Последняя война Республики

      От Утики до Замы путь оказался нелегким. Пусть даже цари Нумидии давно были друзьями Рима после падения Югурты, но они предпочитали держаться в стороне, довольствуясь статусом друзей народа Рима. Под безжалостным палящим солнцем по дороге среди холмов ехали изнывающие от жары и жажды всадники. Горячий воздух безжалостно выжигал легкие. Лошади под ними еле шагали по протоптанной дороге вверх на плато. Во главе процессии ехал тощий и поседевший всадник, облаченный в черную тогу. Рядом медленно шел всадник, с трудом державший в потной руке штандарт легиона с изображением трезубца Нептуна.       Марк Порций Катон смог уйти от преследовавших его союзников Цезаря сюда, в Северную Ливию, бывшие земли Карфагена, который его знаменитый прадед постоянно призывал разрушить. После его гибели, Рим занял все побережье, но вглубь этих гор проникали лишь торговцы, да дипломаты, налаживавшие отношения с местными царями, главными из которых, разумеется, были правители Нумидии. Земля, несмотря на жару была плодородной, чем пользовались местные жители. По пути к Заме они видели многочисленные оливковые рощи и пшеничные поля, периодически сменяющиеся небольшими островками пустыни.       Здесь, в бывших землях Карфагена собирались с силами оставшиеся верными Помпею люди и легионы, бежавшие из-под Фарсала, или изначально убежавшие сюда. В северной Африке был их новый лагерь, хотя и уступавший по силе Испании. Здесь же на местных верфях образовалась флотилия Секста Помпея, сына великого полководца, ради войны с Цезарем ступившем на скользкую тропу пиратства, возродив старые кошмары мореходов Средиземноморья. Порт Утика была главным городом в регионе, которую заняли помпеянцы, в него из Сицилии, Италии и Греции приплывали недобитые враги Цезаря, собирая войско для реванша за Фарсал. Катон же стал одним из их лидеров, скорее даже неофициальным командиром и сейчас он ехал к царю Нумидии Юбе договариваться о союзе.       Заключение альянса сильно меняло расклады, превращая северную Африку в форпост, а затем и в плацдарм, с которого у оптиматов был шанс вернуться в Италию на множестве кораблей и с огромной армией. Если Юба протянет им руку помощи, они могут не опасаться вторжения цезарианцев, ведь на их стороне выступят почти все местные племена, а также обезопасят себя от удара с тыла. А если царь Нумидии окажется не так умен и решит доказать свою лояльность Цезарю… Катон старался не думать об этом, в этом случае его жизнь была бы сочтена, город Зама, посреди холмов, что виднелся вдалеке стал бы его могилой. Но Порция не пугала судьба Помпея в Египте, он был готов принять ее в любой момент, даже сейчас при нем всегда был кинжал.       Катон ненавидел Цезаря, постоянно проклиная его имя, губителя и главного врага Республики, как и всех его дружков-трибунов, вроде Антония и Куриона, которые в асс не ставили Сенат и его традиции. Ненавидел он и продавшихся диктатору сенаторов, вроде Кальпурния Пизона и всех тех, кто встал под знамена нового царя-тирана. Порций не хотел видеть смерть Республики, традиций его предков сенаторов, системы, которой Вечный Город жил со времен изгнания царя и ради ее спасения он без раздумий готов был отдать жизнь. Но сейчас от него требовалось другое.       Город на плато, среди гор и расщелин приближался медленно, очень медленно, быстрее всадников была бы и самая медленная черепаха. Солнце, постепенно опускаясь, начинало светить в глаза римскому отряду, касаясь вершин гор где-то вдали. Но они видели город, который распластался на двух холмах. Зама была разрезана на две части которые соединялись мостами. Столица Нумидии была окружена небольшими стенами, которые с учетом ландшафта превращала ее в неприступную крепость. Чем-то она напоминала Карфаген некогда разрушен римлянами, скорее даже сознательно подражала бывшим господам.       На стенах и над воротами уже загорались огни, готовясь к наступлению ночи. Всадники прибавили шагу, чтобы не остаться ночевать за стенами, хотя Катон бы с этим справился. Расстояние все больше и больше сокращалось, как сокращался в небе и солнечный свет. Наконец, на едва ли не сваливающихся от усталости лошадях, посланники приблизились к воротам, ступив под свет факелов. Местная стража больше походила на восточных вельмож, чем на воинов, расслабленные и длинные плащи, они откровенно скучали и развлекались, подбрасывая монетку, чтобы скоротать время. Один из них, заслышав топот лошадей, нехотя отвлекся от игры и свесился вниз, чтобы рассмотреть гостей получше. - Стой, кто здесь? - сонным голосом поинтересовался страж, широко зевая. Беглого окинув пришельцев взглядом, он обратил внимание на черную тогу, что свисала с худого Катона. - Что за оборванец с вами в трауре? - Мы идем от имени Сената и римского народа, а также от имени Сципиона командира африканских легионов и мы хотим говорить с царем Юбой! Он ожидает нас, так что немедленно открывай ворота и впусти нас! - Порций пропустил мимо ушей эту насмешку, его вид после долгого путешествия был последней причиной для беспокойства.       Страж в пустынном плаще даже бровью не повел, услышав кто его гости. Он лишь также неторопливо и лениво, как разжиревший кот повернулся к своим, чтобы передать услышанное. Катон терпеливо ждал своего и ждал долго, когда наконец заскрипел механизм, открывающий проход в нумидийскую столицу.       Римляне могли вздохнуть с облегчением, пусть и с задержкой, но их все-таки впустили в город, который постепенно погружался в ночной мрак. Пусть это и была столица, но сама Зама по размерам походила на среднего размера полис, еще и разрезанный на три части, даже не самый большой порт Утика казалась Катону больше. На улицах было необычно пустынно, лишь редкие патрульные, да какие-то горожане, изредка шныряющие по улочкам окруженных небольшими каменными домами в финикийском стиле.       Правда по пути на одной из улиц Катон увидел знакомые символы на стенах одного из домов, римские буквы и цифры. Вдоль этого здания тянулся небольшой переулок, где поздней ночью сидел один из жителей в тунике и что-то обрабатывал при свете факела. Видимо здесь был небольшой римский торговый квартал, все же эта была столица местного царства, да и Зама в целом была знаковым для римской истоии городом, потому здесь и расположилась небольшая диаспора.       Пройдя через хорошо охраняемый каменный мост, словно вырезанный между скалами, они оказались перед небольшой стеной, из-за которой едва заметно выглядывал дворец царя Нумидии.       Выглядел он скромно и непритязательно. У многих друзей и соратников Катона дома и виллы были больше и роскошнее обустроены и походили именно на дворцы. Процессию неспеша впустили, чтобы предложить остановиться на ночлег, было уже поздно и вряд ли царь Юба был в настроении принимать гостей, пусть и довольно важных. Слезая с лошади, Порций наконец-то, впервые за несколько часов смог почувствовать под ногами землю, еще не остывшую после заката.       В другой части пальмового сада, где они расположились, стоит заметил еще каких-то гостей, замотанных с головы до ног в экзотические пустынные наряды, которых он ранее никогда не видел. Они не были похожи ни на египтян, ни на жителей Киреаники, ни на парфян или арабов. Гадая, из какой же страны прибыли эти гости к царю Нумидии, Катон в темноте разглядел женщину в широком, расшитым узорами платье, которая вместе со своей свитой уходила в крыло дворца. В душе стоика в этот момент что-то щелкнуло, чего с ним уже давно не было. Это странное ощущение он не мог описать, его душа должна была оставаться спокойной и уравновешенной, но тут ее так дернуло, что Порций даже немного заволновался.       Но затем, когда она скрылась, римлянин вернулся к своей свите, которая уже валилась с ног. Встреча с царем должна была состояться завтра и Катон был обязан сделать как можно больше, чтобы привлечь Юбу на свою сторону. Лежа и засыпая, он думал о том, что надо говорить, что царь может потребовать и как быть в случае его отказа, ведь опыт Помпея в Египте был свеж и не было гарантий, что правитель Нумидии не захочет избавиться от него ради лояльности Цезаря и сохранения своей власти. С другой стороны Юлий и его войска были далеко, Курион с парой легионов сейчас был на Сицилии, а в Африке у помпеянцев было подавляющее преимущество в живой силе и в кораблях тоже. С нетерпением изгнанный сенатор ждал и писем из Рима от своих союзников, которые обязались скрытно бороться с тиранией Цезаря.       Мысль о гибели Республики, о гибели нравов и порядков отцов разрывала душу стоика, он старался об этом не думать. Катон давно уже надел черную тогу, которую он обязался снять только после падения тирании или же закончить жизнь в ней, которая была ничем по сравнению с возвращением свободы Риму. Да, некоторые или даже многие помпеянцы не разделяли его идей и отличались от цезарианцев лишь выбором тирана, но внутри теплилась надежда, что Вечный город воспрянет ото сна и вспомнит, чем он является. С такими мыслями философ и погрузился в сон на неудобном ложе, которое он сам себе выбрал, чтобы его люди могли отдохнуть хоть немного приличнее.       Просыпаться пришлось рано, под лучами восходящего солнца. Если стоит пробудился рано, то его солдаты все еще продолжали отсыпаться после долгой и непростой дороги. Пользуясь тишиной, Катон вновь стал перебирать в голове то, что он хотел сказать царю и что тот мог бы попросить взамен за помощь в этом непростом деле. Если уж многие помпеянцы встали против не Цезаря не столько по идейным соображениям, сколько по материальным глупо было думать, что нумидийский правитель проявит сознательность, недоступную многим гражданам.       Какая ирония истории, судьба Республики могла бы решиться здесь, на месте поражения ее же величайшего врага - Ганнибала и была во многом в руках местного царя. Порций с большим недоверием относился к Юбе, варвару как он считал, у которого теперь истинные римляне были вынуждены просить помощи против тирана Цезаря. По тому, что о нем рассказывали знакомые, нумидиец был жестоким и хитрым правителем, а жажду богатств невозможно было утолить. Но то, что Катон проснулся сегодня целым и невредимым давало хоть какие-то надежды на успех.       Пока Порций размышлял обо всем, его люди также стали понемногу просыпаться вместе с дворцом и городом. Только сегодня философ обратил внимание на неприлично большое число стражи, пусть это была и столица, но ее было много, стены дворца круглосуточно охранялись со всей тщательностью, словно крепость в приграничье, откуда воины Юбы зорко следили за всем происходящем в городе, по лабиринтам улиц которого сновали их соратники, словно ища кого-то. От мыслей Катона отвлек один из слуг, который позвал его и других римлян на завтрак, которым царь решил почтить гостей после долгой дороги.       Восточный дворец был не слишком просторным, будучи больше крепостью, чем резиденцией, но все равно впечатлял завораживающей восточной финикийской атмосферой. Это был осколок давно уничтоженного Карфагена, с теми же росписями, а иногда и изваяниями, что украшали царский дом. Обитателей практически не было видно, лишь несколько слуг в экзотических нарядах, да все тех же стражей. Миновав два зала, Катон наконец увидел самого царя во главе большого стола.       Он выглядел помоложе Катона, в самом расцвете сил, этот типичный ливийский или восточный правитель с аккуратно уложенной недлинной бородой и волосами. Если бы не загоревшее лицо, его можно было запросто принять за грека только обрядившегося в длинное и широкое платье морского цвета и нацепившего золотую диадему на большую голову. - Прошу, всегда рад гостям из Рима, - попробовал вежливо предложить Юба, развалившись во главе обеденного стола. Долгая дорога по пустыням и горам измотала римлян, тем более такой еды, какую им предлагали сейчас они, наверное, в своей жизни не то, что не пробовали, а даже не видели.       Наперебой они принялись за мясо с экзотическими овощами и фруктами, жадно уминая все, до чего могли дотянуться, заливая все это дело местным вином и выжатым соком. Катон же, в отличие от подчиненных не бросался на эти роскошные для римлянина яства, предпочитая ограничиться привычным ему хлебом, водой и еще парочкой фруктов. Избирательность изгнанного сенатора неплохо удивила царя, который поглаживал свою короткую и аккуратно подстриженную бороду. - Что-то ты не в духе, мой гость, путь сюда непрост, почему бы не расслабиться и не насладиться всеми этими блюдами? - поинтересовался Юба, откусывая кусок сладкой груши, запивая его вином из серебряного кубка. Он очень старался быть вежливым, но получалось как-то неубедительно, словно его истинные мысли вот-вот вырвутся наружу. - Да и зачем здесь в черной тоге путешествовать, при таком-то зное? Случилось что? - Да, случилось, этот гнусный узурпатор Цезарь погубил Рим, погубил Республику, потому я буду ее носить, пока это порождение Тартара не сгинет, - с нескрываемой злостью процедил Катон, случайно раздавив ломоть хлеба, что держал в руке. - Я ненавижу его, того кто погубил мой дом, из-за кого я не могу туда вернуться. Кто такой я по сравнению с тем, ради чего живу. - Не оскверняй мой дом этим поганым именем, я не желаю его слышать и не хотел бы слышать его в своем царстве! - чуть не проревел нумидийский царь, с размаху обрушив на стол кубок с вином, расплескав его. На лице теперь была гримаса ярости, а от дружелюбного тона не осталось и следа. Даже Катон, всем сердцем ненавидевший нынешнего тирана впечатлился яростью Юбы. - Никто и никогда не унижал меня так, как этот высокомерный мерзавец, пусть только сунет сюда свой длинный нос, и я отрежу ему не только его, клянусь!       Юба выдохнул и молча выпил вино, что не растеклось по столу при ударе, но все равно оставался мрачнее тучи. Остальное время за столом прошло в основном молча, разве что царь перекинулся парой фраз со слугами и одним из вельмож, в то время как спутники Катона за свободным столом от души наедались так, словно в последний раз в жизни. Стоик же не обращал на них внимания, а как только покончил с трапезой тут же заговорил с царем. - Значит, мы с тобой в одной лодке, царь. Дело спасения Республики не терпит промедления, мне надо обязательно поговорить с тобой от имени всех тех, кто хочет спасти Рим от этого позорного узурпатора, - начал снова рвать и метать Порций, воинственный настрой которого впечатлил царя Нумидии, который был поглощен своими фруктами. - И чем быстрее мы это обсудим, тем лучше для всех нас. - Ты говоришь красиво и толково, Катон. Я попрошу освободить один из своих залов от посторонних ушей и глаз, там и поговорим, - Юба не хотел сейчас все оставить, собираясь как следует набить брюхо перед важным разговором, но судя по огоньку в глазах, он сам с интересом и азартом ждал разговора, все же их объединяла ненависть к нынешнему правителю Рима. Катон казался ему человеком отчаянным, стоящим на грани пропасти и с ним определенно можно было договориться. - Тогда давай где-то через час в моем небольшом зале для переговоров. Приходи один, мне не нужны лишние свидетели. Да и тебе, думаю тоже.       Порций не стал спорить, спешить ему особо было некуда, по крайней мере все уже было проще, чем он изначально думал. Юба так до сих пор и не забыл Цезарю тот суд, в котором будущий диктатор защищал одного из врагов царя, а затем в пылу спора не постеснялся подергать того за бороду, по крайней мере так Катону пересказывали знакомые. А значит договориться с ним будет далеко не так сложно, как рассчитывал изначально изгнанный сенатор.       Пользуясь свободным временем, стоик решил немного побродить по дворцу, по одному из залов, смотря на малознакомое ему искусство. На стене, которую он рассматривал были начертаны символы богини Танит, популярные в Карфагене, и полумесяцы с солнечными дисками. В некотором смысле Катон сейчас погрезился в прошлое, столкнувшись с осколком погибшей почти сто лет назад цивилизации. Тогда Нумидия все же помогла Риму в борьбе с главным врагом, сохранив немалую степень самостоятельности на отшибе римского мира и периодически воюя с ним, как во времена Югурты, но в целом следуя в фарватере Вечного города.       Глядя на старые символы, на уже немного стертую стелу с изображением бога Ваала, Катону было одновременно и интересно и несколько неуютно. Это совсем чуждый ему, варварский мир, который Рим должен был низвергнуть, привести в порядок. В какой-то момент в душу стоика вернулось то вчерашнее чувство возмущения, колебания и некоторой тревоги. Сначала показалось, что это чужеземный дворец так на него влияет, но посмотрев в сторону, он увидел быстро прошедшую зал и скрывшуюся в другом коридоре фигуру, что он видел вчера в саду по прибытии.       Она исчезла также быстро, как и гнетущее ощущение, что Катон было подумал, что ему показалось. Все же совсем чужим для него было это место с царящим даже утром некоторым загадочным полумраком, будто кто-то пытался здесь спрятаться. Оставаться здесь желания было немного, и сенатор с нетерпением ждал, когда ему удастся уладить вопросы и убедить варвара воевать за Республику.       Трудно было сказать сколько времени прошло, наверное, сильно больше часа, когда за сенатором наконец пришли стражи с одним из слуг, что собирались проводить Катона на аудиенцию к царю. Путь вел по коридорам куда-то на второй этаж по не самой широкой лестнице, возле которой слонялись без дела несколько легионеров, видимо также изучавшие дворец. Со второго этажа, особенно с широкого балкона, отрывался блестящий вид на город и куда-то далеко за его пределы, благодаря возвышенности все было видно, как на ладони. Однако стража вела его в другое место, в одну из комнатушек в дальнем конце этажа, которая внешне больше подходила чулану, чем царским покоям.       Слегка приоткрыв дверь, они чуть ли не затолкали худого Катона в помещение, тут же захлопнув ее за ним. Недовольный таким обращением, Порций все же сдержался, не стоило особенно сейчас выказывать все эмоции. Комната внутри куда больше напоминала покои, пусть и не откровенно царские, но все же кого-то довольно знатного, а на ложе его уже ждал Юба вместе с той странной фигурой, которую Катон уже видел не один раз.       Женщина была закутана в широкое пурпурное платье с финикийскими узорами, длинные волосы венчал небольшой серебряный обруч, из-под которого на римлянина смотрели глубокие изумрудные глаза с хитрой, деловой искрой. Они словно видели Катона насквозь, проникая в самую его душу, которая вновь начинала уже бить тревогу, но неожиданно стихла, а сама женщина отвела взгляд в сторону. - Царь Юба, в чем дело? Почему меня привели сюда как подозреваемого? И почему ты говорил, что разговор будет без лишних глаз и ушей, а сам привел сюда эту женщину? Не дело матрон обсуждать такие важные вопросы, касающиеся нашего будущего, - все же позволил себе Порций проявить определенное недовольство, почувствовав внутри себя облегчение. - А она не посторонняя, это моя племянница царевна из далекой Мавритании. Может у вас так не принято, а ей следует приобретать определенный опыт, на случай если потребуется править. Более здесь никого нет, эта комната одной из моих жен, так что вряд ли чьи-либо уши додумаются что мы здесь, - недовольно, но без агрессии поправил Катона нумидийский царь, предлагая римлянину сесть на одну из больших подушек в комнате, видимо, чтобы быть выше него. - Я бы сказал, то, что думаю об этом, но я здесь не за этим. Нам нужно спасать Республику, и я очень рад, что кто-то еще видит натуру и сущность Цезаря так хорошо, - все же Катон удержал себя в руках, чтобы не давать ответа на странности поведения царя, хотя может у нумидийцев так было принято. Сенатор нехотя занял предложенное ему место, только сейчас обратив внимание, что даже окно и то завешано тканью. - Вы чего-то боитесь? Почему так много стражи, к чему такая секретность? - Ответ ты сам дал Катон, дело в Цезаре. Здесь у него есть некоторые друзья со времен того суда, да и римский квартал в городе... Не доверяю я им, и я не хочу, чтобы к этому недостойному псу донесли хоть об одном моем слове, - царь Нумидии и раньше добротой и открытостью не отличался, но после начала войны Цезаря стало хуже, и он косо, с подозрением относился к малейшей нелояльности в городе, готовясь карать любого, кто примется оспаривать его власть. - Так значит, Юба, ты согласен с тем, что Цезарь наш враг и угроза для Республики? И что надо покончить с ним как можно скорее ради общего блага? - наконец сам Порций решил перейти к делу и получить подтверждение своим прежним мыслям. - Да... Да, я согласен, этот негодяй должен получить по заслугам, а Рим остаться республикой. Потому что пока в нем нет царя, я могу быть спокоен. Если там вновь воцарится монарх, вряд ли он захочет терпеть других царей, вроде меня, - быстро, без особых раздумий согласился правитель Нумидии, словно пытаясь немного подражать философу своими ответами. - Я ненавижу Цезаря и, пожалуй, нет того, кого бы я ненавидел больше, но я не хочу потерять все, включая свой трон сделав неверный выбор. Помпей уже сделал его и где он теперь? - Так к чему это ты сейчас клонишь? - не совсем разобравшись в том, что именно хочет варварский правитель, снова задал вопрос стоик, смотря на того с подозрением и недовольством. - Все просто, я хочу кое-чего взамен. Понимаешь, римлянин, я враг Юлию, но я не дурак воевать с ним просто так. Ты просишь меня помочь, и я ничего не имею против этого. Но риск должен быть оправдан и поэтому ты должен будешь предложить мне кое-что взамен, - сразу и прямолинейно заявил варварский царь, ожидая, что Катон сможет предложить за помощь.       Тут уже философ замолчал, думая, что он мог бы отдать взамен, да и не столько он, сколько остатки Сената и командиры помпеянских армий. Катон был хоть и влиятельной фигурой, но не был их главой, фактически отвечая за образ, пропаганду и связи. Да и не считал он, что может распоряжаться землями Рима, тем более отдавать их варварскому царю. Сама ситуация, что он был вынужден просить о помощи нумидийцев была унизительной, но, если это спасет республику, он был готов. - Непростой вопрос, Риму не пристало отдавать свои земли, даже друзьям и союзникам. Мы можем предложить золото и кое-какие территории в Африке, но не на побережье, это надо обсуждать дополнительно, - сразу попытался обозначить компромиссную позицию Катон, надеясь, что таких уступок хватит, но посмотрев в горящие жадностью глаза, он увидел лишь разочарование. - Это не дело, Катон, этого мало, мне нужно больше, заметно больше. Скажем... Вы передадите мне выход к морю, а конкретно на месте уничтоженного Карфагена. Помимо этого, я требую, чтобы с моих торговцев не брали пошлин, а товары покупались по их полной стоимости, а не как сейчас почти в два раза дешевле. На таких условиях мы можем договориться, - ненадолго задумавшись, начал перечислять Юба, загибая пальцы, украшенные перстнями.       