Последняя война Республики

      Стоявшая вместе с Афиной Афродита с застывшим сердцем наблюдала внизу сражение людей. Ее это никогда особо не интересовало, но сейчас там был ее потомок, кандидат в Герои – Юлий Цезарь. И сейчас эта крохотная фигура в лавровом венке внизу пыталась остановить лихорадочное бегство своих солдат. Если было бы разрешение и силы, богиня любви, разумеется, вмешалась бы в эту жуткую мясорубку, как это делала когда-то, и остановила бы бойню. Но нужно было беречь и так немногочисленные силы, а Героем должен был стать только достойный этого – тот, кто может победить даже без помощи богов. - Хм, ну как я и предполагала. Удар сразу с трех сторон при численном перевесе никто не сможет выдержать, - опираясь на копье, говорила Афина, глядя своим бесчувственным взглядом вниз на грешную землю. – Все таки и опыта побольше и солдат у Помпея побольше, да и этот… Лабиен – лучший легат Цезаря на его стороне.       Так было и раньше, даже, несмотря на покровительство или родство, боги крайне редко вмешивались в сражения своих подопечных с монстрами. Порой даже усложняли жизнь, ставя палки в колеса богу-конкуренту и его подчиненному. Нередки были и поражения, но это приводило лишь к отправке на битву нового Героя, а не спасение старого. К тому же, особенно в сражениях между любимчиками богов, те нередко спускались на поле боя и выясняли отношения в битве друг с другом. Афродита участвовала в этом крайне редко, не считая того, как ей, при попытке спасти Париса во время Троянской войны прилетело в руку копье от Афины. Но как давно это было? Сейчас не было ни Героев, ни монстров, да и боги во многом забыли о земле. - Рано хоронишь Цезаря, Афина. Помнится, ты уже делала это после Герговии, а результате он взял реванш и одолел этих галлов, - возразила богиня любви, думая, что делать дальше. Ей совсем не хотелось гибели Цезаря, да и Помпей казался ей каким-то неправильным – тем, кто не справится с обязанностями Героя. А Юлий подходил по многим параметрам и, частично, даже превосходил по ним Магна, который уже наслаждался своей победой, как искренне надеялась Афродита, временной. – Вот увидишь, Гай победит его.       Афина ничего не стала отвечать, лишь чуть заметно улыбнулась, после чего на ее лице вновь восторжествовали задумчивость и безразличие. Сестры стояли в Олимпийском саду, в тени величественного дерева, которое было выращено самой Деметрой, как и все остальное в этом месте. Богиня плодородия создала идеальное место, где можно было отдохнуть в покое и тишине. Все было устроено так, что олимпиец мог запросто отдохнуть от божественной суеты, подумать о чем-нибудь своем или просто понежиться в тени деревьев.       Зеркально чистый пруд показывал все, что хотелось увидеть богам, сейчас был залит кровью и телами погибших римлян, по которым бежали их товарищи, спасаясь от расправы. Антоний вместе с Требонием едва ли не силой уволакивали взбешенного поражением и бегством Цезаря с поля боя, а не поддавшиеся панике легионеры прикрывали их щитами от стрел. Если бы это противостояние не решало бы судьбу богов и всего мира, Афина и Афродита не стали бы наблюдать за всеми этими ужасами, которые на Олимпе нравились одному лишь Аресу. Наверняка он и сам находился где-то на поле битвы в Диррахии, подпитывая себя кровью, болью, страданиями и страхом.       Еще не пролилась вся кровь, не стих звон мечей, как прямо перед сестрами, на другой стороне пруда, из золотого света, появился воин в залитом кровью доспехе и с пылающим мечом в руке. Арес тяжело, но довольно дышал, протирая заляпанный кровью шлем. Пламя самой Войны пожирало клинок, которое словно питалось кровью каждого павшего на поле сражения, понемногу гасло. Как говорил сам бог войны, пока будет литься кровь, пока будут идти битвы, это пламя будет гореть в его мече, которым он будет крушить своих врагов. - Ох, жаль, конечно, что среди римлян осталось мало людей с сердцем воина, - успокоившись после боевого экстаза, в который он впадал на поле боя, среди сражающихся и умирающих, Арес погасил меч и все таки снял шлем. Он вдыхал свежий, расслабляющий и благоухающий ароматом тысячи цветов воздуха, которым был наполнен этот сад. Спокойная и миролюбивая атмосфера, как всегда напрягала его, но здесь даже бог войны мог на время забыть о жутких баталиях, происходящих где-то далеко внизу. - Как всегда насыщался кровью и болью умирающих и, как ты сам говорил, пламенем войны в сердцах тех, кто ее почитает? – покачав головой, поинтересовалась Афина, которая видела брата в таком виде после любого более-менее интересного тому сражения. Арес был одним из немногих богов, который мог годы проводить на Земле, не теряя своих божественных сил, но такое бывало только во времена войн. Богиня мудрости никогда этого не понимала и смотрела на своего брата только как на бессмысленного и жестокого мясника. По крайней мере, так было раньше. - А что мне остается делать? Наша сила понемногу угасает, а источник моей мощи никогда не иссякнет. Мне нужны силы, чтобы в будущем сразиться с этой хвостатой тварью, - расправляя огненного цвета волосы после шлема, посетовал Арес. После увиденного на том Полотне даже само имя Ехидны ему было противно называть, как будто из-за этого он превратится в ту жалкую татуированную демонессу. – По-другому я не могу никак. Раньше хоть были действительно герои, настоящие воины. Одна капля их крови насыщала меня больше, чем кровь всех жителей твоего города, Афина. Утешает хоть то, что у Цезаря действительно дух бойца, а его друг-легат и вовсе относится к войне и даже простой драке с какой-то любовью.       Арес только что видел поражение армии Цезаря, но тем не менее, он не мог не отметить упорное сопротивление легионеров, особенно защищавших первую стену. На глазах бога войны они почти все встретили свой конец, забрав с собой к Аиду множество противников. Небольшая полоса суши на берегу Адриатического моря утонула в крови кромсавших друг друга римлян. Наверное, только он видел в этом что-то хорошее и положительное, как и в любом военном конфликте. Тем не менее, его впечатлило желание и упорство Юлия сражаться до конца, по крайней мере, пока Помпей не уничтожил полностью и вторую линию укреплений. - Да, у них есть какая-то доблесть, но точки зрения тактики и стратегии, а именно это нам и нужно, Помпей будет лучше. Не все решает воля к победе, мужество и упорство, мой брат, - с нотками философии в прохладном, как свежий ветерок в тени, голосе, заметила Афина. Она тоже была богиней войны, но предпочитала воевать головой, а не сердцем, как Арес и не получала ровным счетом никакого удовольствия от банальной мясорубки лоб в лоб. Дева-воительница больше уважала грамотных военачальников, а не храбрых воинов, бессмысленно машущих мечом. – Шансов у Цезаря сосем немного. Даже если подойдут подкрепления, их не хватит, чтобы победить. Кандидатура нашего Героя более чем ясна. - Я же говорила тебе, не хорони моего потомка раньше времени. Ему просто не повезло и все, - сохраняя нежность голоса, процедила в ответ Афродита. Она, в отличие от других присутствующих, вообще не разбиралась в военном деле, да и не хотела, поскольку это мешает любви. Она практически любой успех сводила к удаче или таланту, а провал к неудаче, не желая выслушивать занудства Афины о каких-то тактиках и стратегиях. Но богиня любви отлично помнила, что ровно такой же провал предрекала Цезарю богиня мудрости после Герговии, но она ошиблась и очень сильно. И Афродита чувствовала, что Афина ошибется и в этот раз. - У Цезаря дух победителя, в отличие от Помпея. Юлий не боится сражаться в невыгодных для себя условиях и потому я уверен в том, что он возьмет свое, а этот Магн проиграет и трусливо сбежит, - присоединился к бывшей любовнице бог войны, силой воли удерживая на лице спокойствие. Вывести из себя Ареса и перевести его в состояние боевого транса, в котором он мог покромсать кого угодно было очень легко, в чем боги недавно и убедились. Правда, там вышел из себя не только он один. – Да и именно такие как он побеждают, те, кто не боятся рисковать всем. Как тот Александр.       