и служащие, мелкие воришки и крупные взяточники, целители и убийцы, контрабандисты и торговцы. Разбирать грехи не хотелось: эта ночь была сыта и щедро оплачена.       -…подношенье воронам — золото.