Его племянница молча смотрела за этим торгом, косо поглядывая на Порция. Тот от перечисленного даже за голову взялся, это ни в какие ворота не лезло, напоминая не сделку, а обыкновенное вымогательство. Которым справедливости ради Рим промышлял в подобных зависимых странах, но сейчас просто послать легионы на усмирение Нумидии было самоубийством для всего дела борьбы с Цезарем. Катон молчал минут десять, чувствуя, как его горло постепенно пересыхает от волнения, пытаясь придумать выход из положения. - Царь Юба, жадность до добра не доводит. Золота мы тебе предложили, территории тоже, но зачем тебе засыпанный солью Карфаген? Пошлины мы могли бы сократить, как и немного повысить цены, но не стоит испытывать судьбу, набивая цену, умеренность еще никому не вредила, в отличие от алчности, - наконец заговорил Катон, покрутив бородку, придумывая в голове максимально возможный компромисс. - По-твоему, это алчность и наглость, римлянин?! А я и не наглею, лишь предлагаю свои условия, не хочешь, можешь идти в Мавританию и просить помощи там, или воевать с Цезарем своими силами! А Карфаген... Сам подумай, философ ты мой, зачем он вам самим нужен? Вы его разрушили, а я мог бы построить там порт, чтобы у моих торговцев была возможность ходить по морю самим, а не через ваши порты, - царь Нумидии сначала снова вспылил, повысив голос, но затем быстро успокоился, надеясь убедить Катона пойти на большие уступки. - Твоя правда, царь, условия выдвигать тебе. Но и меня пойми, я не имею права раздавать римские земли направо и налево, пусть даже они и разорены, и засыпаны солью, - все же сдался под этим напором Порций, хотя и не до конца. Он понял, что этот царь хочет извлечь самую большую выгоду из ситуации, насколько это вообще возможно. - Я могу дать согласие лишь на то, что предлагал сам. Об остальном я сообщу остальным, и они решат, принимать твое предложение или нет. Я не имею права в одиночку принимать подобного масштаба решения. - Да зачем тянуть, римлянин? Разве не ты говорил, что республику надо срочно спасать? Прими мое предложение и можешь хоть сейчас с моими войсками отправляться куда надо. Мы даже золото, которое я получу по сделке поделить можем, - попробовал еще сильнее надавить Юба, желая добить стоика и вынудить, соблазнить того принять предложенные условия. Его племянница, едва заметно, с укором посмотрела на царя, но пока продолжала молчать, наблюдая за процессом. - Республика должна быть спасена, но именно поэтому я не буду принимать такие решения в одиночку, я не Цезарь и даже не Помпей, чтобы делать это. И ты, варвар, не купишь меня, - сурово отрезал Катон, не желая отрекаться от своих идеалов, тем более за деньги, что ему предлагал этот нечестивый царь. - Так вот, я передам все условия кому надо, и они уже решат, отдавать тебе Карфаген или нет. Идет?       Сказать, что царь Нумидии был разочарован не сказать ничего. Посмурневшим и потухшим взглядом он уставился на неуступчивого римлянина, недоумевая почему тот отказался, ведь он не знал до конца всей подоплеки. Оскалив зубы, Юба тем не менее быстро успокоился и вяло, нехотя, протянул руку римлянину. - Что же философ, будь по-твоему. Отправляй кого надо, а сам пока можешь оставаться здесь, - максимально снисходительным тоном произнес царь, отмахиваясь от надоевшего ему римлянина от назойливого комара. Катон тут же пожал прохладную руку, которую царь Нумидии тут же быстро отпустил, желая побыстрее отделаться от разочаровавшего его философа. А следом он и вовсе указал на дверь. - А теперь оставь меня, ты и так потратил достаточно много моего времени.       Юбе было не до вежливости, закусив губу от разочарования он практически выставил Катона за дверь. Порций особо не упирался, ведь надо было еще добраться до посла, сообщить ему все требования и отправить к своим. Но в целом римлянин испытывал смешанные чувства, с одной стороны царь Нумидии не отказался от союза, но с другой вопрос о его заключении остался висеть в воздухе из-за чересчур наглых требований варвара, который был готов удавиться за лишний югер земли. С такими смешанными мыслями он зашагал вниз, оставив правителя с племянницей наедине. - Я уж думала он никогда не уйдет, - бросила гостья, убедившись, что дверь плотно закрыта и более тут никого нет. Теперь ей не было нужды скрывать себя и прятаться под человеческой личиной.       В следующую секунду Юба стал свидетелем невероятного преображения. Его племянница, замотанная в мавританские одеяния, оставшись наедине с царем засияла в темном свете, который перетекал по всему ее телу, преобразуя его. Минута трансформации и перед правителем Нумидии предстала темноволосая женщина с лисьими ушами и сразу семью хвостами, что она тут же расправила. Юба в жизни не видел ничего подобного, тем более, что он даже не смотря на дочь Ехидны чувствовал ее присутствие, ее энергия, аура, исходящая от нее, была невероятной мощи. Лишь на секунду продемонстрировав ее, лисица перестала давить ею на царя. - А ты мне не верил, когда я сказала тебе о том, кто я на самом деле. Теперь ты мне веришь, царь нумидийский? Я повелительница многохвостных лис, и я здесь с деловым предложением, - заговорила посланница своим истинным голосом, могущественным, но с какой-то хитрой ноткой, чем-то он напоминал типичных дипломатов или торговцев, которые всеми силами стремились выторговать нужные себе условия. - А я уж думал, что рассказы про вас это всего лишь пьяные побасенки, которые рассказывают в придорожных тавернах, - заметил правитель Нумидии, стараясь не выглядеть слабее своей загадочной и сильной гостьи. - Я так понимаю ты и есть … дочь Матери Монстров или как она себя называет? Как твое имя? - Истинно так, царь Юба, я бы сказала, как меня зовут по-настоящему, но для вас, тех кто живет вдали от моего дома, оно будет слишком сложным и вы, даже если я его напишу, не сможете его выговорить, потому можешь звать меня Хионой, - чуть вальяжно произнесла лисица, кокетливо подмигнув царю и взмахнув одним из хвостов. Но затем ее лицо стало более серьезным, как и ее тон. - Но я пришла сюда не просто так показать себя и назвать свое имя, а чтобы предложить тебе сделку, которую больше никто не предложит. Грядет новая эра, наша эра и моя мать обещала щедро вознаградить любого, кто пойдет с нами. Никто из тех, кто поддержал нас еще не был разочарован. А эти римляне, особенно этот Катон, разве они способны дать тебе то, что можем дать мы? - Вы готовы предоставить все то же самое, что перечислил этот неуступчивый философ? - желая побыстрее перейти к делу и точно узнать все причитающиеся ему выгоды, поинтересовался Юба. Он не до конца еще доверял этим неизвестным тварям, но те выгоды, что они ему сулили должны были быть просто огромными, такими, чтобы не задумываясь согласиться на них. - Нет, мы можем дать больше. Наши богатства неисчислимы, а наша сила дарует почти вечную жизнь и молодость. Может ли тебе это дать этот старый римлянин? Что он вообще может дать, кроме тоски и скуки, приправленных нравоучениями? - с ноткой игривости и кокетства задала риторический вопрос дочь Ехидны, создав в своей руке иллюзию в виде несколько золотых украшений с драгоценными камнями в знак подтверждения своих слов. Но не успел жадный царь протянуть к ним руку, как они также исчезли. - Римляне будут рассказывать о правильности спасения своей страны, борьбы за свободу, но видишь, - продолжила лисица, - стоит лишь заговорить с ними о процентах прибыли или пошлинах, как они мгновенно забывают о борьбе с тиранией. Они отказываются отдавать даже ненужные им самим земли, не хотят давать вам свободу торговли, и они готовы держаться за них даже когда вопрос стоит о борьбе с Цезарем. Моя мать не такая, как они, она готова дать тебе не просто руины этого Карфагена, а всю Африку, вплоть до Египта. Больше никаких пошлин для торговцев твоего народа, никакой унизительной дани Риму и полная свобода действий в собственном царстве. Все это будет твоим, если конечно, ты поможешь нам очистить эту землю от римлян и покончить с их господством. Может ли такое предложить тебе Катон? Или его друзья, или же друзья Цезаря?       От этого предложения царь Нумидии даже язык проглотил, сначала пролепетав что-то невнятное в ответ на это крайне щедрое предложение. Получить себе всю Африку и не отчитываться ни перед какими римлянами, которые всегда смотрели на него как на подчиненного варвара. Правитель даже не чувствовал себя здесь правителем, скорее каким-то наместником Рима, только родом отсюда и пусть они пока оставляли ему самостоятельность, царь понимал, что это не навсегда и рано или поздно римляне доберутся до него. Это предложение было слишком роскошно, чтобы просто взять и отказаться от него. Ни секунды не думая, Юба дал ответ. - Да, да я согласен на эти условия, и я очищу от римлян эти земли. Хотите я хоть сейчас прикажу прирезать их всех и отослать их головы вашей правительнице? - тут же стал стремиться доказать твердость своих намерений и свою лояльность правитель, демонстративно схватив в руки кинжал. Если бы сейчас Катон был здесь, он наверняка бы отрезал ему голову, но монстр быстро урезонила и осадила царя. - Хотя... Где гарантии, что вы меня не обманываете и не бросите меня один на один с римлянами? - Всему свое время, мы сотни лет ждали этой возможности покончить с Римом, так потерпи и ты. Дела не терпят спешки, особенно когда вопрос стоит о большой выгоде, но и о больших рисках. Пока я не получу распоряжений от матери, никакой самодеятельности, если хочешь, чтобы наша сделка состоялась. И тем более никому не слова о том, кто я на самом деле, чем дольше наш враг в неведенье, тем лучше, - поспешила успокоить Юбу Хиона, взяв кинжал из его руки и став его рассматривать. - Эти римляне тоже ничего не должны знать... Хотя этот старик какой-то ненормальный, он словно почувствовал кто я на самом деле, хорошо, что мне удалось успокоить свою энергию. Но придет черед, и мы обязательно покончим с ним. Подожди немного и скоро мы вместе, армии моей матери и твоя сбросят орлов в море. Или ты все еще надеешься договориться с римлянами?       Лисица отчасти была права, все же заключать договора с совершенно неизвестными ранее существами было большим риском, а римляне хоть и были несговорчивы, но более знакомы. Но потом Юба подумал, что, если он бы предложил Катону отдать ему Африку, тот бы просто отправил его куда подальше. Царь осознавал, что это его шанс и предложение Хионы было слишком хорошим и слишком заманчивым, чтобы отказаться от него. Да, и с другой стороны, этим тварям Рим был куда интереснее его Нумидии, это был шанс наконец стать по-настоящему самостоятельным царем. - Хорошо, я думаю ты права, римляне не могут дать мне того же, я готов на сделку. Честно, я не до конца тебе доверяю и твоей матери, поэтому мне нужны железные гарантии того, что я не останусь один на один с Римом, если вы поможете мне от них защититься, то считайте, что я в деле. И хоть сейчас прикажу прирезать этого Катона, - Юба достаточно долго ломался над этим предложением, прежде чем дать какое-никакое, но согласие. Доверия к монстрам у него было все же немного, но римлян он не любил еще больше, да и угрозой они были для него куда большей и реальной, нежели полумифическая Ехидна. - Никаких убийств Катона, эти дела не терпят спешки, никакой самодеятельности, если, конечно, не хочешь остаться один на один с римлянами. Мы защитим тебя, но, если ты сам не будешь торопиться, потому я и хочу, чтобы ты не сотворил прежде времени какой-нибудь глупости. Не провоцируй Рим и как можно дольше тяни время. И пусть пока Катон остается в этом городе. У нас есть свои планы на него, все же легион-другой лишним не будет, - загадочным тоном произнесла дочь Ехидны, словно ей нравилось держать в неведенье своего собеседника. - Значит, считаем, что договорились.       После ее слов кинжал на несколько секунд засиял тусклым магическим светом, который тем не менее быстро погас. Сама лисица все также быстро преобразовалась обратно в человеческую царевну Мавритании, как она придумала себя называть и также покинула комнату, оставив довольного, но все еще немного терзаемого сомнениями царя наедине с собой.

*****

      Победа над Фарнаком была настолько же неожиданной, насколько и сокрушительной. Усеянный телами павших боспорских воинов холм постепенно очищался от них. По большому счету тут были тела только воинов Понтийского царства. Павших же легионеров можно было пересчитать по пальцам одной руки. Большая часть раненых, казалось бы, смертельно, оказывались вполне живыми, разве что невероятно ослабленными. Как предполагал Цезарь это был какой-то яд, действующий очень странным образом.       Сейчас он, стоя на вершине холма и смотря на закат лицезрел готовящийся погребальный костер для павших врагов, включая и нескольких гарпий, что собирались разжечь там, где находился лагерь Фарнака. Трусливый царь, что убил собственное войско самым глупым образом, каким только можно было представить сбежал одним из первых, но куда, с кем, оставалось для диктатора загадкой, пусть и не такой существенной.       Отсюда было видно, как из форта, который даже не пришлось штурмовать, выводили длинной вереницей сначала легионеров и жителей местного города Зелы, некоторые из которых все еще были скованы цепью. Следом за ними вели более многочисленную группу боспорских воинов, которые были застигнуты врасплох бегством Асандра и Фарнака и предпочли сдаться без боя.       Юлий мог быть доволен собой и своими воинами, им удалось без труда разбить серьезного врага, который наверняка еще нескоро сунется в пределы Рима. Преследовать отступающего Асандра не было смысла, он сейчас не представлял угрозы, да и римлянам было отнюдь не до него. Надо было потихоньку сворачиваться и возвращаться в Рим, все были обязаны узнать, с чем Цезарю пришлось иметь дело на дальней границе. Благо, что у него в плену оказались две-три раненые летающие твари, после предъявления которых никто более не будет сомневаться в их существовании.       Легионеры были под таким впечатлением от их появления, что даже на победном обеде, который они стихийно устроили, поживившись вражеским провиантом только и делали, что рассуждали о них. Сама еда, казалось, была им интересна куда меньше гарпий. Некоторые до хрипоты спорили друг с другом о том, откуда они взялись и что здесь забыли или почему при их атаках все остались в живых, пусть и значительно обессилели. Кто-то, особенно галатийцы, убеждали, что люди им нужны для жертвоприношений, другие что пленников попросту поедают, третьи и вовсе утверждали, что их собирались использовать в качестве рабов.       Пленные воины Фарнака были скованы цепями из своего же лагеря и сидели под присмотром немногочисленных охранников, боясь что-либо предпринять, чтобы ненароком не прогневать их. Особняком держали захваченных гарпий, которым на всякий случай помимо лап, крепко и тщательно связали крылья, чтобы они не улетели. Хотя в отличие от тех же понтийских воинов, что предпочитали сидеть молча и лишний раз не дергаться, эти наоборот пытались о чем-то говорить со своими стражами, причем те их еще и понимали.       На этом можно было бы и закончить, но Цезаря тоже пожирало любопытство, кто была та синяя могучая гарпия, что за странное оружие использовали вторженцы, для чего конкретно они набирали столько пленных, если не собирались делать из них рабов в своем царстве. Вопросов было хоть отбавляй, а ответов нет. Надо было поговорить со всеми и разузнать как можно больше. Теперь ему противостоял такой необычный враг, с которым даже не знали, как бороться.       Пока оставив поднимающихся на холм гостей из лагеря Фарнака, Цезарь скрылся в своей палатке, продолжая размышлять о произошедшем. Свалившись за стол, он вытащил записи, который вел во время этого похода, чтобы сделать новые заметки. - Итак, пришел, увидел, победил, что тут еще написать про битву, не считая этих тварей? - спросил самого диктатор, заканчивая короткую и лаконичную запись. Фарнак не блеснул военным искусством, вместо этого показав свою глупость и малодушие, а про гарпий было известно крайне мало. Набросав несколько строк о них, Юлий взял чистую дощечку, размером побольше и вышел обратно в лагерь.       Теперь сюда на холм привели нескольких освобожденных легионеров и жителей Зелы, что были в плену у Фарнака. Одного из них Юлий даже узнал - Клавдий Сабин, воин, пропажу которого вчера обсуждал центурион с подчиненными. Тогда он пошел в лагерь на другом холме за инструментами и пропал. Освобожденный воин еще несколько растерянно озирался по сторонам, словно не веря тому, что его все же спасли. На расспросы сослуживцев, которым было интересно, где он так пропадал отвечал не слишком охотно, вместо этого поедая переданный ему кусок жареного мяса. Постепенно на его лицо возвращалась жизнь, и он уже о чем-то понемногу рассказывал соратникам.       В голове Цезаря промелькнула мысль, почему бы не заняться сегодня, пока еще есть время, изучением этих тварей. Для этого у него было все необходимое, освобожденные римляне, пленные боспорцы и в конце концов сами гарпии. Юлий чувствовал, что это далеко не последняя встреча с ними, а ведь наверняка есть еще много других монстров, с которыми придется сражаться. Стоило узнать о них побольше.       С этой целью Цезарь пошел, пока не стемнело, прямиком к скованным понтийским воинам. Те не создавали никаких проблем захватившим их римлянам, обезоруженные и связанные они ожидали решения своей участи, присоединятся ли они к павшим соратникам в царстве Аида или окажутся в рабстве у римлян. Юлий, пройдясь вдоль группы пленных греков и, как следует рассмотрев их, обратился к ним. - Враги Рима и его народа, ваша участь незавидна, теперь вы мои пленники, а ваш царь трусливо сбежал, бросив вас на произвол судьбы! Я призываю вас к сотрудничеству, чтобы у вас был шанс облегчить свою участь. Мне нужен доброволец, который согласится удовлетворить мое любопытство, - потребовал от скованных понтийских воинов Цезарь, желая выбрать из многих пленников самого осведомленного.       Пару минут ответа не было, а затем в воздух, звеня цепью, поднялась перевязанная рука, на которой было лишь три пальца. Охранявшие пленников легионеры тут же направились к ней и, немного повозившись, вывели к Цезарю усталого и мрачного вида гоплита, который словно выгорел изнутри и с безразличием смотрел на диктатора снизу вверх, будучи ниже него. На одной руке не хватало пальцев, другая выглядела так, будто в ней что-то растянулось, а на щеке, ближе к шее, красовался свежий синяк, как от промятого шлема. - Гилл, - коротко представился пленный гоплит, не особо распространяясь. В этом бою он потерял своих оставшихся друзей, но при этом жгучей ненависти к римлянам не проявлял, как некоторые другие пленники. Здесь же, со скованными руками он выражал обреченность и безразличие, словно не было разницы, Фарнак перед ним или Цезарь. - Я готов сотрудничать и был бы признателен, если бы с моих израненных рук сняли кандалы. - Хорошо, снимите их. Ты поступаешь благоразумно, гоплит, надеюсь ты дашь ответ на интересующие вопросы, - убедившись для себя, что пленник не представляет какой-либо угрозы, диктатор поручил освободить его от цепей и отвести к себе. Все же интересующие его вопросы он хотел обсудить без лишних глаз.       Легионеры подчинились и сняли цепи с боспорского воина, который тут же встряхнул трехпалой рукой, разминая ее после заточения, вторая рука слишком болезненно реагировала на подобные манипуляции. В сопровождении римлян, он отправился прямиком к палатке диктатора, где и должен был состояться допрос.       Уже внутри, одернув полог, Гилла чуть ли не толкнули на один из стульев за столом. Следом за ним зашел и сам Юлий, держа в руке табличку и стилос для письма. Легионеры, кроме одного, убедившись, что все сделано, покинули их и направились обратно сторожить пленных. - Смотри без глупостей грек, иначе ты и понять не успеешь, что тебя убило, - пригрозил оставшийся в качестве охранника легионер, похлопав по ножнам своего меча. У него не было особого интереса к происходящему, поэтому он принялся ходить взад-вперед по палатке, чтобы не было слишком скучно. - Да я, безоружный, и сделать ничего не смогу, - с какой-то мрачной иронией пробурчал в ответ грек, показывая свою искалеченную руку, словно чтобы убедить в своей безобидности. Устроившись на своем стуле поудобнее, Гилл через боль закинул вторую руку на стол, стараясь размять ее. Растяжение со временем должно было пройти, но сейчас оно лишь причиняло боль, практически оставив гоплита с тремя пальцами. Такова была цена спасения его друга Галлена, который все-равно затем погиб в бою на самом холме. - Что у тебя за вопросы, Цезарь? - Достаточно. Для начала, откуда взялись эти гарпии у вашего царя, где он их раздобыл и как давно? - сразу перешел к делу Юлий, поскольку у него в планах было еще много вопросов и каждый из них требовал ответа. Кое-какие соображения и представления у него об этих монстрах были, но нуждались в подтверждениях. - Глаза бы мои их не видели, думаешь я это знаю?! - несколько рассержено выпалил гоплит, желая стукнуть рукой по столу, но все же сдержал свой гнев. Затем он замолчал, словно зацепился за что-то в своей памяти. - Хотя... Мне доводилось слышать, что он перед походом отбыл куда-то в Колхиду, а вернулся уже с этими тварями. Фарнак всегда был жадной сволочью, но с их появлением он стал гораздо хуже. Им удалось сделать из простого тирана безумца. - Я вижу, союзниками вы так толком и не стали, верно? - обратив внимание на жгучую ненависть, что разгорелась в Гилле при упоминании гарпий, поинтересовался диктатор, делая некоторые пометки у себя.       Он подозревал, что гарпии действовали обособленно от основных войск царя, поскольку появились они лишь под конец битвы, а напади они совместно, римлянам пришлось бы очень туго. А этот гоплит, судя по интонации и вовсе ненавидел этих летающих монстров побольше римлян. - Да, этим тварям место лишь в Тартаре вместе с Фарнаком. Очень надеюсь, что эти чудища сожрут его, он это заслужил. Такое чувство, что на нас ему было наплевать совсем, а вот на них нет. Сражаться и погибать извольте сами, а вот все плоды победы пусть достаются им, - выпалил обозленный гоплит, хорошо помня все битвы с гарпиями, в которых он учвствовал и как те появлялись, дай боги, под самый конец, в то время как боспорские воины погибали в схватках с римлянами и их местными союзниками. - Фарнак чудовище, ему наплевать на местных жителей, которых он поголовно считает предателями и на нас тоже, вот и заставлял драться этой дрянью. Пусть погибаем мы, но не дай боги прибьем лишнего врага, а то его союзницы расстроятся! - Вот это, кстати, странно, это оружие, неспособное убить врага, только ранить. Как оно работает и зачем нужно? Не проще было перерезать побольше, а уже выживших пленить? - это тоже был интересный вопрос для диктатора, да и, наверное, для многих в его армии, почему противник проявляет к ним такой странный гуманизм, притом, что Фарнак добротой не отличался, скорее наоборот. - И откуда вы его столько достали? - Я бы с удовольствием поотрезал пальцы этому бездарю, что сделал бы такое оружие. Но на самом это наши бывшие мечи и копья, которые были обычными, как и должно быть, разящими и смертоносными. В какой-то момент перед походом, Фарнак потребовал сдать все оружие и в результате обратно мы получили вот это, - разговорился и разоткровенничался Гилл, с Цезарем, со своим прямым врагом он был куда более откровенен, чем с собственным царем и командирами. До такого каления его довела политика руководства, да и не только его.       На минутку гоплит притих, словно собираясь с мыслями, вспоминая как все это было, когда в бою он оказался вынужден орудовать копьем и мечом, что было безопасно для врага, даже не калеча его. А он сам потерял несколько пальцев, поскольку его враг таким гуманным не был. Вспоминал он и то, как понтийские воины, недовольные Фарнаком прятали неиспорченное оружие, отказываясь его сдавать на обработку монстрам, при этом наказание за это было едва ли не как за измену царю. В какой-то момент ненависть к римлянам стихла, сменившись ненавистью и презрением к собственному же правителю, что к слову определило огромное количество беглецов и пленников после этого боя, мало кто горел желанием отдавать жизнь за царя, что больше любил каких-то крылатых тварей. - Честно... Я хоть и ненавижу этих тварей, но сказать, что их оружие совсем бесполезное, я не могу. В какой-то степени оно даже стало мощнее, не знаю, что они с ним сделали, но после обработки оно лучше пробивало броню и щиты врагов. Но я не знаю, зачем им такое, не проще ли перебить побольше и ограничиться выжившими, как это обычно делают, - начал рассказывать гоплит, с неприятностью для себя отмечая, что кое в чем новое оружие было посильнее старого, что правда нисколько не меняло его отношения к гарпиям или Фарнаку. - А вот действует оно очень чудно, даже я не до конца понимаю как, хотя меня им один раз зацепило.       