Последняя война Республики

      Еще недавно Пантикапеем - большим городом на Боспорском проливе правил царь Фарнак, но теперь сюда спешно направлялся новый царь Асандр. Еще оставшиеся в живых воины под Зелой провозгласили его своим новым правителем, в то время как прошлый трусливо бежал вместе со своими союзницами. Лишь по неизвестной милости самих богов Асандр лишь с третьей частью войска сумел добраться до Синопы и отплыть обратно в царство Боспора, захватив весь флот бывшего правителя.       Пожилой полководец подплывал к Пантикапею на одном из захваченных кораблей с небольшим отрядом, опережая всю остальную армию. Ему хотелось побыстрее вернуться в город, чтобы взять наконец власть в свои руки, как того и хотели его же солдаты, провозгласившие полководца царем под Зелой. Но голову от царской диадемы старик терять не спешил. Стоя на палубе и слушая, как ряды весел бьют по воде, он обращался к своим спутникам.       Перед ним стоял десяток другой гоплитов, многие из которых были перевязаны кровавыми тряпками, под Зелой хорошо досталось даже тем, кто успел сбежать. У кого-то были раны на руках, у кого-то на ногах, у некоторых была перевязана голова. Но солдаты, как ни странно, все равно были довольны, понимая, что этот кошмар закончился и о нем можно забыть, как о страшном сне. Все они осыпали Фарнака и его пернатых союзниц всеми известными и неизвестными уху Асандра ругательствами, искренне надеясь, что старый командир будет куда лучшим царем. - Мы освободились от гнета этого безумного тирана, проклятого самими богами. Но пока, пока не стоит распространяться о случившемся, мы не знаем, что думает столица и какие мысли царят среди знати. Поэтому я прошу, чтобы вы подчинились мне как царю и дали мне клятву, не говорить о том, что случилось, пока я сам все не объявлю. Это и в ваших же интересах! - обращался, стоя на качающейся на волнах палубе старый Асандр, опираясь на копье. Он был готов примерить царскую диадему и желал этого, но все же сдерживал себя, чтобы это стремление не погубило его. - Клянемся! - хором отвечали гоплиты, поднимая в воздух оружие и салютуя своему царю. Они были бы не против начисто забыть о произошедшем и вернуться по своим домам, откуда Фарнак увел их на войну с Римом, которую позорным образом проиграл даже несмотря на помощь Ехидны. Асандр не питал надежд, что никто не проболтается, но все же верил в честность большинства своих подчиненных.       Так странно и необычно начиналось царствование немолодого Асандра, в которым тем не менее кипела жизнь. Он даже мрачно усмехнулся сам себе, чувствуя, как все удивятся, узнав, что наместник за несколько недель или даже дней превратится в царя. Здесь все зависело от самих жителей Пантикапея, в гавань которого входил корабль. Если жители столицы устали от тирании и жестокостей Фарнака, как жители многих других городов, например Херсонеса, а местная знать выпьет за его свержение, то долго скрывать правду не будет никакого смысла. А вот если прошлый царь каким-то образом сохранил репутацию в столице, то Асандру придется ждать прибытия лояльных ему войск на следующих кораблях.       Еще нового царя интересовала судьба Фарнака, он не знал, куда тот провалился после разгрома и был бы крайне рад, если бы старый царь сгинул безвозвратно. Но все же Асандр где-то внутри чувствовал, что они, наверное, еще встретятся, тем более, помимо монстров у свергнутого правителя в друзьях были племена скифов, жившие в Таврии. Но сейчас у нового царя цель была совсем другая. На улицы столицы Асандр вступал после долгих месяцев отсутствия, он не знал, насколько сильно изменилась обстановка в городе и какие в нем царили настроения. Он знал, что Фарнак правил жестко, нередко облагая подданных непомерными поборами, но то было в основном в других городах. А вот что жители столицы думали по поводу власти сына Митридата лишь предстояло узнать.       Асандр направлялся к цитадели по знакомым улицам Пантикапея, его возвращение вряд ли вызвало бы серьезные вопросы, поскольку Фарнак еще раньше оставлял его в качестве наместника и наверняка оставил бы, если не потащил на войну. И первым, что привлекло внимание нового царя привлекали его недавние знакомые, а именно те самые неведомые существа, о которых он хотел поскорее забыть, как о страшном сне. Их было немного, всего несколько десятков на довольно большой город, а на улице, по которой проезжал Асандр всего лишь две, одна полузмея, которая предлагала какие-то металлические изделия людям и бывшая недалеко невысокая девушка с рожками и дубинкой наготове.       В основном здешние монстры в Пантикапее были торговки, занявшие отдаленный небольшой квартал. Что интересно, среди них были самые разные, начиная от уже знакомых гарпий и ранее неведомых гоблинов и заканчивая ламиями с орчихами, не говоря уже о крылатых суккубах. Поводов для особой любви к этим существам среди жителей было не так уж и много. Хотя они не выражали какой-то агрессии по отношению к людям, скорее наоборот, но само их существование вызывало подозрение, не говоря уже о других вещах.       Проезжая по улице с этими двумя странными существами, Асандр то и дело слышал, как шептались люди в стороне от них. Царь услышал, будто бы они похищают людей и приносят их в жертвы темному божеству, пожирают или обращают в себе подобных чудовищ. Были и разговоры о попытках некоторых из них осквернить святилища богов или даже атаковать жрецов. Или, наоборот, те пытались нападать на монстров, желая очистить город от тварей. Про торговцев монстров тоже ходило немало темных историй, особенно об их товарах, украшениях или еде, которая могла свести с ума или осквернить тело того, кто бы их купил.       