***
Кингсли был зол: стоило мисс Кроу выпить зелье, как сработали сигнальные чары. Поначалу он собирался отправить на место происшествия не успевших заступить на смену патрульных, но быстро отказался от этой затеи. — Нападение на Министерство, — бодро отрапортовал один из старших авроров, явно желая выслужиться, — Атриум, второй, пятый и седьмой этажи, первый сигнал поступил из кабинета Министра. Нужно эвакуировать гражданских… Шеклбот моментально оценил ситуацию: одним патрулем не отделаться. Но и допрос откладывать было нельзя, вряд ли дважды подряд повезет напоить девчонку Веритасерумом. — Общая мобилизация, все, кто не успел смениться, принимают участие, — пророкотал он, усилив голос заклинанием и с удовлетворением отметил, как быстро отреагировали подчиненные, будто разом сбросив с себя оцепенение. Краем глаза глава Аврората заметил, что не все кинулись выполнять приказ немедленно. — Сидишь тут и не высовываешься, — раздраженно втолковывал ненавистному напарнику Грюм. Аврор Лестрейндж, тем не менее, имел собственное мнение на этот счет и не скупился на выражения, отстаивая свое право участвовать в боевой операции. Он буквально пританцовывал от нетерпения, готовый сорваться в любую секунду: ни дать, ни взять — застоявшийся конь в ожидании пробежки. — Авроры Грюм, Лестрейндж, в Атриум, немедленно, — рявкнул Кингсли, — а вы что стоите, аврор Уоррингтон? Принесший недобрые вести аврор молча откинул полу форменной мантии, демонстрируя стремительно расползающееся по белоснежной рубашке кровавое пятно. То, что он держался на ногах, явно не означало, что он в состоянии участвовать в бою. Шеклбот нахмурился: в сложившейся ситуации каждая палочка была на счету, а подчиненному явно нужно было время, чтобы залечить рану и восстановиться. Решение далось ему нелегко, но выбора, по большому счету, не было. — Аврор Уоррингтон, кроветворное в втором ящике сверху, — он кивнул на дверь своего кабинета, — приведите себя в порядок и допросите подозреваемую, Веритасерум будет действовать еще около получаса. Дело на столе. Вопросы? — Нет, сэр, — Уоррингтон кивнул, направляясь в кабинет начальника. Откуда бы на Министерство не свалились эти безумцы (в здравом уме Министерства среди бела дня не захватывают), они пришлись как нельзя кстати. Настолько кстати, что Уоррингтон даже проклял сам себя, надеясь получить поблажку и как-нибудь вытащить волчье сокровище из цепкой хватки Шеклбота. По всему выходило — вовремя. Для начала нужно было убедиться, что сыворотка правды подействовала. Протокол предписывал для этого задать вопрос, на который человек гарантированно солгал бы. Не тратя времени на изобретение экстравагантных вопросов, Уоррингтон скользнул в кабинет сразу, как только Шеклбот покинул этаж. — И так, вы — Госпожа Дикой Охоты? — спросил он и похолодел, услышав утвердительный ответ. Первоначальный план просто отпустить «подозреваемую» на все четыре стороны был отброшен. Уоррингтон добрался до стола, на ходу залечивая порез — пустяковая царапина, хоть и обильно сочащаяся кровью. Никто не запрещал ему проучить девчонку как следует прежде, чем спасать. От безрассудства и глупости не спасают простыми методами. На всякий случай заперев дверь заклинанием, он занял место начальника и внимательно посмотрел на Госпожу, наивно хлопающую ресницами: Веритасерум подействовал на нее не лучшим образом. — Старший аврор Уоррингтон, — представился он, мельком пролистывая небрежно сшитый пергамент. — Сколько человек вы убили? Как часто вы применяли Непростительные? Причастны ли вы к исчезновению студентов из Хогвартса? Едва услышав один ответ, он тут же задавал новый вопрос, не давая опомниться. Убедившись, что Моргана наговорила на несколько десятков смертных приговоров и пару сотен лет тюрьмы, Уоррингтон самодовольно ухмыльнулся. — Я вспомнила, что в списке двадцати восьми есть и фамилия Уизли, но у меня с собой не было портключа, чтобы отправить ее куда-нибудь, — Моргана явно наслаждалась легкостью, приносимой каждым новым откровением. Ей хотелось говорить и говорить, отвечать на вопросы как можно подробнее, открыть незнакомому аврору все свои тайны. — Поэтому я подчинила ее и приказала лететь в Лондон. И сразу же стерла память. Она точно выдала бы нас с Драко. — А так вас выдал Империус, — если бы Уоррингтон ничего не знал о ней, он пришел бы в ужас. Наигравшись в откровения и вытащив из Кроу пару интересных деталей, аврор перешел к тому, ради чего затеял все это: — зачем вы согласились на допрос под Веритасерумом? — Мистер Шеклбот обвинил меня в том… что я и так сделала, — Моргана вздрогнула, испугавшись моментально потяжелевшего взгляда аврора. Стоило ему подняться из-за стола, как она сжалась в комок, ожидая удара, — я боялась, что если откажусь, то меня запрут в камеру. — С учетом того, что вы натворили, — Уоррингтон демонстративно постучал пальцем по стопке исписанных