С грустью Гилл вспомнил как буквально во время вчерашней стычки его спасли собственные соратники от убийства одной из союзниц. Тогда, чтобы утихомирить понтийца, его пронзили проклятым кинжалом, он остался в живых, но какое-то время оставался совершенно беспомощным и ничего не мог сделать. Как следует прокрутив в голове все эпизоды с его использованием, боспорский воин продолжил свой рассказ. - Я не знаю точно, как оно действует, но оно способно пробивать одежду, доспехи, щиты, но при этом тело остается практически нетронутым, максимум безобидные и неглубокие раны. Оно... Словно проходит сквозь плоть, кровь, кости, а если рана и возникает, то тут же будто прижигается. Знаю, звучит крайне глупо и странно, но именно так оно и есть, - начал излагать принципы работы оружия Гилл, понимая, сколь абсурдно звучат его слова, так что даже единственный легионер в палатке поковырялся в ухе, проверяя, все ли в порядке со слухом. Ведь действительно, как можно было проткнуть врага насквозь, не причинив тому особого вреда. - У нас были случаи, когда удар копья пробивал легионера насквозь, панцирь на груди, а затем выходил из спины, пробивая броню и там, а у самого и кровь почти не течет. Колдовство, не иначе, я сам в это не верил, пока не увидел. - А как оно тогда наносит урон, ведь я сам видел, как сраженные этим оружием воины падали без сил, хотя и оставались в живых. Оно же должно как-то влиять? - Цезарь тоже не до конца поверил гоплиту, не зная, как понимать его слова про такое чудо-оружие. Затерев предыдущую запись, он сделал ее снова, подкорректировав принципы. - Я думаю, оно все же обладает каким-то эффектом, словно смазано ядом, который наполняет тело слабостью. Если им ранить руку, она отказывает и перестанет слушаться, если в ногу - тоже. Если в сердце или голову, то противник наверняка ляжет и еще долго не встанет. Меня самого вчера таким задело, так я только утром пришел в себя, - на этих словах Гилл слегка отвел взгляд, понимая, насколько абсурдно прозвучал весь его рассказ, хотя лжи в нем не было. - А еще порой от ранения начинаются странные галлюцинации, тело бросает в жар и некоторое... Возбуждение что ли. Меня зацепило несильно, но что-то подобное я мог почувствовать. - Да ты явно смеешься, грек, кому нужно такое оружие, чтобы его жертве было скорее приятно, нежели больно? - недоверчиво спросил легионер, что явно в битве поучаствовать не смог или по крайней мере не получал ранения этим оружием. - Я еще могу представить, как оно проходит сквозь тело, хотя и это ерунда, а чтобы еще и ощущения такие. - У вас теперь много нашего оружия, хочешь насади свою глотку на одно из копий и посмотри, насколько это ложь! - огрызнулся боспорец, на секунду развернувшись к недоверчивому римлянину. - На твоем месте я бы после вида полуголых женщин-воительниц с птичьими крыльями уже бы ничему не удивлялся!       Сама концепция такого оружия звучала для Юлия абсурдно. Какой был смысл жалеть противников в разгар боя, нанося им совсем не смертельные, за очень редкими исключениями раны, но диктатор видел эффект оружия воочию и потому доверял рассказу гоплита. Тому даже лгать особого смысла не было. Правитель Рима снова просмотрел сделанные им записи, потирая лоб, все звучало как-то абсурдно, но было абсолютной правдой. - Хорошо, с оружием разобрались. Нет ли у тебя идей о том, почему они орудуют именно им и заставляют это делать вас? Зачем столько пленников? - живой враг очевидно был для чего-то нужен, в противном случае этот гуманизм не имел ни малейшего смысла, а гарпии выглядели вполне разумными существами и эту загадку диктатор хотел разгадать. - Если бы я знал, их зачастую просто отдают им. Забавно, Фарнак пообещал кастрировать всех мужчин, что не примут его власть в этих землях, а по итогу отдал их этим тварям вместе с семьями. Даже не знаю, что хуже. Явно для чего-то нужны, а для чего я сам и понятия не имею. Но в лагере с пленными эти крылатые твари обращались лучше, чем с нами, - вопрос вогнал Гилла в ступор и тот долго размышлял над ответом, минут пять-десять точно и в итоге внятного ответа дать не смог. - Я не особо следил за этим, куда они себе их забирают, причем порой они еще и выбирают себе пленника. Предполагаю это жертвы для каких-то колдовских ритуалов или чего похуже. Одна из них и меня заманить пыталась, обещая исцеление моей руки. Конечно же я на это не повелся, сначала из-за них же потерял пальцы, а теперь они и забрать тебя хотят. Честно, я их стал ненавидеть сильнее, чем вас, римлян. Больше мне сказать насчет них нечего.       Юлий еще раз просмотрел составленные во время разговора записи, по ним выходила нелепая и абсурдная картина, что враги этих монстров практически остаются живыми, дабы потом забрать их себе неизвестно для чего. Причем еще и к пленникам, и к союзникам относятся почти одинаково, чем заслужили ненависть боспорских солдат. Объяснить это все диктатор пока не мог, хотя чувствовал, что разгадка должна быть где-то близко. Других пленников спрашивать по большому счету смысла не имело, сколь значимых фигур среди них не было. Но были освобожденные из плена жители и воины. Да и сами гарпии тоже, пусть и несколько. - Хорошо, Гилл, хорошо. Думаю, я смогу разгадать эту тайну. Легионер, отведи его к лекарю, пусть осмотрит его руку и полечит ее, а заодно приведи мне Клавдия Сабина, которого мы освободили из их плена, я желаю поговорить с ним, - посчитав, что гоплита больше не о чем спрашивать, отослал его обратно Цезарь, указывая оставшемуся легионеру.       Тот, недолго думая подчинился и тут же поднял Гилла на ноги и вывел их палатки, оставив диктатора в одиночестве. В голову лезли разные гнетущие мысли, ведь очевидно, что Ехидна не ограничивается одними лишь гарпиями, которых тут и было всего несколько десятков, пусть и во главе с некой Филомелой. Но чего они добиваются, зачем им люди и прочие подобные вопросы теперь терзали голову Юлия. Узнай о враге как можно больше, и ты сможешь эффективно ему противостоять, так рассуждал Цезарь, но информации пока было крайне мало. Даже Венера не особо откровенничала с ним по этому поводу, оставляя своего подопечного в неведении.       Глядя на свой перстень со светящимся божественным камнем, Юлий не обратил особого внимания, как посланный им солдат вернулся с пленным легионером, что догладывал мясо на кости, которым с ним поделились соратники. Жадно доев свой ужин, даже не обращая внимания на присутствия командира, легионер наконец поднял руку, приветствуя Цезаря и лишь затем занял место напротив него. - Кладий Сабин я полагаю? Помню тебя еще по Александрии, там во время патрулирования улиц на твой отряд напали воины Птолемея. А сейчас ты угодил в плен к врагам, - быстро узнав легионера в лицо, а особенно по шее, обратился к нему Цезарь. Горло воина украшали несколько уже затянувшихся полос от лезвий кинжала. - Да, вы правы великий Цезарь. Уж поверьте, даже в Египте, где мы свернули не туда и нас чуть не перерезали мятежники было не хуже, чем здесь. Как же я благодарен вам и моим соратникам, что смогли спасти меня от этих тварей. Я был там всего один день, но этот кошмар будет со мной до конца жизни, - тут же рассыпался в благодарностях легионер, который, казалось, только перед Цезарем осознал, что теперь он свободен и спасен из лап врагов. - Вот об этом ты мне и расскажешь, Клавдий. Но для начала... Ты выглядишь голодным и так жадно ешь, я со времен Галлии такого не помню, - то, что Сабин не стеснялся есть прямо перед диктатором, хотя его пригласили на разговор, а не на ужин, сильно удивило Цезаря. Он не злился, ему скорее было интересно, ведь только что Гилл говорил ему про то, как его союзницы обходились с пленными ничуть не хуже самих боспорцев, если не лучше. - Тебя морили голодом? - Не совсем, я со вчерашнего дня не ел нормальной человеческой еды. Никак не думал, что поход за инструментами так закончится. Я даже понять не успел, как одна из этих тварей меня сцапала и утащила в небо, с такой легкостью, будто я ничего не весил. Я даже пошевелиться боялся, чтобы не уронила, вот так и попал к ним в лагерь, а там... - на этих словах Клавдий даже слегка побледнел, будто бы снова переживая эти минуты, проведенные им в небе и долгие часы в лагере. - Там они быстро отобрали оружие и доспех. Думал все, конец мне, пытать будут или что похуже, я ведь этих птиц никогда не видел. Я уже гадал, что будет, а потом одна из них предложила мне поужинать какими-то темными ягодами... Или что это вообще было. Я попробовал одну, все же на ужин-то я не успел. И это так странно, вроде и вкусно, и съедобно и хотелось еще, но моя голова и мое тело так помутились, что я испугался. С волнением легионер излагал свою историю, до сих пор не веря во все произошедшее с ним, ведь сутки назад он был здесь со своими соратниками. И за одну ночь успел оказаться в Тартаре, пройти через него и в результате выбраться из него обратно к своим. Забыть эту ночь, по многим причинам было невозможно, но теперь Сабин потихоньку приходил в себя и куда более охотно говорил с диктатором, чем со своими соратниками, что буквально засыпали его вопросами обо всем подряд. - Так вот, от одной из них я почувствовал себя так странно и разгоряченно, что испугался, вдруг эти штуки были как-то отравлены или еще что. Поэтому я отказался их есть, к их огромному неудовольствию, ночь и почти весь этот день я просидел без еды, да и без воды тоже, потому что боялся, что со мной случится что-то нехорошее, - продолжал свое повествование Клавдий, наконец-то ощущая себя сытым и в безопасности. Здесь-то этой странной еды не было. - Я держался долго и почти сдался, чтобы съесть еще этой дряни, но тут пришли вы и спасли меня и всех остальных! - Вот как, странная еда? Мне о чем-то таком довелось слышать, но надо бы проверить. Клавдий, а что эти птицы собирались с тобой делать? Что они вообще делают с пленными и почему обращаются так неплохо? - подобрался к желанному вопросу Цезарь, с надеждой смотря на отходившего от кошмара легионера.       Этот вопрос застал Сабина врасплох, в него словно угодила молния и он растерянно смотрел по сторонам. Затем он слегка покраснел и стыдливо отвел глаза от Юлия, внутренне ломаясь, рассказывать о произошедшем или нет и думая, как диктатор отнесется к этому. Помяв руки, и осмотревшись по сторонам, Клавдий поймал взглядом единственного охранника в палатке, который со скучающим взглядом ходил взад-вперед. - Было там кое-что... Но я не хочу говорить об этом при посторонних. Благородный Цезарь, прошу вас, пусть это останется между нами и ни один посторонний не узнает о том, что со мной было? - умоляюще и шепотом попросил Сабин, так словно собирался поведать какую-то страшную и постыдную тайну, о которой сам боялся вспоминать и с удовольствием бы, наверное, забыл. По лицу было видно, что выпытывать ее бесполезно и сам при других он ее не расскажет. - Хорошо, Тит Марулл, оставь нас пока я тебя не позову, ясно? И чтобы не подслушивал нас, - понимая, что Сабин так просто не заговорит, Юлий жестом руки повелел легионеру оставить их наедине. Опасности этот все еще приходящий в себя легионер не представлял и бояться его было нечего.       Рослый Марулл молча хрустнул пальцами и, пожав плечами вышел на улицу. Ему хоть и интересно было узнать, о чем хочет поведать Сабин, но перечить Цезарю здесь никто бы не осмелился и вот теперь Клавдий остался наедине с диктатором. Еще раз осмотревшись по сторонам, словно убеждаясь, что никто не подслушивает, тихо, едва ли не шепотом, заговорил освобожденный воин. - По правде говоря я не знаю, зачем именно им нужны пленные, их точно отдают этим тварям. И вчера одна из них меня... Ну, присмотрела для себя, что бы это ни значило, - на этих словах Сабин временно завис, стараясь не смотреть в глаза диктатору, даже наедине говорить о произошедшем он стеснялся, понимая, как это будет выглядеть. - И в общем уже ночью, одна из них захотела меня, как сама сказала распробовать. Я уж подумал, что сейчас слопает и не подавится, но нет, она имела в виду совсем не это. Она накинулась на меня, стянула одежду и... В общем она меня принудила с ней покувыркаться, вот. Хотя несмотря на то, что она гарпия это было весьма приятно, не хуже, чем с человеком. - Серьезно, ей это от тебя было нужно? - сначала диктатор подумал, что легионер просто решил его разыграть и это такая шутка, но сильно смущенный и стыдливо отводящий взгляд римлянин на лжеца или шутника не был похож. От услышанного Цезарь даже уронил табличку с записями на пол. - Ты сам же понимаешь, как это звучит? Да и зачем она сделала? - Если бы я знал, хотя тогда она говорила что-то вроде того, что хотела бы забрать меня к себе. Не знаю, что бы там со мной она сделала, но я очень благодарен, что вы меня оттуда вытащили и она ничего более не успела со мной сотворить. Может быть, для подобных игрищ, а может на самом деле хотела принести меня в жертву или сожрать, кто этих тварей знает, - неуверенно и немного сбивчиво отвечал легионер, который после этого признания словно вздохнул с облегчением и уже не был так зажат. - Теперь понимаете, благородный Цезарь, почему я хотел рассказать об этом наедине. Что остальные скажут, если поверят?       Еще как следует подумав над рассказом Сабина, Цезарь посчитал, что ему можно верить и это немного проясняло картину, но все равно не до конца. Все это напоминало какую-то очень несмешную шутку, но это, судя по всему, было правдой, пусть и абсурдной. Перебирая свои записи, он пытался сложить из этого единую картину, понимание того, с кем и с чем Рим теперь имеет дело и вырисовывалась совсем неутешительная картина. А ведь это скорее всего был лишь мелкий отряд. - Ладно, думаю о том, что там с тобой делали другим знать не обязательно. К слову, а ты не чувствуешь никаких изменений после бурной ночи с ней? - на всякий случай поинтересовался уже напоследок Цезарь. С виду легионер практически ничем не отличался от того, которого он видел пару дней назад до пленения. - Нет, ничего такого я не чувствую. Для меня это был словно дурной сон, что оказался реальностью, на секунду в нем даже захотелось остаться, но я нашел в себе силы и дождался спасения, - отрицательно помотал головой Клавдий, перед этим правда на секунду замерев, словно слушая свой организм, но ничего подозрительного, кроме все еще не до конца утоленного голода он не чувствовал. - Хорошо, с тебя думаю, хватит, Сабин, можешь идти отдыхать, ты заслужил. И при выходе скажи Маруллу, чтобы привел сюда одну из этих крылатых тварей, я хочу лично поговорить с ней, - еще раз для верности пролистав свои записи, приказал Цезарь, отпуская прочь Сабина.       Легионер неуверенно поднялся на ноги и, вновь подняв руку для прощания, выскочил на улицу, наверняка направляясь к своим друзьям, чтобы закончить с ужином. А вот диктатор остался у себя. Встав чтобы размять ноги, он несколько раз обошел вокруг стола, в некотором смысле собираясь с силами для последнего решающего разговора. Встретиться лицом к лицу с абсолютно новым врагом, неизвестным ранее видом, с которым ему возможно еще придется воевать, это было волнительно и азартно одновременно. Закончив с ходьбой, диктатор взял сразу несколько новых дощечек для записей и вернулся на свое место, ожидая пленницу.       Ждать пришлось еще минут пятнадцать-двадцать, пока Марулл добирался до клеток с пленными гарпиями, пока одну из них оттуда вытащили и пока привели. Наконец, в сопровождении сразу трех римлян и Тита ее приволокли к Цезарю. Одно из коричневых крыльев было перевязано после попадания стрелы, а сама она едва заметно прихрамывала после падения, но при этом не выглядела угрюмой и подавленной, словно ничего и не случилось. Ее крылья были дополнительно связаны, чтобы она не попыталась сбежать, поскольку гарпий всего-то поймали три-четыре особи, остальные либо погибли в бою, либо по большей части, сбежали. Одежды, что характерно, кроме разноцветных обмоток на груди и на поясе не было. В таком виде ее и усадили напротив диктатора, у которого было немало вопросов к ней. - Так, судя по тому, что я услышал от одной из твоих подруг с синими крыльями во время боя, по-нашему говорить и понимать вы умеете, верно? - на всякий случай решил уточнить Юлий, чтобы убедиться, что она сможет ответить на его вопросы. - Да, язык людей нам хорошо знаком, мы сами говорим на нем, я Элина, - недолго думая ответила гарпия, приятным, но несколько недовольным голосом, что для некоторых присутствующих римлян стало удивлением, поскольку они не были уверены, что те умеют говорить как люди, а тут еще и красиво. - И проявляй уважение, человек, убийца нескольких моих подруг, когда говоришь о нашей повелительнице Филомеле - одной из двенадцати дочерей великой Ехидны. - Я надеюсь, ты можешь сказать за свою повелительницу, почему вы связались с врагами римского народа и вместе пошли против него? Это вы пошли вместе с предателем Фарнаком на нас, мы вам ничего не делали, даже не знали о вас, - недовольно спросил ее диктатор, постукивая рукой по столу. Его с одной стороны забавляла, а с другой раздражала какая-то наивность Элины, которая обвиняла их в убийстве других гарпий. Словно они не знали на что идут и с кем решили связаться. - У нас нет ненависти ни к римскому народу, ни к людям вообще. Мне нет дела до ваших противоречия с этими боспорцами и их царем, я пошла сюда по зову своей повелительницы и с целью найти себе мужчину для продолжения рода. У двух моих сестер они уже есть, а чем я хуже них? - с какой-то странной непосредственностью начала рассказывать гарпия, причем не было ощущения, что она врет или шутит.       От этих слов все присутствующие в той или иной степени удивились. И если Цезарь был хоть немного готов это услышать, то остальные легионеры стали молча переглядываться и о чем-то шептаться. Это звучало как анекдот, пошлая история из лупанария, учитывая, что многие здесь помнили, чем промышляли гарпии в древних мифах и ничего подобного там не наблюдалось. Но птицедева говорила это с совершенно серьезным для себя видом. - Значит, ты со своими соратницами здесь ради поиска мужчин? Хорошо, а зачем ради этого идти сюда и нападать на нас, вместе с нашими врагами? Ойкумена далеко простирается, неужели там не найти было подходящих? - цель звучала в высшей степени абсурдно, особенно в контексте того, что гарпии были прямыми союзницами врага республики, что вторгся в ее пределы, но Цезарь надеялся найти в ее словах какую-то логику, нить, потянув за которую он сможет как следует разговорить ее. - Я тоже об этом думала, но где-то их уже разобрали, а сюда нас позвала наша повелительница. Она заключила какой-то договор с царем людей, что он будет отдавать пленных нам, а мы взамен помогать ему побеждать врагов. Мои сестры уже обзавелись мужьями, а я все еще нет, и я хотела добыть кого-то либо в этой битве, либо в одном из захваченных городов, - совершенно серьезно, словно речь шла о вопросе жизни и смерти, парировала гарпия, уже как следует разговорившись. Ее слова еще сильнее вводили в недоумение присутствующих, которые словно наблюдали фарсовое театральное представление, но только это было наяву и вовсе никакой не шуткой. - Вот как? Значит вы пошли на эту войну, потому что Фарнак наобещал вашей повелительнице пленников? Но этот мерзавец разорил уже несколько городов и пленил немало моих подданных и союзников. Неужели гарпий настолько много или вы там пленников съедаете? И для чего вам женщины, их-то он тоже брал в плен? - Цезарь, слушая этот странный рассказ, был искренне рад, что у него было сразу несколько живых гарпий и потому его записи о них в Риме и о их повадках не назовут выдумкой. - Я и мои сестры пришли сюда, чтобы первыми выбрать самых лучших и тех, кто нам понравится. А то нас там много, и не только гарпий, а еще много и много других монстров. Потому мы и используем оружие, что практически не убивает людей. У великой матери Ехидны двенадцать дочерей и Филомела лишь одна из них. Вот и приходится их добывать себе силой. А женщины... Ну не оставлять же их одних, тем более со временем они становятся такими же как мы. Я сама видела, как некоторые из них, прожив у нас какое-о время превращались в гарпий, минотавров или других монстров и так они получали лучшее тело и оставались со своей любовью, - продолжала вещать гарпия, казалось совершенно забыв о статусе пленницы и теперь она больше походила на путешественницу в каком-нибудь кабаке, что рассказывала о дальних странах. Благо и в те, и в другие небылицы было тяжело поверить. - Постой, превращаются в таких же монстров? Как это вообще возможно? - на этом моменте не сдержал удивления уже Юлий. Рассказ гарпии казался небылицей, в которую правда приходилось верить, ибо она частично стыковалась с рассказами грека и римлянина. Но насколько странно это звучало для людей, что до сегодняшнего дня и гарпий считали древними легендами. - А очень просто. Весь мир пронизывает жизненная сила. Она есть и в людях. Я чувствую, как от тебя исходит мертвая энергия старых богов и от твоих людей тоже. А мы наполнены другой, темной энергией Ехидны, что и дарует нам возможности, превосходящие вас. И если изменить энергию в теле человеческой женщины она станет одной из нас, а наши мужчины остаются людьми, только в разы лучше себя прежних, сильнее и долговечнее, - продолжала с большой охотой рассказывать Элина, явно наслаждаясь повышенным вниманием со стороны нескольких человек, она даже ощущала себя важной фигурой, ведь у нее спрашивают такие вещи.       