После упоминания великого Македонского царя и полководца, на холодном лице богини мудрости проскочило подобие усмешки. Уж она-то прекрасно понимала, что Александр, хоть и предпочитал рисковать собой в бою, прорываясь к вражеским военачальникам, но все же именно благодаря более совершенной тактике он и добился таких успехов. - Брат, Александр был в первую очередь тактиком, а не героем, который умел лишь махать мечом и рубить врагов в кровавую кашу, забывая обо всем остальном. Именно поэтому ты всегда и проигрывал мне, - неожиданно решила поддержать этот разговор Афина, с чуть уловимым упреком в спокойном голосе. – Тебе не нужна победа, Арес. Тебе нужны кровь, боль и разрушения и чем дольше это будет длиться, тем лучше. А гению Мария ты предпочитал здоровенных и сильных, но бестолковых вождей кимвров и тевтонов. - Да. Но именно поэтому я до сих пор более менее силен и сохраняю свой источник сил. Ведь пока есть сами люди, они и без меня будут сеять смерть и разрушения, подпитывая меня. Забавно, что после этого они еще и меня обвиняют в их бедах, - Арес, услышав спокойный упрек сестры, лишь слегка усмехнулся. Ведь на данный момент он был практически единственным богом-олимпийцем, который все еще был более-менее силен. – Это будет всегда, и потому я остаюсь сильным. Помнишь, насколько слабым был Аполлон примерно тысячу лет назад, когда людям было важнее выжить в том хаосе и потому о культуре и искусстве все забыли? Со мной такого никогда не случится.       После этих слов Афродите стало немного не по себе, поскольку этот спор, который так любили ее брат и сестра, нередко заканчивался схваткой. Да и в целом очередная, пусть даже пока и безобидная распря не способствовала усилению Олимпа. Но утихать она никак не собиралась. - Брат мой, ты никогда не думал наперед и лишь упивался моментом, когда твой меч войны рубил очередного противника. Ты никогда не сможешь меня победить, будучи хоть самым сильным богом, - казалось, что обычно спокойная Афина в любой момент может потерять контроль над собой или молча метнуть копье в брата, как это бывало раньше. Но богиня мудрости продолжала оставаться собой. – Пойми, сейчас нам нужно, чтобы Рим прекратил войну и определил победителя как можно скорее, а не устроил очередную мясорубку. Нам выгоднее иметь сильную Республику. - Сестра, может быть ты обычно и побеждала меня, но сейчас я запросто могу показать тебе всю мощь войны, - после этого упрека в свой адрес, бог-воитель вновь вытащил свой меч из ножен и по нему вновь начали бегать языки пламени. Ситуация становилась все более напряженной. – Мощи во мне и моем оружии хватит не только на тебя, но и на эту Мать Монстров. Сила, которую я получаю от дерущихся между собой римлян, покончит с ней в один момент, когда ее голова окажется у моих ног. Ты, как и все остальные боги, презираешь меня, но сама ничего не сможешь сделать, когда дело дойдет до реальной схватки. Скорее уж вы предпочтете отсидеться здесь за моей спиной! - Арес, Афина, вот только не нужно сейчас… - Афродита почувствовала, что больше ждать, пока брат и сестра в очередной раз будут выяснять отношения, она не может. Слишком опасно было бы допустить этот ненужный конфликт.       Однако ни богиня мудрости, ни бог войны не обращали особого внимания на сестру, которая пыталась их унять. Несмотря на вечно спокойный облик, было заметно, что Арес умудрился слегка зацепить Афину за живое, что бывало с ней довольно таки редко. - Остынь, брат мой. Хоть раз перед тем, как что-то сделать, подумай головой, а не сердцем. Ты забыл, зачем мы вообще решили выбрать Героя и не стали решать проблему сами? – казалось, что богине мудрой войны пришлось приложить немалые силы воли, чтобы дать такой, весьма спокойный ответ, пусть и с некоторым упреком. Видимо она, как и богиня любви понимала, что нельзя еще больше усиливать их перепалку, но промолчать не могла. – Если ты сейчас выйдешь с ней на битву, ты проиграешь и исполнишь то пророчество, которого мы хотим избежать. Ты просто к этому не готов и шансов, будь ты хоть сильнее нас всех вместе взятых, против Ехидны нет. - Это у тебя нет шансов, сестра! Ты сомневаешься в могуществе самой войны? – на этот раз Арес с трудом сдержал взрыв возмущения, но его меч, которым он размахивал перед лицом Афины, едва ли не полностью поглотило пламя. Видимо он направлял свои эмоции в этот огонь. – Я прямо сейчас спущусь на землю, найду эту тварь, чье имя мне противно, и притащу ее сюда по частям! И тогда посмотрим, как ты заговоришь после этого! - Так, хватит вам уже! У нас есть проблемы поважнее, нежели очередное выяснение ваших отношений, - на этот раз уже не выдержала Афродита и поспешила вклиниться между стоявшими практически вплотную братом и сестрой. Учитывая, насколько порой неконтролируемым был Арес, он мог всерьез отправиться на бой с Ехидной, которой вряд ли бы закончился успехом для бога войны.- Пусть человеческий герой сделает то, ради чего мы и создаем их.       Богиня мудрости благоразумно решила промолчать, чтобы не усугубить и так напряженную ситуацию и теперь просто ожидала, когда ее брат немного утихнет. Арес же, готовый до выпада богини любви спускаться вниз, наполненный праведной яростью, замешкался. Видимо он не знал, что ему сейчас делать. Через минуту-другую этого замешательства разгоревшийся меч начал потихоньку гаснуть и вскоре воитель убрал его обратно в ножны. - Брат мой, мы вместе вступим в бой с ней, или ты в одиночку, если так хочешь. Но сейчас нам не стоит рисковать. Люди очень многим нам обязаны и пусть они теперь защитят нас. А если у них не получится, попробуем и сами, - видя, что гнев ее брата понемногу затухал, решила начать Афина, стараясь аккуратнее выбирать слова, чтобы снова не раздувать огонь в его душе. – Только прошу тебя, не подливай масла в огонь войны между нашими кандидатами. Нам нужен сильный Рим, чтобы продолжать править этим миром. - Хорошо, - с явным неудовольствием, но все же с согласием ответил Арес. Он не желал терять источник своей силы, но с другой стороны, Цезарю или Помпею пришлось бы все равно сражаться с Ехидной и ее союзниками. В принципе бог войны был не против такой просьбы, но решил кое-что добавить. – Но пусть и Помпей и Цезарь проведут еще одну битву, чтобы мы смогли определить по-настоящему сильнейшего и достойного.       Афина молчала, хорошо понимая, к чему клонят ее брат и сестра. Богиня мудрости уже готовила торжественное облачение, чтобы явиться к Помпею, который, по ее мнению, уже победил в войне и доказал, что достоин сражаться за богов с Ехидной. Другое дело в том, что даже ее помощь не гарантировала его победу в грядущем сражении с Цезарем, которое тот явно захочет навязать. Это было чревато как минимум новым расколом между богами, ведь для не разбирающихся в военном деле, ситуация была как минимум неочевидной. А этого допускать было ни в коем случае нельзя, иначе пророчество Мойр сбудется куда быстрее, а перспектива обзавестись совиным телом богиню мудрости не привлекала.       Она смотрела то зеркально чистый после показанного минутами ранее побоища пруд, то на цветочную клумбу, усеянными цветами со всего мира. Немного погодя, богиня мудрости перевела взгляд на небо. Оно светилось золотом и состояло, как и весь Олимп из божественной энергии. Конечно, Афина была уверена в победе Помпея, но что-то мешало ей это признать до конца. Отчасти в этом был виноват и сам Гней, который не смог разбить армию Цезаря одним ударом и тот все еще мог изменить расклад сил. Учитывая, что Юлий собирался сражаться до конца, на новую битву он должен будет показать весь свой военный гений, а именно это Афине и нравилось в полководцах внизу. В новом сражении был какой-то чисто спортивный интерес для нее. Посмотреть, что выдадут эти люди, чтобы победить друг друга. - Конечно, я очень сомневаюсь, что Помпей проиграет, но я с удовольствием посмотрела бы на их настоящее сражение. Битву двух великих умов на поле боя. Не позиционную, с медленным штурмом укреплений, а открытую, где каждая ошибка чревата поражением. Где нужно применить все свои тактические навыки, переиграть, а не перекромсать соперника. Ради этого, думаю, можно повременить с поддержкой Помпея, - Афина не сомневалась, что Юлий потерпит очередное поражение, но все-таки там внизу намечалось новое сражение. А поддержка Магна погубит весь интерес, всю интригу противостояния, которое обещает быть крайне интересным. - Цезарь не проиграет, сестра. Да, в этот раз ему не повезло, но решающие битвы он выигрывает, - слегка воспрянув духом, высказалась Афродита. Сейчас, когда ситуация немного успокоилась, она по привычке решила причесать свои нежные темные волосы золотым гребнем, глядя в пруд как в зеркало. – Это уже было в Алезии, когда ты говорила, что у него нет шансов. - Да победит Цезарь! Это же очевидно, у него есть дух победителя, мотивация сражаться до конца и душа воина, который не боится трудностей и риска. Помпей же этими качествами не обладает и это подведет его, - Арес тоже был очень доволен подобным решением Афины, ведь ее поддержка Помпея превратила бы решающую битву в скучную тактическую игру, без большого кровопролития и настоящего сражения. Битва римлян, да еще и мотивированных на победу, обещала принести немало сил богу войны. Теперь оставалось лишь дождаться достойного победителя. Размышляя о предстоящей схватке, бога войны посетила необычная мысль. – Кстати, а что мы вручим нашему Герою, когда он определится? По традиции, ему нужно что-то, что поможет сражении с порождениями этой твари.       