Затем на глаза Асандру попалась небольшая группа обмотанных людей, в которых он без труда узнал пельтастов армии Фарнака, которые ранее сражались под его началом в нескольких битвах с римлянами. Причем в отличие от гоплитов, которые обладали кое-каким имуществом, у легких воинов его было крайне мало и потому спасти от царских поборов случае увечья их могла разве что милостыня. Сейчас же они, с ранениями вернулись домой, обозленные на царя, так и его союзниц, считая их виновниками произошедшего с ними. Вокруг них на небольшой площади собралась разномастная толпа, которой даже не было дела до вернувшегося наместника, все слушали что будут говорить воины. Сам Асандр, сначала желая просто проехать мимо, все же остановился послушать, что здесь будет. - Сыны Боспора, братья-эллины. Если вы надеетесь, что вам что-то с этой войны с Римом перепадет, то не обманывайте себя, вы ничего не получите, лишь пята, что до этого давила вас, окончательно втопчет вас в грязь, - выступал один из пельтастов, что был в группе с несколькими соратниками. От других он отличался тем, что выглядел относительно целым, разве что на руке вместо одного из пальцев красовалась повязка. Мне повезло, в отличие от моих соратников, я отдал за царя лишь два пальца, но он не хочет снижать поборы даже для тех, кто сражается за него. Мы, гордые воины Боспора теперь вынуждены униженно просить подаяния у столь же обираемых жителей столицы! - Это все из-за них, боги прокляли нас за дружбу с монстрами и потому мы проиграли, потому многие наши друзья отдали души Аиду. Они наслали на царя безумие за его предательство, - рассказывал собравшимся солдат с побуревшей от крови повязкой на глазу, потрясая кулаками в небо. Присутствующие жадно хватали каждое его слово, поддакивая и тоже вскидывая руки в знак поддержки. Для людей теперь само по себе наличие этих существ в городе было печатью проклятия свыше и от которого следовало бы избавиться. В этом им радостно поддакивали жрецы, которые постоянно конфликтовали с неизвестными гостями, как и торговцы. - Мы должны молить богов о милосердии, пусть простят нас Зевс, Гера и остальные олимпийцы за преступление нашего царя. - Павсаний, недостаточно просто покаяться перед богами. Мы должны искупить, смыть этот позор кровью тех, кто обрек нас! Царя, обезумевшего и продавшего душу порождениям Тартара и их самих, что смеют осквернять наш город! Может быть, не сегодня и может даже не завтра, но наша месть обязательно свершится, и мы отправим царя-плутократа, обирающего людей и угождающего монстрам в Тартар, где ему самое место! - продолжил третий воин, который при выступлении был вынужден опираться на посох, поскольку в одном из сражений сильно повредил ногу и мог лишь молить богов, чтобы она исцелилась.       Присутствующие по окончанию речи взорвались овациями и криками поддержки, а в подставленные сосуды стали складывать небогатое подаяние, все же на войну требовались огромные расходы, которые Фарнак оказался вынужден собирать не только с остальных городов, вроде мятежной Фанагории или в Херсонесе, а прямо в столице. С каждым днем в городе все сильнее зрели гроздья гнева и можно было лишь догадываться, когда они все же созреют окончательно.       К изумлению Асандра, даже городские стражи, которые присутствовали при этой речи никак не реагировали на призывы прикончить их царя, как и обитающих в городе монстров. Скорее они сочувственно кивали своим, по сути, соратникам и никак не мешали им выступать. Удивленный и, даже немного испуганный Асандр поспешил миновать это собрание и побыстрее добраться до акрополя на горе, поскольку в нем он сейчас чувствовал себя в куда большей безопасности, чем на улицах Пантикапея, который в любой момент мог вспыхнуть как стог сена в сухую погоду.       Асандр смог выдохнуть лишь когда его пропустили на акрополь. Все хорошо помнили о нем, как о наместнике Фарнака, а потому без лишних вопросов пустили его в неприступную крепость внутри города. Два дня наместник, а точнее новый царь, ничего не предпринимал, скорее обдумывая, что ему делать дальше, какие меры принимать и как успокоить столицу, которая могла загореться от любой искры. Он бы с радостью объявил себя царем еще по прибытии, но опасался возможных сторонников царя. Среди народа таковых почти не было и оставалось узнать настроения в самой крепости, потому на второй день Асандр решил приступить к исполнению обязанностей, пока еще наместника.       Сейчас в Пантикапейской цитадели еще не водрузивший на себя царскую диадему старик задумчиво смотрел на широкое бескрайнее море, ожидая своих кораблей, иногда расхаживая по чертогу Фарнака. Низложенный предшественник оставил после себя ворох проблем, над решением которых Асандр изрядно ломал голову. В царском было практически пусто, не считая только стражей у входа, старик любил размышлять над чем-либо в одиночестве. Вот и сейчас он ходил по мраморному полу, потирая сморщенный лоб, думая, что ему делать дальше и как успокоить взбудораженный город, в котором в любой момент мог вспыхнуть бунт против монстров.       