листов, — приняв Веритасерум, вы все равно не вышли бы отсюда. Того, что я уже узнал, достаточно для того, чтобы вы никогда не вышли на свободу, мисс. Так что же заставило вас выпить зелье? Эйфория начала отступать, сменяясь паникой — она делала что-то неправильное, что-то, что разозлило аврора, но не понимала, что именно. Он не должен был злиться, только не после стольких признаний — даже на исповеди она не была настолько откровенна, как сейчас. — Я не могла отказаться… — О, еще как могли, — Уоррингтон наслаждался ее страхом, — и Шеклботу пришлось бы славно побегать, добиваясь разрешения на этот допрос. Знаете, мисс, наши судьи неохотно принимают такие решения. Каждый имеет право на личные тайны, а искушение спросить что-нибудь лишнее слишком велико. Но вы подписали этот документ сами. Либо вам нечего скрывать, либо вы слишком глупы. По ее виску медленно поползла вниз прохладная струйка пота. Остатки Веритасерума потеряли власть над ее сознанием и до нее начал медленно доходить весь ужас произошедшего. Впрочем, Моргана предвидела подобное развитие событий… Время застыло, потрескивая хрустальными льдинками от ударов сердца. Уоррингтон дернулся, забился пойманной в паутину бабочкой — настала его очередь испытывать страх, тот самый, которым так хотел управлять. Ей не нужны были заклинания и пассы палочкой, чтобы плавить пространство, судорожно вцепившись пальцами в подлокотники — она обязана была выжить, любой ценой. Кровь вскипела раскаленной лавой, гулко отбивая погребальным колоколом то самое слово, которому противилась вся ее суть: «Убей!» Моргана растворялась в созданном своими страхами монстре, уступая место беспощадной Госпоже Охоты, воплощенному ночному кошмару, в который верила сильнее, чем в себя. Все, что оставалось ее невольному противнику — наблюдать за тем, как сквозь реальность проступает острый, как отточенный клинок, профиль, распадаются иссиня-черные волосы, смотреть в сверкающие голодным зеленоватым огнем глаза, отсчитывать секунды до собственной смерти и хрипеть, выталкивая из легких последние капли стылого воздуха: — Я не враг… Госпожа… Мордред, я должен… спасти вас… — сделав нечеловеческое усилие над собой, он бездумно рванул рукав, обнажая метку Темного Лорда на предплечье. Уоррингтону показалось, что прошла целая вечность прежде, чем жуткий морок растаял, милостиво позволяя дышать. — Простите, — она участливо посмотрела на побледневшего аврора, — я слаба и не могу толком постоять за себя. Только чуть-чуть. — М-мерлиновы подштанники, — выдохнул Уоррингтон, жадно хватая воздух ртом. — Я только что видел смерть. Мой Лорд предупреждал, что вы… немного нестандартно колдуете. Простите, я должен был сразу сообщить, что пришел помочь. Простите, умоляю, Госпожа. — Не называйте меня так, — Моргана, окончательно оправившись от испуга, с облегчением прикрыла глаза, отказываясь верить в произошедшее. — Я правда не знала, что могу просто отказаться от зелья. Я вообще не думала ни о чем, если честно. Простите, мне правда стыдно за то, что сорвалась. — На Министерство напал бывший Министр, — с трудом уняв дрожь в руках, Уоррингтон принялся быстро строчить что-то на пергаменте, — неожиданно, но очень кстати. Вы подпишете «свои» показания и подождете здесь, пока с преступниками не разберутся. Полагаю, вы считаете, что Непростительное применил директор? Моргана послушно кивнула, зябко обнимая себя руками. Все чувства будто вымерзли, поглощенные приступом паники и она ощутила себя опустошенной. Постепенно звенящую пустоту наполняли мысли: такие же звонкие и хрустально-чистые. Она отчетливо ощутила, что не хочет получать уважение такой ценой — даже если большинство существ и готовы преклониться только перед грубой силой, этот прием был омерзительным. Фенрир хотел объединить стаи, но подчинять волков силой она не хотела, изо всех сил оттягивая ту самую большую Охоту, о которой мечтал вожак. Те, на кого насильно наденут ошейник, никогда не смогут стать такими же искренними и непосредственными, как члены ее родной стаи — и это будет противно, так же противно, как неожиданная угодливость аврора Уоррингтона. Моргана наблюдала за ним из-под опущенных ресниц, все отчетливее понимая, что не может пойти этим путем, каким бы простым он не казался. Она осторожно, стараясь не наделать клякс, вывела на протянутом листке сакральную фразу «с моих слов записано верно» и жалобно посмотрела на аврора, в последний раз пытаясь исправить свою ошибку: — Простите, — по суетливым жестам и подобострастному тону, она поняла, что сломанное так просто не склеить. Он всегда будет видеть в ней только голодного монстра, созданного собирать кровавую дань. Монстра, которым она отчаянно пыталась не стать.***