Это было действительно хорошее предложение, о котором ни Афин, ни Афродита, ни один другой бог пока не задумывались. Они хотели вручить какие-нибудь атрибуты Героя победителю гражданской войны, но в суматохе никому не пришло в голову сделать их заранее, не дожидаясь исхода. Идея Ареса заставила его сестер призадуматься над тем, что может пригодиться в войне с Ехидной, которая обещала начаться уже очень скоро. - Предлагаю дать ему меч, который будет идеален против порождений этого монстра. Какой-нибудь, который будет рубить их как нож масло, - предложил первым Арес. Многие боги помнили, что обычным оружием людей победить дочерей Ехидны, конечно, возможно, но очень непросто. А меч, который будет во славу Олимпа рубить ее детей идеально подошел бы настоящему Герою. Тем более, что без божественного оружия, он был бы сосем не тем, кем нужно. - А по мне лучше достаточно будет какого-нибудь артефакта, который защитит его от влияния Ехидны. Вы же помните, как ее аура, энергия действует на людей? А нашему Герою нужна светлая голова, чтобы побеждать, - в свою очередь вставила Афродита, поправляя скромное платье. Энергия Ехидны, да и самых сильных ее дочерей действительно плохо влияла на людей, особенно на голову, затуманивая разум, из-за чего неподготовленные воины нередко без боя становились их жертвами. Что уж говорить о командире, который головой и сражается. Цезарю в первую очередь нужна была подобная защита, чтобы вести войска к победе. - Ну, я бы предложила доспехи, как были в свое время у Ахилла, только лучше. Они будут защищать в сражениях с детьми Повелительницы Монстров. У них есть какое-то особенно мерзкое оружие, одного удара которого достаточно, чтобы заразить человека их скверной и свести с ума. Один удачный выстрел и наш Герой в их руках, - опять рассудительно-философским тоном говорила Афина. Она и сама теперь опасалась сражаться с какими-либо серьезными монстрами, зная, чем даже для бога может закончиться пропущенный удар оружия из Темного Серебра. Что говорить о людях, которые были гораздо слабее. – А так он будет защищен от этого жуткого оружия.       В саду вновь стало тихо, лишь какие-то птицы пели столь же сладко, как и легендарные сирены, слегка нарушая эту тишину. Их пение, вкупе с ароматом неведомых цветов и приятным прохладным ветерком, заставило бы кого угодно забыть о всех проблемах. Но сейчас даже этот спокойный райский уголок находился под угрозой. Страшно было даже представить, что здесь устроит Ехидна, если сможет подняться на Олимп. Как и величественный дворец, золотые чертоги богов, это место погибнет или, еще хуже, также извратится под влиянием энергии Повелительницы Демонов. Сама мысль б этом губила всю райскую атмосферу этого места. И допустить такого исхода было нельзя. - Гефест вполне может все это сделать, выкованное им оружие еще тысячи лет назад сеяло смерть в рядах этих монстров, - предложила после несколько гнетущего молчания Афродита, зная, что ее муж вполне сможет выполнить этот заказ к концу битвы Помпея и Цезаря.       Хромоногий кузнец ковал молнии для Зевса и оружие для богов, которое идеально работало даже сегодня. Тот же меч Ареса, собирающий в себе всю энергию войн или непробиваемый щит Афины Паллады, в который была вделана голова Медузы Горгоны. Не обходил он вниманием и украшения, выковав прекраснейший пояс с драгоценными камнями для своей жены. Она была неотразима, когда носила его. Даже другие боги с смотрели на нее с вожделением, а богини еще и с завистью.       Гефест обычно проводил время в собственноручно выстроенной кузне, где он ковал и творил все что угодно, от каких-то элементарных механизмов до легендарного оружия. Во всем мире никто, даже из самых могущественных детей Ехидны не мог сравниться даже с сильно ослабленным богом в кузнечном ремесле. Более того, у них даже оставался какой-то иррациональный страх перед его оружием, которое начиненное энергией света превращало в груду хлама оружие монстров.       В дальнем конце выстроенного им же дворца, бог-кузнец и находился, в огромной кузне. Огромный горн, в котором горело пламя вулкана, раздувался всеми ветрами мира. Гефест, в своем привычном, рабочем облачении, невзирая на жар, спокойно ковал очередное оружие для арсенала богов. Он словно чувствовал, что приближается тот час, когда сам Олимп окажется под угрозой вторжения, и заранее готовил оружие к этому моменту. Увлеченный и сосредоточенный он бил по мечу на огромной наковальне своим молотом. Лишь закончив с ним, Гефест, вытерев выступивший со лба пот, заметил присутствующих в кузне жену, сестру и брата. - О, милая моя… Простите, я сейчас немного занят, - в последнее время в время работы в кузницу к богу никто не заходил и потому он даже немного потерялся от такого визита. Он не хотел отвлекаться от работы, которой ему, судя по всему, предстояло еще много. Жене он как-то говорил, что хочет создать могущественные механизмы, независимые от божественной энергии. Это было нужно, чтобы даже когда их сила иссякнет, у Олимпа была надежная защита. Но пока это получалось не очень, и Гефест предпочитал и дальше ковать оружие. - Это очень важное поручение, брат мой. Мы решили, что нужно сделать для нашего будущего Героя оружие и доспехи, с которыми он сможет на равных сражаться даже с самой Ехидной, - начала богиня мудрости, перебив собирающуюся немного пообщаться с мужем Афродиту. – Они должны защищать его от любого оружия людей и монстров, так и от их пагубного влияния. - И меч нужен примерно такой же, как и у меня, способный сокрушить практически любое тело и оружие. По возможности быть таким, чтобы одним махом перерубить все головы Гидры, - попросил в свою очередь Арес, с некоторым недовольством глядя на Гефеста. Причину такой нелюбви бога войны к богу-кузнецу знали все – Афродита. Даже сейчас, перед лицом приближающейся опасности, воитель позволял ревности пожирать себя, хотя внешне отлично сдерживал себя.       Гефест же, выслушав условия, вновь протер лоб, явно раздумывая над тем, как выполнить этот заказ для человеческого Героя, да и сможет ли он такой сделать в принципе. Конечно, создать подобное обмундирование для кузнеца было проще простого. Другое дело в том, что за эти годы он и сам очень ослаб и его изделия хоть и были невероятно качественными, но все же сильно уступали тем же доспехам Ахилла. Но и потомки Ехидны вряд ли обладали такими же навыками, как сам Гефест даже в нынешнем состоянии. - Ну… Настолько мощную броню и оружие я создать никак не смогу. Но достаточно прочные и притом легкие доспехи, защищающие от оружия монстров, я сделать могу. Меч, конечно не настолько мощный, тоже могу создать, - как следует рассчитав свои силы, согласился с просьбами родственников Гефест. Хотя и не было полной уверенности из-за долгого отсутствия практики, бог-кузнец был не прочь разнообразить свою работу созданием оружия для смертного, который будет их защищать. – Только это займет много времени. Примерно месяц с моими нынешними силами и возможностями. - Ничего, вряд ли Помпей или Цезарь столкнутся с монстрами за такой короткий срок, мой дорогой, - подойдя поближе к мужу, каким-то заигрывающим голосом протянула Афродита. Она ожидала, когда останется с Гефестом наедине, ведь у нее уже были кое-какие планы на будущее для Героя богов-олимпийцев, и она ни капельки не сомневалась в том, что это будет Цезарь. Лишь когда Афина и Арес удалились, богиня любви все тем же милым, чуть игривым голосом попросила. – Милый мой, ты не мог бы сделать еще к тому же моменту пару Стрел Любви для Эрота?