Вот эти слова прозвучали для диктатора крайне угрожающе, поскольку в перспективе он получал постоянно прирастающую армию противника, что могла восполняться из его же убытков. Приятного в этом было мало, и он мрачно сделал несколько заметок на эту тему, в то время как легионеры о чем-то перешептывались между собой, обсуждая услышанное. Мешать им Юлий не собирался, в конце концов, пусть уж знают, с кем имеют дело, может так хоть они не будут удивляться и бежать при их появлении. - Допустим. Но чего вы добиваетесь тогда? Какая цель у Ехидны и у твоей непосредственной повелительницы? Они же не просто так попытались напасть на Рим, причем без предупреждения, - решив немного отвлечься от столь странной и непонятной темы, решил перейти к более практичным вопросам Юлий. Расспросить о работе тех или иных энергиях и прочих странных вещах он мог и потом, сейчас ему хотелось поговорить о чем-то более понятном. - Эх, если бы я знала. Я же никогда не видела нашу великую прародительницу. Увидеть ее для любой из нас великая честь. А зачем ей воевать с вами мне неизвестно, зато я знаю, что ищу на этой войне. Или кого, - в этот момент Элина, казалось, окончательно раскрепостилась и вела оживленную беседу, наслаждаясь вниманием нескольких мужчин, что даже попыталась повернуться на своем стуле так, чтобы повязка с ее груди слегка спустилась, оголив ее перед Цезарем. - Воюя с Римом вы найдете только погибель, надеюсь твоя повелительница это усвоит. Вы, к слову, вообще воюете как-нибудь или только пленных разбираете, которых вам добывают ваши союзники? То, что вы сегодня организовали налет на нас, это выглядело скорее, как отвлечение внимания, нежели осмысленная атака, - диктатор не обратил внимания на ее заигрывания, сохраняя рассудок трезвым. Для него эта гарпия была в первую очередь ценным источником информации и военным трофеем, который должен увидеть Рим как доказательство появления новой угрозы. - Само собой мы воюем, мы не трусихи, чтобы постоянно сидеть в тылу, просто царь редко просил нашу повелительницу о помощи. Ваше счастье, что мы здесь были не все, иначе вы и головы не смогли бы поднять от вихря стрел, копий и острых перьев. Некоторые мои подруги приделывали к краям перьев острие, а затем метко бросали его вниз на врага. А один раз мы сварили масло из кое-каких наших растений и поливали им врага сверху. Представьте, насколько оно было эффективным, разъедает броню, оружие, одежду, впитывается в плоть, вызывая сильнейшее вожделение, можно приступать к делу хоть на поле брани, - охотно продолжала свое повествование Элина, начиная теперь рассказывать про то, как сражаются ее соратницы, про используемое ими оружие и так далее. - А еще Филомела придумала отличную тактику, мы делимся на две группы. Одна поливает врага стрелами, загоняя в укрытия и под щиты, а затем другая, пользуясь маленькой паузой в обстрелах пикирует вниз и хватает ничего не подозревающего противника. Или еще лучше, прорезает их строй огромным мечом. - Довольно умно с ее стороны, не позволять противнику сосредоточься на чем-то одном, пользуясь полетом и скоростью. Но ведь вы летаете практически без брони, неужели не боитесь, что подстрелят как тебя, Элина? Одного попадания стрелы достаточно, чтобы вы упали вниз, - с интересом записывая полученные сведения о тактике и оружии гарпий, спрашивал дальше Юлий, поддерживая своим тоном открытую беседу с гарпией, периодически льстя ей или ее повелительнице, чтобы она была более откровенной. - Да, это, к сожалению, проблема. Есть некоторые очень сильные соратницы, о которых у нас ходят легенды, что эти гарпии настолько сильны, что носят броню на теле и на крыльях и потому их практически невозможно ранить. Я пыталась летать с броней, но даже с доспехом на тело бывает тяжело летать. Поэтому мы просто стараемся летать быстро, стрелять в ответ на любой выстрел снизу и так далее. Некоторые, вроде нашей повелительницы умеют создавать воздушные волны и отбивать ими летящие в них снаряды. Но я так, к сожалению, не умею, - продолжала откровенничать Элина, рассказывая про то, как она и ее подруги пытаются нивелировать свои слабые места в бою. - А внизу людей с мечами и копьями бояться практически нечего. Либо мы их перестреляем, либо они просто не попадут по нам, когда мы будем их хватать.       Юлию пришлось даже брать дополнительные дощечки для записей, настолько разговорилась его собеседница, что, наверное, забыла о своем статусе пленницы, пытаясь заигрывать то с диктатором, то с легионерами, но без особого успеха. Первый просто не обращал на это внимания, а вторые ее скорее опасались, чем желали. От объема информации у Цезаря уже кипела голова, а ведь это, наверное, было далеко не все, а то, что он узнал сейчас еще предстояло как следует осмыслить и проанализировать.       Также в его голове крутились мысли о том, что делать дальше. Гнаться за Фарнаком и Асандром? Но это было бесполезно, оставаться здесь тоже. Надо было срочно возвращаться в Рим с гарпией и как можно скорее приводить дела в порядок, а также донести до всех весть о том, с чем теперь они имеют дело. Прямо здесь же, отвлекшись на секунду от гарпии, Цезарь принялся быстро писать письмо Клеопатре, которое нужно было доставить царице Египта как можно быстрее. Перспективы вырисовывались совсем невеселые и Юлию позарез требовался посол от Клеопатры в Рим, чтобы заключить договор о союзе между Египтом и Республикой. В свете надвигающегося большого конфликта, нужно было максимально закрепить лояльность долины Нила. - Хорошо, Элина, это были очень ценные сведения, но думаю мы продолжим разговор в другой раз. Берите и отведите ее обратно и смотрите, не делайте глупостей, они нам еще очень нужны, - закончив на сегодня разговор с гарпией, Цезарь обратился уже к легионерам, что что-то обсуждали друг с другом шепотом. - Не стоит волноваться, я пока никуда не собираюсь уходить, тем более возвращаться домой без мужчины, меня же сестры засмеют, - попыталась с долей оптимизма отреагировать на свое возвращение в клетку и будущую поездку в Рим гарпия, тем более она понимала, что пока здесь ей ничего не грозит. Она спокойно, скорее даже несколько соблазнительно встала со стула и ушла вместе с еще парой легионеров из палатки. - Марулл, слушай, ты бы хотел, чтобы твоя жена стала гарпией или минотавром? - поинтересовался один из оставшихся легионеров у стража палатки Цезаря, за что тут же получил солидный подзатыльник, да так, что чуть с ног не свалился. - Не шути так, дурак, о моей жене, иначе я из тебя все эти шутки выбью, - пригрозил Тит, смотря то на слегка согнувшегося от удара по затылку легионера, то на задумчивого Цезаря. Все здесь теперь понимали, что стоят на пороге нового мира, совершенно неизведанного ранее, который теперь всей массой обрушится на них.

*****

      Легат Публий Сестий потерял счет времени и дням. По его ощущениям со времен битвы под Никополем прошла едва ли не вечность. XXXVI практически был уничтожен, а сам командир в том бою получил рану копьем, смазанным какой-то дрянью, и потерял сознание. Дальше была тьма и пробивающиеся через нее образы, походившие на ночной кошмар. В минуты, когда его сознание и тело очищалось от влияния яда он видел синюю птицу с человеческим телом, что о чем-то договаривалась с понтийским царем, а заодно в чем-то упрекала других гарпий, как ему казалось.       Уже потом от той же синей птицы, именовавшей себя повелительницей Филомелой Сестий узнал, что он в плену у нее и царя Фарнака. Но при этом он слишком ценен, чтобы отдавать его правителю Боспора и быть отданным обычным монстрам. Публий очень смутно помнил этот разговор, но тем не менее крылатые воительницы, что выбирали себе пленников из варваров и римлян обходили легата стороной, хотя и ощущал их жадные взгляды. Затем, когда командир более-менее оправился от ранения, Филомела приказала отправить того к своей матери Ехидне. И вот уже неизвестно сколько времени он в сопровождении нескольких монстров - гарпий и полуженщин-полуящериц и еще нескольких пленников путешествовал в направлении Колхиды.       Они были сильнее и даже немного выше него. Походили они больше на человеческих женщин, только покрытых чешуей и обладающих некоторыми рептильными чертами, закованных в слегка сверкающую броню под лучами заходящего солнца, причем у каждой был с собой хороший изогнутый меч из такого же материала. Сам вид этих ящериц внушал некоторым страх, выглядели они сильными и могучими воительницами, хотя Сестий и не видел их в деле. Что интересно, их язык легат понимал, разговаривали они нечасто и в основном между собой. Вот и сейчас при подъеме в гору пара монстров-воительниц разговорилась. - Когда уже наконец Эфира разрешит нам заняться делом? Когда уже наконец можно будет хоть с кем-то сразиться? Мне надоело сидеть и ждать, глядя на то, как гарпии постоянно приводят себе мужчин, - посетовала одна из воительниц, что шла перед Публием. Произнося эти слова, она обернулась и жадным, несколько завистливым взглядом красноватых глаз посмотрела на легата словно на добычу. - Мы могли бы сами их выбирать там на поле боя, а не ждать своей очереди в тылу. Хотя я бы выбрала его. - Я понимаю тебя, Лимнея, но его трогать запрещено, это приказ Филомелы и Эфиры в том числе. Она вместе с Прародительницей желала его видеть в целости и сохранности, так что не засматривайся на него особо, - посоветовала идущая рядом с ней соратница, отличавшаяся от подруги чуть более салатовым цветом своей рептильной части тела. - К тому же после той недавней битвы пленников было много, может после их очередной победы и нам перепадет. - Амафея, это не то. Они себе самых лучших разберут, да и не слишком интересно брать уже плененных кем-то другим. А вот сразить мужчину самой, а затем запрыгнуть на него, хоть во время боя, вот это дело, - слегка шипя возразила первая своей подруге, в предвкушении поглаживая рукоять своего меча. - Надоело уже просто тренироваться.       Легат не до конца понимал, о чем они разговорились, не зная всех особенностей этих существ, но так они хотя бы отвлеклись от него. Впереди была довольно крутая и извилистая тропа, что вела вверх по одной из многочисленных гор вокруг них. Здесь его пленительницы сделали небольшой перерыв и из обрывков фраз, Публий понял, что они уже близко и нужно сделать лишь последний рывок наверх с ним. Сзади их постепенно догоняла еще одна группа, куда более многочисленная, вместе с гарпиями, что вели несколько десятков легионеров.       О попытке сбежать и мыслей практически не было, на многие мили вокруг совершенно неведомая легату территория, о которой он знал лишь из рассказов путешественников самые примерные сведения. Да и бежать от тех, кто умеет летать, не имея никакого оружия, было невозможно. При этом легат даже не был связан, в отличие от некоторых других и шел своим ходом куда его вели. Из их разговоров он с трудом понимал, что вообще ждет его и других пленников, но понял, что он чем-то приглянулся их лидерам и потому его приказали не трогать, что бы это ни значило.       Более светлая ящерица Амафея отдыхала минут десять, осушив свою флягу, после чего взмахом руки потребовала от подруги и от пленника продолжать путь наверх. Несмотря на казавшуюся крутизну склона, подъем не вызвал никаких сложностей, это была хорошо протоптанная дорога, которую они преодолели всего минут за десять-пятнадцать. Теперь все трое стояли перед входом на первый взгляд обычную и малоприметную пещеру, но вот чем-то внутри себя легат чувствовал, что с ней не все так просто и она что-то скрывает, от чего человека накрыло нехорошее предчувствие. - Добро пожаловать в наш дом, человек, - едва ли не впервые за все время пути обратилась напрямую к Сестию Лимнея, более темная из двух воительниц, что безо всякой опаски зашагала прямиком в темноту. Римлянин какое-то время стоял на месте, с опасением смотря в темноту, но вторая монстр слегка подтолкнула его в спину, приглашая пойти вместе с ними в темноту. И пройдя лишь несколько шагов Сестий увидел исходящий откуда-то из глубины тусклый свет розоватого оттенка.       Колхида всегда была таинственным и загадочным местом для греков, даже для Боспорского царства. Горы таили в себе множества тайн, которые были скрыты от посторонних глаз долгие годы и даже столетия, но теперь все было по-другому. Под горой, к которой раньше с поклоном направлялся царь Фарнак кипела жизнь. Сейчас это было убежище самой Ехидны – полуженщины-полузмеи, Матери Всех Монстров. Неприметная на первый взгляд пещера встречала решившего зайти в нее путника переливающимися цветами магических кристаллов самых разных цветов.       Огромная пещера была домом для всех монстров, что были порождены Ехидной, а ее могущественные дочери стали повелительницами для своих видов. Их ожившая после гибели мать сделала здесь убежище, укрытое от взора богов. Это было местом, где она могла спокойно плодить свою армию, пока мир и его правители были заняты своими делами. Ее дочери отсюда расходились по миру, обращая в себе подобных людей при помощи темной энергии, а из некоторых животных выводя новые виды для службы своей матери.       Чем дальше втроем они проходили, не обращая внимания на отставшую группу, тем больше и светлее становилась пещера, начинавшая потихоньку разветвляться на многочисленные туннели, ведущие в самые разные стороны. И если у Сестия разбегались глаза от их количества, то воительницы, что вели его, не придавали этому изобилию никакого внимания, точно зная, в какой из них им нужно идти. А свет от кристаллов здесь был уже едва ли не как солнечный по яркости, лишь других цветовых оттенков. Делившаяся на множество коридоров и залов пещера представляла собой лабиринт, в котором не помогла бы даже нить Ариадны. Неизвестно, куда вели остальные, в обители монстров или в тупики, но Лимнея уверенным шагом направилась в один из них, едва ли не самый широкий.       Туннель постоянно расширялся, словно вел в пещеру еще более просторную, чем предыдущая. Сестий с изумлением и опасением смотрел по сторонам, гадая, что он увидит, пока ему в глаза издалека не ударил свет еще более яркий, видимо там был его источник. Пройдя еще несколько минут навстречу ему легат оказался на небольшом возвышении, откуда смог узреть настоящий и по-своему величественный подземный город, вырезанный прямо внутри гор, расположенный чуть ниже выхода на поверхность. Гигантский, невероятных размеров зал был освещен сотнями, если не тысячами кристаллов самых разных, в основном фиолетовых цветов, что сияли ярче звезд, окрашивая в свой волшебный цвет и многочисленные постройки, что были под этим сводом. По размеру это походило на большой греческий полис, да и сами сооружения походили на греческие, только куда более древней, погибшей тысячелетие назад цивилизации, о которой Публий не имел ни малейшего представления и лишь смотрел на все это великолепие, чуть ли не разинув рот. Иначе как колдовством невероятной силы это было не объяснить. - Добро пожаловать в наш дом для всех монстров, точнее наш главный город, римлянин, - с ноткой игривости в голосе представила Публию это место Амафея, окидывая рукой огромную пещеру, под сводами которой и расположился необычный город. С других сторон в стенах также виднелись отверстия и туннели и судя по словам воительницы это была лишь часть большого подземного комплекса обители монстров. Ящеру очень нравилась изумленная реакция римлянина, чьи глаза разбегались в разные стороны, чтобы охватить увиденное им великолепие, на секунду он даже позабыл о статусе пленника, смотря с небольшого возвышения на местную архитектуру.       Колонные сооружения самых разных форм и назначений могли встретить путешественника, что смог бы забрести сюда, по дороге к главному величественному дворцу с широкими колоннами, на каждой из которых было изображено то или иное мифическое чудовище в своем женском обличье, от минотавра до дракона. Венчала этот ансамбль охватившая своим каменным хвостом и возвышающаяся над его крышей статуя Матери Всех Монстров – Ехидны, полуженщины-полузмеи.       Это была ее обитель посреди города монстров, ее дом после возрождения, с которого прошло несколько столетий. За это время мрачная пещера была преобразована в грандиозный подземный комплекс, полностью скрытый от богов, где ее детища могли скрываться и плодиться благодаря охоте на местных путников. Это длилось долгие десятилетия, но терпение полностью окупило себя, теперь этот город был населен женщинами-монстрами и их мужьями, причем некоторые были преобразованы в чудовищ из человеческих женщин. - Нам пора, мы должны отвести тебя к повелительнице Эфире, как было приказано, – немного постояв и подождав, когда пленник наконец налюбуется местными видами, чуть недовольно проговорила Лимнея, помахав своей рукой прямо перед лицом изумленного легата, дабы он вспомнил зачем пришел сюда. Оторвавшись от просмотра, Сестий молча пошел за ними, чувствуя, как по приближению к городу и спуску с возвышенности сам воздух становится каким-то другим, совсем не похожий ни на какой другой, но он не мог понять, что с ним не так.       Здесь повсюду была искажающая и извращающая все энергия тьмы, чьим главным источником и воплощением была Ехидна. С ее помощью она могла преобразовывать все живое на земле, меняя людей, а различным животным даруя подобие человеческой формы и разума. Эта сила, которую так боялись боги Олимпа теперь правила в этих подземных чертогах. В многочисленных кузницах в других пещерах без устали ковалось оружие из искаженного этой же энергией железа. Мечи, копья, стрелы, да даже дубины при желании можно было легко наделить этой энергией. С этим оружием дети Ехидны могли не опасаться за то, что при их использовании случайно погибнут люди. Их мечи рассекали практически любую броню, но не могли повредить их телу, вместо этого лишая его сил к сопротивлению, после чего обессиливший враг был полностью в лапах монстра.       В других подземных залах и пещерах проводились и эксперименты с энергией Ехидны, с целью дать жизнь новым видам, новым соратницам, все же преобразиться в монстра могла лишь женщина, а не мужчина. Постоянные изменения, пробы давали о себе знать, с течением времени армия Матери Монстров пополнялась все новыми видами, а их оружие и темная магия становились все мощнее, доходя до совершенства.       Все это было лишь масштабными приготовлениями к великой схватке, ведь Ехидна изначально была рождена враждебной богам, той, кто должна была породить тех, кто низвергнет олимпийцев с их горы. Ее муж Тифон был отправлен в Тартар самим Зевсом еще в прошлой ее жизни, а многочисленные дети убиты не менее многочисленными героями, как и она сама впоследствии. Но теперь, спустя почти тысячу лет, когда все эти легендарные битвы прошлого стали лишь сказками, она готовилась завершить начатое, то, для чего и была рождена. Но об этом впервые прибывший в это место легат еще ничего не знал.       Путь вниз с возвышенности не занял много времени и уже скоро втроем гости шли прямиком к многочисленным каменным строениям в греческом стиле, подражающем великим городам древности. У столицы монстров даже не было стен и ворот, видимо никто не боялся здесь появления вражеской армии, а с какой-нибудь группой заблудших путников не составило бы труда разобраться. Импровизированная, вытесанная дорога, по которой они шли вела прямиком к тому колонному дворцу со статуей полуженщины-полузмеи на вершине, но и вокруг было на что посмотреть.       Первое, что конечно же бросилось в глаза Сестию, так это невероятное разнообразие местных обитателей. Видевший гарпий и воительниц-ящеров легат уже не думал, что его можно чем-то удивить, но он ошибался. Его изумлению не было предела, когда они входили в город, уже на его окраине он увидел многих новых монстров, были там и полуженщины-полузмеи, напоминавшими по форме их повелительницу, были и женщины с хвостами и крыльями, один раз на глазах промелькнула и какая-то странная особа с лисьими ушами и парой лисьих же хвостов. О каких-то существах, вроде здоровых рогатых воительницах с большой грудью или кентаврицах Сестий худо-бедно имел представление из древних мифов, а вот о некоторых, вроде особы с темноватой кожей и острыми ушами, что отчитывала какого-то мужчину, он и понятия не имел. Что интересно, ни одной человеческой женщины без каких-нибудь изменений легат здесь не встречал, зато с человеческими мужчинами все было в порядке, никаких странных частей тела у них он не наблюдал. Обычно они были в парах с той или иной девушкой монстром, при этом какого-то недовольства с их стороны заметно не было, что Сестию показалось странным, но объяснить это себе он не мог. Публий даже не успевал запоминать тех, кого, видел, постоянно осматриваясь по сторонам, из-за чего Лимнее пришлось довольно грубо взять римлянина за руку и чуть ли не силой тащить за собой.       Легату было в этом месте неуютно и не по себе, хотя какой-то непосредственной угрозы он для себя не ощущал, зато чувствовал на себе десятки, если не сотни прожигающих, жадных взглядов самых разных существ, да и тех людей, что здесь были. Глядя по сторонам, легат понял, что они выбрались на какое-то место вроде греческой агоры, просторной площади посреди многочисленных строений, откуда вело множество улиц и дорог. - Амафея, где ты пропадала? – неожиданно для Сестия на этой площади, через которую они должны были пройти, чтобы попасть ко дворцу, к одной из его спутниц буквально подлетела полуодетая женщина с рогами, хвостом и крыльями, едва ли не накинувшись на воительницу. Ее рубиновые глаза тут же скользнули по легату, от чего тот постарался отвести взгляд, потому что ему стало не по себе. – О, смотрю ты с подругой добыла кое-какой улов! Могу тебя поздравить, выглядит он ничего. - О, нет, Мелания, к сожалению, он не мой, его хочет видеть моя повелительница, – слегка смутившись такому появлению подруги заговорила ящерка, тоже немного отводя взгляд в сторону легата, которого она с соратницей тащила ко дворцу. – Хотелось бы уже выбраться наружу и заняться настоящим делом. - Я тебя понимаю, наверху гораздо интереснее, там столько возможностей, столько людей, которые только и ждут своего падения. Мне кстати уже скоро надо будет отправляться с партией наших товаров в Бес... Бор.. В Боспор, точно, – не без труда вспомнила и выговорила название союзной страны суккуб, словно хвастаясь перед подругой своими успехами в работе. Она сейчас собирала кое-какие сундуки и отвлеклась при виде знакомой. – А может быть пойдешь со мной? Может найдешь кого, да и повеселиться можно будет на славу среди еще не обращенных людей. - Спасибо за предложение, Мелания, но я пока не настроена на такое путешествие, да и просто товары возить, это не так интересно. Может как-нибудь в другой раз, – слегка сбитая с толку таким предложением, попыталась уйти от ответа Амафея. Судя по тону, она может была бы и не против, но скорее всего ждала бы что-то более интересное, чем просто возить товары из пещеры к людям и так далее. - Да, это не так интересно, как сражаться. Может наконец не только Филомела со своими летуньями воевать будет, а доверят это дело профессионалам, – более грубо буркнула себе под нос Лимнея, продолжая по привычке держать легата за руку, поскольку его все же надо было доставить Эфире в целости и сохранности, потому она не отпускала его ни на секунду. При этом не сказать, что ее хватка была грубой, но она была прочной. - Как знаешь, ты же знаешь, я всегда готова куда-нибудь с тобой выбраться, как время и возможность будет. Ладно, мне надо украшения собирать, хочу посмотреть, как хорошо оно повлияет на тамошних женщин, – с какой-то ноткой коварства и азарта проговорила на прощание с улыбкой Мелания, после чего быстро вернулась к своим делам и затерявшись среди других обитателей этого города.       Про свойство металла монстров Публий знал мало, не считая того копья, которым он получил от гарпии во время сражения, после чего пару-тройку дней не мог толком в себя прийти. Но ощущение от слов этой странной особы у него было нехорошее, хотя с другой стороны симпатий к Боспору ему испытывать не приходилось, ведь из-за войны с ним он в итоге и угодил сюда.       Пока у его противниц была короткая пауза, Сестий еще несколько раз осмотрел то, что было вокруг. Как ни странно, надписи этих существ он понять мог, например позади него на площади стояло полукруглое колонное здание и, судя по тому, что легат прочитал это был храм той самой Эфиры, о которой столько говорили Амафея и Лимнея. Там, за колоннами едва была видна статуя крылатой женщины с мечом, видимо это был какой-то аналог их собственных храмов Марса или Минервы. Выглядело это странно и необъяснимо для римлянина, как и практически все в этом городе. Настолько, что он практически не говорил, лишь молча удивляясь тому месту, в котором он оказался. Но хотя бы, судя по тому, что он видел и слышал, убивать его здесь пока не намерены.       В ящиках на этой площади он видел все, что только было возможно, от переливающихся странным светом украшений и оружия, заканчивая диковинными и необычными фруктами, которые он не видел даже на столах у римских нобилей, то есть даже самые богатые римляне не имели их у себя. Обычной еде тоже находилось место, правда зная, куда он попал, легат чувствовал, что и с ней что-то не совсем то. Была и одежда, чем-то походившая на римскую, греческую или финикийскую, только куда более открытая и откровенная, особенно женская. Такую в Риме и не каждая проститутка или рабыня носила, а здесь это видимо было обычным делом, что еще сильнее сбивало Сестия с толку. Вопросы сыпались в его голове как из двух рогов изобилия, а ни одного ответа на них так и не появилось, лишь многочисленные странные догадки, одна безумнее другой.       