Асандр мог бы долго находиться в одиночестве, размышляя, как ему быть дальше, продолжать ждать армии или все же раскрыть всем правду еще раньше. Население столицы было недовольно, но вот настроений аристократии и местной знати наместнику были неизвестны. До него доходили слухи о созревании недовольства и среди вельмож, но на то не было никаких доказательств. Но сейчас в зале объявился статный мужчина, годы которого постепенно начинали брать свое. Старым он еще не был, но густые волосы постепенно серебрились, а сама фигура понемногу горбилась. Его Асандр узнал сразу, Архидам был заметным лицом при дворе и ранее отвечал, например за соглашения с Римом и Арменией. - Наместник Асандр, могу ли я с вами поговорить кое о чем с глазу на глаз? - коротко поклонившись, заговорил заманчивым тоном гость, стараясь уйти как можно дальше от посторонних ушей и как можно ближе подойти к наместнику. В серых глазах Асандр видел некий присущий его старому знакомому азарт, как и уважение. Этот человек ранее выполнял самые разнообразные поручения царя, в основном связанные с делами в Риме, против которого Фарнак решил восстать. От чего, кстати, Архидам старался отговорить царя, но ничего не добился. - Конечно, Архидам, для тебя все что угодно. Чем могу быть полезен? - дежурным тоном поинтересовался Асандр, стараясь пока еще быть в образе наместника, а не царя, чтобы не раскрывать тайны раньше времени и не подставить себя. Его, правда, несколько насторожило желание Архидама поговорить в обстановке без посторонних ушей, но новый царь не возражал и даже сам отошел в сторону от охраны. - Благодарю, мой друг, но я хочу поговорить серьезно и откровенно, времени у меня не так чтобы много, потому что дела не ждут. Асандр, будь со мной честен, ты уверен, что Фарнак выиграет войну против Цезаря? - тон Архидама тут же насторожил наместника, поскольку в нем не было никакого уважения к бывшему царю, которого по титулу вельможа старался не называть. Он с нетерпением ждал ответа, еще не зная, что война уже была проиграна. - Ох, Архидам, клянусь Аресом я очень сомневаюсь. Даже несмотря на помощь всякой нечисти не думаю, что Фарнак победит Рим, - Асандр конечно уже знал, что произошло и как Фарнак попросту загубил свою армию невероятно глупым планом, но в Пантикапее об этом еще не знали. Поэтому наместник еще старался вертеться, не говоря правды сразу, но готовя Архидама к ее принятию. Да и справедливости ради, наместник изначально сомневался в успехе, особенно после того, как увидел отношение солдат к собственному царю. Даже победив Рим, вряд ли Фарнак смог бы вкусить плоды победы и не оказаться поднятым на копья фаланги. - Не ты один так думаешь, Асандр, война с Римом, а особенно поражение в ней поставит наше царство на грань катастрофы. Послушай что говорят на улицах, что происходит в других городах за пределами столицы. И если Фарнак потерпит поражение, то его сметут, будет бунт, в ходе которого нам тоже достанется, - Асандр по голосу Архидама понял, что дал правильный ответ, а потому вельможа уже начал куда больше откровенничать, при этом стараясь избегать в своей речи каких-то однозначных высказываний, скорее уже по привычке. - Я видел настроения на улицах, Архидам, я прекрасно знаю, что думает и войско о своем царе и не только о нем. Я понимаю, о чем ты говоришь и я, во многом, разделяю твои опасения, мой друг, - Асандр не лгал, скорее просто не торопил события. Он-то прекрасно знал, чем все уже закончилось и это, кстати, был отличный шанс проверить настроение своих будущих вельмож при дворе и потому наместник не стеснялся им подыгрывать в этой заговорщической деятельности. - Раз уж ты их знаешь, может нам стоит их предупредить? К тому же мы еще можем спасти влияние и честь Боспорского царства, даже его территории. Херсонес уже не выдержал тирании и отправил к Цезарю послов с просьбой о защите. Может нам стоит их опередить и выйти из этой истории с наименьшими потерями? - продолжал говорить непрямо и порой загадками Архидам, что было в его стиле. Он уже, пусть и завуалированно, но предлагал поднять бунт против Фарнака самим и, избавившись от него, пусть и на время, примириться с Римом и успокоить собственное население.       Вельможи и аристократы тоже были сыты по горло, наместник пусть и прямо не слышал этого от них, но чувствовал, насколько их волнуют перемены, случившиеся с Фарнаком. Из обрывков фраз и шепотов в коридорах цитадели, Асандр слышал, что их правителя околдовали или прокляли безумием сами боги и что надо будет что-то предпринять, в случае если он вернется. Знать ранее хорошо относилась к правителю, надеясь, что его реваншистские настроения принесут кое-какую выгоду и им самим, а сейчас они тайком шептались о возможности избавиться от Фарнака. - Так что ты конкретно предлагаешь, Архидам? - Асандр не был глупцом и прекрасно понимал язык, на котором говорил его друг, но хотел услышать от него немного конкретики, что именно тот затеял. Более того, царя здесь интересовала лишь одна вещь, как дорого готов дать Архидам за его присоединение к уже исполнившемуся заговору. Иначе продолжать спектакль не было никакого смысла. - Я предлагаю исполнить мечту Фарнака, дать ему целиком пройти путь его великого отца, - Архидам конечно избегал говорить прямо и конкретно, но здесь Асандру все было предельно ясно. Он и его соратники затеяли дворцовый переворот, дабы не пасть жертвой какого-нибудь восстания или подозрений обезумевшего правителя. И Архидам намеревался избавиться от Фарнака, не важно каким именно способом, как тот в свое время поступил с отцом, а затем примириться с Римом, дабы не лишиться влияния в Таврии. - Что скажешь, Асандр, ты с нами? Нам нужен кто-то, кто устроил бы большинство, я не люблю диадемы, они слишком тяжелые и слишком заметные, но кто-то же должен ее носить? - Знаешь, я согласен, нам нужно предотвратить катастрофу, к которой мы идем из-за его глупостей и высокомерия. Я поддержу вас, если, конечно, вы исполните свои обещания и признаете меня, когда придет время, - для Асандра ситуация складывалась как нельзя лучше, поскольку теперь его коронацию были готовы поддержать также и аристократы. Архидам еще не знал, что наместник уже успел стать царем, но своими обещаниями лишь укрепил его в этом стремлении.       