******

      Цезарь машинально сжимал рукой лоб, пытаясь поверить в произошедшее с ним и его армией некоторое время назад. Конечно, Юлий знал, что это окружать Помпея линиями укреплений будет авантюрой, но столь быстрого провала не ожидал, наверное, никто. В ходе штурма войска Магна смогли атакой с нескольких сторон прорвать самое слабое место в обороне нового диктатора, а следом принялись за зачистку остальных фортов и укреплений. Из-за сильного давления с нескольких сторон его войска в какой-то момент не выдержали и попросту побежали назад. Все попытки развернуть толпу не принесли никакого успеха и лишь сопротивление на отдельных участках стен не позволили Помпею организовать быстрое преследование.       Юлий ехал на лошади во главе колонны легионеров, которую ему удалось более менее организовать из бежавших солдат. Сейчас они все двигались к Фарсалу, где их должны были ждать подкрепления. Цезарь безрадостно окинул взглядом своих подчиненных. Антоний, ехавший рядом, был мрачнее тучи, чего с ним не было, наверное, со времен провала под Герговией. Обычно оптимистичный, порой не в меру, легат сейчас не подавал даже намека на радость каменным выражением лица. Видимо поражение, которое они потерпели уже достаточно давно, до сих пор давило армию Цезаря.       Легионеры устало брели за своим диктатом по очередному ущелью, коих в данном районе Греции были десятки, а то и сотни. Узкая линия, растянувшаяся не на одну милю, состояла из десятка другого тысяч усталых и измотанных солдат. Высокие каменные стены словно были готовы расплющить и без того ослабленных поражением, недоеданием и долгим маршем легионеров. Подавленную атмосферу в войске добавляла и необычно хмурая погода, угрожавшая разразиться грозой, если не бурей. Нависающие с двух сторон отвесные скалы заставили бы многих вспомнить про знаменитые Симплегады, которые, сдвигаясь, топили корабли. Казалось, что весь мир пытался принудить воинов Цезаря сдаться.       Под изорванными в прошлом сражении штандартами, легионеры в помятых, а местами и пробитых панцирях шагали по земле стоптанными из-за бесконечных маршей сандалиях. Над всей массой солдат витал какой-то дух уныния и подавленности неудачным сражением. Несмотря на это, они продолжали идти по неровной дорожке в ущелье, надеясь выбраться из этого гнетущего места.       Юлий продолжал вести свою уставшую армию вперед, прекрасно зная, что по пятам за ним будут идти воины Помпея. Шансов на победу после поражения под Диррахием оставалось не так много, но и сдаваться Цезарь не собирался. Да и другого адекватного выхода из положения, кроме генерального сражения, которое покончит с одной из сторон. Бежать и собирать новую армию мало того, что было противно Гаю, так еще и привело бы, в лучшем случае, к затягиванию войны еще на пару-тройку лет. Сдаваться Помпею было еще более глупой идеей. Нужна была именно битва, сражение, которое закончит эту войну и подтвердит Цезаря как единственного достойного правителя Рима. - Давайте, мои легионеры, мы почти пришли к Фарсале! – видя в нескольких сотнях метров впереди выход из ущелья, громко подбодрил солдат Цезарь. Он шел к этому городу, поскольку возле него должны были находиться легионы Марцеллина и Кальвина, опоздавшие к битве при Диррахии.       Прямо за горными вратами должна была открыться широкая долина с небольшим городом Фарсалой. Именно сюда диктатор вел свою армию, чтобы восстановить ее после поражения, соединиться с союзниками и дать Помпею решающий бой. На этот раз время работало уже против Юлия, и потому он искал идеальное место, чтобы сокрушить противника в открытой схватке.       И действительно, как только Цезарь выехал из тени скал, его взору предстала цветущая в разгар лета долина с двумя небольшими реками. За дальней из них расположился небольшой белый городок – та самая Фарсала. А за второй рекой, на одном из холмов были чуть заметны многочисленные точки. Видимо именно там стояли желанные легионы, которые могли бы максимально сократить численный перевес Помпея, который вскоре должен был бы сюда прийти, только с другой стороны.       Свежий ветерок, которого уставшие легионеры, наверное, уже и не надеялись почувствовать, заметно взбодрил их. Несмотря на все трудности и отсутствие достаточного количества продовольствия, по их колонне прокатилось слабое, но отчетливое «Слава Цезарю!». Тяжелый путь фактически был завершен, и теперь было необходимо лишь отдохнуть и разработать план перед решающим сражением. Спуск вниз, к лагерю союзников был куда проще. Больше не было гнетущего давления, как в горах Греции, по которым легионеры шли сюда не одну неделю. Не было и страха перед нападением войск Помпея, которые шли за ними по пятам.       Уже при подходе к хорошо подготовленному и обустроенному лагерю, навстречу войскам Цезаря выдвинулся маленький отряд всадников, отправившихся приветствовать диктатора. Юлий, среди обычных воинов и носителей штандартов легионов запросто узнал и двух легатов, которые двигались впереди этой маленькой, торжественной процессии. Первый из них – Гней Домициан Кальвин, ничем не примечательный римлянин средних лет, которого можно было отличить от обычного легионера лишь из-за кудрявых, огненно-рыжих волос. О нем Цезарь помнил лишь то, что ранее этот легат выступал на стороне Помпея и всячески поддерживал его, но, узнав о захвате им власти, перешел к Юлию и сражался с бывшими друзьями в Греции и Македонии.       Второй – Публий Лентул Марцеллин был заметно моложе своего коллеги и до недавнего времени, вообще в политике никак себя не проявлял и какими-то особыми качествами не выделялся. Но тем не менее, ему удалось переманить на сторону Цезаря один из колеблющихся греческих легионов и до этой встречи, помогал Кальвину в борьбе с местными помпеянцами. Юлий смотрел в его холодные, несколько безразличные изумрудные глаза, словно пытаясь понять, что бывший монетарий решил получить из этой войны, в которой он особо и не разбирался. В целом, как чувствовал Гай, это были не самые глупые командиры, но все же уступали тому же Требонию или Антонию в мастерстве командования и управления войсками. - Аве, Цезарь! – чуть не синхронно отсалютовали оба легата Цезарю, ударив себя по груди и вскинув руки, подъезжая к нему. Им вторили и их сопровождающие, заодно и поднимая штандарты как можно выше. - Аве, - сухо ответил им Юлий, отвечая им подобным жестом. Сейчас ему было важно узнать состояние дел у этих командиров, чтобы можно было приступить к разработке плана сражения с Помпеем. Уже на подходе к холмам, у Гая появилось несколько мыслей и теперь ему нужны были лишь данные Публия и Домициана. Но перед этим он повернулся и дал указание все время сопровождавшему его Марку. – Антоний, отведи войска в лагерь. Мне нужно узнать обстановку, чтобы придумать, как победить противника. - Да, разумеется, Защитник Республики, - с какой-то ноткой лести начал Марцеллин, поправляя рукой растрепанные ветром белые волосы. – У нас под командованием два полных легиона, с продовольствием проблем не имеется, а боевой дух на уровне. Лагерь мы как следует укрепили заранее, чтобы отразить атаку Помпея, кода он придет сюда. Кальвин лишь кивнул, поскольку за него все уже сказал коллега и теперь ожидал решения Цезаря. Домициан, наверное, считал Юлия таким гением тактиком и стратегии, что думал о том, сколько минут потребуется Гаю, чтобы придумать план победы над Помпеем. Но диктатор молчал, оценивая собственные силы. Сейчас у него было примерно тридцать тысяч легионеров и немного кавалерии, всего меньше, чем у противника, но не намного. Правда, большая часть армии была измучена долгими переходами, и им в данный момент нужно было восстановиться к сражению. - Хорошо. Тогда сейчас помогите моим людям восстановиться к сражению, план которого мы разработаем, когда узнаем о намерениях Помпея и дождемся его появления здесь, - Цезарь решил для себя повременить с планированием, да и отдохнуть от непростого перехода тоже хотелось. Сейчас он ждал лишь, когда его легионеры восстановят силы и к Фарсале подойдет его противник.