На другом конце площади виднелось полукруглое строение. Отчасти оно напоминало римские арены, но гораздо больше греческие театры, которые Сестий повидал с избытком, когда отправлялся на дальнюю границу из Рима. Он понятия не имел, что там творится, да и не думал, что ответ ему понравится, поэтому его внимание переключилось на другие вещи. Так в его поле зрения попал небольшой навес на площади, под которым больше всего и толпились эти загадочные существа. Изловчившись, Публий смог сделать пару шагов в сторону, чтобы улучшить обзор, но рука Лимнеи не позволяла далеко уйти. Взору легата открылась странная и загадочная картина.       Там под навесом он краем глаза увидел десяток другой связанных мужчин, одетых в какие-то боспорские одежды, что стояли в импровизированном ряду, вдоль которого ходили те же твари. Как эти греки сюда попали Сестий не думал, мало ли кто мог прогневить Фарнака, интереснее было другое. Вид происходящего тут же вызвал у легата ассоциации с рынками рабов в Риме, где примерно также пленников и прочих порабощенных выставляли напоказ будущим господам. Только для чего эти рабы были нужны подобным тварям Публий догадаться не мог, хотя предположения имелись. К тому же он понимал, что сам мог бы оказаться там, как и, наверное, окажутся те пленники, которых вели следом за ним и которые отстали во время подъема к пещере. - Что удивительного? Ты же не женщина, чтобы мужчину себе выбирать, тем более сюда отправляют тех, кого не разобрали еще по пути сюда, – дернула легата за руку Лимнея, возвращая его на место. Хотя она тянула и не слишком сильно, Публий сам не понял как в секунду оказался там же где и был. Силы у этих ящериц было не занимать, наверное, были сильнее любого человека раза в полтора-два, да и все монстры, к слову, несмотря на порой хрупкий вид, были физически сильнее людей. - Поосторожнее с ним, повелительнице он нужен целым и невредимым, – предупредила подругу слегка недовольная Амафея, недовольная довольно грубым движением ее руки. Лимнея что-то слегка прошипела и прошептала, но сдержалась и не стала возражать соратнице, даже слегка ослабив хватку, которой держала римлянина. – Пойдем, она наверняка уже заждалась, обещали же сегодня привести.       Так потеряв какое-то время на площади, две ящерки и легат продолжили свой путь, благо никто из прохожих больше не отвлекал их, хотя римлянин и ощущал на себе знакомые жадные, похотливые и завистливые взгляды других существ. Не смея спорить и возражать, он торопливо шел следом за ними ко дворцу, который отлично видел еще сверху и, который благодаря статуе Ехидны на его вершине без проблем можно было найти из любой точки города.       Путь к нему не занял слишком много времени и не принес каких-то новых знакомств и происшествий. Дворец Матери Монстров еще и был на небольшой возвышенности, вокруг которого народу было поменьше, он был внутри города, был его сердцем, но немножко обособленным и выделяющимся среди других. Впрочем, для римлянина это не было удивительно, ведь даже в его родном городе на семи холмах почти все важные сооружения были на той или иной возвышенности, что подчеркивало их статус, а ранее еще и упрощало их оборону.       Наконец небольшая площадь вокруг возвышенности была преодолена, и троица пошла вверх по красиво вырезанным прямо в скале ступенькам наверх, к главному входу. Тут на колоннах снова были знакомые изображения, которые он, пусть и с трудом, но мог разглядеть раньше. На каждой из них было изображено то или иное мифическое существо, какие=то Публий знал, а какие-то нет. Но времени разглядывать их не было и легат, пройдя десятка три-четыре ступеней теперь был под сводом и перед входом в огромный зал.       В этом месте висел таинственный и приятный полумрак, который правда нисколько не мешал видеть, но создавал загадочную, магическую и при этом величественную атмосферу. Только войдя сюда, ступив через условный порог Публий это прочувствовал, смотря по сторонам, на уже статуи уже знакомых существ по разным сторонам помещения. В центре был широкий стол, а за ним в самом конце широкая массивная дверь, Сестий впервые видел ее, но внутренне чувствовал, что хозяйка этого места за ними. Он ни разу не видел ее, но ощущал Ехидну, даже представляя, как именно она выглядит. В самом зале явно шло приготовление к чему-то важному и торжественному, но осмотреться как следует две ящерки ему не дали, потащив римлянина в одно из крыльев дворца.       Минуя коридоры и залы, смотреть на которые не было никакого времени, Публий вместе со спутницами оказался перед еще одним залом, вход в который загораживала собой массивная женщина, с теми же чертами рептилии, как и у двух ящерок, но больше них и с крыльями. Опираясь на большой топор, она посмотрела сначала на подруг, а затем и на легата. - С чем вы пожаловали к повелительнице Эфире? – довольно грозным и благородным голосом поинтересовалась драконица у гостей, пока не желая отходить в сторону. Оценивающе она смотрела на них сверху вниз, но какой-то злобы или агрессии не выражало. - Тайгета, нам поручили доставить пленного римского командира к самой повелительнице, она ждет его как раз сегодня, так что можешь пропустить нас. Вряд ли повелительнице понравится, что ты задерживаешь того, кого она хочет видеть, – с ноткой знакомого недовольство проговорила Лимнея, до сих пор не отпуская руку Сестия, хотя ему уже давно некуда было от нее убегать. Но приказ был приказ. - Хорошо, только вот ты, без глупостей перед нашей повелительницей, иначе познакомишься поближе с моим огнем и топором, понял? – Тайгета не стала тянуть время, видимо и сама вспомнив про желание своей правительницы видеть пленного. На всякий случай она пригрозила ему, указав пальцем в лицо Публию, а затем отошла в сторону, увидев молчаливый кивок с его стороны.       Не теряя времени, соратницы привели легата в зал, осмотрев который римлянин почувствовал смешанные впечатления. Это место чем-то напоминало ему его же собственный шатер, только гораздо больших размеров и гораздо более богатый на различные предметы. Повсюду были те или иные карты, какие-то многочисленные заметки, от которых ломились столы. Помимо этого, было и несколько манекенов в доспехах, на которых были следы от многочисленных ударов. Сделав еще несколько шагов, обе ящерки тут же опустились на колено и лишь когда они это сделали легат увидел ту самую повелительницу.       Эфира во многом походила на Тайгету, которую он видел парой минут ранее, разве что она, как ни странно, была меньшего размера и более светлого, салатового цвета чешуей. Даже в своем зале, повелительница предпочитала носить доспех, а с ее спины, спадал пурпурный плащ. Опираясь на большой меч драконица подняла голову, оторвавшись от стола, посмотрев своими золотыми глазами точно в лицо Сестию, который остался стоять на ногах. Быстро осознав свою ошибку и, видя тихое недовольство на лице повелительнице драконов, легат также поспешил опуститься на одно колено. - Долго же я вас ждала, и особенно его. Встаньте, – приказала Эфира, жестом руки призывая подняться всех обратно на ноги. Теперь на ее лице не было недовольство, скорее легкое удовлетворение и интерес. По росту она вряд ли была сильно выше него, но ощущение от ее вида было внушительнее всего, что Сестий когда-либо видел, он теперь понимал, почему она является главной среди ящерок, поскольку ни одна из них не обладала такой могущественной и благородной аурой, хотя она не была самой крупной из них. По приказу все трое мгновенно поднялись на ноги перед ней. - Мы смиренно просим прощения, что заставили вас ждать, повелительница Эфира, но ваш пленник здесь, в целости и сохранности, как вы и хотели, процесс обращения также еще далеко не завершен, как вы и хотели, – поднявшись, начала отчитываться перед начальницей Амафея, а Лимнея наконец-то отпустила руку Сестия, которую тот тут же слегка размял, при этом не отрываясь глядя на могущественную Эфиру, не до конца понимая о каком обращении они ведут речь. - Нет нужды извиняться, дети мои, вы проделали хорошую работу, можете пока оставить нас наедине. В знак благодарности я предлагаю вам пока остаться во дворце и подождать объявления моей матери, – довольно сдержанно поблагодарила драконица своих подчиненных, хотя было заметно, что она ими очень довольна. Затем она обратилась уже напрямую к пленнику. – Кстати, ты тоже ей нужен, это ее идея была, поговорить с тобой до обращения. Но сначала, я бы хотела передать ее извинения за все причиненные неудобства. Позволь представиться, я Эфира – повелительница драконов, одна из двенадцати дочерей Ехидны.       Амафея и Лимнея еще раз поклонились своей повелительнице и оставили легата один на один с драконицей. Сестий от слов, обращенных к нему, окончательно растерялся и замялся, совершенно не зная как на это реагировать. Он предполагал все что угодно, от пыток до казни, но то, что Эфира вежливо ему представляется и даже приносит извинения поразило его сильнее всего. Словно он вовсе никакой не пленник, а посол Рима, что прибыл на переговоры с очередными варварами. - Я... Я Публий Сестий - легат XXXVI легиона. И я хочу знать, что происходит, откуда вы взялись, почему помогаете нашим врагам, а сейчас приносите свои извинения? Что за обращение еще такое? – в этот момент едва ли не несколько дней молчавшего легата разорвало, в нем накопилось столько вопросов, на которые у него не было ответа, но он их хотел найти и потому высыпал всю эту гору на повелительницу драконов. Как ни странно, отреагировала она на раздражительные вопросы римлянина довольно спокойно. - Не все сразу, Публий, ты получишь ответы на все интересующие тебя вопросы потом, но сейчас тебе следует успокоиться, могу пообещать от имени своей матери, что здесь тебе ничего не угрожает, – хотя Эфира было не очень довольна тоном римлянина, она все же не стала грубить ему в ответ, отвечая довольно спокойно, тщательно подбирая и чеканя каждое слово с какой-то аристократичностью. – К тому же, нам самим нужны ответы, и ты мог бы нам их дать. - Ничего не угрожает? Вы вместе с Фарнаком напали на меня и моих людей, я оказался у вас в плену, как и многие мои легионеры! Что вы с ними делаете? Зачем вы помогаете нашим врагам? – не унимался Публий, будучи шокирован ее словами до глубины души, он совсем запутался и сбился с толку. Легат чувствовал, что тут что-то не так, но не мог понять, что именно, почему повелительница драконов настолько обходительно себя ведет, почему говорит именно такие слова и не реагирует на не самое приличное поведение. - Да, ничего не угрожает. Более того, я, как и моя мать, не считаем вас пленниками, в том числе и тебя. Считай себя нашим гостем, Сестий, успокой свой разум, и ты поймешь, о чем я тебе говорю, – прохладно повторила свои заверения драконица, сохраняя спокойствие на фоне бушующего легата, который был сбит этим с толку еще больше, совершенно не зная как на это реагировать и как это понимать. – С твоими легионерами все в полном порядке, даже лучше. Моя мать запрещает убийства людей, так что могу тебя заверить, все кто сражался с нами живы. Еще раз могу лишь извиниться за произошедшее, но по-другому мы не могли.       Все эти слова, извинения и объяснения звучали настолько странно, насколько это было возможно, притом, что Сестий не чувствовал, что Эфира ему врет, да и зачем ей делать это. Он полностью в ее власти и, если ей было бы нужно что-то выведать, она могла бы просто выбить из него нужную информацию пытками, а так она вела себя совсем иначе, как он себе это представлял. И это сбивало легата с толку и раздражало одновременно, поскольку он не понимал смысла ее действий. Взяв небольшую паузу и переведя дыхание, Публий смог успокоиться, как и советовала ему драконица. - Ты наверняка устал с дороги, можешь присесть отдохнуть. Если голоден, то мы можем накормить по высшему разряду, – видя, как легат успокоился, тон Эфиры смягчился и потеплел, и она сделала пару шагов навстречу ему, предлагая занять место за столом со множеством фигур, различных изображений и записей. - Я не голоден, скорее, я голоден до ответов, я хочу знать, что происходит, почему я здесь, почему вы против нас и чего вы хотите, – уже более спокойно попробовал добиться ответа легат, отказываясь от еды, но место за столом драконицы он все-таки занял, чтобы немного отдохнуть после очень долгой дороги. - Моя мать расскажет тебе об этом гораздо больше меня, она скоро обратиться ко всем нам и к тебе тоже. Думаю, она удовлетворит твое любопытство, легат, но пока это попробую сделать я. Видишь ли, мы не считаем себя врагами Рима в частности и людей в целом. Мы хотим мира, как между людьми, так и между людьми и монстрами, то есть нами, – начала очень издалека Эфира, видимо она не слишком хорошо умела рассказывать такие вещи, хотя очень старалась это сделать. Тема дипломатии будто не интересовала ее, в отличие от военной, но она была обязана разговорить легата и выудить из него нужную информацию. – Посмотри на нас, представь, что, например, я заявлюсь в Рим и предложу заключить мир. Меня попытаются убить сразу же, как я появлюсь на горизонте, так уж мы выглядим. А Фарнаку мы помогаем не ради того, чтобы навредить Риму, а лишь потому, что он принимает нас такими, какими мы есть и готов с нами сотрудничать.       Легат мог только удивленно слушать то, что говорила ему драконица. Это звучало в немалой степени глупо для римлянина, но, с другой стороны, здравое зерно в ее словах было. Вряд ли бы римляне оценили появление на переговорах таких вот существ, да и вообще их появление. Скорее оно породило бы панику и стремление от них избавиться. Потому Сестий растерялся, не зная, что ответить. Все звучало очень странно, но по-своему очень логично, как казалось римлянину. - Но вы ведь напали на нас и захватили многих моих людей. С чего мне верить словам о желании мира? – попробовал снова добиться более-менее внятного ответа Публий, окончательно запутавшись в происходящем, но его собеседница сохраняла спокойствие и отвечала на его вопросы насколько могла себе позволить. - Так вы бы сами напали на нас при нашем появлении, поэтому мы были вынуждены обезвредить тебя и твоих воинов, причем ни один из них не погиб от нашего оружия. Более того, я говорила уже, что ты не пленник, а гость. Иначе стала бы я тратить время на эти объяснения? Не проще было бы выбить ответы силой? – решила уже контратаковать драконица, поскольку ей уже немного надоело объяснять эти моменты легату, ей самой хотелось объяснений. – К тому же, моя мать даст тебе все необходимые ответы. Ты же легат, это ведь очень высокая и благородная роль в вашем Риме? - Не сказал бы, легат командует легионом, а у нас их много. Не самый высокий, но и не самый низкий. Есть много кто выше меня, те же Цезарь или Помпей, а может вообще Цицерон с Антонием. Я лишь военный командир, у которого шесть тысяч легионеров, – тактика принесла свои плоды и Публий сам не заметил для себя, как начал отвечать на вопросы Эфиры, которые казались ему довольно невинными, ведь что такого может принести рассказ о своей должности. – Так что не стоит преувеличивать, в Риме я далеко не главный, так что, если хотите кого-то, кто принимает решения, берите тех, кого назвал. - Да, но разве римская армия не самая сильная из всех армий людей? По-моему, командовать легионом в лучшей армии это уже повыше многих царьков, с которыми мы имели дело. Они и вправду настолько слабее вас? – нащупав нужную нить, попыталась потянуть за нее драконица, чувствуя, что это принесет нужный ей результат. При этом Сестий настолько разговорился, что не видел, как она начала делать заметки. - Конечно слабее, у нас даже самый дрянной легион дисциплинирован и организован, он как механизм единое целое, действует по одной команде, а не как у всяких варваров, где каждый сам за себя, лишь бы выделиться. Поэтому легионеры их и побеждают, даже будучи слабее индивидуально. Это я уже не говорю про оружие, тактику и так далее. Если бы не вы, думаю мы смогли бы поставить Фарнака на место, – продолжал рассказ, сам того не до конца понимая Публий, особо не скрывая тех или иных подробностей. - Это про мою сестру – Орифию, она тоже предпочитает грубую силу голове. Я тоже люблю сражаться сама, но даже в схватке один на один сила не только в мускулах, но и в голове, – произнесла повелительница драконов, разговорившись с римлянином, показывая на свою голову. – У нее такая проблема, как и у многих наших воительниц, они часто действуют сами по себе, им недостает дисциплины, хотя я понимаю, почему это так.       Легат с драконицей через какое-то время совсем разговорились, Публий окончательно убедившись в своей безопасности, много чего смог рассказать Эфире. В том числе и про то, как устроен римский легион, как им управляют, какую тактику и какие построения они используют и так далее. Он не ощутил здесь какого-то подвоха, тем более, как ему казалось, его собеседница честна с ним. Легат чувствовал себя перед ней довольно важной фигурой, ведь она его спрашивает, интересуется, советуется и так далее, а Сестий был не против показать, что может быть полезен в таких вещах, так хоть были шансы выбраться отсюда живым.       Так прошло неизвестно сколько времени, счет ему легат уже давно потерял. Он в свою очередь много интересного узнал об этих монстрах, о том, что они, по своим словам, не стремятся убивать людей, что их оружие специально сделано таким, чтобы минимизировать вред. Как и о том, что ни один их пленник не пострадал, более того, смог возможно найти недостающую вторую половинку себя. Эфира не стеснялась поведать о том, что монстры стремятся и лишь к миру между всеми людьми, за прекращение войн и прочее, понимая, что этот римлянин все-равно никуда отсюда не денется. Их разговор казалось мог продолжаться вечность, но скоро в зал заглянула драконица Тайгета, что охраняла свою повелительницу. - Могучая Эфира, ваша Мать, великая прародительница желает видеть вас и вашего гостя в главном зале, – коротко сообщила после поклона телохранительница, вмешавшись в их разговор, когда разговорившийся римлянин решил кое-что поведать о прошлых воинах своей страны с греческим царем Пирром. - Хорошо, нельзя заставлять ее ждать, я сейчас приду, – также коротко ответила Эфира, спохватившись, понимая сколько времени она уже разговаривала со своим пленником, который таковым уже, по сути, перестал быть. – Ты тоже должен пойти к прародительнице Ехидне, она расскажет тебе куда больше меня. И расскажет, как ты, Публий, сможешь вернуться в Рим. - Вернуться в Рим? – не поверив своим ушам спросил Сестий, слегка растерявшись от ее слов. Получается они были готовы вернуть его обратно домой, но зачем, да и как это было возможно, ведь наверняка там его считают давно погибшим в схватке с неведомыми чудовищами. - Да, но об этом не я тебе расскажу, а моя мать, так что собирайся, – отрезала немного торопившаяся драконица. Она принялась искать что-то среди своих отсортированных заметок и, собрав некоторые из них, также добавив к ним то, что записала о римских легионах зашагала к выходу.       Публий естественно устремился за ней, стараясь не отставать. При этом идти ему было непросто от волнения и предвкушения чего-то крайне важного. Его голова все еще заполнена многочисленными вопросами и догадками, хотя после разговора с Эфирой многое прояснилось, но не до конца и ему нужно было знать гораздо больше, чем сейчас. Особенно его взволновали вопросы о возращении в Рим, неужели они и вправду были готовы освободить его, но почему и зачем, найти ответов на это легат пока не мог. Так он и прошел по нескольким залам и коридорам на встречу с Матерью Всех Монстров.       В ее дворце, в огромном зале все уже было готово к приему ее дочерей. Их было всего двенадцать, каждая из которых дала начало своему виду, а затем помогала создавать новые, распространяя скверну по миру и ища союзников для грядущего изменения мира. Под сводом, поддерживаемом бесчисленными огромными колоннами уже собирались ее дети. Торжественная, тревожная и величественная обстановка царила здесь, все присутствующие были в предвкушении чего-то грандиозного. Монстры устали жить пусть и в огромном, но ограниченном подземном городе, им становилось здесь тесно, а там снаружи были бесчисленные города и страны, что совершенно о них не знали.       Легат, следуя за Эфирой ошеломленно смотрел на присутствующих, только за главным столом их было пятеро, а всего мест двенадцать, по числу дочерей Повелительницы Монстров. По бокам зала теснились и ютились другие, подчиненные монстры. Краем глаза легат заметил там и знакомых ящерок – Амафею и Лимнею, также он видел и их крылатую подругу с рынка, все они собирались здесь, чтобы увидеть свою правительницу, которая для них была настоящей богиней.       Драконица, недолго думая, подтолкнула человека к одному свободному месту, занимая свое собственное и с ожиданием смотря на массивные двери. Легат хорошо чувствовал, все торжественное напряжение и ожидание чего-то грандиозного, что заполнило зал. На секунду оторвавшись от дверей, Сестий решил осмотреться и увидеть тех нескольких дочерей, что были в логове.       Первой, конечно, его взгляд привлекла та же крылатая и рогатая девушка, как и та, что он видел на местной площади, только выглядела она гораздо солиднее, облаченная в темную восточную накидку, которая приятно контрастировала со светлыми волосами, увенчанными серебряной диадемой. Публий мог поклясться любыми богами, что более красивого и соблазнительного существа он не видел за всю свою жизнь, пусть он даже и смотрел на нее в профиль. Сама суккуб смотрела на двери, но уловила на себя очарованный взгляд человека и, чуть повернув к нему голову, едва заметно улыбнулась, показав какой-то жест рукой, а затем снова отвела от него взгляд.       Другая в принципе могла бы и сойти за человеческую женщину, если бы не крайне странная одежда и волосы. Они имели светло-зеленый оттенок, как у растений и были увенчаны чем-то вроде венка из самых разнообразных цветов, причем большинство из них римлянин видел впервые в жизни и даже никогда не слышал. Под цвет волос было подобрано и платье - светло-зеленое, овитое плющом и лозами растений, а ее руки, казалось, могли в любой момент преобразоваться в побеги растений. Не будь он в логове монстров, Публий мог бы подумать, что это явившаяся ему богиня плодородия Церера, только еще больше напоминавшее растение, чем обычно. Она была прямо напротив него, не обращая внимания на человека, все ее внимание было устремлено к дверям.       Третья была едва ли не единственной, кого в этом месте точно смог бы назвать римлянин. Большая полуженщина-полузмея, что сверху была человеком, чье тело постепенно переходило в синий широкий хвост, а вместо волос на ее голове были гладкие зеленые змейки, в этот момент словно дремавшие. Сразу вспомнилась легенда о Медузе Горгоне, только эта была гораздо красивее и притягательнее, правда Сестий инстинктивно попытался отвести от нее взгляд, помня о свойстве мифического чудовища обращать всех, кто посмотрит в ее глаза в камень.       Четвертая тоже была более-менее узнаваема для человека из Рима. Большие рога вкупе с мускулистым телосложением - очевидно это была что-то вроде минотавра из критского лабиринта, только в женском варианте, с большой грудью, которая упиралась в какое-то подобие кузнечного фартука, который носили мастера в человеческом мире. Перед ней на столе лежало несколько небольших светящихся клинков, видимо ее же собственной работы, как предположил легат. Иногда минотавр отводила взгляд от двери, посматривая на свое же оружие, порой беря его в могучие руки и оценивающе рассматривала.       