Ветви тянутся к небу

Терн — трудности. Тёрн по весне цветёт, будто молоком облитый. Капельки звёзд застывают на влажных, чёрных, уродливо скрюченных стволах. Скотт осторожно достаёт из ножен только наточенный кинжал, такой острый, что можно ранить даже воздух, и принимается терпеливо подпиливать веточку. Без излишней аккуратности, но и без спешки, даже, возможно, растягивая удовольствие, но скорее – оттягивая неизбежное. Юный отросток не слишком легко подаётся, но и не так уж много с ним мороки. Требуется всего несколько минут. Довольный хотя бы этим шотландец закидывает ветку на плечо (одежда плотная, можно не бояться шипов) и направляется сквозь юный, беспокойный от первых волнений сад в пока ещё маленький и неумелый, но всё-таки более-менее общий дом. Артур терпеливо ждёт, сидя за грубоватым столом, подгрызая отросшие ногти. Мальчишка пока что даже не подрос, никак не изменился в лице, но он уже в другой одежде. На самой его макушке еле заметно пробиваются новые - светлые - корни волос. Скотт угрюм, недоверчиво тих. Он хлещет ветвью о деревянную плоскость, как плетью, заставляя брата вздрогнуть. Пока что их здесь двое только, неизвестно, пробьются ли остальные - каждому сейчас дороже и ближе своя земля, своё тело. И только тому, кого отныне будут звать Англией, уже некуда деться. Его догнали. Под этой новой, чужой одеждой наверняка следы побоев и бесконечных попыток бегства, но Артур уже умеет держать голову прямо и смотреть с вполне искренним безразличием. Конечно, ведь никто из его драгоценной родни не пришёл на помощь. Они отбились, у них были горы - у Лоркана так даже целый свой остров. Тому же, кто на равнине, открытой всем ветрам, остаётся разве что скакнуть в кусты и припустить со всех ног, не останавливаясь ни на миг. Жаль. Как выяснилось, англосаксы и бегают быстрее. И всё делают по-другому. Может, в чём-то они и правы. Англии хочется в это верить, потому что он видит, как смотрит Скотт – эти стены неожиданно сдвинулись, пространство меж ними стало куда теснее, нам всем тут не уместиться, не находишь? Как нелепо старается выставить на обозрение ветку с мелкими белыми цветами, совершенно голую и беззащитную, могущую обезоружить если только своей красотой. Артур с недавних пор прекрасно знает, как живётся таким вещам. Он всё понимает, он ещё помнит свои обычаи, обычаи братьев, хотя в последнее время находит, что лучшим выходом для него было бы забвение и привыкание к новому. - Цветущая ветвь тёрна - к смерти в семье, - замечает с невинной улыбкой. - Ты всё понимаешь, - шотландец косится с частичным недоверием. Ему не хочется узнавать родича с чужим говором и какой-то не такой походкой, верить ему – тем более нет желания. Цветы робко пахнут и роняют на стол лепестки, как слёзы, будто знают, каким оружием они служат в незримом бою. - Уходи, - нет, никогда не хватает терпения подождать, не сказать прямо. Кельты не умеют обиняком. Они рубят с плеча, они готовы до последней капли крови стоять на занятых позициях. Может, проблема Артура в том, что он дрогнул. Вероятно так же, что в этом его благословение. Англосаксы принесли с собой нечто новое. Например, ощущение защищённости. Когда живёшь вдали от всего мира с тремя братьями, частенько умудряющимися тебя поколотить, появление кого-то другого, более сильного, может стать хотя бы защитой. Если этот кто-то не пожелает в первую очередь обидеть тебя самого, разумеется. Но этот урок Англия усвоил - нужно держаться уверенно. Перестань бояться, что тебе причинят боль, ведь ты, маленькая юркая змейка, уже знаешь, что сделать, чтобы этого не случилось снова, как встать и кем притвориться. Это тоже полезное новшество – умение наносить удар исподтишка и улыбаться, пока твои внутренности превращаются в отбивную. - Ты что, не слышал? Уходи, - Скотт скрипит зубами. Ему не нужны пока никакие другие имена, он не хочет верить плохим предзнаменованиям. Дурную часть надо вырезать целиком, вот и вся логика лечения болезней у друидов. Жалко, конечно, но, наверное, для семьи так лучше. Правда, без остальных братьев под боком горец немного теряется, его лицо помимо первой щетины покрывается и неравномерными красными пятнами. Он ведь знает Артура как облупленного - каждое родимое пятно, многократно битую задницу, даже эти густые ресницы, теперь необратимо и жутковато становящиеся полупрозрачными на свету. Как вырезать больное, если оно часть тебя? Неотъемлемая. Без которой нельзя жить. Скотт честно пытается, а Англия наблюдает с улыбкой. Он уже знает, что надо смеяться тем громче, чем больше тебе хочется плакать. В этом месте они не так уж часто все уживались мирно и засыпали вместе, но иногда было... хорошо. А теперь ветка тёрна, брошенная поперёк стола, сулит трудности. Одно дело - ускользнуть от грусти, но сделать это зачастую можно только под непроницаемым плащом из гнева, а бежать – это тоже отныне известно – не получается вечно. - Я ведь вернусь, - ехидно булькает Артур, как котелок на огне, кусая губы до крови. - Ты ведь знаешь, что скоро вернусь. После того, что они со мной сделали, вы уже ничего не сможете. Тогда посмотрим, кто кому брат, а кто – серый волк. Скотт растерянно растирает в пальцах лепестки с такой силой, что вокруг всё начинает пахнуть жизненными соками. Ответить на это и вправду нечего. Доля истины в этом есть, но всё кажется довольно честным. Кровь и привычка - хорошее дело, конечно, но в стаю сбиваются только маленькие волчата, а волки-подростки, особенно если они готовятся к одиночеству, предпочитают полагаться только на себя. Это приносит какие-то плоды - вот маленький мальчик, ещё недавно не умевший держать себя в руках, теперь кажется на много лет старше Скотта. Умнее. И злее. - Не веришь, что тёрн с тобой справится? - Нет, это всё ерунда для старцев. Англосаксы о таком не подозревают. А я теперь англосакс. - Кара тебя ещё настигнет, - вяло грозится горец, но его власть уже подорвана. Детские суеверия покрылись слоем копоти и утратили былой блеск. Цветы на столе начинают стыдливо вянуть, разоблачённые, когда Англия уходит сам, так стукнув дверью, что от неё отваливаются куски. Сложно не заметить - он стал гораздо сильнее за последние дни и месяцы, даже если это было достигнуто дорогой ценой. Что-то будет дальше... Каждый думает: трудности. Но никто пока не представляет, насколько масштабные.