******

      Юлий стоял над столом с развернутой картой долины, вокруг которой собрались остальные легаты: Марцеллин, Кальвин, Требоний и Антоний. Не хватало здесь только Куриона, но он отправился вдогонку за Катоном сначала на Сицилию, а затем и в Африку. Помпей уже стоял лагерем на холме напротив их. Двух непримиримых врагов разделяла небольшая равнина без каких-либо препятствий, где, наверное, должно было развернуться основное сражение, но диктатор думал по-другому. - Так, в этот раз время работает против нас. У наших войск вновь наблюдается недостаток продовольствия, а оттягивать начало сражения не стоит. В Риме ждут нашей победы и только ее. Если мы не нападем и не разгромим Помпея, это стояние на холмах может растянуться до бесконечности, а нам оно, повторюсь, только вредит, - указывая на противоположный холм, начал Цезарь. Он отчетливо понимал, что Магн далеко не дурак и спускаться с идеальной позиции ни за что не станет, будучи прекрасно осведомленным о положении дел в войсках противника. – Более того, он предложил нам переговоры, которые назначил на завтрашнее утро. Если он не сдастся сам, а такого не случится, мы должны будем идти в атаку. - Мой Цезарь, я понимаю сложность нашего положения, но я бы все же предложил отступить отсюда. Не считайте меня трусом, но, на мой взгляд, будет лучше перегруппироваться, наладить ситуацию с продовольствием и потом нанести удар по Помпею, имея превосходство по всем параметрам, - запрокидывая назад рыжие волосы, предложил Домициан. Легат не слишком разбирался во всех тонкостях войны и потому считал, что атаковать сейчас, да еще и укрепившегося противника, как минимум, рискованно. Несмотря на некоторые проблемы, он все равно оставался неплохим командиром, способным на выполнение заданных приказов и прямые, бесхитростные действия, а также обладал авторитетом среди солдат, что никогда не бывало лишним. - Да, но есть проблема, Кальвин. В Греции и в Азии есть несколько неприсоединившихся легионов, плюс не забывайте, что Сенат ждет от нашего мудрого диктатора разгрома врагов Республики. Если мы отступим, мы покажем всем свою слабость, а все, кто сомневаются в выборе сторон, примкнут к Помпею, - сразу же, вместо Цезаря, возразил Требоний, поскольку здесь все было очевидно. – Я понимаю, что вы были заняты в Македонии, но именно из-за своей слабой и нерешительной политики и решению отступить, Гней без боя и потерял Италию и Рим.       Это было правдой. Известие о переходе Рубикона настолько шокировало и напугало сенаторов и прочих сторонников Помпея, что они, практически не раздумывая, сбежали в Брундизий, а оттуда в Диррахий, где Гай их и окружил. Ситуация после поражения под ним была неопределенной и непредсказуемой. Симпатии в Республике после неожиданного провала диктатора, поменялись и теперь колеблющиеся могли поддержать как его, так и Помпея. Давать какой-либо повод усомниться своих силах было крайне рискованно, и потому желание Цезаря покончить с войной здесь можно было понять. - Да, спасибо, Требоний. Как видите, у нас нет иного выхода кроме сражения, и оно должно будет состояться завтра. Атаковать придется нам, поскольку Помпей ни за что не слезет со своих холмов. Мы будем вынуждены идти на штурм. Основные наши силы, само собой, ударят прямо по центру, поскольку нужно сковать как можно больше сил противника, - продолжил после короткой перепалки диктатор, выкладывая свой план легатам. Он за дни, что провел здесь, как следует, изучил окружающую местность и решил, что она отлично подойдет для реализации его замысла. – Поскольку у Помпея перевес, причем значительный, по кавалерии, наступать нам придется, упираясь левым флангом в реку. Таким образом, мы прикроем себя с одной стороны от нежелательного удара вбок… - Неплохая идея, Юлий, но куда нам девать его кавалерию? – впечатленный тактическим мышлением Цезаря, поинтересовался Марцеллин, слегка покусывая яблоко, что держал в руке. Публий не собирался возражать полководцу, понимая, насколько тот его превосходит, но наличие перевеса, по данным лазутчиков, в четыре раза, конницы у Помпея, напрягало его. Учитывая, что между холмами была равнина, при попытке штурма можно было запросто нанести фланговый удар на идеальной для всадников местности и это привело бы к поражению всей армии. – У нас, конечно, кавалерия тоже есть и она может их на какое-то время задержать, но я не думаю, что мы успеем прорвать ряды неприятеля.       Цезарь ненадолго замолчал, впиваясь глазами в небольшую равнину, которая отделяла его от Помпея. Именно там, кстати, тот и хотел провести переговоры, но сейчас это волновало Гая в последнюю очередь. Ему нужно было придумать что-то, что поможет одолеть кавалерию противника и притом сохранит его собственную. Юлий тоже не был глуп и не рассчитывал прорывать оборону помпеянцев в лоб. Ему было нужно как-то разделаться с всадниками, а затем своими собственными нанести удар по флангу, а то и вовсе зайти в тыл. Это мигом должно было похоронить сопротивление противника. - Против конницы всегда хорошо сражались копейщики, но у нас таких нет. Если бы мы выставили копьеносцев против всадников Помпея, это бы наверняка привело бы к их разгрому, - предложил уже Антоний, вспоминая, сколько хлопот в Галлии римским кавалеристам доставляли всякие варвары с копьями. Да и в целом, это было довольно известным противодействием коннице. Но в римской армии не было копейщиков еще со времен Мария и его военной реформы, а союзных фаланг не было. - Антоний, а это мысль. Мы сделаем несколько когорт копейщиков, - Юлия слова его лучшего и самого верного легата, как будто ударили молнией. Диктатор мигом оживился и начал переставлять фигуры легионеров по карте, на ходу придумывая ловушку для кавалерии Помпея. – Да, именно так. Пусть какие-нибудь легионеры, скажем тысячи три или четыре вооружатся пилумами как копьями, а не метательным оружием. Нужно будет дать установку бить всадников Помпея по лицам. Учитывая, что они в основном всякие горделивые юнцы, мнящие себя великими воинами. Они уж точно не захотят лишаться глаз или покрываться шрамами. Его кавалерия просто может не выдержать. И как только с ними будет покончено, наносим удар по флангу с заходом в тыл. - Да, звучит очень неплохо, но как заставить их столкнуться лоб в лоб с нашими копейщиками? Они-то не дураки, скакать прямо на копья. Тем более их они вообще, судя по вашим словам, благородный Цезарь, должны бояться как огня, - на этот раз, как по эстафете, решил спросить Требоний, понимая, что всадники сами на пилумы не поскачут и потребуется что-то, что заставит их сделать это. - А почему бы не приготовить небольшую западню? – на этот раз неожиданно выступил Кальвин, который в раздумьях смотрел на карту и фигуры, пока его не посетила отличная идея. Он мигом взял пару фигурок кавалеристов и поставил перед легионерами, которых считали за копейщиков. – Они хотят разделаться с нашей кавалерией? Так пусть сделают это, поскачут прямо на них. Мы позволим им разбить наших кавалеристов, а также небольшой отряд пехоты поддержки и зайти нам во фланг, но тут их будет ожидать западня. Всадники Помпея налетят на фалангу, заодно поломав свой строй. После этого они должны будут стать легкой добычей.       Да, неожиданная догадка Домициана выглядела вполне логичной и справедливой. Если учесть, что кавалерия Магна не слишком опытна, она наверняка не сможет раскусить хитрость цезарианцев и сделает все так, как потребуется Юлию. Если кавалерия будет разбита, это будет уже практически победа. Главное сохранить силы для удара во фланг и тыл. Учитывая, что большая часть армии Помпея должна быть скована натиском в лоб, у нее попросту не найдется достаточного резерва, чтобы остановить фланговую атаку. - Это тоже достойная мысль, Кальвин, довольно простая и умная одновременно. Как только конница выйдет из боя, это будет конец для армии Помпея. Так, еще какие-нибудь вопросы или предложения к нашему плану есть? – поинтересовался Цезарь, думая, что уже можно будет утвердить окончательный план действий и назначать легатов на ключевые направления.       Конечно, этот план был очень рискованным. Не было гарантии, что кавалеристы Помпея клюнут на приманку и попадут в ловушку. Не было гарантии, что они не поддадутся панике и не сбегут из-за риска получить копьем в лицо. Не было риска и на то, что основные силы смогут продержаться до подхода подкрепления. Но другого, более безопасного варианта попросту не было, ведь слезать с холмов Помпей не стал бы ни за что, а отступление затянуло бы войну на неопределенный срок. - Есть одно предложение. Почему бы нам при атаке по центру не сделать маленький перерыв перед, собственно натиском? – на этот раз посоветовал Гай Требоний, взглядом измеряя расстояние до позиций Помпея. Мало того, что расстояние для укомплектованного и бегущего легионера было преодолимым, но весьма изнуряющим, так ведь потом пришлось бы забираться на пологий склон холма. – Скажем, где-то на середине пути восстановить силы. Магн все равно к нам не спустится, так чем мы рискуем, если дадим нашим войскам передохнуть? - Да, в принципе все логично, все равно атаковать приходится нам и нам же решать, когда начинать настоящий натиск на их позиции, - идея была весьма безобидной, учитывая, что Гней наверняка уйдет в оборону и постарается действовать только кавалерией. Никакого риска, скорее даже наоборот, от такой мысли было гораздо больше пользы. Потому диктатор на нее так легко и согласился. – Так, хорошо. После переговоров, я, с вашего одобрения сам скажу легионерам пару слов, и они пойдут на штурм. Их поведете вы, Антоний и Кальвин. Вам просто нужно будет сковать максимально возможное число солдат Помпея и продержаться до удара во фланг. В идеале будет прорваться самим, но это маловероятно.       