Письма маленькой девочки

      Восковые слезы жгли кожу, застывая на дрожащей руке неумолимым напоминанием о реальности. Строки расплывались перед глазами, норовя затянуть в чернильный омут безысходности — а между строк пылающими цветами прорастало отчаяние. Пергамент начал тлеть, вынуждая убрать огонь подальше. Ни следа секретных заметок.       Луна перечитывала письмо, надеясь отыскать в неровном сплетении букв причину, по которой оно было отправлено. Папа никогда не слал ей писем в Хогвартс. Но пергамент упрямо молчал, не желая делиться секретами. Одно было точно: домой возвращаться не стоит. Но куда, если не домой?       Свеча догорела, жалобно моргнув на прощание захлебнувшимся в воске огоньком. Луна не сделала ничего дурного, просто хотела понять, как устроен этот мир. Разгадать все его загадки — как можно жить, не зная, что тебя окружает? Но, казалось, у мироздания было собственное мнение на этот счет: стоило приблизиться к разгадке очередного секрета, как все начинало рушиться.       Папа в опасности — он никогда не писал писем и не просил приехать сразу после экзаменов. Это было само собой разумеющимся, не стоило напоминать. Без особых причин. Но каких…       Бархатистая тьма гостиной с тихим треском покрывалась трещинами, сквозь которые продирался, безжалостно раздирая ее на куски, свет. Луна осторожно коснулась кончиком палочки ближайшей трещины — магия отозвалась мягким звоном. Тишина и покой Хогвартса были лишь иллюзией, сказкой для непосвященных: на самом же деле замок дрожал от напряжения, будто хищник перед прыжком.       Последняя ночь в Хогвартсе, который никогда не станет тем сказочным местом, в которое так стремились попасть все дети. Может быть, когда-нибудь, когда мраморный пол сотрется в пыль вместе с багровыми пятнами крови. Когда время уничтожит следы короткой дуэли с тяжелой, окованной железом двери. Через много-много лет, когда Луна научится спать по ночам и забудет, как сладко мечтать о полной луне и как страшно лишиться мечты о том, что однажды многоголосый звериный хор позовет с собой, за серебряным ветром по дороге мертвенно-голубых огоньков.       Но она не сможет забыть, что едва успела выхватить письмо из лап сыча, когда Большой зал погрузился в тишину, в которой шаги рванувшегося из-за слизеринского стола Пьюси казались громом. Даже Гарри никогда не появлялся на обед в таком… ошеломительном виде.       Эдриан успел подхватить Моргану вовремя — еще немного, и она растянулась бы сломанной куклой на полу, растекаясь по плитам вишневым джемом. Луна не знала, насколько серьезными были реальные раны: это было не важно. Многое потеряло свою значимость после того, как заклинание разнесло по залу невесомый шепот и тело в руках Пьюси обмякло.       — Джинни напала на Драко… из-за директора… — сорвалось с бескровных губ прежде, чем силы, не дающие провалиться в спасительное небытие, иссякли.       Луна погружалась в воспоминания все сильнее, не замечая, что бредет прочь из гостиной, ведомая звенящей нитью магии. Конечно, никто не ожидал, что обычный обед в Хогвартсе превратится в настоящую битву. Первым, естественно, не выдержал Рон Уизли, вспарывая недоумевающую тишину звонким криком «не смей обви…» — меткое заклинание из-за стола «змей» оборвало его возмущенный вопль. За преподавательским столом взметнулись алые мантии авроров, директор приказал прекратить беспорядок и вернуться к обеду — но обмен любезностями между враждующими факультетами было не остановить. В ход шли и заклинания, и затейливые изобретения близнецов Уизли, и тарелки с едой.       И в суматохе никто не заметил, куда пропал Дамблдор.       Луна заозиралась, выныривая из воспоминаний на пороге Больничного крыла, не понимая, как успела уйти так далеко от гостиной Рейвенкло. Ее «путеводная нить» обрывалась возле одной из коек.       — Не спится? — Моргана приподнялась, неловко опираясь на одну руку. — Даже не верится, что все закончилось.       Луна задумчиво посмотрела на окно — до полнолуния оставалось не больше двух ночей и луна щедро лила ледяной свет на спящих. Почему же в гостиной было так темно?       — Кто тебя ранил? — у нее на языке вертелись тысячи вопросов, но ни один из них Лавгуд не решалась озвучить. Рядом с Морганой реальность плавилась, стекая с остова загадок лавандовым маслом — но от этого вопросов становилось только больше.       — Джинни. А потом я неудачно провалилась в кроличью нору, — Лавгуд поймала себя на мысли, что должна рассказать обо всем, попросить помощи, ведь замок неспроста вел ее именно сюда.       Но растрепанная, неловко прижимающая к груди раненную руку девушка на больничной койке меньше всего походила на кого-то, способного помочь.       — Экзамены отменили. Завтра все должны вернуться домой, — Луна смотрела сквозь реальность, на кокон из сотни магических контрактов и пыталась решиться. Так просто верить в неведомых богов, представляя их всесильными, так просто поверить в устрашающую мощь сильного человека… И так сложно подарить капельку веры той, чью слабость невозможно не увидеть. — Скоро полнолуние.       Моргана помрачнела, утвердительно кивая. Полнолуние. Время объявлять Охоту — и верить, что она будет доброй. Время собирать кровавую жатву: больше не осталось повода оттягивать неизбежное, все отговорки утратили силу. Она понимала, что Фенрир прав, но нарочно тянула, надеясь, что нападения на детей прекратятся.       — Возьмешь меня? Пожалуйста, — Лавгуд попыталась ухватиться за этот предлог, но хриплый выдох оборвал ее.       — Нет. Это все… — Моргана запнулась, подбирая слова. Ей было стыдно за то, что втянула Луну в свою грязную жизнь, позволила Драко привязать девочку к их темным делам — только потому, что сама не хотела отталкивать ее, эгоистично наслаждаясь поддержкой. Это нужно было прекратить раньше, чем Лавгуд станет частью ее жизни: никто не заслуживает такого бремени. — Это было ошибкой. Прости.       Луна вздрогнула, как от удара, но не решилась возразить. Кто она — и кто перед ней, чтобы спорить? Кто стоял у чьей постели на Рождество? Почему-то вспомнилась Джинни, упрямо пытающаяся доказать брату, что уже достаточно взрослая — и то, как нелепо это выглядело со стороны.       Они молчали — каждая о своем, незаметно погружаясь в сон. Луна свернулась калачиком, примостившись на холодном полу в ногах койки. Ей снились вороны, закрывающие крыльями пылающее в агонии небо, почерневшие от пепла снежные холмы — а она стояла на берегу алой, как гриффиндорский галстук, реки и тщетно пыталась отстирать белье.

***

      Шеклбот верил Дамблдору. Что бы не происходило, он знал — Дамблдор делает все, что нужно для победы над злом. Он верил, что обвинения в адрес директора не подтвердятся, но понимал, что арест свяжет ему руки надолго. Наверняка тот, кто затеял эту игру, хотел избавиться от Альбуса. Поэтому Кингсли сам попросил его воспользоваться суматохой и исчезнуть.       Это должно было усложнить неизвестному преступнику задачу. По мнению главы Аврората, ситуация сложилась идеально: директор вне поля зрения злодея, дети вот-вот разъедутся по домам и манипулировать ими станет невозможно. К счастью, основная подозреваемая была совершеннолетней — никто не сможет помешать допросить ее.       Год назад он едва не лишился работы из-за нее: сначала она казалась единственной несовершеннолетней жертвой стычки в Министерстве, потом — подозреваемой. Он прибыл в Отдел Тайн позже членов Ордена и не видел, с чего все началось. Но видел достаточно, чтобы понять: девчонка закрыла собой Волдеморта.       Но доказательств было недостаточно, а внезапное вмешательство Малфоя и вовсе сделало расследование невозможным. Было ли совпадением то, что именно Кроу стала свидетелем и случайной жертвой таинственного противника чистокровных? Шеклбот проработал в Аврорате достаточно, чтобы знать: случайностей не бывает. То, что ты не видишь кукловода означает лишь только твою собственную слепоту.       — Мисс Кроу, я обязан расспросить вас о произошедшем, — он перехватил ее у выхода из гостиной. — Не могли бы вы задержаться?       От цепкого взгляда опытного аврора не укрылось ее замешательство: законопослушный человек не станет бояться, а жертва сама должна искать встречи с ним. Моргана поджала губы, но послушно опустила чемодан, понимая, что отказ невозможен.       — Конечно, сэр. Где вам будет удобно? — она изо всех сил пыталась казаться невозмутимой, что выглядело еще подозрительнее. — Хотя… я не готова пережить это заново.       