А вот последняя была каким-то совершенно незнакомым Сестию существом, даже аналога которому он не мог подобрать, как и чего-то похожего. Полуодетая могучая женщина темного цвета в рогатом шлеме не вызывала в голове никаких ассоциаций кроме одной. После победы Цезаря в Галлии в Риме Публию довелось лично увидеть плененного вождя Верцингеторикса и его могучих соратников, вот что пришло на ум при виде неизвестной особы легату. В ней даже по виду было что-то могучее и при этом варварское, опиралась она на массивный топор, а сильное тело во многом было открыто, лишь в некоторых местах, как например грудь была закрыта броней. Вспоминая разговор с Эфирой, римлянин догадался, что видимо это и была ее сестра Орифия, что предпочитала натиск грубой силы, что идеально подходило ее варварскому, но могучему, устрашающему и завораживающему виду.       Каждая из них лишь короткое время с интересом изучали взглядом римского гостя, но основное их внимание было приковано к дверям, из-за которых должна была в любой момент выползти их мать и повелительница. Человек, пусть даже и довольно статусный был им не слишком интересен по сравнению с тем, что они могли услышать от Ехидны.       Наконец, огромные створы зала медленно открылись и блеск сотен кристаллов упал на змею, ранее невиданных размеров. Изумрудная чешуя завораживающе и величественно переливалась в пурпурном свете, на которую спадали белоснежные серебристые волосы, что сверкали ярче любого серебра. А золотые глаза, глубокие и загадочные торжественно сверкали в этом искаженном свете, были словно бриллиантами в прекрасной диадеме. Ее женская часть сочетала в себе красоту и могущество, она действительно была богиней,       При появлении Ехидны все присутствовавшие дочери поднялись со своих мест и поклонились матери в знак уважения и любви, как и стоявшие по сторонам зала другие монстры. Она родила и воспитала их среди тьмы, когда здесь еще не было этого роскошного города и, тем более дворца. Но вместе они смогли создать эту прекрасную обитель и расширить ее настолько, насколько было возможно, не привлекая внимания богов. Каждая из них волновалась, но вместе с тем и горела решимостью, все понимали, что их час вот-вот пробьет.       От вида могущественной и величественной змеедевы у легата перехватило дыхание, а сам он впал в какое-то оцепенение от волнения. Он ощущал ее силу каждой клеточкой своего тела, ее аура пронизывала римлянина насквозь, таких ощущений он никогда ранее и близко не испытывал, Сестий словно оказался перед древним и великим божеством. Он был настолько заворожен этим чувством, что сам не заметил, как поднялся на ноги и тоже поклонился ей вместе с ее дочерями. - Я чувствую это, я вижу, как свет старых богов тускнеет и их старый мир бьется в предсмертной агонии. Мы были созданы, рождены, чтобы лишить этих стариков власти и отомстить за все причиненное нам зло, – величественным тоном заговорила Ехидна, возвышаясь как над дочерями, так и над огромным круглым столом с тринадцатью местами, для всех ее детей и самой Повелительницы. – Пришел наш черед, я чувствую, как уходит время тех, кто продолжает верить в ложь олимпийцев. Рим, Греция, Египет, все кто им поклоняются, переживают упадок. Мы с вами, дети мои, заканчиваем последние приготовления для того, чтобы закончить начатое тысячелетие назад. Я хочу как можно скорее открыть новую прекрасную эру совместного процветания людей и монстров.       Говорила она сейчас с ними больше не как мать с детьми, а как командир с подчиненными, понимая значительность момента. Все ее дочери были повелительницами своих видов, насчитывавших уже, наверное, десятки тысяч самых разнообразных существ. Старые времена героев-одиночек прошли и Мать Всех Монстров отлично это понимала, создавая армию своих потомков, которая теперь жаждала отплатить своей повелительнице и преподнести ей этот мир. Повелительницы здесь были не все, некоторые из них отравлялись с поручениями в те или иные земли, другие сейчас вели ее войска, остальные сейчас слушали ее указания.       Сестий, стоя на ногах не мог даже пошевелиться, внимательно слушая выступление Ехидны перед своими подданными и детьми. Он еще не был обращен и оставался человеком по воле самой Повелительницы, но завороженно ловил каждое ее слово, не до конца правда понимая, что она имеет в виду, но ощущал всю важность этого момента. Наконец, когда Ехидна договорила, он смог снова опуститься на свое место, слегка дрожа от волнения.       Ближе всех сидела правительница и прародительница суккубов Исшара, с нетерпением ерзая на своем месте, будто показывая всем своим видом, как ей здесь наскучило, в этом подземном мире. Иногда она выходила в наверх по определенным поручениям матери, но сейчас для нее и для всех остальных монстров сейчас рождалась новая эра их собственного господства. - Хорошо сказано, матушка, мы тоже с нетерпением ждем того момента, когда мы перестанем прятаться ото всех в этих пещерах, я жду, когда мы покинем их и выйдем в огромный и необъятный мир людей. И мы явим им себя, начиная новую эру совместного с людьми процветания и мира, – взяла первой слово Исшара, в предвкушении расправляя свои крылья и платье. Она хоть сейчас была готова взмыть из этой пещеры над миром людей и наполнить его своей искажающей энергией, так чтобы не осталось и следа от старых богов. - Да, дочь моя, уже сейчас я вижу, как вы все готовы выйти в этот мир, но сейчас я бы хотела обратиться к тому человеку, который сейчас присутствует среди нас, – поблагодарила суккуба Ехидна, затем обратив взгляд своих золотых глаз к оцепеневшему легату, что сидел на своем месте и не мог пошевелиться, совершенно не зная, как реагировать, как себя перед ней вести, а сейчас она обращалась напрямую к нему, – Встань, человек, именуемый Сестием, я хотела бы поговорить сейчас именно с тобой.       Римлянин даже ответить ничего не смог, лишь слегка подрагивая встал на ноги перед могущественной змеей, чувствуя на себя сотни, если не тысячи взглядов. Такого внимания к нему, наверное, никогда не было за всю жизнь, он был совершенно растерян, не зная, как реагировать и что говорить, при этом боясь сделать что-то не то и разгневать Ехидну. - Не стоит переживать, Публий, мы не собираемся причинять тебе вред, как и кому-либо из людей. Наоборот, мы стремимся к миру и сотрудничеству с ними. Моя дочь Эфира должна была рассказать об этом, – говорила с ним Повелительница неожиданно приятно и мягко, без каких-либо грубых и агрессивных ноток в голосе. – И мы хотим мира со всеми людьми, в том числе и с Римом, а не только с его врагами. Мы не враги вам. - Да... Но вы же сражаетесь на стороне наших врагов, что хотят отобрать земли моей страны и нападают на наших союзников, что Рим пообещал защищать, – когда она обратилась напрямую к легату, тот внезапно почувствовал, как с его плеч словно свалилась скала, он почувствовал себя чуть увереннее. Не ясно, была ли это магия Ехидны, или сам Сестий нашел в себе силы все же заговорить с ней, но сейчас он ощущал себя свободнее, чем пару минут назад. - Я понимаю, но посмотри на меня и на моих детей. В Риме о нас никто не знает, считая нас лишь чудовищами из древних легенд. Мы понимаем, что люди опасаются нас и готовы причинить нам вред из страха. А Фарнак, так уж получилось, понял нас и наши замыслы и потому мы его поддерживаем. Точно так же, если Рим и его жители поймут наши истинные намерения, поймут, что мы им не враги, а союзники, то мы точно так же помогали бы вам. Поэтому, Публий, я считаю тебя, как и твоих воинов нашим гостем, а не пленником, – Ехидна довольно спокойно отреагировала на замечания римлянина, не выражая каких-либо негативных эмоций, вместо этого пытаясь переубедить его силой своего слова. – И как говорила Эфира, я бы хотела, чтобы вы вернулись домой. - Вы готовы отпустить меня и всех пленных римлян? – все еще не веря своим ушам начал спрашивать Сестий, поскольку это выглядело очень странно и подозрительно, но упускать такой шанс он не хотел и был готов ухватиться за него. Тем более не было ощущения, что Ехидна как-то обманывает его, скорее наоборот в ее голосе была какая-то нотка сочувствия. - Конечно, я против того, чтобы разрушать семьи людей, ведь наверняка родители, дети, братья и сестры ждут возвращения своих близких. К тому же вы поможете доказать Риму мои намерения, что у нас нет желания враждовать, что мы хотим быть союзниками. Но есть небольшой нюанс, – неожиданно змеедева взяла небольшую паузу, глядя на реакцию затаившего дыхание легата, а затем снова продолжила обращаться к нему. – Я думаю, Публий, ты понимаешь, что вернуться сразу будет невозможно, потребуется некоторое время для того, чтобы Рим созрел для того, чтобы принять нас. И ты, как и твои люди помогут нам это сделать. И чем больше вы поможете мне, тем скорее вернетесь к своим семьям. Что ты на это скажешь?       Сестий замялся, не зная, что на это сказать. Он молчал несколько минут, размышляя над ответом, очевидно Ехидне было от него что-то нужно, как и от захваченных римлян, но не совсем ясно что. С другой стороны, она была права, вряд ли сейчас их возвращение в Рим тепло встретят, скорее с подозрением, ведь его давно считают мертвым. К тому же Публий не был настолько влиятелен в Риме, чтобы как-то повлиять на вопрос в отношении монстров, на что очевидно намекала повелительница. - Я не совсем тот, кто вам нужен, если вы хотите, чтобы Рим вас принял, вам стоит поговорить с Цезарем, Помпеем, Катоном, Цицероном, Антонием. Да и много кто в Риме есть влиятельнее меня, я не тот человек, который принимает и влияет на решения, – все же нашел что ответить римлянин, не желая лгать змее. Он и вправду был далеко не в первом эшелоне власти и даже, наверное, не во втором, чтобы иметь большое влияние на политику Вечного Города. - А хочешь им стать? Я прямо заинтересована в том, чтобы те, кто знают о нас правду вроде тебя имели как можно больше возможности принимать решения, как можно больше власти. Я могу дать тебе многое, как и любому, кто пойдет вместе со мной, никто не останется в накладе от этого сотрудничества. Но пока именно ты пригодишься мне не в Риме, а здесь, – повелительница снова взяла небольшую паузу, смотря на реакцию человека, словно тот был жертвой, у которой змея искала слабые места. – Я предлагаю тебе и твоим легионерам, что оказались у меня помочь мне ускорить этот процесс. Эфира, да и Филомела говорили о высоких боевых качествах римских воинов, и я бы хотела иметь таких союзников как вы. Я бы предложила тебе командование над всеми римскими воинами, что находятся у нас, а также очень высокое и почетное место в Риме, когда он нас примет. Может ли Цезарь предложить тебе подобную власть и влияние?       Сестий снова замолчал, чувствуя себя несколько неуютно в ожидании ответа на вопрос повелительницы. К нему было приковано множество взглядов, ожидающих его решения, которое могло стать самым значимым в его жизни. Он никогда не имел возможности распоряжаться такой властью. Тем более если эти монстры не были на самом деле врагами Рима, а наоборот, хотели ему лучшего, как и он сам, то соблазн принять предложение был слишком велик. - Хорошо... Хорошо, я готов принять командование и помочь вам, чтобы мои люди поскорее вернулись домой и были там тепло приняты, – наконец, поломавшись еще какое-то время дал ответ римлянин, даже прикрыв глаза от волнения. В следующую секунду по залу прокатилась волна аплодисментов поддержки, монстры горячо приветствовали его решение о сотрудничестве с ними. - Превосходно, я очень люблю людей с амбициями. Тогда мы приступим к формированию легиона под твоим началом, а ты поведаешь нам побольше о своей стране. Также твои люди будут помогать мне, отправляясь в римские города, рассказывая людям правду о моих намерениях, также как и другим захваченным римлянам, – удовлетворенно проговорила Ехидна, когда овация стихла, обращаясь к Публию и уже протягивая ему свою руку, что сильно возбудило присутствующих, ведь этот человек был удостоен великой чести по их понятиям. – Эфира хотела убедиться в силе римского войска, поэтому я могу дать тебе первое поручение. К сожалению, у моих союзников в Боспоре случился мятеж и царь, с которым я заключила союз был свергнут. Я бы хотела напомнить этому царству о нашем союзе, и я предлагаю тебе показать силу римлян там, плечом плечу с моими детьми. - Да, думаю я согласен, я помогу Риму принять вас и помогу вам убедить людей в правильности ваших намерений, – Публий какое-то время колебался, глядя на протянутую руку, дотронувшись до которой он получил бы столько власти и возможностей, о которых и не мечтал, отправляясь на дальнюю границу. Помявшись еще немного, легат робко, чуть дрожа протянул свою руку змеедеве и пожал ее, вновь вызвав гром оваций в зале. - Отлично, ты сделал правильный выбор, Публий. Мои дочери поведают все, что ты хочешь о нас узнать. Настало время нам явить себя миру и перестать скрываться и тебе выпала великая честь, стать первым римлянином, кто поможет нам в этом, – удовлетворенно произнесла повелительница монстров, пожав руку римлянину своей теплой и приятной рукой, от прикосновения которой тело Сестия накрыла какая-то приятная волна удовольствия, понять которую он не мог. Отпустив руку римлянина, Ехидна на сей раз обратилась к присутствующим. – А теперь, дети мои, пришел ваш черед выходить в новый мир. Вы больше не будете прятаться здесь. Но сейчас я бы попросила всех вас, включая тебя, римлянин, оставить меня с моими дочерями наедине, мне нужно кое-что с ними обсудить.       Присутствующие с восторгом и овациями встретили завершение речи повелительницы, которая теперь прямо позволяла им выползти из этой пещеры уже в самом скором времени и выйти в мир людей, не небольшими группами, как раньше, а по-настоящему, всем своим числом. Однако просьба повелительницы была одна для всех, потому они потихоньку начали покидать зал. Также одна из ящерок потребовала Сестию уйти с ней в другой зал, чтобы он не услышал лишнего, потом все равно с ним обсудят все вопросы по поводу формирования легиона. Спустя какое-то время Ехидна осталась практически одна, лишь ее прямые дети остались на своих местах. - Интересно, ты даже практически ни разу не упомянула про нашу энергию, когда убеждала этого человека подчиниться нам. Как и о некоторых других моментах, связанных с Римом, – игриво, но довольно заметила со своей стороны Исшара, нарушив висевшую пару минут тишину, поражаясь тому, как ее матери удалось так легко переубедить пленника перейти на их сторону, практически не давя его магией. - А зачем ему нужно это знать сейчас? Он все-равно это поймет, но потом. Жаль у нас пока только один легат, но может со временем нам удастся создать настоящую альтернативную нынешнему Риму власть. Или подчинить уже существующую. В любом случае, нам еще недолго осталось прятаться от этих старых богов и бояться их. Вы должны будете занять их место, дочери мои и взять этот мир в свои руки, – начала снова говорить Ехидна, обращаясь уже непосредственно к своим дочерям. Да здесь были они не все, но и пяти ей хватило бы, чтобы обсудить интересующие ее моменты. - Не дождусь, когда уже можно будет выбраться на настоящую человеческую землю, а не ту, что здесь в подземельях. Можно было бы так изменить природу людей, как я бы хотела, преобразовать ее, – мечтательно заговорила высшая алрауна Альсеида, играючи преобразовывая свою руку в могучий на вид побег растения и обратно. – Я готова поменять его, сделать по-настоящему пригодным для совместной жизни монстров и людей. - И не говори, сестра, я бы хотела показать им всем, особенно тому уродливому и хромоногому богу настолько его мастерство устарело по сравнению с моим, я могу выковать любое оружие, изготовить любое украшение, сделать любую вещь на земле. Уже сейчас не думаю, что он ровня мне, – взяла свое слово минотавр Янасса, демонстрируя свое оружие. - Я и мои подчиненные постоянно совершенствуем наше оружие. То, что готовят люди не сравнится с нашим. - Это все хорошо, Янасса, твое оружие великолепно, мы уже не одну тысячу людей им поразили, но сейчас я бы хотела поговорить о более важных вещах. Мы практически закончили приготовления к нашему возвращению и на этот раз нам нельзя останавливаться, мои дети не смогут спокойно жить, пока на Олимпе правят враждебные нам боги и их главная опора – Рим и Эллада. Одолев их, мы сможем подняться на их гору и сбросить этих мерзавцев оттуда и занять их место. Я бы хотела знать, как продвигаются наши приготовления к этому, – обратилась снова уже ко всем своим детям Ехидна, желая узнать, как реализуется подготовка к ее плану. - Мы уже практически готовы к исполнению замысла, Рим должен оказаться в кольце врагов, сжав которое мы раздавим их. Римляне дерутся между собой, не контролируют всю свою территорию. Мы уже сейчас начинаем наступление с севера из Дакии, – начала показывать драконица Эфира, что отвечала здесь за военное дело, за стратегию, хотя и сражаться была не против. – Фарнак не справился, но это не критично, мы сможем обеспечить лояльность его царства не самыми большими силами. Нам нужна лишь поддержка Нумидии и Египта и тогда Рим не выстоит, ему не хватит сил отбить столько ударов сразу. Моя сестра со множеством хвостов уже договорилась с царем Юбой о помощи, но пока он ждет, что произойдет в Египте и на чьей стороне он выступит. - Значит, остается лишь Египет, этот недостающий, но очень важный элемент нашей победы. Без него мы сможем справиться, но это будет очень тяжело. Хм, Ламоника, дочь моя, ты же вела переговоры с египетской царевной Клеопатрой? Она согласна нас поддержать? – обращаясь к ламии со змеиными волосами поинтересовалась Ехидна, указывая на магической карте на Египет. - Она сказала мне, что подумает, я отправила ей письмо, но никакого ответа нет и боюсь не будет. Клеопатра глупа, отказавшись от нашей помощи, в ней есть большой потенциал, о котором она даже не подозревает, но она видимо выбрала этого Цезаря вместо нас, – разочарованно и несколько стыдливо ответила Ламоника, понимая, что это ее неудача, которая может поставить под угрозу планы ее матери. - Ничего страшного, дочь моя, я не настолько наивна, чтобы позволить неразумной египтянке испортить наш замысел. Египет все-равно будет наш, хочет она того или нет, – без какого-либо раздражения, скорее наоборот с нотками утешения обратилась Ехидна к своей дочери, подползая ближе к ней, доставая заодно кое-какую склянку и протягивая ее Ламонике. – У меня есть для тебя новое поручение. Тебе нужно отправиться в Луксорский храм в Египте и найти в нем заточенную дочь древней богини Каукет. При помощи этого зелья ты сможешь освободить ее, она согласна помочь нам. Если она выберется на свободу, Египет будет нашим. - Да, но разве от египетских божеств не остались лишь высушенные мумии еще столетия назад? – поинтересовалась алрауна, удивленная тем, что в Египте еще осталась кто-то из потомков их древних богов. - Она уцелела, но она заточена. Освободим ее и Египет перейдет на нашу сторону, тогда у людей и олимпийцев нет шансов выстоять, – кратко объяснила Повелительница Монстров, не желая особо вдаваться в подробности. Отдав склянку с необходимым зельем Ламонике, она вернулась на свое место, ожидая еще кое-каких ответов от дочерей. - Мама, а что мы будем делать с защитником богов Цезарем? Он уже знает о нас, и он одолел армию Фарнака. Не испортит ли он наши замыслы, тем более сейчас он у римлян самый главный? – подала неожиданно голос минотавр-кузнец, вспомнив о случившейся совсем недавно битве, из-за которой Фарнак и лишился своего трона. Герой он, конечно, был не как в Древности, но у него на этот раз была под контролем целая страна, их самая большая угроза и самая главная цель.       Ехидна взяла короткую паузу на раздумья, она конечно же слышала об этом герое и кое-какой помощи ему от богов. Потомок Венеры неожиданно вклинился в самый последний момент, ведь еще пару лет назад он и близко не обладал подобным влиянием и властью. Сейчас он мог быть поопаснее любого из существующих богов, поскольку талант командира у него был огромный, сколь и его армия. - Я думала над ним, с тех пор как он получил власть в Риме. Конечно же, я не верю, что он сможет нам помешать, слишком много проблем у него в Риме, но избавиться от него надо и чем скорее, тем лучше. Если мы получим в руки правителя Рима, то нам даже не придется вести с ним войну. Но как это сделать я пока не придумала, может быть вы, дочери мои, мне в этом поможете? – призналась Ехидна, задумчиво смотря на Рим. Она понимала исходящую потенциальную угрозу от этого римлянина, но пока никак не могла придумать способа избавиться от него.       Снова повисло молчание, все начали думать на этот счет, понимая важность ликвидации главного героя и защитника богов и то, какие выгоды это может принести. Долго тянулось время, уходившее на размышления, пока наконец на ноги не поднялась Эфира, опираясь на свой меч и поправляя плащ. Она чуть покраснела и смущенно заговорила. - Мама, позволь мне разобраться с ним, я избавлю тебя от него. Я ничуть не хуже него разбираюсь в военном деле, дай мне войско, и я разобью его легионы, а самого сражу в честном поединке, как и подобает поступать с героями. Я хоть сейчас сделаю это для тебя, – наконец заговорила драконица, предлагая свой вариант разделаться с Цезарем, она словно захотела ему доказать, что умнее и сильнее его и может победить его даже там, где тот наиболее силен. - Зачем играть с ним его игры? Люди слабее нас, нужно просто собрать побольше воинов и навалиться всей силой. С нашей мощью этого героя не смогут спасти никакая тактика и стратегия. Я хоть сейчас могу прорубиться через его легион топором и сразить его самого. Так даже быстрее будет, чем пока Эфира придумает свой очередной план, – тут же взяла слово орк Орифия, вставая и опираясь на свой огромный топор, которым она могла бы смести нескольких человек разом. - Я могла бы сделать то же самое, даже не используя оружия, у меня есть мое тело и его хватит, чтобы победить любого мужчину, – вклинилась в их разговор Исшара, вальяжно показывая свой хвост, который она тоже запросто могла использовать для удовлетворения своей жертвы. – Вообще мне, наверное, было бы с ним очень скучно, представляю себе, что чувствует его жена или та же египетская царевна, что легла под него, постоянно какие-то войны, постоянные походы. - Да, мало кто бы хотел себе того, кто куда больше заботится о других, чем о своих родных, будто бы для него подданные важнее семьи. Почему в каких-то северных лесах или в пустыне интереснее, чем в цветущем саду рядом с той, что может быть его любит, – тоже присоединилась к общему обсуждению Альсеида, поправляя свою корону из цветочного венка, не понимая до конца, что движет этим римлянином.       Пока ее дети обсуждали, как лучше избавиться от диктатора или о том, какой типаж мужчины все-таки лучше, Ехидна молча слушала это обсуждение, прокручивая в голове услышанное. Ее дети словно забыли о присутствии матери, в голове которой в этот момент рождался новый и, как ей казалось гениальный план, который позволит избавиться от правителя Рима без всяких войн и сражений и притом ему практически гарантирован успех. - Хватит вам спорить. Исшара, дочь моя, ты даже сама не понимаешь, насколько хорошую идею подала мне, – повелительница, прервав недолгое молчание, теперь снова обратилась к своим дочерям, поскольку в ее голове из обрывков вброшенных мыслей родился стройный, как ей показалось план. – Мы можем избавиться от него, не сражаясь и сделать своим союзником. Вы правы, думаю стоит помочь ему наладить семейную жизнь. Если все сделать правильно, мы сможем одолеть его без лишних затрат.       Предложение матери заставило всех участниц разговора замолчать, хотя суккуб Исшара была довольна собой, что пусть и не совсем осознанно, но подкинула своей матери дельную идею. Даже без лишних объяснений им было понятно, что именно их прародительница предлагает сделать. Все, так или иначе, были согласны с идеей матери, надеясь, что ее исполнение принесет им столь долгожданную победу над богами.