Архидам, добившись желаемого, снова довольно поклонился и зашагал прочь из зала, а сам Асандр стал прочно обдумывать произошедшее, все складывалось как нельзя лучше для него. Своему хорошему знакомому он доверял, да и не было похоже это на какую-то подставу или провокацию, скорее наоборот, это походило на вербовку в ряды зреющего заговора, которому нужна была достаточно влиятельная фигура среди солдат во главе из движения. Но размышлять об этом долго у Асандра не было времени, поскольку в зал быстро ввалился один из посыльных. - Наместник Асандр, посланница нашей союзницы Корикия хотела бы вас видеть, немедленно, - нарушив мысли нового правителя отрапортовал один из вельмож, торопливо и с волнением входя в главный зал. - Хорошо, пусть приходит и я ее выслушаю, - несколько обреченно и с налетом фатализма ответил Асандр, поскольку его голова была забита многими другими вопросами, куда более важными, чем встреча с послом мамоно. Они не нравились ему еще с тех пор, как он впервые их увидел в армии Фарнака, но делать было нечего, тем более что теперь царем здесь, пусть пока неформально, был старый полководец.       Пока вельможа удалился обратно за двери, чтобы пригласить посланниц, правитель Боспора неспеша занял место на троне, который теперь принадлежал ему. Асандр ожидал появления этих существ, надеясь, что на сей раз опыт общения с ними будет лучше, чем с той главной гарпией.       Прошла пара минут, за которые царь тщетно пытался заранее продумать разговор с монстрами. Двери в зал открылись и в сопровождении нескольких вельмож, а также стражей крепости, вошли две гостьи. Они были похожи, но заметно отличались друг от друга. Если первая могла бы и сойти за обычную женщину, но мешали небольшие крылья за спиной, рога и хвост, то вот вторая имела синеватый оттенок кожи, куда большие рога и крылья, да и в целом выглядела внушительнее и массивнее спутницы.       Выйдя на середину зала и, подойдя поближе к трону и держа что-то в руке, демоница крайне неохотно кивнула головой. Вторая же коротко поклонилась, недовольно потирая руку, на который красовалась свежая рана, будто бы в нее прилетел хорошо брошенный камень. Не сильно отвлекаясь на младшую спутницу, посланница в довольно откровенном одеянии развернула свиток пергамента, что был в ее руке. - Я Корикия - посланница вашего союзника Ехидны. Поскольку сейчас Фарнак отсутствует, я буду вести дела с вами, наместник Асандр, ведь именно так он говорил мне про вас перед уходом. И я искренне рада, что Фарнак наконец-то прислал того, кто поможет нам, - Корикия лишь коротко кивнула Асандру, не собираясь ему кланяться, все же она была довольно гордой особой, а перед ней, как ей казалось, сидел наместник, который большего и достоин не был. - Может ли наместник уделить мне некоторое время?       Ее голос и тон уже были довольно спокойными, даже с какими-то нотками надежды, поскольку очевидна посланница Ехидны никак не могла добиться от местных вельмож решительных действий. Но еще более странным для Асандра было то, что Корикия совершенно не знала о произошедшем и на полном серьезе считала, что старый военачальник так и остался наместником Фарнака, а вовсе не сверг его вместе с армией. Ему казалось, что эти твари узнали бы об этом в первую очередь. Старый царь хотел было сказать об этом демонице, но сдержался, поскольку не хотел торопить события и потому решил ей немного подыграть. - Хорошо, чем я могу помочь нашим союзникам? - Асандр с удовольствием вообще не начинал бы ни этой встречи, ни этого разговора. С другой стороны, он мог бы узнать из нее много полезного, тем более что демоница ничего не знала о случившемся у Зелы и новый царь не стал ей этого рассказывать раньше времени. - Но предупреждаю, я вернулся сюда лишь пару дней назад и потому могу чего-то не знать о происходящем в городе. - Это не проблема, Асандр. Главное, что наконец-то нашелся достойный человек, который не станет сваливать все на других и, надеюсь, поговорит со мной по существу, - Корикия вела себя достаточно вежливо, причем, что необычно для посланницы, искренне. Видимо она всерьез намучилась здесь со своими проблемами, которые местная знать старалась не решать в отсутствие царя. - Так вот, я бы хотела узнать, почему несмотря на дарованные нам царем права, они грубо нарушаются жителями Пантикапея, а местные вельможи ничего не делают для их защиты?       Вельможи, имевшие до того дело с претензиями Корикии предпочитали отнекиваться и отправлять ее к кому-нибудь из коллег. Каждый из них сваливал назойливую демоницу на кого-то другого, отговариваясь тем, что права мамоно не входят в их компетенцию. Таким образом Корикия ничего не добилась и лишь горела бессильной злобой, надеясь, что вернется сам Фарнак или пришлет кого-нибудь достойного управлять царством заместо безответственных вельмож. Сам же Асандр, зная об отношении населения к монстрам понимал, почему знать предпочитала умыть руки, дабы не злить население настолько одиозными поступками. - Я последнее время провел на войне с Римом и многое упустил из того, что было в Пантикапее. Для начала о каких правах, дарованных Фарнаком идет речь? Он ни слова мне об этом не сказал, своему наместнику. Так что я не знаю, дарованы ли вам какие-то права вообще. Не могли бы вы меня просветить на этот счет? - пока осторожно, стараясь не высказываться резко