Шеклбот торжествовал: подозреваемая пыталась уклониться от разговора. Стало даже немного не по себе — слишком просто все складывалось. Все же он представлял себе преступника, провернувшего под носом у Дамблдора несколько похищений, немного другим. Он уже собрался поделиться своими соображениями, когда Моргана продолжила:       — Не хотите просто взять мои воспоминания? — Кингсли осталось только удивленно наблюдать, как дрожит волшебная палочка в ее пальцах и готовиться отразить атаку. Но девушка всего лишь призвала стакан: — простите, я не вижу другой подходящей емкости. У вас нет ничего?       — Вы понимаете, что ложные воспоминания только усугубят положение? — Шеклбот нехотя достал из кармана пустой флакон. — Мы хотим найти преступника в ближайшее время. Пока не пострадал еще кто-нибудь.       — Зачем мне давать вам ложные воспоминания, — Моргана не была уверена в том, что делает, но решила рискнуть. Серебристая нить отделилась от виска и повисла на кончике палочки: — мой жених исчез. Я хочу, чтобы его нашли раньше, чем случится непоправимое.       — И все же, воспоминания недостаточно, — Кингсли бережно спрятал флакон. — Это не первый случай в Хогвартсе, вы могли замечать некоторые подозрительные детали.       — Пожалуйста, сэр, только не сегодня, — она умоляюще посмотрела ему в глаза, — мне все еще плохо. Я постараюсь вспомнить все, что смогу и обязательно приду к вам.       — Поймите, мисс Кроу, — Шеклбот начал терять терпение, понимая, что добыча неумолимо ускользает, — любое промедление может стоить жизни. Возможно, кто-то из похищенных студентов уже мертв!       — Но я еще жива, — к несчастью для Кингсли, Моргана слишком много времени провела в компании Риддла, чтобы научиться стоять на своем до последнего. — Завтра. Я приду к вам завтра. В этих стенах все напоминает о том, что…       — О чем же, мисс Кроу? — аврор сменил тактику. Что ж, с некоторыми преступниками проще справиться, войдя в доверие. — Что случилось с вами в этих стенах?       — Травля, — ее дыхание сбилось, накатившая слабость вынудила опуститься в ближайшее кресло. — Я была изгоем, сколько себя помню. До тех пор, пока Драко не вступился за меня. Здесь все напоминает о той ненависти.       — И вы никогда не хотели отомстить?       — Нет, — она посмотрела на него снизу вверх, — месть порождает еще большее насилие. Я понимаю, что вряд ли столкнусь с кем-нибудь из них после окончания Хогвартса. Нужно было только потерпеть.       Так просто — и так сложно. Просто — потому, что все казалось логичным, вплоть до нежелания задерживаться в гостиной факультета, где каждая пылинка была свидетелем издевательств: Кингсли прекрасно понимал, что разошедшиеся подростки могут вытворять вещи, достойные лучших Пожирателей Смерти. Сложно — потому, что рыбка проглотила наживку и уплыла, посмеиваясь над незадачливым рыбаком.       — Завтра утром я буду ждать, — он не сдался, но решил отступить на время. Интересно, что она скажет в аврорате? И явится ли вообще? — Разрешите проводить? Ваши друзья скорее всего ушли.       — Спасибо, — Моргана с готовностью взяла его под руку. — Я совсем забыла, что вы тоже… один из двадцати восьми. Простите.       Все же он не растерял хватку и смог выжать из упрямой девчонки зацепку. О том, что пропадают представители фамилий из списка, составленного анонимным блюстителем чистоты крови, говорил Риддл. И только Риддл, даже Альбус не обратил внимания на такую странную деталь. К тому же, Поттеры в список никогда не входили, что разрушало всю схему.       Моргана покидала Хогвартс со странным ощущением незавершенности, как будто ей придется возвращаться в замок не раз и не два. Возможно, дело было в отсутствии экзаменов и в предшествовавших этому событиях. Она так и не определилась с тем, как будет жить дальше — не успела. Полузабытая мечта буйным котенком заскреблась в сознании. Шеклбот, конечно, был не совсем подходящим собеседником, но разве за невинные вопросы сажают в тюрьму?       — Скажите, а что нужно делать, если хочешь работать в Министерстве? — Кингсли от неожиданности остановился. — В Хогвартсе никогда не говорили о работе.       — Подайте заявку, если есть вакансии, на которые вы подходите — сообщат сразу, — мысленно аврор потирал руки, понимая, что далеко она не сбежит. Несколько дней у него точно есть, — лучших выпускников приглашают сразу, но попробовать может любой.

