***
Риддл был в бешенстве. Даже не так — он ревновал. Глупые читатели «Пророка» не понимали, каким ударом произошедшее стало для Темного Лорда. С ним его Пожиратели никогда не совершали ничего настолько… Великого. Он слышал обрывки их мыслей — они восхищались этой девчонкой. И это было абсолютно справедливо: Риддл понимал, что даже будучи наделенным силой и властью, подаренными контрактом Охоты, вряд ли смог бы срежиссировать битву так, чтобы никто не пострадал. И те, кого он считал своими людьми, были в восторге от подобной заботы. В ее поступках — глупых и безрассудных, как все гриффиндорское, — была невыносимая жертвенность, готовность отдать все ради чужого блага. Он ревновал Пожирателей к ней, но с еще большей силой ревновал ее к ним. Он хотел быть единственным, за кого готовы отдавать жизнь, единственным, кто имеет право быть под защитой чарующей магии, только он был достоин этого. Он хотел показать ей, насколько жалок в сравнении с ним младший Малфой — зарвавшийся избалованный ребенок, возомнивший, будто может обвести вокруг пальца самого Темного Лорда. Но вместо этого увидел только страх и то, чего он так опасался: готовность выступить против него. — Говорящщщщий принесссс нам мышшшшей? — поинтересовался рунеспур, высовывая головы из своего убежища под кроватью. Волдеморт вздохнул, доставая из расширенного кармана большую клетку с крысами. Он купил всех, продававшихся в маггловском зоомагазине — его новый питомец в прямом смысле ел в три горла. Но был слишком мал, чтобы охотиться самостоятельно или вместе с Нагайной. — Говорящщщщий даже не дал нам имя, — расстроенно прошипел мечтатель, пробуя воздух на вкус языком, — хорошшшо, что мышшшши есссть хотя бы. Волдеморт вытряхнул крыс из клетки, давая возможность змею охотиться самостоятельно. Ради этого он и купил «живой корм»: оказывается, магглы нашли способ заготавливать для своих плотоядных питомцев еду более гуманными способами и, если верить продавцам, это ничем не уступало в качестве. Кроме невозможности охотиться. — Я дам вам цссссселых три имени, — зашипел маг, подталкивая одну из крыс змеенышу, — ессссли от васссс появится пользссса. Риддл задумался, наблюдая за перебранкой трехголового змея, не способного определиться с выбором: рунеспур мог стать отличным советчиком, обладая тремя разными способами мышления, не это ли подразумевала Моргана, отправляя ему подарок? Впрочем, пока головы не научились даже ловить крыс, рассчитывать на их советы не стоило. — Съешшшшьте ту, чшшто ближе всего, — устав от обсуждения жирности крыс, Риддл попытался вмешаться. На повернувшихся в его сторону мордах определенно застыло презрение. — Она не сссамая ссытная, — первым подал голос критик. — Ссссамая сссытная в дальнем углу. — Сссамая вкусссная вот та, маленькая, — мечтатель боднул критика, — сссамая нежшшшшная. — Надо сссссъесть сссамую сссслабую, чшштоб не ссссдохла от ссстраха и не иссспортилась, — тактик попытался дернуть их общее тело куда-то в сторону. Риддл с раздражением отлевитировал первую попавшуюся крысу к ним под нос, понимая, что рунеспур никогда не определится. И, конечно, ни одна голова его не послушает: змеи всегда считали себя умнее людей. Даже говорящих на парселтанге. — Говорящшшший не умеет нравитьсссся, — недовольно заворчал критик, — ссссовершшшенно не умеет. Нужшшшшно оказсссывать поддержшшшку, а не выбирать зсссса нассс. Волдеморт был готов затолкать крысу во все пасти сразу, но не был уверен, что это поможет заткнуть змея. К тому же мысль показалась ему достаточно здравой — кажется, в прошлом, он умел действовать именно так. Не навязывая, но поддерживая нужные начинания. Нужно было срочно исправить все, что успел натворить прошлым вечером. Юный Малфой хочет поиграть — пусть, у него никогда не хватит сил переиграть Темного Лорда. Пожирателям нравится прикрываться благими намерениями — пусть, их влияние может сослужить большую службу, чем магия. Моргана хочет упиваться ролью благородной жертвы — он предоставит ей такую возможность, убедившись, что жертва не погибнет в процессе. Подумать только, какая глупость, полезть под заклинания без щитов, с разорванным чужими эмоциями рассудком, буквально — закрывая других своим несчастным телом. Лорд попытался вспомнить, были ли у девушки вообще нужные для полноценного сражения навыки. По всему выходило, что нет. Фантастическая, невероятная глупость. — Всссе крысссы вашшши, нет никакой разсссницы, какую есссть первой, когда вы голодны и осссслабли, — Том настойчиво потыкал истерически пищащей крысой в чешуйчатые мордочки рунеспура. — Ссссъешшшь одну и потом сссспорь. Тактик, оценив дельную мысль по достоинству, жадно накинулся на добычу. В отличие от других, он ценил долгосрочные, многоступенчатые планы. Совсем как Риддл.***