поинтересовался Асандр. Тем более ему и самому было интересно, что здесь наворотил Фарнак с этими монстрами в столице. - Странно, что Фарнак ничего не сказал тебе об условиях нашего союзного договора. Там все эти права прописаны, как и все условия нашего сотрудничества, - для Корикии это был неприятный сюрприз, что присланный наместник ничего не знает о выданных царем правах. Но это не было трагедией для демоницы, она спокойно начала перечислять права мамоно на территории Боспора, загибая пальцы. - Во-первых нам дано право проживания на землях Фарнака, во-вторых, нам разрешено вести торговую деятельность на его территории. Я бы назвала еще несколько поменьше, но это самые основные. А теперь мне хотелось бы узнать, почему их грубо попирают? На нас то и дело нападают какие-то недовольные горожане и солдаты, жрецы призывают изгнать нас и обвиняют во всех бедах города. - У вас есть договор с Фарнаком, где он предоставил вам какие-то права? Я знаю, что вы союзники, я сам видел гарпий в его войске, но про какие-то особые права он мне не сообщал, как и о договоре. К слову, мне доводилось кое-что слышать от горожан, например то, что из-за ваших товаров у некоторых женщин по всему телу начинает расти звериная шерсть, а на голове пролезают рога, после чего они сходят с ума, как и некоторые мужчины. А еще некоторые пытались осквернить святилища наших богов. Может быть, в этом причина ваших проблем? - вспомнил о слухах, которые гуляли по всему Пантикапею Асандр. Он не знал, правдивы они или нет, зато знал как сильно монстры могут раздражать людей и был готов дать руку на отсечение, что они вовсе не такие жертвы, какими сейчас пытаются себя представить.       Корикию слегка задели слова Асандра, что было заметно по ее золотым глазам, но демоница смогла сдержаться. Она еще не знала о свержении Фарнака и считала, что это прошлый царь то ли забыл, то ли не захотел информировать наместника о столь важных вещах. Посланница Ехидны собиралась было как следует потолковать об условиях союза с Асандром, но ее едва не отпихнула в сторону спутница. - Клевета! Это все наглая и мерзкая клевета! - неожиданно от подобного вопроса взорвалась Мелания, сделав шаг вперед и оказавшись перед слегка удивленной таким поведением знакомой демоницы. Суккуб выставила вперед руку, показывая нанесенную ей довольно солидную рану, но не опасную. - Наши товары абсолютно безопасны и даже лучше ваших. Вот поэтому ваши торговцы и распускают о них слухи, будто бы от них сходят с ума! А святилища... Я знаю такие случаи, но то были провокации со стороны ваших же жрецов, которые обвиняли нас во всех бедах, свалившихся на царство и желавшие нам смерти, а некоторые и нападали на нас. Может кто-то из моих подруг не сдержалась и решила им ответить, но мы никому не хотели и не хотим причинять вред! - Верно, Мелания, но говорить все же буду я. Наместник Асандр, о нас ходит много неприятных и лживых слухов, будто бы мы похищаем людей и приносим их в жертву или пожираем. Но все же мы союзники, заключившие договор, и мы обязаны его соблюдать. Поэтому я требую, чтобы нам выдали тех нескольких воинов, что посмели напасть на Меланию. Мы сами примем решение об их наказании, - чуть отодвинув свою спутницу в сторону, вновь взяла слово Корикия, снова выйдя вперед и посматривая на пергамент. - К тому же, Фарнак обязался отдавать нам всех, кто преступил закон в царстве Боспора.       Асандр сильно призадумался, поскольку ситуация выходила крайне нелепой, что прошлый царь давал здесь монстрам прав больше, чем даже местной знати. Зато теперь была ясна причина столь огромной ненависти со стороны населения и солдат как к монстрам и особенно Фарнаку, как в Пантикапее, так и в войске с союзницами-гарпиями. Мало того что они сами по себе уже многих пугают или раздражают, так им еще и ничего нельзя сделать, иначе точно окажешься у них, как, кажется и любой преступник на территории Боспора. Не говоря уже о том, что подобными мерами Фарнак раздражал даже аристократию, которая в принципе поддерживала его реваншистские настроения, но сейчас выходило, что есть куда более привилегированные существа, чем они. - Такие вопросы не кулаками решаются, а судом. Я так скажу, мне неизвестна вся картина, чтобы принимать решения о выдаче преступников, к тому же кто решил, что они таковыми являются? Обращайтесь в царский суд и если погромщики действительно виновны, тогда и поговорим, - невозмутимо отчеканил Асандр, не желая идти на уступки монстрам - Да, кстати, я до сих пор не знаю, о каком же договоре с царем идет речь. Не могли бы вы его хотя бы продемонстрировать? - Позволю себе напомнить, что также в договоре те, кто совершили то или иное преступление против нас отправляется под наш суд. С остальными же преступниками царь понтийский должен разбираться сам, хотя мы готовы выкупать их у вас по фиксированной цене. Причем Фарнак ни разу не отказывал, отдавая нам всех от мелких карманников до заподозренных в заговорах против него, - на всякий случай еще раз сверилась с договором Корикия. - Если же наместник Боспора нам не верит, то пусть посмотрит сам.       С этими словами демоница сделала еще пару шагов к трону и развернула свиток к Асандру, чтобы тот мог его видеть. При этом нужный пункт договора из-за небольшого прикосновения монстров засиял темно-фиолетовым, выделяясь среди остальных. Стражи и вельможи робко переглядывались, смотря на это колдовство и ожидая распоряжений царя.       