***

      Альбус не верил самому себе. Он сошел с ума — или яд из крестража отравил его разум настолько, что даже избавившись от кольца, он видит галлюцинации. Но из-под аккуратно зачесанных бровей на него смотрели два глаза разного цвета: карий и льдисто-серый, будто выцветший.       — Здравствуй, — Гриндевальд приветственно отсалютовал кружкой. Вне стен Нурменгарда он понял, что хочет жить. Не просто «жить», это чувство он утратил едва появившись на свет — Геллерт хотел жить хорошо. И заниматься тем, что придет в голову. Когда-то это казалось несбыточным: как любой пророк, он прекрасно понимал, чем закончится его собственная история. И, несмотря ни на что, не прекращал бороться.       — Ты? Здесь? — Дамблдор растерянно посмотрел на неожиданного клиента «Дырявого котла» и с опаской подсел за его столик. — Но Нурменгард…       — Нурменгард в прошлом, — ухмыльнулся бывший Темный Лорд, — мне стало интересно, во что ты вляпался. Видишь ли, из-за одной юной особы мой дар перестал работать так, как положено и происходящее стало интригующим.       — И ты просто ушел? — Альбус коснулся его руки, все еще не доверяя своим глазам. Это не мог быть Геллерт, покинуть Нурменгард невозможно. Ладонь легла на ссохшуюся от старости, но все еще теплую кисть, подтверждая реальность собеседника. — Как?       — Мир полон возможностей, — туманно изрек Гриндевальд, лукаво подмигивая. За время путешествия он успел оправиться от долгого заключения и, что немаловажно — восстановить утраченное обаяние. Гладко выбритый, с аккуратно зачесанными назад по последней моде волосами, он совершенно не походил на того сломленного, разбитого старца, которого Дамблдор навещал в Австрии. — У вас тут война намечается.       — Нет, Гел, войны не будет, — Альбус помрачнел, вспоминая о пугающей точности видений Гриндевальда. И о его любви к заклинаниям массового уничтожения. И о том, что никогда не решится повторить ту самую дуэль. О том, что по неосторожности связал себя с ним Долгом Жизни, Дамблдор очень сильно хотел забыть.       Забыть об этом — как и обо всем, связанном с Геллертом — было невозможно.       — Если бы ты пошел со мной, — Гриндевальд накрыл его руку своей, переплетая узловатые пальцы, — ни одной войны не случилось бы без твоего желания. Не повторяй своих ошибок.       И Дамблдор понял, что не сможет, даже если будет пытаться изо всех сил. Он мечтал об этом слишком долго. Глядя в зеркало Еиналеж, он видел в отражении то, что не оценил в юности: любовь. Геллерт любил его, как умел — а он понял это слишком поздно, когда разрушил все пути к отступлению. Но судьба сжалилась и дала им еще один шанс.       — Я пришел нести твое знамя, — Гриндевальд придвинулся поближе и перешел на шепот: — ради общего блага. Ты рожден побеждать, Альбус, я увидел это еще полвека назад, когда встретил тебя.       — Я проиграл, — вздохнул Дамблдор, — ошибся. Том Риддл — моя ошибка, которую не так просто исправить. Я много раз ошибался, Гел.       — Партия еще не началась, — Гриндевальд откровенно наслаждался, наблюдая за ним. Ради сломленного Альбуса, готового поверить кому и во что угодно, стоило возвращаться в Британию. — Черные заждались первый ход.       — А если я его не сделаю? — Дамблдор готов бросить все. Готов уехать из Британии — только бы не началась настоящая война. На войне не важно, кто побеждает, а кто проигрывает, чье дело самое правое: по обе стороны баррикад гибнут люди, виноватые только в том, что кому-то захотелось сыграть в шахматы. Если ради их жизней нужно отказаться от всего — не жалко.       Гриндевальд улыбался, рассматривая его сквозь шелуху прожитых лет: Альбус оставался все таким же идеалистом, готовым принести себя в жертву. Но судьбе хватало одного раза, больше подобного он допускать не собирался. Ради общего блага.