Цезарь после этого указал названным легатам на карту и передвинул основную массу фигур, изображавших его главные силы вперед, и столкнул их с войсками Помпея, из-за чего несколько из них попадали, а одна и вовсе рухнула на пол и покатилась под стол. Да, здесь тоже был немалый риск. Все же, атаковать в лоб армию варваров, у которой и строя-то нет и дисциплинированные римские легионы, ничуть не уступающие собственным было разными вещами. Но Цезарь чувствовал, что именно так и надо. - Так, когда завяжется основная схватка, Помпей, скорее всего, решит задействовать конницу. Но она не нападет, пока он не уничтожит нашу кавалерию. Вот здесь-то мы их и подловим, а если быть точнее, это сделает Требоний. Наверное, даже я буду находиться неподалеку для большей убедительности. Все-таки, эти юнцы не откажутся от возможности убить или захватить меня, - продолжал диктатор, убирая с карты собственную кавалерию и выставляя засадный отряд копейщиков. – Так, Марцеллин пусть останется командовать небольшим резервом, на случай если копейщиков не хватит. Если все пройдет как надо, вы нанесете совместный удар по флангу армии Помпея. Они, зажатые фактически с трех сторон, поскольку справа от них будет река, скорее всего сдадутся или побегут. Все согласны с этим планом? - Нет, - выдержав короткую паузу, ответил за всех разом Антоний, поскольку не видел даже намека на возражение со стороны других легатов, но тут же вспомнил один странный момент, который Цезарь упоминал в плане и поспешил это уточнить. – Хотя есть вопрос. Почему именно тебе придется выступать перед битвой? Это могу сделать и я по привычке.       Юлий на некоторое время замолчал, обдумывая ответ. У него уже был черновой вариант выступления, который он за эти дни успел несколько раз переписать, чтобы быть максимально понятным рядовым легионерам. К ним он и собирался обратиться в столь сложный час, чтобы лично подбодрить их и придать сил сражаться до конца. - Видишь ли, Антоний, прости за нескромность, я все-таки диктатор и Защитник Республики и именно я должен победить Помпея. Наши легионеры видели и лучшие времена, но завтра состоится последняя битва, и я сам объясню им, ради кого они поднимают свои мечи, - после небольших раздумий, проговорил Гай, посматривая на стопку табличек на столике возле ложа. Помимо очередных Записок, на этот раз о Гражданской войне, там лежали и его собственные черновики и письма. К тому же там были и письма Катилины, которые он из интереса читал на досуге, надеясь понять, о ком идет речь в тех посланиях, но сейчас было не до этого.       После этого ответа продолжать совещание было бессмысленно, и потому легаты стали расходиться с памятками о том, что им предстоит делать и как следует построить войска, пока Цезарь с Антонием и небольшой группой охраны уедут на переговоры. Цезарь не слишком хотел ехать и тратить время попусту, понимая, что Помпей не сдастся. Ему куда интереснее было встретиться с Лабиеном, своим старым другом, а теперь предателем и врагом, чтобы понять, ради чего он перешел к его врагу. Конечно, Тит много говорил о верности Республике, но сейчас она была именно за Юлия.       Конечно, Лабиен заслуживал расправы за такое отношение, все же он был единственным полководцем из Галлии, который предал Цезаря из-за перехода Рубикона. И ладно бы он просто отказался помогать новом диктатору, так он переметнулся к Помпею и, судя по всему, именно он помогал ему в Диррахии прорывать укрепления цезарианцев, зная, как они обычно устроены. Именно это возмущало Юлия больше всего.       Проснувшись на следующее утро, Цезарь с удовлетворением отметил, что его войска уже собирались строиться в боевые порядки, готовясь в любой момент получить сигнал к наступлению. Но сейчас у него было другое дело. Вместе с Антонием и несколькими всадниками, Юлий поскакал вниз на равнину, где возле реки под синим штандартом Помпея виднелась небольшая группа людей.       Спокойная долина Фарсалы, которая должна была стать местом великой победы Цезаря или его величайшего поражения, еще спала. Было даже жаль немного это место, ведь невысокая трава, растущая на этой равнине, скоро будет вытоптана наступающими легионерами, а небольшая речушка и вовсе покраснеет от крови павших воинов. Солнце неспешно поднималось за спиной Гая, который с удовольствием заметил, что это может принести дополнительных проблем защищающимся войскам Помпея, поскольку будет светить им в глаза.       Путь до места встречи не занял много времени. Еще на подходе Юлий отчетливо разглядел среди буквально восьми присутствующих, один из которых был знаменосцем, немолодого, до боли знакомого человека, похожего на сенатора – Тита Лабиена. Рядом с ним возвышался словно помолодевший после победы под Диррахием сам Гней Помпей. Правда, Цезарь не видел его уже достаточно давно. В последний раз они, кажется, виделись тогда же, когда Гай покидал Кальпурнию, уезжая на войну в Галлии. - Так-так, Цезарь приехал сдаваться? – с издевкой в голосе протянул Магн, поправляя аккуратные и короткие седые волосы. Стоявший рядом с ним Лабиен лишь коротко покачал головой, словно чувствуя, что Гней еще рано радуется. Оно было и понятно, Тит вместе с Юлием и побеждал и проигрывал, не раз находился на волосок от смерти и потому предпочитал никогда не праздновать победу до ее начала. - Нет, сегодня я восстановлю мир в Республике, который ты со своими дружками в Сенате нарушил. Я не против, если ты поможешь мне это сделать и сдашься, но если нет, я заставлю тебя это сделать силой оружия, - остановившись напротив Помпея, сухо процедил Цезарь, очень надеясь, что через несколько часов он сотрет эту самодовольную, едва заметную ухмылку с лица противника. – Я не позволю тебе начать новый террор. Как только весть о моей победе разлетится по миру, все твои сторонники, которых осталось совсем немного, сдадутся. Передай своей армии, что я прощу всех, кого ты обманул. - Да, Помпей, ты же знаешь, что мы никогда не сдаемся. Сегодня ты в этом убедишься, когда твоя свора обратится в бегство, - сходу вставил Антоний, угрожающе сжав кулак. Правда, судя по всему, он адресовал этот жест Титу, смотря в его холодные синие, как штандарт Помпея глаза. Он не мог простить того, что его хороший друг переметнулся на сторону изменников и помогал им побеждать при Диррахии. Мысленно, наверное, Марк уже чувствовал, как преподнесет Юлию голову этого предателя.       Магн лишь хмыкнул, наблюдая за холодным, полным ненависти взглядом зеленых глаз Гая и за кипящим Марком. Он не воспринимал их угрозы всерьез, понимая, насколько невыгодное у них положение и лучшее, на что сторонники Цезаря могли рассчитывать, так это продать себя подороже. Все складывалось в его пользу, и он с удовлетворением наблюдал за попытками противника убедить его сдаться. А вот Лабиен выглядел менее уверенным и самонадеянным, постоянно нервно ощупывая бороду. - Ха! Даже если вы сможете каким-то чудом разбить меня, то я все равно выиграю эту войну. Когда я со своими новыми легионами подойду к Риму, когорты моих соратников внутри него ударят по вам с тыла. Эта война закончится моей победой, вопрос лишь в том случится ли это сегодня или через пару лет, - продолжал максимально сдержанно хвастаться своими силами Помпей. Это был его заметная слабость, после успешных сражений он иногда переставал всерьез воспринимать угрозы. Голодающая армия Юлия, которая будет вынуждена без поддержки кавалерии атаковать его в лоб, особо не волновала Магна. Как было заметно по нему, он вряд ли относился к этому серьезнее, чем к рядовой стычке. - Да, Юлий, будет лучше не доводить дело до кровопролития, - неожиданно включился в перепалку до того хранивший молчание Лабиен. Он выехал чуть вперед, выбираясь из-под тени штандартов. - Я знаю, что ты отличный полководец и потому предлагаю тебе сейчас сдаться. Ты талантлив, Цезарь, но ты попросту не сможешь выиграть эту битву, здесь все, что только можно, против тебя. Мы обещаем тебе по-настоящему справедливый суд, если ты откажешься сражаться с нами.       Будь на месте Цезаря кто-то менее спокойный, сейчас головы Лабиена и Помпея уже укатились бы в реку после столь наглого предложения. Но Гай это проглотил, лишь посмотрел на бывшего друга ненавидящим взглядом, которым словно хотел испепелить его. - Помпей, сегодня я окажу тебе огромную услугу и отправлю тебя туда, где тебе самое место – к твоему бывшему хозяину Сулле, - коротко, но максимально жестко высказался диктатор, поправив слегка покосившийся лавровый венок на голове. После чего он, сжав свободной рукой меч в ножнах, перевел взгляд на Лабиена. – А ты отправишься следом за ним, за тем, ради кого ты предал и нашу дружбу и Республику. Надеюсь, боги услышат твои молитвы, поскольку я не могу гарантировать, что кто-то из моих солдат, желая выслужиться, не преподнесет мне твою голову к закату.       Если Гней лишь снова усмехнулся угрозе Юлия, то вот Тит заметно побледнел, а под седыми волосами заблестели капельки пота. Лабиен прекрасно понимал, что Цезарь слов на ветер бросать не будет и если вдруг Магн потерпит поражение, это будет концом и для него. Прострелив напоследок своим взглядом очередную ухмылку старого союзника, а ныне злейшего врага, Цезарь развернулся и вместе со своим отрядом поскакал обратно к своим войскам.       Те уже были построены в боевые порядки и были готовы в любой момент наступать на холм, где стояли, тоже готовые к схватке, отряды Помпея. Цезарь со своим отрядом остановился прямо по центру, относительно расположения своих войск, окинув его взглядом. Легионеры под орлами и красными штандартами выглядели не сильно лучше, чем во время того марша в долину. Но сейчас он вглядывался в лица, в глаза своих подчиненных, пытаясь понять их настроение. Юлий видел в них усталость и некую изможденность, особенно у воинов своего самого сильного Десятого Легиона, но притом и решимость покончить с врагом как можно скорее. Гай, недолго думая, принял более важную позу и поднял руку, приветствуя свою армию. - Мои легионеры, бравые защитники Республики, настал великий день. Взгляды со всего мира прикованы именно к вам, все граждане Рима ждут вашей триумфальной победы! Сегодня вы, наконец, будете сражаться не с дождями, размывающие дороги, ни с голодом, ни с лишениями, а с нашими истинными врагами! – Цезарь старался максимально громко, чтобы как можно больше легионеров услышало его. Он чувствовал на себе взгляды тысяч глаз, наполнявшихся с каждым словом Гая надеждой и решимостью. Откуда-то с задних рядов уже доносились слова, славящие диктатора. После этого Юлий вытащил из ножен свой меч и острием указал им на холм. – Там вас ждет «Великий» Помпей со своей сворой палачей, которая мечтает вновь утопить Рим в крови! Но я знаю, сегодня мы одержим величайшую победу, которая перечеркнет все наши прошлые неудачи. Ступайте в бой, мои легионеры, пусть ваши мечи окропятся кровью изменников и принесут свободу римскому народу!