Тот в свою очередь внимательно изучал договор своими уже немолодыми глазами и с каждым пунктом он чувствовал себя все хуже и хуже. Соглашение о статусе клиентского государства с Римом и то, наверное, оставляло больше свободы правителям, нежели сей договор, по которому мало того, что монстры получали особые права, так еще и в дипломатии все договора с третьими сторонами были обязаны согласовываться с Ехидной. Если раньше Асандр думал, что те гарпии были скорее подчиненными в армии Фарнака, то теперь оказывалось что тот де-факто был подчиненным этих монстров. Причем они же обязывались ему помогать в случае каких-нибудь восстаний на территории его царства. Страшно было даже представить, что такого ему посулили за подобное соглашение. Тем не менее нужно было дать мамоно хоть какой-то ответ. - Я вижу здесь очень много всего написано, но я и вижу это соглашение впервые и более того, я даже не слышал о нем. К тому же, откуда мне знать, что это не подделка, учитывая, что в нем есть какое-то колдовство? - Асандр внимательно изучил договор, который предоставила ему посланница и тут же поспешил от него отвязаться. На его счастье, тот был заключен непосредственно с самим царем и потому новый правитель не был обязан соблюдать его. Теперь Асандру многое стало понятно, особенно в пункте о предоставлении помощи царю и старику захотелось побыстрее отвязаться от посланницы. - Ты еще смеешь сомневаться в нашей честности и искренности, а также своего царя? Он почему-то не возражал и выполнял все без лишних вопросов, даже особо не торгуясь, а без него никто и обязательства исполнить не способен? Асандр, не вынуждай меня доносить твоему царю, лучше подчинись по-хорошему и отдавай погромщиков под наш суд, - демоницу страшно задели подозрения в подделке соглашения, настолько, что ей пришлось использовать свою силу воли, чтобы не разозлиться. У нее еще была какая-то надежда убедить Асандра решить этот вопрос по-хорошему. - А колдовство это гарантия, что данное соглашение не будет нарушено теми, кто его заключал. И Фарнак, как и мы, соблюдали его с точностью до буквы. - Я не буду ничего из этого выполнять, никого выдавать тоже не буду, пока не получу доказательств, что этот договор настоящий. Соглашение, если и вправду существовало, могло быть заключено только с государем. Я же всего лишь солдат и исполняю приказы свыше, отданные Фарнаком. Посему все претензии вам следует предъявить также его царскому величеству, - Асандру и самому уже порядком надоело упрямство посланницы Ехидны, и ради нее подставляться перед новыми подданными ему совсем не хотелось. Он осознавал, что переубеждать посланницу это тот еще сизифов труд и потому искал способ прекратить бессмысленный диалог. - Не надо играть со мной в юридические игры, наместник, твой царь даровал нам права по договору и ты, как его подчиненный обязан их исполнять. Я в договорах разбираюсь прекрасно и то, что ты сейчас отказываешься его выполнять похоже на измену своему правителю, - теперь демоница стала переходить к угрожающему тону, заодно сделав несколько шагов к трону. Она за это время от души наелась безынициативностью местных вельмож, что с трудом сдерживалась от того, чтобы не выйти за рамки и не выплеснуть свой гнев на Асандра. Тем не менее посланница все еще держалась. - Либо ты, наместник немедленно исполняешь все обязательства по этому договору, либо твой царь узнает о том, как его подчиненные ведут себя с союзниками и вместо погромщиков к нам отправитесь вы! - Боюсь, вы зря тратите время, стучась в открытую дверь, благородная Корикия. Еще раз повторяю, про этот договор мне ничего не ведомо, ибо заключил его государь Фарнак. Я лишь скромный его слуга. Но вот что здесь действительно странно: обычно такого рода судьбоносные договоры становятся достоянием гласности хотя бы в узком кругу сановников. Между тем, я как наместник его царского величества впервые слышу о такой сделке. Вы не находите ничего странного в этом? Если же такое соглашение действительно имело место быть, тогда вам стоит обратиться со всеми вопросами к богоравному Фарнаку, а не к его скромным слугам и верным подданным, - Асандр и сам слегка вскипел, желая уже чтобы демоница поскорее отвязалась от него с этим кабальным договором, который новый царь и видеть не желал. - Вот, приведете его сюда и пусть он перед всеми подтвердит, что этот пергамент не фальшивка.       На секунду новоиспеченному царю показалось, что Корикия испепелит его взглядом золотых глаз за такую наглость под маской холодной учтивости. В ней горела бессильная злоба, она ощущала себя шкурой зверя, об которую при входе в дом вытирают ноги. Особенно ее раздражали эти обвинения в фальшивости и подделке соглашения, для посланницы Ехидны это было страшное оскорбление. В какой-то момент в ее свободной руке что-то засияло, из-за чего Асандр даже слегка испугался и прижался к трону, но горевший секунду свет погас также быстро, как и появился. - Надо признать, что у царских слуг хорошо подвешен язык и обильно смазан медом, но глаза их говорят о другом. Темны твои слова, старик, и нет им веры. Как бы тебе не пришлось сожалеть о них. Как только Фарнак узнает о том, что его наместники себя ведут, вы все очень пожалеете о своей дерзости. Теперь скажи нам, где твой царь, чтобы я обсудила этот вопрос с ним лично, как ты сам того хочешь, - Корикия очень сильно разозлилась на своеволие Асандра, который, как ей казалось, просто издевался над ней, делая вид, что ничего не знает. Но, как ни странно, посланница после вспышки достаточно быстро остыла и даже похолодела. Демоница поняла, что так она ничего от него не добьется и решила пойти со своими претензиями и жалобами к самому Фарнаку. - Где сейчас пребывает отважный Фарнак - мне неведомо. Его