Драко едва сдерживал порывы узнать время и хмурился, размышляя о том, что так и не завел привычку носить часы. В стенах Хогвартса заклинание казалось эффектным и отлично дополняло образ чистокровного мага, слишком привыкшего к волшебству, чтобы снизойти до маггловских штучек. Но сейчас это только привлекло бы нежелательное внимание к его нескромной персоне. — Не делай глупостей, сын, — младший Малфой так глубоко погрузился в свои размышления, что не заметил, как рядом с ним в Атриуме оказался Люциус. — Тебя могут арестовать. — Не арестуют, отец, — Драко сглотнул, пытаясь скрыть волнение, отдающееся в голосе предательской дрожью. Он хотел было продолжить, но в этот момент заметил ядовито-зеленую мантию и устремился навстречу своему шансу на спасение от нравоучительных бесед. — Мисс Скитер, бесконечно рад видеть вас! — О, юный мистер Малфой, — журналистка расплылась в счастливой улыбке, погасить которую было не под силу даже отчетливому выражению брезгливости на лице Люциуса, — мистер Люциус Малфой! Я так рада, что вы дали согласие на интервью после вашего чудесного спасения, читатели жаждут подробностей! Это ужасная трагедия для всего нашего общества, но то, что вы здесь, внушает надежду на возвращение и других детей. Люциус поморщился, понимая, что вокруг слишком много свидетелей для семейной ссоры. Тем не менее, что бы Драко не просчитал, это просто не могло закончиться хорошо. Особенно после появления Скитер — несмотря на всю наигранную простоту и доверчивость, Люциус прекрасно знал, насколько опасной может быть «акула пера». Сколько он себя помнил, Рита всегда доверяла только тому, что видела своими глазами: это было и удобно, и ужасно одновременно. Потому, что его наследник был слишком юн, слишком неискушен и, вместе с тем — слишком амбициозен, чтобы выбирать добычу себе по силам. Один неверный жест, неосторожно брошенное в присутствии Скитер слово могли обернуться скандальным материалом на первой полосе «Ежедневного Пророка». Размышления старшего Малфоя были бесцеремонно прерваны ярко-красной вспышкой заклинания, врезавшегося в статую посреди фонтана. Повинуясь инстинктам, он машинально выставил щит и потянул Драко к каминам, надеясь убраться подальше от неизвестной опасности. Но Драко застыл, рассеянно глядя перед собой. Он чувствовал, как вместе со статуей ломается и падает вниз что-то важное и правильное, что-то, что было неотъемлемой частью его личности, что-то, что дарило ощущение безопасности и придавало уверенности в самые сложные моменты — если до этого дня таковые существовали в принципе. Пытаясь отделаться от внезапно накатившего страха, он согласно кивнул в ответ на предложение перенести интервью и сжал рукоять палочки, выискивая глазами авроров. Он знал, что должен объяснить отцу хоть что-то из происходящего, но слова застревали в горле и получалось только то, что он никогда не посмел бы произнести вслух — «Отойди! Не мешай мне! Не твое дело!» Все это звучало так глупо и по-детски, что Драко и сам сгреб бы себя в охапку, встряхивая, как зарвавшегося щенка. Воспользовавшись суматохой, он вывернулся из отцовской хватки, ускользая за ближайшую колонну и уже оттуда смог оценить масштабы своей затеи. Пыль и едкий дым мешали отдышаться, а грудь все сильнее сдавливал удушливый липкий страх. Он не понимал, как Моргана справляется с чем-то подобным — от одного вида крови предательски подкашивались ноги, а ведь в полнолуние кровь лилась рекой. Часто смаргивая предательски набегающие слезы, Драко попытался сосредоточиться на своей части сделки, не отвлекаясь на вспышки и взрывы. И на то, что где-то посреди пылающего ада его наверняка пытается отыскать отец, рискуя попасть под какое-нибудь проклятие, пока сам Драко отсиживался за колонной под прикрытием дезиллюминационных чар. Он до последнего сомневался, что его щит успешно отразит заклинание, блокирующее камины. Но ослепительно-белый луч рассыпался искрами, не достигнув цели. Малфой едва сдержал радостный вопль, отбивая второе заклинание. И еще, еще одно — опьянение удачи постепенно отступало, сменяясь тревогой: сможет ли он продержаться достаточно времени? На мгновение показалось, что момент упущен и все его усилия напрасны… Все изменилось в считанные секунды — Драко не понимал, как мог подумать, что пропустит тот момент, когда попытки заблокировать камин прекратятся и все вокруг застынут, ослепленные ярко-зеленым снопом искр. Ненадолго, но — достаточно, чтобы пыль осела и опальный Министр Магии оценил ситуацию и начал расчищать дорогу к единственному работающему камину. «Получилось!» — устало выдохнул Драко, запрокидывая голову и зажмурился, больно ударившись затылком. О том, что и как получилось, он собирался подумать позже. Как и о том, почему захлебывается слезами, уткнувшись в такую знакомую и родную отцовскую мантию. Обнимая сына и на ходу придумывая правдоподобные объяснения для авроров, Люциус не мог отделаться от навязчивого желания уничтожить всю родню со стороны жены не то за фамильное безумие, не то за однозначно плохое влияние на единственного наследника.