******

      Над лесами Дакии сгущались сумерки. Страна варваров за Дунаем, вдали римской смуты, потихоньку погружалась в сон. Местные племена нередко конфликтовали с Римской Республикой, от которой их отделяла могучая река. Иногда ради очередной войны они собирались в большие союзы, но либо ссорились еще до начала набегов, либо, столкнувшись с пограничными легионами, бежали обратно за Дунай. Другой берег манил многих вождей, но мало кому удавалось надолго на нем закрепиться. Старый царь даков и гетов Буребиста не был исключением и точно также мечтал расширить свои владения на юге.       Варвар, давно объединивший под своей властью Дакию, всегда вызывал опасение и уважение, как друзей, так и врагов. Даже сам Гай Юлий Цезарь всерьез рассматривал угрозу со стороны Буребисты, называя его самым сильным из варварских вождей. Этот, уже седеющий вождь, никогда не отказывался от амбиций и был готов почти на все, ради осуществления этого желания. Царь Дакии даже вел переговоры с Помпеем в надежде на взаимовыгодное соглашение, а учитывая затягивающуюся гражданскую войну, огромная армия гетов и даков лишней бы не стала.       Но в последнее время на северной границе Дакии стали замечать огромные отряды ранее совершенно неизвестных им племен. Буребиста, конечно, был осведомлен о распространяющихся слухах про появление на границе варваров, не похожих ни на германцев, ни скифов, ни сарматов. Более того, эти племена состояли практически лишь из женщин, причем самого разного вида, от девушек, прячущихся по лесам с луками, до знатного вида дам, являющихся лишь под покровом ночи. И это не считая множества куда более странных существ, отдаленно напоминающих людей. Царь Дакии, вероятно, не отнесся бы к этим историям со всей серьезностью, если бы не получил приглашение от этих самых варваров на переговоры.       Сейчас он, уже при свете луны, подъезжал к поросшему лесом берегу широкого Тираса – реки, бывшей границей его северных владений. В сопровождении десятка другого телохранителей и нескольких влиятельных подчиненных вождей, Буребиста приближался к строю вековых деревьев. Под сенью леса в тусклом свете звезд были едва различимы две фигуры, завернутые в плащи, видимо, чтобы не привлекать излишнего внимания. У одной за спиной, к тому же, был заметен обвитый какой-то травой и украшенный цветком лук. Царь даков без труда понял, что это те самые посланники, которых прислало ранее неизвестное ни ему, ни кому либо еще из соседей племя, которое приближалось к границам его страны. - Царь даков и гетов Буребиста приветствует вас! – сразу же, остановившись перед этой группой в плащах, поприветствовал их варвар. Могучего вида, но уже седеющий царь даков, заметил, что по сложению фигуры походили на девушек, только весьма высоких. Если бы какой-нибудь из здоровых телохранителей Буребисты спешился, то был бы примерно одного роста, а то и ниже выступающих вперед посланниц. – Кто желал видеть меня? - Могущественный царь Дакии, в чьих жилах течет кровь ее величайших героев и правителей, мы рады, что вы прибыли, поскольку времени у нас не так много, - догадка повелителя Дакии подтвердилась, когда он услышал мягкий, но какой-то ноткой высокомерия голос от одной из них. - Ох, простите, я немного забыла о манерах…       После этих слов, девушка словно опомнилась и, вежливо извинившись, откинула капюшон, обнажая светлые волосы, хорошо сочетавшиеся с неестественно бледным, как луна, лицом. В этот момент царю даков стало слегка не по себе, особенно, когда он встретился с взглядом ее неестественно красных глаз. Необычная девушка в свою очередь, гордо вытянувшись, коротким взмахом руки превратила невзрачный плащ в черную, как сама ночь, мантию. - Мое настоящее имя вы не запомните, да и вряд ли сможете выговорить, так что зовите меня Тенебрис, - явно наслаждаясь легким замешательством присутствующих, начала эта дама, заметно прибавив в голосе важности и благородства. Многие телохранители слегка растерялись, поскольку такого не доводилось видеть, но Буребиста был весьма спокоен и без особых эмоций смотрел на выпендривавшуюся посланницу. – Я повелительница вампиров, что правят самой ночью! Ваши люди обычно называют нас стригоями. - Стригои? Мертвецы, пьющие кровь людей под покровом ночи? - коротко бросил царь даков, рассматривая стареющими желтыми глазами Тенебрис, которая словно наслаждалась светом звезд и луны, явив истинное обличие. Буребиста хорошо знал, кто это такие, но он и предположить не мог, что у них есть целый народ с правительницей, что стояла перед ним. Что странно, говорила она как какой-нибудь римский посол, который своей сладкой лестью обманывал доверившихся ему правителей. Встреча с этим темным существом, безусловно, впечатлила царя даков, но не напугала, ведь стригоев все же можно было победить. - Что тебе от нас нужно, повелительница мертвецов Тенебрис? Если ты пришла за кровью моих людей, то тебе следует немедленно убраться отсюда, пока ты не встретила свою смерть второй раз. - Этот человек еще будет нам угрожать? Я ему покажу его… - с каким-то недовольством в женском, но притом весьма суровом голосе, начала вторая посланница. Однако, почувствовав на себе взгляд кроваво-красных глаз вампирши, тоже откинула капюшон. Теперь перед Буребистой была еще одна, слегка необычная девушка, с длинными светло-зеленого оттенка волосами, в которые также был вплетен какой-то необычный цветок, а уши были немного заострены. А вот в ее зеленых глазах читалось что-то похожее на презрение, в отличие от просто высокомерного взгляда Тенебрис. - Прошу прощения, моя сестра Эльрафиен, повелительница эльфов, немного не в духе и не всегда следит за своими манерами, - столь же изящно и коротко извинилась за сестру вампирша. После этого замечания Эльрафиен лишь коротко кивнула ей, словно извиняясь, и теперь просто наблюдала за дальнейшим развитием событий, не стреляя из глаз таким взором высокомерия и избранности.       Буребиста после этого взял небольшую паузу, обдумывая увиденное им сейчас. Это явно были не люди, или, во всяком случае, не полностью. О стригоях-то царь Дакии знал прекрасно, но вот про эльфов слышать никогда не приходилось, а судя по слухам, у них была с собой целая армия, состоящая из множества других странных существ. Повелитель даков думал, что же они попросят у него и в случае чего был готов дать жесткий ответ. Его армия была поистине огромна и ее опасались даже римляне, в чью войну он хотел вмешаться. Но сейчас, судя по всему, назревала еще большая угроза, которую нужно было попробовать отвести от своих границ. Дакам не впервой было воевать с самыми разными варварами, начиная германцами и заканчивая скифами, но теперь им, возможно, противостоял более опасный противник. Но Буребиста был готов дать бой за свои земли. - Эльрафиен и Тенебрис? Не стоит говорить со мной, подобно римским льстецам, я прекрасно знаю, что скрывается за их мнимой вежливостью, – царь даков и гетов холодно, даже с некоторым пренебрежением относился к вампирше, которая даже здесь вела себя словно богатая патрицианка, смотрящая к тому же на всех остальных сверху вниз. – Говорите мне прямо, зачем вы пришли к землям моего народа? - Благородный царь Буребиста, мы идем к вам с миром и дружбой. Мы лишь хотим отомстить за очень давние обиды Риму, - вновь взяла на себя инициативу вести переговоры вампирша, подходя чуть ближе к всадникам. В какой-то момент царю показалось, что он заметил едва заметные большие клыки у этой дамы. – Мы знаем, что и вы тоже пострадали от их правителей и хотите вернуть утраченные земли. И потому хотим предложить вам нашу помощь. Помощь нашей армии.       