царское величество спешно покинуло поле битвы, не уведомив о месте прибытия своих ничтожных слуг. Рискну предположить, что богоподобный и храбрейший царь поспешил найти убежище у вашей правительницы, где его не могут настичь преследующие римляне. Уверен, когда вы вернетесь обратно к вашей праматери, там же вы и застанете и Фарнака, - не мог удержаться от сарказма Асандр, который, к слову, и сам немного удивился, ведь новый царь так и не узнал, куда в итоге пропал Фарнак после того, как армия отказалась за него сражаться. Он думал, что его забрали его же гарпии и он сейчас у своей союзницы, но это были лишь предположения и реальное местонахождение Фарнака было неизвестно, что несколько напрягало Асандра. - А что такого случилось, чтобы он сбежал к нам? Что ему у нас делать? - искренне изумилась словам нового царя Корикия, не понимая, что имел в виду Асандр под этими словами. Посланница Ехидны все это время была в Пантикапее и была совершенно не в курсе того, что происходило в Анатолии и потому не знала о поражении Фарнака под Зелой и его последующем низложении. Ей даже на минуту показалось, что этот человек просто смеет шутить над ней, но его тон был серьезен.       Асандр на минуту-другую взял паузу, думая, что ответить. Корикия очевидно и сама начала догадывается о том, что произошло и что царь теперь новый. Новый правитель вел бы себя с ней поосторожнее, если бы до того не прощупал почву под ногами. ЗА эти несколько дней, Асандр твердо понял, насколько в Пантикапее за это время возненавидели старого царя, презрение к которому казалось, витало в самом воздухе. Даже аристократия, и та была готова восстать, о чем говорил Архидам. И оставаться наместником Фарнака, пожалуй, было даже опаснее, чем провозгласить себя царем. Собравшись с силами, Асандр заговорил твердо, как и должен говорить монарх. - Случилось то, что он потерпел поражение и бежал, бросив нас погибать от мечей римлян и покрыв себя бесчестьем. Народ и войско Боспора низложили Фарнака и провозгласила царем меня. А куда он пропал мне неизвестно, искренне надеюсь, что он навсегда сгинул, - на сей раз Асандр сменил иронический тон на довольно серьезный, показывая оказавшейся в замешательстве посланнице, что он серьезен и что теперь царем в Боспоре будет он. Демоница его разозлила настолько, что он более не посчитал нужным скрывать истинное положение дел. - Теперь Боспор это мое царство, а не вашей марионетки. А следовательно, и все соглашения отныне недействительны, поскольку заключены были с Фарнаком, а новый царь я.       У Корикии на мгновение пропал дар речи, настолько для нее эта новость была неожиданной, и она не знала, что ей делать. До этого ей казалось, что Асандр лишь наместник царя, прибывший от его имени в Пантикапей, но теперь он оказывался новым царем, а значит и формально покарать его за нарушение договора было невозможно. Демонице казалось, что ей просто попался крайне упрямый вельможа, разыгрывающий из себя дурака, но оказалось, что Корикия сама оказалась дурой. И это крайне разозлило ее, настолько, что в золотистых глазах вспыхнул огонь ярости, который даже заставил Асандра слегка занервничать.       Не менее удивленными словами нового царя выглядели и некоторые из присутствующих, которые ничего не знали о произошедшем, поскольку новый царь старался раньше времени об этом не распространяться. Но сейчас, Асандр чувствовал, что можно открыто об этом объявить, поскольку поддержки у прошлого царя ни среди горожан, ни среди вельмож практически не осталось. Своими действиями Фарнак умудрился настроить против себя практически всех и когда Асандр в этом убедился, он более не посчитал нужным об этом умалчивать. - Вот значит как, твое царство теперь? - демоница была разозлена, но в большей степени недоумевала, не понимая, что ей теперь делать. Формально на Асандра она повлиять не могла и как-то надавить на него, используя договор тоже. В это же время неизвестно где для Корикии был и истинный царь, с которым как раз был заключен союз. Посланница слегка притихла, пытаясь придумать, как выйти из сложившегося положения и что ей делать дальше. - Хорошо, новый царь, я обсужу этот вопрос с моей повелительницей. Но учти, я сюда еще обязательно вернусь и передам тебе ее решение.       Это обещание гораздо больше походило на угрозу, однако Корикия, понимая, что находится в сильном меньшинстве, решила не провоцировать нового царя и покинуть Пантикапей, чтобы сообщить Ехидне о случившемся перевороте. Асандр секунду-другую колебался, думая, приказать схватить их своим стражникам или все же дать им уйти. Он не питал особых надежд на то, что Ехидна одобрит свержение своей марионетки, с другой стороны, царь Боспора надеялся, что повелительница монстров все же не будет рубить с плеча и попытается найти выход при помощи дипломатии. - Как угодно, буду ждать ответа от вашей повелительницы, - все же принял решение новый правитель Понта и Боспора, не желая заранее провоцировать конфликт, избежать которого шанс, пусть и маленький, но был. В крайнем случае он мог выиграть дополнительное время перед его началом. Он жестом руки указал Корикии на двери, что вели из тронного зала.       Демоница промолчала, и, схватив за руку ничего не понимающую Меланию, потащила ту к выходу, ни на кого не смотря. Очевидно, несмотря на все свое недовольство, Корикия понимала, как ей сейчас повезло уйти из акрополя с миром и принести вести своей повелительнице. Упускать этот шанс, несмотря на кипящую внутри нее ярость, посланница не хотела и потому быстро скрылась в коридорах цитадели. - Вы, проследите за тем, чтобы они наверняка покинули город. Мне не хочется лишних инцидентов, - тем временем обратился к одному из своих вельмож Асандр. Несмотря на угрозы, он все же не собирался брать этих тварей в заложники или убивать их здесь, не видя в этом особого смысла. - И позовите сюда Неоптолема, я хочу поговорить с ним наедине обо всем.       