*****

      Золотое солнце опускалось в закат за далеким лесом, бросая последние отблески на широкий Дунай. На башнях небольшого лагеря загорались огни, а уставшие после долгого марша и возведения форта, легионеры, растянувшись лежали возле костров или уже в палатках. Но командиру шестой когорты Гаю Фабию было не до отдыха, его солдаты только что пришли к самой границе цивилизации. Там за полноводным и могучим Дунаем начиналась дикая земля Дакии, о которой римляне имели крайне слабое представление, знали лишь что это страна гор, холмов и лесов. Греческие торговцы, иногда посещавшие те земли мало что могли поведать, ведь они не отправлялись вглубь, предпочитая более безопасную торговлю на побережье. И долгие годы этот забытый богами рубеж цивилизации был спокойным местом, но не теперь.       Старший центурион когорты поднялся на одну из башен лагеря, окидывая взором карих глаз погружающуюся во тьму землю. Перед ним протекала широкая река, какой он никогда не видел. Где-то вдали на западе он видел берег Эвксинского Понта, в которое впадал Дунай, а за самой рекой, за небольшой равниной возвышался огромный черный лес, как тот, что был за его спиной. Почесывая бороду, Фабий тревожно смотрел на тот берег, на дикую и чуждую землю, моля про себя богов, чтобы все оставалось как есть.       «Будь проклят этот пес, Марк Фавоний!», – щелкнула в голове мысль, от которой центурион сжал зубы, спускаясь с башни обратно к своей палатке, стараясь не задеть кого-нибудь из подчиненных, которые безмятежно отдыхали, видимо не представляя до конца, в насколько серьезной опасности они могли оказаться. Кто-то вдоволь наедался впервые за несколько дней после тяжелой работы, кто-то уже засыпал, а некоторые легионеры занимались какими-то своими личными делами. - Эй, Лонг, что ты там в руках вертишь с ножиком? – поинтересовался один из воинов, что сейчас жадно уминал суп из местных грибов у своего соратника, что сидел напротив. Он сидел, нависнув над огнем и, прищурившись орудовал маленьким ножом с фигуркой в своей руке. - А ты чем думаешь, Корвин? Не мешай, тут нужна тонкая работа, а ты со своим супом только отвлекаешь, – огрызнулся высокий и худощавый легионер, даже не поднимая на своего соседа по костру глаз, продолжая смотреть на фигурку и аккуратно стругать ее ножом. - Ты уже второй день все свободное время тратишь на это и даже не говоришь об этом. Лучше поешь как следует, сегодня Лукан сделал шикарный суп, бьюсь об заклад, такой надо подавать богам. Два дня только и делал, что деревья рубил, пора бы и отдохнуть, – жадно закидывая в рот очередную ложку ответил мускулистый собеседник, возле которого лежал его топор лесоруба.       Центурион завис возле них, как бы невзначай, но внимательно слушая, о чем они говорят. Видимо подчиненные воспринимали этот поход к Дунаю и строительство небольшого лагеря здесь как легкую прогулку на природу вдали от цивилизации. Никто из них не боялся, не ожидал возможного конца, наоборот, они скорее были расслаблены и занимались чем-то своим. Фабию и самому хотелось отвлечься от тревожных мыслей и выкинуть их из головы, возможно поэтому он уже несколько минут стоял, смотря чем заняты его подчиненные. - Я очень рад за тебя, но у меня сейчас дело поважнее, чем набивание живота, – все также не отвлекаясь и не поднимая глаз ответил худой легионер, продолжая вырезать что-то из дерева со спокойствием стоика. – Я хочу закончить небольшой подарок для Клавдии, чтобы она знала, что я в порядке и все еще помню ее. Чтобы она ждала моего возвращения. - Ей невероятно повезло, что мы попали в македонский легион, да еще и не в лучшую когорту. Поэтому мы и торчим здесь, дыра побольше Субуры. Без разбойников, зато с волками и на десяток миль ни души, – попробовал пошутить его соратник, тихо завидуя спокойствию его друга, вслушиваясь в ночь, словно желая услышать этот вой, который не давал ему спать пару дней. – Остальные когорты, кроме еще двух наместник потащил куда-то на юг, а нас загнал сюда, на край мира, где кроме бесконечных лесов ничего нет.       Это действительно было так, Марк Фавоний – пропретор Македонии решил пойти на помощь Помпею и увел к нему войска из провинции. А вот Фабия с его когортой и еще несколькими отправил сюда, к самой границе. Центурион сам позавидовал беспечности этих легионеров, но вот ему самому было не до шуток. Торговцы прибывшие в Калатис – ближайший отсюда греческий город говорили о том, что даки собирают войска и готовятся к походу, но куда и зачем не ясно. Но правитель Македонии совершенно не воспринимал всерьез северных варваров, а потому оставил лишь три когорты на всю границу. Конечно, перебраться через Дунай не самое простое дело, но, если сюда нагрянет хотя бы небольшая часть варварской армии… Гай Фабий старался об этом не думать, молясь богам, чтобы все эти сведения оказались ложью. - Кстати, дай посмотреть, что получилось, – решил немного себя развлечь Корвин, подходя к другу и внимательно посмотрев на вырезаемую им фигурку. – Хм, а это… Это кто вообще? Ты или она? Фигура такая, что женщину от мужчины не отличить. - Хватит шутить, это Клавдия. Ты хоть и мой друг, но знай, терпение у меня не железное и если еще раз над ней посмеешься, получишь, – слова задели Лонга, так что тот случайно срезал лишний кусок, слегка зацепив ножом палец, но, сжав зубы, не показал боли. – О, Юнона, да что же это такое, теперь придется либо ровнять, либо переделывать! - Прости, друг, если надо я помогу тебе с ней, я и сам хорошо знаю, как она выглядит, – а вот второму легионеру теперь было не до шуток и он, несколько стыдливо отвел взгляд, понимая, что немного перегнул.       Лонг ничего не ответил, лишь молча завязал палец и, отложив нож в сторону принялся за еду. Где-то в лагере даже заиграла тибия, видимо один из легионеров подсуетился и где-то раздобыл музыкальный инструмент, чтобы не скучать в лагере. Повар Лукан уже закончил готовку и, смотря на темнеющее небо, сам принялся за ужин, присаживаясь к тем двум друзьям. - Лукан, спасибо огромное, когда я оказался у тебя, я понял какой же дрянью мы все питались в Риме, если вообще питались. А у тебя словно божественный пир, – приглашая и освобождая место для соратника, начал рассыпаться в комплиментах Корвин, поскольку с Лонгом поговорить пока больше не получалось. – Знаешь, я даже мясо впервые только в легионе смог попробовать, а в этом Вечном Городе ничего кроме старого хлеба, спасибо хоть бесплатный. По-моему, даже рабы у наших господ питаются лучше граждан. - Благодарю, мне повезло, что мой отец, который служил одному из таких господ был у него поваром и передал эти навыки мне, так что благодари его, – скромно ответил римлянин, даже немного покраснев от такой похвальбы, хотя жалоб здесь он никогда не слышал. – Здесь действительно лучше, чем прозябать в какой-нибудь инсуле в комнатушке с еще пятью такими же, если не под лестницей. - Согласен полностью, здесь хоть этих толстых морд не видно, единственное достоинство этой местности. Здесь невероятно скучно, выпить негде, гладиаторов даже худших, тоже нет, только леса и волки, – вновь посетовал Корвин, который, наверное, в своей голове мечтал посидеть в каком-нибудь кабаке возле огня и от души выпить, а может и даже деваху какую взять. – Тут даже кости не кинешь. - В наших интересах, чтобы так и оставалось, скучно и без происшествий. Нам даже повезло, что мы оказались в далеко не лучшей когорте, а то все, что были перед нами ушли воевать с Цезарем, – неожиданно вставил свое Лонг, доедая суп и протягивая руки к огню. – Им сейчас не скучно, может их вообще разбили, а у нас… Да скучно, но кроме волков здесь и бояться-то нечего. - Хм, вот ты про волков заговорил, а мне кажется здесь водится что-то еще, – на сей раз высказался Лукан, вспоминая что-то. – Знаете, я пока никому не говорил, но я не могу выкинуть это из головы. Когда под вечер я с несколькими помощниками собирал грибы в лесу, мне показалось, что я видел каких-то людей. Нет, не просто людей. В зарослях за одной из полян мне показалось я видел женщину в зеленых одеждах и с луком. Но она промелькнула лишь на секунду, может быть, показалось, потому что больше я ее не видел.       Повисло неловкое молчание. Даже сам Гай Фабий слушал эти слова приоткрыв рот, ведь ему ни о чем таком не докладывали. Он было хотел схватить этого легионера за шиворот и как следует его потрясти, чтобы узнать, почему он не стал ему ничего об этом говорить. Но все эти размышления прервал смех лесоруба. - Ну и насмешил ты. Знаешь, когда ты голоден, тебе может почудиться, что перед тобой еда. А у тебя видимо давно не было женщины, вот они тебе и мерещатся, – посмеялся собственной шутке Корвин, после чего получил легкий толчок в бок локтем. – - Это не смешно. Мне показалось, она была не совсем человеком, скорее нимфой. Хотя может она из какого-нибудь варварского племени, у которых есть заостренные уши. Я потому и подумал, что мне это лишь показалось, ведь не бывает таких. Но вообще сегодня в лесу меня не покидало ощущение, что кто-то за нами наблюдает, но может у меня и вправду воображение играет, – путанно, споря с самим собой говорил повар, задумчиво почесывая затылок. Его не покидало ощущение, что даже сейчас кто-то откуда-то наблюдает за лагерем из наступающей темноты. - Главное, чтобы это было не от грибов, которые ты собирал, – попытался снова пошутить дровосек, за что получил уже легкий подзатыльник от своего соратника, которому очевидно не нравился подобный юмор. – Извини, но это и вправду странное видение. Я сколько себя помню вообще о подобном никогда не слышал, чтобы еще и уши заостренные, а амазонки в этих местах водиться не должны. - Амазонки выдумка, на Лемнос сколько кораблей ходит, никто сейчас ни одной не видел, да и не было у них таких ушей, – заметил со своей стороны Лонг, закутываясь в плащ с волчьей головой, чтобы было потеплее. В этих местах ночью могло быть заметно холоднее, чем днем, да и не лето, мягко говоря, уже было. – Я вчера ходил с отрядом, обследовал все на ближайшую пару миль, никакой жизни, кроме поганых волков, ну и всякой мелкой живности. Такое чувство, что здесь и людей-то никогда не было. Второй отряд пришел сегодня и тоже ничего не нашел. - Будем надеяться, что скоро все уляжется и мы сможем пойдем обратно поближе к Одессосу. Может через пару недель или месяц снимемся и вернемся, – выразил надежду Лукан, предпочитая отвлечься от мыслей об этом неведомом и неизведанном.       Разговор далее пошел на какие-то совсем посторонние темы, вроде того, какой из гладиаторов Македонии лучший и на что можно будет промотать жалование, которое как раз к тому времени выплатят. Фабий, все это время стоявший в тени вернулся в свою палатку, уже начиная снимать с себя броню, которую здесь на всякий случай все же носили, поскольку от этого глухого места можно было ожидать всего. Отрезав себе кусок яблока, центурион отложил меч в сторону и прилег на самодельное, но уже скрипящее ложе, смотря в потолок своего шатра.       «Проклятый Лукан, надо было его потрясти», – уже жалел про себя угрюмый римский командир, понимая, что теперь ему будет крайне трудно уснуть из-за этой информации. И как бы он ни старался о ней не думать, слова про незнакомку с заостренными ушами, что через секунду испарилась не давала ему покоя. Он надеялся, что повар все это попросту придумал, чтобы разыграть друзей, но он был прямолинейным и не очень любил подобное. Да и не водились подобные среди варваров, о них бы обязательно рассказали те же торговцы. Все это было как-то нечисто.       Провалявшись так с час, а то и больше, Фабий понял, что Морфей никак не желает посетить его. Еще немного поворочавшись, поскрипев и скомкав тунику, центурион все же поднялся на ноги. Сон все никак не приходил и теперь Гай думал, как ему заснуть побыстрее. Лекарь и сам наверняка уже спал, а другие методы не помогали, оставалось только снова проветрится в надежде, что ночной ветер принесет ему расслабление.       Снова одевшись, даже не взяв с собой доспели или оружие, Фабий вывалился из палатки на свежий воздух, который лишь несколько портил запах от десятков огней в лагере. Легионеры по большому счету уже спали, лишь в некоторых местах сидели группы по два-три человека и во что-то играли или о чем-то болтали, видимо их не заботило, что рано утром будем подъем. Но на самом деле так было даже лучше, центуриону не хотелось приковывать к себе лишних взглядов, и он размеренным и расслабленным шагом решил сделать круг вдоль стен, на которых тоже горел редкий огонь в жаровнях. На небе вокруг почти полной луны были рассыпаны бесчисленные звезды.       Откуда-то со стороны леса донесся далекий, едва слышный вой, к которому Фабий здесь за несколько дней привык настолько, что не обращал на него внимания. Его путь лежал возле угловой башни, что была ближе всех к реке и с который он перед сном спускался. Проходя мимо, он услышал какой-то глухой стук на ней, словно что-то упало на дерево. Гай уже хотел было пройти мимо, но тут он подумал, что хотел бы напоследок снова окинуть взглядом окрестности, увидеть блеск звезд и луны на Дунае и на недалеком море. Решение было принято мгновенно, и командир быстро начал взбираться на вышку.       Уже поднявшись, Фабий неожиданно споткнулся обо что-то мягкое и лишь чудом удержал равновесие, едва не грохнувшись вниз. Выругавшись и переведя дыхание, он лишь тогда посмотрел, что чуть было не убило его и обомлел, увидев развалившегося на полу башни часового, нога которого преградила ему путь. - Часовой, ты что уснуть на посту вздумал?! Клянусь, Плутоном, завтра утром я тебя так отделаю перед всеми, что тебе и лечь не на что будет! Решил он поспать… – разъяренный центурион мгновенно обо всем забыл, поскольку вид развалившегося здесь римлянина выбесил его настолько, что искрами карих глаз можно было разжечь костер. Но всего через секунду гневной тирады Фабий сначала умолк, а затем почувствовал, как его язык словно приклеился к небу, а ноги затряслись, как никогда до этого. Из груди легионера торчала стрела, а сам он еще слабо шевелился, пытаясь хоть как-то оповестить остальных, поскольку говорить он по какой-то причине не мог. - Что? Откуда? – бормотал себе под нос Гай Фабий, уже совершенно забывший о сне. Он начал лихорадочно хватать ртом воздух, поскольку никогда ранее не оказывался в такой ситуации и пытался успокоиться. Между тем на другом берегу реки загорались многочисленные огни, а из темного леса выходили бесчисленные фигуры, которые что-то несли с собой. – Нет, не может быть.       Центурион уже думал бежать в лагерь со всех ног и во все горло кричать тревогу, но странный шум дерева заставил его оцепенеть. Через всего несколько секунд на краю башни появилась рука, затем еще одна, а затем и голова женщины со светлыми волосами и заостренными ушами, из-за которых выглядывал колчак полный стрел. Фабий при ее виде не заметил, как широко открыл рот и насколько стеклянным стал его взгляд. Все его тело оцепенело, он застыл на месте, словно статуя, не смея даже дышать. - Ты еще здесь откуда? Я думала, что уже уложила тебя своей стрелой, - темно-зеленые глаза, сверкавшие в огне жаровни также в изумлении раскрылись, а сама странная женщина заговорила, закончив залезать на башню. На ней действительно была зеленая накидка, судя по всему, даже без брони, зато с очень выделяющейся фигурой, особенно грудью, которой казалось даже тесно в этом облачении. Увидев лежащего без движения часового и остолбеневшего, незащищенного и безоружного центуриона, по ее удивленному лицу пробежала змеиная улыбка. Она поднесла палец к губам и шепотом произнесла. – Еще один? Не двигайся и не кричи, это будет совсем не больно, даже приятно.       В ее второй руке, в лунном свете сверкнул изогнутый, переливающийся фиолетовым, кинжал, которым она мгновенно попыталась чиркнуть центуриона по горлу. Фабий вышел из оцепенения только чтобы заметить стремительно приближающуюся, как ему казалось смерть и резко дернулся в сторону. Он чувствовал, как кинжал рассек воздух у него над ухом, но так и не задел его. Мгновенно изменившаяся в лице от злости неизвестная развернулась и попыталась снова его ударить, пригвоздить к полу оружием, но и на этот раз Фабию повезло уйти в сторону, при этом едва не упав вниз. - Тревога! На помощь! Враги! – отчаянным голосом, срывающимся и полным паники заорал центурион что было сил, да так, что от его рева из леса взлетели перепуганные им птицы. Крик был настолько сильным, что даже его противница на секунду застыла с занесенным кинжалом, так и не опустив его на римлянина с разочарованием и испугом. - Тебе только и нужно было, что помолчать, паршивец, почему ты просто не дал мне тебя захватить! Ты мне даже приглянулся! – теперь уже она озверела сама воительница, с размахнувшись кинжалом так, словно забивая гвоздь. Фабий снова откатился в сторону и нож со свистом и треском воткнулся в деревянный пол, уйдя в него чуть ли не по рукоять.       Гай не стал на сей раз терять время и быстро соскользнул вниз по лестнице, попросту съехав с нее. Он даже не обратил внимания на боль и, сломя голову как можно быстрее побежал к своей палатке за оружием и доспехами, жалея, что не надел их ранее. По всему лагерю стояли суматоха, крики и гам, проснувшиеся от крика командира солдаты, в основном заспанные пытались разобраться, что произошло, некоторые уже спешно натягивали на себя броню и хватали оружие. Повар Лукан, который спал в палатке возле командирской уже был на ногах, держа в руке вместо меча тесак, лихорадочно смотря по сторонам, пытаясь понять откуда идет опасность. - Они на башнях! – раздался где-то клич и, центурион, еще не забежав к себе, увидел, как на практически всех башнях стояли до боли знакомые фигуры с луками наизготовку и поливая ничего не понимающих врагов стрелами. Благо их было не более десятка, но от этого не было легче, поскольку в этой неразберихе им даже не приходилось опасаться за себя, только стрелять по хаотичному врагу. – Поднимайтесь на башни или закидайте их чем-нибудь!       В общем хаосе младшие командиры, деканы пытались организовать хотя бы свои контубернии для отпора или защиты от стрел, но пока это были лишь капли в океане беспорядка. Голос разума все еще тонул в неразберихе, но постепенно брал верх. Некоторые, наиболее смелые легионеры по два, по три полезли на каждую из башен, чтобы сбить нахальных лучниц оттуда. Другие тем временем швыряли в них копья, без особого успеха, но добивались главного, заставляли самих остроухих прятаться от них, тем самым выигрывая для соратников драгоценные секунды для сбора и организации.       Фабий теперь лихорадочно перебирал в голове варианты действий, торопливо натягивая броню и хватая оружие. На его небольшой форт с другого берега надвигалась волна варваров. Да они пока были за рекой, но ведь это не случайная, а подготовленная атака, значит даки уже скоро окажутся здесь, да и неизвестно, что еще за напасти их ждут. Но все же теперь центурион пришел в себя и не хотел более прятаться и отсиживаться в палатке, все же он был лидером когорты, пусть даже ранее не командовал, особенно в таких условиях. - Они пересекают реку, с запада приближаются огни по берегу! – выбравшись из палатки, центурион с трудом расслышал крик с башни, которую удалось отбить у нападавших. В деревянной крепости уже все более-менее улеглось, легионеры организованно разбились на группы, одни из которых прикрывались щитами от стрел, а другие поднимались наверх, чтобы удержать стены. Но и на земле среди палаток лежало немало сраженных стрелами римлян, многие из которых даже не успели снарядиться в бой.       