«Говорящий, маленький глупый говорящий — слушай мудрую Салли, она прожила мало дней, но много веков, мудрость у змей в стылой крови. Змея все слышит и видит, слушай, маленький» — стоило закрыть глаза, как маленькое трехголовое безумие всплывало в памяти, заполняя сознание беспрерывным шипением: «слушай, змеи не умеют лгать, слушай, что я узнала». Гарри сначала хотел избавиться от рунеспура, потом решил посоветоваться с друзьями, а потом… «Слушай, Говорящий, люди в саду не дрались, только играли для тех, что в доме». «Слушай, Говорящий, рыжая девочка хочет свить с тобой гнездо». «Слушай, Говорящий, у старика рука из тьмы». «Слушай, Говорящий, ты слеп, мы станем твоими глазами». Эта крохотная змейка пыталась опекать его, рассказывая все, что видит и чует. У змей оказалось особое зрение, для которого ни стены, ни замки не были препятствием. Салли ежесекундно доставала его, то расспрашивая о чем-то непонятном, то поучая, порой скатываясь в споры с самой собой. И Гарри слушал, не в силах прервать эту связь, отказаться от нее, предать… Это крохотное, одно на три разума, сердечко билось ради него так, словно это он был неразумным ребенком, нуждающимся в защите. Он чувствовал, что змея отравляет его рассудок сильнее любого, самого страшного яда, но не мог прекратить это. К тому же, Салли действительно говорила правду. Присмотревшись повнимательнее к руке Дамблдора после того самого предостережения, Гарри заметил тусклый блеск серебра между рукавом и перчаткой. Рука директора была протезом — так почему ей не быть созданной с помощью не совсем светлой магии? Как протез Петтигрю, созданный Волдемортом в ту ночь на кладбище. И новости в «Пророке» подтверждали то, что за семью Уизли могли вступиться Пожиратели Смерти, неожиданно рьяно взявшиеся разоблачать гнилую политику Министерства. Змее было проще, она не делила мир на добро и зло, у нее была одна-единственная ценность — маленький Говорящий, день за днем добывающий для нее вкусные яйца и сырое мясо. Проводя время где-то под старыми половицами Норы в поисках информации, она вываливала на Гарри все, что казалось важным хотя бы одной из голов. Он засыпал и просыпался под ее шипение. И с каждым днем все меньше верил в людей. — Гарри, поможешь с зельями? — Джинни так часто возникала рядом с ним, что он невольно начал представлять себе огромное гнездо, наполненное огненно-рыжими яйцами. Семейное счастье, на которое он не имел права. Он должен был оттолкнуть ее, не позволить привязаться, но как это сделать? Он не хотел, чтобы она плакала, когда он уничтожит последний хоркрукс. Но когда он решил спросить совет у своей маленькой подружки, головы едва не загрызли друга, яростно споря о том, что может заставить девушку передумать «строить гнездо». Угомонив рунеспура, Гарри решил попробовать все советы по очереди. — Джинни, я должен кое-что рассказать тебе, — Поттер почти физически ощутил ее восторг и нетерпение, несмотря на то, что девушка старалась сохранять невозмутимый вид. Он собирался с мыслями слишком долго, чтобы отступить. К тому же жить с этим знанием в одиночку было невыносимо. - Помнишь, на первом курсе Малфой подбросил тебе дневник Волдеморта? Она напряглась, пытаясь понять, к чему Гарри вспоминает именно то приключение, благодаря которому ее наивная детская влюбленность в далекого героя переродилась в нечто новое, серьезное и настоящее. Он стал ее принцем в тот день, когда уничтожил злого колдуна-Волдеморта и сразил дракона-василиска. - У Волдеморта было много таких вещей. По сути, это осколки его души, - с каждым словом говорить становилось все легче, Гарри будто сбрасывал с себя устаревшую мертвую кожу, - очень темная и жуткая магия. И один из таких осколков - я. Джинни смотрела на него, не понимая, зачем Гарри рассказывает такие ужасные вещи. Почему-то вспомнилось, каким чутким и понимающим был юноша из дневника, пусть он и оказался Волдемортом, он хотя бы никогда не пытался так топорно разбить ей сердце. Она хотела, чтобы Гарри оказался таким же... Ее любовь к Гарри начала казаться чем-то нереальным: кого она полюбила, самого Гарри или Волдеморта в нем? Неизвестно, насколько сильно было влияние Того-кого-нельзя-называть, что, если Гарри никогда не существовал? Джинни решила, что Гарри решил напугать ее, соврав про эти осколки в вещах. - Зачем? Зачем ты это придумал? - она уперла руки в бока, не замечая, как сильно в эту минуту похожа на мать, отчитывающую близнецов за очередные шалости. - Гарри, это не смешно, такими вещами не шутят! - Я не должен лгать, - на мгновение Гарри показалось, что она готова принять его любым, хоть с Волдемортом на лбу, хоть с Гриндевальдом пониже спины, но последовавшая вспышка гнева развеяла иллюзии. Он понял, что нужен не любым. Только героем, символом света на белоснежном штандарте, без слабости и упрека. Отогнув рукав, он продемонстрировал намертво вбитую в кожу кровавым пером надпись: - я не обманываю, Джинни. Это правда. - Сссслушшшай, Говорящщщщщий, зсссачшшшем нужшшшшна любовь, ессссли она мешшшает говорить и сссссслушшать правду? - задумчиво поинтересовалась средняя голова, когда Джинни расплакалась и убежала. Гарри вздохнул: он и сам хотел бы это понять.