Царь Дакии ожидал услышать любую просьбу или требование, начиная от покорности и заканчивая защитой от врагов, но слова о мести Риму сбили его с толку. Тем более эти существа предлагали ему помощь своей армии ради совместного похода. Буребиста, конечно, хорошо знал, скольким народам и странам в свое время насолила Республика, но про какие-то их конфликты с эльфами и стригоями никогда не слышал. Либо это было какое-то очень давнее оскорбление, либо подвох, причем ко второму варианту склонялся и сам царь. - Так, я правильно понял, что вы предлагаете мне нанести совместный удар по Риму? Чем он вам не угодил? Какая вам и мне выгода от этого конфликта, учитывая, что я уже договариваюсь с Помпеем? – решил узнать вождь, чтобы хоть немного понять мотивы Тенебрис и Эльрафиены. Просто такое предложение было каким-то слишком прямым и простым, что заставляло царя сомневаться в искренности посланниц. – Или, может быть это простой предлог, чтобы захватить мою страну? - Римляне унизили нас и нашу покровительницу, мы обязаны отомстить им за это и за старые обиды, о которых вы не знаете, - достаточно быстро ответила с нескрываемой неприязнью эльфийка. Она, конечно, частично присочинила, не желая откровенно говорить о настоящих задачах Ехидны. – Они также отобрали то, что очень давно принадлежало нам. Мы знаем, что они отобрали у вас тот берег Дуная и потому предлагаем свою помощь. - Нам всего лишь требуется ваша армия, которая поможет нам в войне с Римом, право прохода наших племен через вашу страну. Вместе мы сможем очень много добиться, - важно начала расхаживать прямо перед Буребистой в своих темных сапогах Тенебрис, сверкая красными глазами. – Если вы согласитесь на эти и еще некоторые условия, вы получите от нас и нашей повелительницы все, что захотите, начиная от богатств и заканчивая вечной жизнью и молодостью.       На последний пункт вампир надавила особенно сильно, видя перед собой уже далеко не молодого царя даков, который, хоть и был силен, но все же не вечен. Однако это предложение не пробудило особого интереса у Буребисты, который вообще сомневался в выполнимости этого условия, так еще и просто не считал нужным и правильным требовать себе бессмертия. - Очень заманчивое предложение, но бессмертия мне не надо, тем более от ночных кровопийц. Я получу его в чертогах Залмоксиса на священной горе Когайонон, когда достойно завершу свою жизнь здесь. Поэтому я так желаю вернуть земли моих предков, чтобы стать достойным этой чести от своего бога, - сразу же выдал царь даков, чтобы показать, что от такой награды он отказывается. Он действительно верил в то, что после смерти должен будет попасть к единственному богу Замолксису, но считал, что для этого нужно вернуть дунайские земли. Тем более такое предложение от повелительницы стригоев наверняка было с каким-то подвохом. - Хм, отказываетесь от вечной жизни и молодости? – такой ответ оказался действительно неожиданным и на секундочку даже сбил с вампирши ее величие и высокомерие, поскольку она просто не понимала, почему царь отказался от этого и понадеялся на вечную жизнь после смерти. Но она быстро вернулась к своей привычной манере речи. – Хорошо. Вы получите все земли, которые у вас отнял Рим, и мы обещаем вам определенную долю богатств от того, что мы захватим у римлян. Вы согласны на такие условия? - Предложение неплохое, но только вы должны будете соблюдать определенные условия. Во-первых, не отбирать землю у моих подданных и не занимать их без моего разрешения, во-вторых, вы не будете вступать в какие-либо связи с моими врагами. И само собой, вы не имеете права причинять вред моему народу, - несмотря на то, что это были не люди, Буребиста опасался, что они могут стать очередными охотниками за плодородной и хорошей землей, которая принадлежала дакам. Из-за этого они нередко подвергались нападениям соседей, и потому царь решил подстраховаться, выставив подобные условия. - Я пропущу вас через Дакию, но надолго вы в ней не задержитесь. И еще, за границы моих новых владений мои войска уже не пойдут, разве что их некоторая часть, потому что я не позволю своим людям проливать кровь за то, что нужно кровопийцам.       Тенебрис на минутку задумалась, стряхивая с плеча упавшие листья. А Эльрафиен и вовсе с трудом сдержала возмущение, поскольку этот царь людей еще и посмел выставлять им условия договора, да еще и в таком количестве. Было заметно, что посланницы далеко не в восторге от таких требований, но вступать в войну с Дакией не входило в их планы. Буребиста же просто с нетерпением ожидал их решения, чтобы знать, что ему предстоит делать дальше. Ведь их отказ наверняка привел бы к войне, но и уступать что-либо он тоже не собирался. - Хорошо. Это было непросто, но мы согласны на эти требования. Правда, мы попросим у вас кое-что еще. Мы наслышаны о том, как вы подавили восстания в Ольвии и как поступали с его жителями, - после нескольких минут молчания, начала вампирша. Она прекрасно знала, как Буребиста приказал устроить резню в греческих городах-колониях и потому решила заранее обговорить кое-какой момент. – Поэтому мы хотели бы, чтобы большинство пленных оказались в нашем распоряжении, а не были бы бездумно казнены. Более того, мы могли бы даже выкупать их у вас, нам подойдут любые пленники и мятежники. - Предлагаете покупать у меня моих врагов? Хорошо, вы сможете сделать это, но не забывайте. Как только мы захватим берега Истра, наши пути разойдутся и на мою территорию вы уже не вернетесь, - сначала царя слегка сбило с толку такое предложение, но, вспомнив о том, что стригои любят пить кровь, догадался, что будет с теми, кого он продаст. В этом даже была двойная выгода, с одной стороны можно было выручить немало денег на первых партиях, а во-вторых, будет держать в страхе потенциальных мятежников, ведь никто не захочет такой жуткой смерти. - Не сомневайтесь, не вернемся, - коротко ответила ему Эльрафиен, хорошо понимая, что потом сможет с сестрой добраться и до него, когда удастся покончить с римлянами.

******

      Солнце уже уходило за горизонт, оканчивая день великой и кровавой битвы. Из своей палатки на холме Цезарь видел вереницы пленных и сдавшихся солдат Помпея и некоторых из его легатов. Лабиен, судя по словам некоторых пленников, сбежал вместе с Помпеем еще в середине сражения куда-то в сторону моря. Но сейчас это было не настолько важно. Главное – Магн и его сторонники здесь потерпели сокрушительное поражение, оставшись без армии.       Большая часть рядовых легионеров Помпея, после разгрома его кавалерии копейщиками Требония, предпочла сдаться в плен к цезарианцам, обещавшим не устраивать казней или еще как-то их наказывать за службу врагу Республики. Сама битва прошла практически точно по плану Юлия, даже немного лучше, чем ожидалось. Фронтальный удар свежих войск практически сразу смял первые линии противника и сковал его силы. Налетевшие на копьеносцев, знатные всадники Помпея, закрыв лица руками, обратились в бегство практически без сопротивления.       Дальше, как и планировалось, был нанесен удар по флангу, а некоторые прорвавшиеся вперед отряды даже попробовали взять лагерь Гнея штурмом. Что интересно, в этом лагере все было готов к какой-то пирушке – видимо соперник Цезаря не верил в иной исход, кроме победы. Когда пехотинцы вклинились вбок легионерам оптиматов, те, в большинстве своем либо обратились в хаотичное бегство, либо поспешили сдаться. Судя по докладу Марцеллина, потери Помпея были как минимум в пять раз выше, чем у Юлия. По факту, война с ним была закончена, хотя оставалось лишь настичь самого изменника.Но сейчас это меньше всего интересовало Цезаря.       Напряженная схватка, немного прибавившая ему седых волос, все-таки была окончена и сейчас нужно было просто отдохнуть, восстановить силы и уже на свежую голову гнаться за Помпеем хоть в Крым, хоть в Испанию, хоть в Египет. Отложив в сторону табличку, в которой он описывал сегодняшнее сражение, Юлий рухнул на свое ложе, смотря в потолок палатки.       Он сделал это. Он добился того, к чему шел всю свою жизнь, того ради чего он терпел лишения, боль, предательства и поражения. Теперь только Гай мог быть правителем и защитником Республики, не считаясь более с ролью компромиссного третьего, которую ему уготовили Красс и Помпей. Ему удалось пережить столько, сколько не выпадало на долю ни одного человека в мире и все это было не зря. Рим был в его власти, как и половина всего известного ему мира. С этими мыслями диктатор медленно погружался в сон, но что-то было не так.       Его глаза заливал яркий, золотой солнечный свет, словно вечер внезапно сменился днем, а его палатка исчезла. Где-то вдали было что-то похоже на высокую гору, откуда спускалась мраморная лестница, и именно там был источник света. При этом сияние солнца создавало какую-то необычную, мягкую, но притом и возвышенную, величественную атмосферу. Это было совсем не похоже на сон, но и реальностью не было однозначно. Цезарь даже не успел сообразить, что собственно это за место и что вообще с ним происходит, как его ушей достиг необычайно сладкий и мелодичный голос, который отчетливо звал его. - Юлий. Юлий Цезарь… Слышишь ли ты мой голос?