На лестницах и стенах кипела схватка, напавшие воительницы ловко сражались с легионерами, отбиваясь от них изогнутыми, тускло сверкающими клинками. Тем не менее легионеры постепенно брали свое, в лагере их было несколько сотен, а напавших несколько десятков. Во дворе уже лежали несколько тел пронзенных гладиусами или пилумами эльфиек, на которых с изумлением смотрели стоявшие внизу римляне. Остальные медленно, с боями отходили к одной из угловых башен, с которой по-прежнему летели редкие стрелы.       Не обращая внимания на происходящее во дворе, центурион быстро взлетел на стену по лестнице, на ходу перепрыгнув через катящегося по ней вниз раненого стрелой римлянина. Командиру было нужно самому оценить обстановку и забраться повыше, на башне к которой он спешил уже стояли легионеры, один из которых победно столкнул одну из нападавших со своего меча вниз за стены. Оказавшись на маленькой площадке на самом верху, Фабий сразу же почувствовал, как гребнем его шлема просвистела стрела, а другая вонзилась в выставленный им щит. Помимо тех, что оставались в самом лагере, снаружи внизу, из темноты женские силуэты обстреливали возвращавшихся на стены легионеров, после чего столь же быстро растворялись в ночи, чтобы затем снова поливать врага смертоносным дождем.       Улучив момент, Гай осмотрелся по сторонам. За Истром казалось начался страшный пожар, пожиравший небольшой луг перед лесом, но нет, это были многочисленные факелы, некоторые из которых уже рассекали воды реки на лодках. Обернувшись к западной стороне, он увидел за угловую башню, на которой все еще оставались женщины, продолжавшие обстреливать двор сверху. А уже за ней, по их берегу, к лагерю издалека приближалась еще одна группа факелов. Со стороны реки раздавались непонятные, но жуткие вопли варваров, бивших по щитам мечами и дубинами, а некоторые в лодках держали в руках заранее заготовленные лестницы.       Фабий лишь в эту секунду осознал, насколько ужасна ситуация, его когорта практически окружена, немало легионеров уже сражены врагом, который заранее знал как и когда ударить и сейчас собирался с наскоку занять лагерь. Организовывать оборону и стоять насмерть? Но стены и сейчас полупустые, да и врагов здесь даже примерный взгляд было не меньше пары тысяч одних только варваров, не говоря уже про неизвестное число остроухих воительниц. К тому же кто-то должен был предупредить всех остальных о нападении. Отступать? Это был вариант, но их запросто перебьют эти ночные фурии, да и приближающиеся варвары тоже. Пока центурион лихорадочно прокручивал в голове все варианты с западной стороны, перекрывая свист стрел, лязг железа, крики и стоны раздался протяжный звук горна, который затем утонул в оглушительном волчьем лае. В голове Гая на секунду промелькнула мысль, что донимавшие их своим воем волки на сей раз им помогут, решив полакомиться врагом. Он понимал ее абсурдность, но хотел в нее верить, однако крик с западной стены его отрезвил. - Они идут с запада! Волки и еще неведомые мне твари! Они идут сюда! – кричал один из младших командиров, что со своим маленьким отрядом загонял эльфиек в угловую башню, стараясь перекричать всех, кто был здесь. – О боги, я словно вижу сон наяву!       Фабий не смог разобрать, что сказал опцион дальше, поскольку он и его легионеры, только задумавшие пойти на штурм башни быстро слезли со стены и жестами стали отгонять прятавшихся под ней римлян. Центурион не успел и подумать, что там произошло, как шум боя перекрыл могучий удар, который, казалось, заставил затрястись весь лагерь целиком, а в воздух за стеной взмыли несколько деревянных обломков. Легионер, что стоял под ним на стене задрожал, но устоял, успев ухватить за торчащую из-под брони тунику соратника, который чуть было не загремел вниз. - Живо, построится у западной стены, мечи и копья наголо! – впервые за весь бой попытался скомандовать Фабий со своей башни. От него до остальных римлян было довольно далеко, но главное, что его услышали стоящие рядом, что по цепочке стали передавать приказ и уже через минуту перед западной стеной в две-три неполных линии выстроились легионеры, выставив вперед копья, в то время как остальные продолжали либо снаряжаться, либо укрываться от стрел, либо закидывать копьями и стрелами вражескую башню. На короткое время остроухие захватчицы перестали стрелять, вместо этого закричав какой-то ободряющий боевой клич. Чутье не подвело молодого командира, через минуту стену вновь сотряс могучий удар, который расшатал участок западной линии. А за ним последовал еще более сокрушительный третий удар, который превратил кусок стены в мелкие обломки и щепки, которые засыпали нескольких легионеров в передней линии, благо те успели укрыться за щитами. - Не может быть… – Фабий казалось, сегодня повидал уже все, но то, что появилось в проеме лишило его дара речи. В облаке осколков на месте участка западной стены возвышался, нет возвышались огромные и мускулистые рогатые женщины, практически без брони, которым большинство легионеров были по грудь. В руках одна из них с легкостью вращала сверкающий тем же магическим цветом топор, а вторая здоровенную, но тоже отдающей тем же оттенком дубину. – Живо… Бросайте копья!       Центурион все же собрался и смог на разрывающихся связках прокричать приказ на весь лагерь, после чего сам решил спуститься вниз во двор. Тем временем ворвавшиеся минотаврицы парой взмахов смели практически остолбеневшую первую линию. Прятаться за щитами от страшного и огромного оружия было бесполезно, топор разрезал их вместе с легионерами и доспехами словно нож масло. Но что было странно, римляне, что должны были погибнуть в ту же секунду, почему-то не оказались разрезаны пополам, словно жуткий зазубренный топор просто прошел сквозь их тела. Тем не менее они тут же рухнули как подкошенные. В это время другие разлетелись по всему лагерю, смахнутые огромной дубиной, как сметают со стола крошки.       Кошмар на этом совершенно не закончился, запаниковавший от вида неизвестных чудовищ лагерь снова накрыл знакомый и протяжный волчий вой и тут же в разрушенном проеме появился с десяток волчиц, имеющих похожее на человеческих женщин тело, покрытое темно-фиолетовой шерстью. Пользуясь замешательством легионеров, они бесстрашно набрасывались на щиты римлян, стараясь придавить их к земле, заодно ухватив острыми клыками за шею или другую незащищенную часть тела. Также следом за ними в лагерь запрыгнула еще одна здоровенная тварь, с пепельной шерстью и огненными глазами, что таранным ударом свалила сразу троих стоявших друг за другом легионеров, а затем начала яростно драть один из щитов когтями, разрывая его на мелкие кусочки. В довершение ко всему этому с башни продолжали лететь стрелы.       Фабий, видя это взмолился про себя богам, ему хотелось, чтобы все что происходило было либо ночным кошмаром, либо результатом жуткой попойки, либо эффектом грибов из супа. Но Гай с ужасом вспомнил, что он даже не ел их, а выпить здесь тоже было особо и нечего и вся эта вакханалия ужаса перед ним была наяву. Его когорту сметали, уничтожали, рвали на части неведомые женщины-монстры, которым римляне мало что могли противопоставить. - Закидайте их копьями, застрелите их уже наконец, сделайте что-нибудь уже! – в отчаянии прокричал неизвестно кому Фабий, краем глаза заметив, как к нему что-то приближается. Центурион лишь чудом успел развернуться со щитом, чтобы точно на него приземлилась одна из этих волчиц, которая ударом лап в скутум опрокинула вместе с ним и центуриона. Расположившаяся сверху противница с удовольствием придавила его к земле своими лапами, после чего показалась и ее морда с желтыми глазами и острыми скалящимися клыками. - Я так хотела кем-нибудь полакомиться, теперь ты мой, – довольно проговорила она, едва ли не облизываясь, после чего резко бросилась с раскрытой пастью на него, с которой уже текли слюнки от предвкушения, стараясь укусить римлянина. Фабий лишь усилием воли смог сконцентрироваться и собрать в кулак все силы, приподнять над собой щит вместе с волчицей, заставив ее щелкнуть зубами прямо перед его носом, а его лицо обдавало горячее дыхание чудовища. Погибнуть вот так, став ужином для неведомой твари, совсем не так представлял себе свою смерть центурион. Страх быть жертвой этой волчицы придал ему неведомо откуда взявшихся сил и он, усилием воли стряхнул волчицу со своего щита, явно не ожидавшей такого сопротивления.       С бессвязным криком, Фабий вскочил на ноги и тут же, не давая врагу опомнился с размаху ударил ее скутумом, который сейчас стал в его руках словно перышко. Волчица упала на землю и попыталась откатиться в сторону и снова подняться на лапы, но центурион не хотел давать ей ни малейшего шанса и с воплем сам напрыгнул на нее, вонзив в ее грудь свой меч с такой силой, что он почувствовал его кончиком землю под монстром. Его враг даже не успела завыть от боли, как Гай с яростью вырвал меч из ее тела и вновь ее им пронзил, а затем еще и еще.       Фабий остановился лишь когда перед ним лежала истыканная, как подушка для иголок и изрубленная волчица. Проткнув то, что от нее осталось еще раз, центурион словно остыл и стал смотреть на происходящее вокруг. Звери продолжали валить на землю и грызть легионеров, но их было не так много, а несколько из них лежали замертво вперемешку с римлянами. Из одной минотавры торчала пара пилумов, и она, теряя кровь, все еще стояла на ногах, размахивая топором, но понемногу отходила назад, чтобы подлечиться. Вторая же взвыла от боли, когда один из римлян, разбежавшись, вонзил копье ей в ногу. Зарычав, она размахнулась своей дубиной и ударила обидчика так, что тот сию же секунду с криком улетел куда-то через противоположную стену.       Легионеры старались сдерживать чудовищ, несмотря на шок и страх, но их противник не сдавался, продолжая наседать. В бой уже включились все оставшиеся легионеры, лишь некоторые, укрывшись щитами и ощетинившись копьями, встали у восточной стены, опасаясь идти на помощь соратникам. Повар Лукан, повесив тесак на пояс, теперь сражался в легионерском облачении с еще одной волчицей, постоянно откидывая ее назад щитом, но она не сдавалась и прыгала снова и снова. Где-то там же мелькал легионер в плаще с волчьей шапкой, прикрываясь щитом от сыплющихся стрел. Сквозь крики и лай, над лагерем вновь пронесся вой откуда-то с запада, видимо когорта сейчас насмерть билась лишь с передовым отрядом. Смотря по сторонам и оценивая перспективы, Фабий принял единственное, как ему показалось решение. - Вы! Эй там, трусы, живо наверх и открывайте ворота, если не хотите, чтобы вас сожрали! – заорал сначала на прятавшихся за щитами от боя легионеров, Гай. Затем он повернулся к бреши, возле которой и кипела схватка, после чего во все горло закричал. – Отходим! Сейчас же уходим из лагеря! Быстро! Берите кто что может и уходим отсюда!       Легионеры, до того прятавшиеся от битвы, наперегонки, толкая друг друга побежали отпирать и открывать ворота, услышав о возможности сбежать. Сражающиеся же были поглощены сражением и не сразу расслышали приказ об отступлении. Наиболее находчивые легионеры тут же метнулись к палаткам, стараясь прихватить как можно больше своих вещей и продуктов. Остальные же продолжали бой, но передававшийся по цепочке приказ делал свое и легионеры постепенно начали отходить к воротам.       Те со скрипом и треском открывались, на счастье Фабия, эти твари не перекрыли единственный путь к выходу из лагеря, словно нарочно оставляя возможность оставшимся римлянам сбежать из этого кошмара. Отпиравшие ворота легионеры даже не стали ждать приказа центуриона и тут же растворились в ночи. Не обращая на их бегство внимания, Фабий тут же зажег факел и, остановив одного из легионеров, что отходил к воротам, вручил ему. - Смотри, не сожги лес, ты ориентир для остальных, так что не потеряй, беги прямо в лес на пару стадий, и там сигналь нашим, чтобы собирались, понял!? – быстро, но доходчиво объяснил центурион факельщику. Тот, вместе с еще несколькими легионерами тут же побежал прямиком в темный лес, что был за ними, сигналя факелом. – Отступаем в лес на две-три стадии! Быстро!       Центурион, отдав команду сам вышел за ворота лагеря, в которые тут же торопливо и хаотично стали выбегать легионеры, даже не особо заботясь о прикрытии. Получив приказ, они с радостью пытались воспользоваться единственной возможностью не погибнуть от рук неведомых монстров и на перегонки неслись на свет факела. Приказ быстро дошел до остальных, и уже там начиналось хаотичное отступление, скорее даже бегство. Фабий уже и сам собирался присоединиться к бегущим и удрать в лес, но его остановил крик. - Проклятье! Помогите кто-нибудь! – это кричал главный повар, что, пытаясь также убежать с остальными в суматохе споткнулся об лежащего соратника и с грохотом упал на землю, а на его спине появилась одна из волчиц, тут же вцепившись зубами ему в плечо, заставив Лукана закричать.       Никто не собирался разворачиваться, но тут пробегавший мимо Фабия лесоруб, также услышав крик, резко развернулся и с криком побежал на подмогу соратнику, так быстро, как, наверное, никогда и не бегал особенно со своими габаритами. Волчица даже ничего не успела сообразить, как ее ударом в морду отбросил назад щит Корвина. Мигом бросив скутум в сторону, чтобы не мешался, дровосек, взял ослабевшего повара за руку и, закинув себе на плечо как можно быстрее побежал в сторону леса, словно не чувствуя тяжести и не обращая ни на кого внимания. Фабий, с долей стыда посмотрев на остававшихся в форте легионеров, сам побежал в лес за остальными. Он не оборачивался назад, хотя чувствовал, что из лагеря продолжают выбегать римляне, но ему было не до этого. Он бежал, не обращая внимания на ветки, которые он просто ломал своим телом, ни даже на кочки или камни, об которые иногда спотыкался, но продолжал бежать в темноте, что было духу.       Он не знал, сколько уже так пролетел, но в какой-то момент впереди, между деревьев, замаячил огонек, к которому, сломя голову и помчался центурион, ни на что не обращая внимания. Он буквально вылетел на поляну, где были спилены несколько деревьев, едва не сбив с ног нескольких римлян, что уже были здесь. На одном из пеньков сидел запыхавшийся и жадно хватавший воздух ртом факельщик, а остальные легионеры от усталости чуть ли не падали на землю, пытаясь прийти в себя. Фабий и сам прислонился к одному из стволов, чтобы перевести дух, за это время сюда ввалились еще несколько десятков легионеров, чей топот уже никто не воспринимал, а еще спустя некоторое время пришел и тащивший на себе повара Корвин, так и еще несколько раненых, которым помогали идти соратники, не бросившие их в беде. - Вот, видишь… Я же говорил, что в долгу перед тобой, – тяжело дыша пробормотал лесоруб, что помогал Лукану идти. Лишь когда он оказался в кругу своих, он прислонил обессилившего друга к стволу и в свете факела стал рассматривать руку. – А где эта тварь тебя укусила? Я нигде не вижу раны. - Прямо за локоть, что это за чертов одноголовый Цербер был? Урвал меня так, что руки не чувствую, да и тело плохо слушается, хотя уже немного лучше… Во имя Юпитера, что это вообще было? Меня никто не предупреждал, что придется иметь дело с этими тварями, – прохрипел, устало прислонившийся к дереву и шипящий то ли от боли, то ли от злости повар. На его локте и впрямь был отпечаток клыков, только даже крови не было заметно, максимум царапины и те могли быть от каких-нибудь веток. – Спасибо, что выручил меня, Корвин. Если бы не ты я бы и сам стал едой. - Всегда пожалуйста, дружище, надо будет потом об этом Лонгу рассказать, – видимо от пережитого, неожиданно беспечно ответил дровосек, словно желая отвлечься от всего этого кошмара хоть на минутку. Но затем даже тень улыбки ушла с его лица и он стал беспокойно смотреть по сторонам. – А где Лонг? Вы видели Лонга? Кто-нибудь?       Ответа лесорубу не было, лишь некоторые римляне изможденно покачали головами, как и сам Фабий. Корвин, так и не получив ответа, опустил голову и сам прислонился к одному из деревьев. Их на этой поляне и немного вокруг столпилась где-то полторы две-сотни, из которых еще немало раненых, все что осталось от когорты в шестьсот с лишним человек. Еще посидев возле дерева и, осмотревшись по сторонам дровосек, все же поднял голову и посмотрел на Фабия. - И что мы теперь будем делать? У нас много раненых, на нас охотятся неведомые твари, мы посреди леса и у нас почти нет провианта, да и воды ненадолго хватит, дня на четыре, если экономить, – угрюмо пробурчал Корвин, смотря на центуриона, что сейчас лишь восстанавливался после этой долгой битвы и пробежки. – Отличная была идея убежать сюда. - Помолчи, Корвин, или тебе приятнее быть в пасти одной из них? Я понимаю все наши трудности, но оставаться там было нельзя, мы бы только зазря погибли, никого не предупредив. А так у нас есть шанс, – начал говорить громко, насколько ему позволяли измученные связки Фабий. Он теперь даже отвел взгляд от лесоруба, показывая, что хочет говорить со всеми оставшимися. – Мы выберемся. Эта поляна не так далеко от одной широкой тропы, что ведет из леса. Там должен быть хотя бы один установленный нами по пути сюда указательный камень. По нему мы выберемся отсюда и придем в Калатис. До него, если идти не по прямой, а по тропе где-то две-три сотни стадий. Если выйдем сейчас и не будем терять время, может доберемся за пару дней. Думаю, к завтрашнему закату уже придем туда. Идти надо вместе. - У нас много раненых и они нас изрядно замедлят, может кому-то лучше пойти вперед и предупредить город? – подал идею один из легионеров, причем Гай даже не понял какой именно, слишком много тут было солдат. - Никого не бросать, это приказ, мы и так многих потеряли, с нас хватит. Если мы пойдем поодиночке, эти твари сожрут нас, а они наверняка попытаются на нас напасть, но, если мы пойдем все вместе они не посмеют напасть на почти две сотни легионеров. Этих монстров не так много, чтобы рисковать, – тут же ответил, практически не раздумывая центурион, обретая понемногу уверенность. Он чувствовал себя в ответе за своих воинов и ему все еще было неприятно от того, что так много из них остались там в лагере. Но теперь он был полон решимости сохранить хотя бы остатки. – Не будем терять много времени. Нам повезло, что они пока не идут за нами. Полчаса на отдых, затем собираемся и выходим искать тропу. Как найдем ее станет гораздо легче.       Легионеры молча и послушно кивнули, пользуясь возможностью хоть немного восстановить силы. Дорога не обещала быть тяжелой, все же день два они могли протянуть, не зря некоторые прихватили с собой солидный запас еды, да и фляжки были полны почти у всех. Но их пугал вовсе не сам путь к Калатису, хуже было то, что они столкнулись с совершенно неведомой силой, которой практически ничего не могли противопоставить. И эта сила теперь вместе с даками переходила самые дальние рубежи Рима у Дуная, готовясь к большому вторжению.