С этими словами Асандр с некоторым волнением вернулся на свой трон, наблюдая как рассерженная демоница вместе со своей подругой покидает зал, осыпая его бранью, как расходятся и удивленные таким резким решением вельможи и стражи. Иногда он посматривал и на лежащий на полу договор с Ехидной, от которого он отказался.       В этот момент царь не знал, что думать и делать дальше. Решение было принято и оставалось надеяться, что он не пожалеет о нем. Он надеялся, что удастся как-нибудь избежать конфликта и что Ехидна, узнав о смене власти попробует договориться с новым правителем. Но в то же время Асандр вспоминал увиденный им договор, в котором четко говорилось о том, что Фарнак имел право призвать войска союзников в случае каких-нибудь мятежей, что при нем было частым делом. Потому царь Боспора особо не надеялся на мирный исход всей этой истории и решил на всякий случай подготовиться к отражению агрессии.       Свергнутый царь, очевидно, еще вернется, скифы тоже могут воспользоваться смутой в его царстве. Население тоже стоит успокоить и показать им, что он не будет новым Фарнаком. Но главное, хватит ли у него сил и ресурсов справиться и устоять. Пока Асандр был погружен в эти мысли и в зал вошел одетый в броню мужчина, еще не такой старый как сам царь, но и не слишком молодой. Поправив черную шевелюру, он поклонился новому правителю. - Царь Асандр, вы желали меня видеть? - усталым, но довольно приятным голосом поинтересовался Неоптолем, которого пригласил к себе правитель. В их с Фарнаком отсутствие он отвечал за гарнизон Пантикапея и предпочел, как и его воины поддержать нового царя, поскольку к старому мало кто в столице испытывал симпатии, даже среди солдат. Практически все служили прошлому правителю лишь из страха перед его жестокостью. - Да, Неоптолем, я бы хотел поговорить насчет Пантикапея. Я думаю, ты уже знаешь о моем решении относительно этих тварей. Боюсь они и вправду этого так не оставят, а еще Фарнак может попытаться вернуться. Я хочу знать каково состояние дел в столице, - начал говорить с командиром новый царь, желая получить все сведения о силе города и его гарнизона, поскольку достаточно долго отсутствовал. - На самом деле я поддерживаю ваше решение, как, наверное, и большинство моих воинов, а то из-за этих тварей на наше царство будто бы и вправду пало божественное проклятие. Еще и вели себя тут как цари, делая что вздумается, - горячо поддержал Неоптолем старого правителя, искренне уважая его решение выдворить монстров и разорвать с ними контакты. - А что насчет Пантикапея, то я не вижу причин для беспокойства, это самый укрепленный город в Таврии, даже Херсонес и тот послабее.       Столица Понтийского царства и вправду была отлично защищена, особенно это проявилось при царе Митридате, желавшего сделать свой город неприступной крепостью. Сам Пантикапей располагался в холмистой прибрежной местности, обладал солидной внешней каменной стеной для защиты с суши. Причем даже преодолев ее захватчикам пришлось бы пробиваться через весь город к горе Митридата, на которой тот выстроил свою цитадель, возвышавшуюся над столицей и окрестностями. Однако внешние укрепления не помогли против врага внутри - собственного сына и великий царь Боспора, запертый в своей крепости, покончил с собой. - Я знаю, что Пантикапей хорошо укреплен, но что, если эти твари и Фарнак решат объединиться, например, со скифами? Мы сможем удержаться? - на всякий случай поинтересовался Асандр. С ним прибыли несколько тысяч спасшихся из-под Зелы солдат и это была внушительная сила, особенно для защиты города. Другое дело, что число потенциальных врагов могло быть значительно больше. - Не стоит беспокоиться, Пантикапей большой, гарнизона в две с половиной тысячи и тех, кто прибудет вскоре после вас, мой царь, должно хватить, чтобы отбить любую атаку. Это не считая горожан, которым можно было бы раздать оружие, - поспешил успокоить царя начальник гарнизона и развеять его сомнения. - В крайнем случае мы всегда можем отступить морем в Фанагорию или Танис и продолжить борьбу в других городах. - А что, если они решат напасть на нас с моря? Пантикапейский порт слабо защищен, если они возьмут и высадятся на берег у нас будут неприятности, - вспоминая устройство города, поинтересовался с волнением Асандр, предчувствуя нехорошее. Да он не видел и не слышал про флот этих монстров, да и все корабли Фарнака достались ему, но озаботиться защитой моря стоило. - На сей счет не стоит переживать, мой повелитель, у нас самый большой флот на Эвксинском Понте, пятьдесят готовых к бою кораблей, не считая транспортников и торговых судов. Если они только попытаются высадиться с моря, мы отправим их всех в царство Посейдона. А если даже им повезет высадиться, все равно придется штурмовать нашу цитадель на горе. Так что на мой взгляд, мы запросто отобьем любую атаку, - несколько надменно заявил Неоптолем, будучи уверенным в силе своего гарнизона и флота. Все же Пантикапей в последний раз захватил больше полувека назад сам Митридат, подавляя восстание Савмака, но то был другой город. - И все же, я бы приказал начинать понемногу готовиться к обороне и пока не распускать солдат по домам. Я понимаю, что они могут быть недовольны, но пока жив Фарнак и пока мы не узнаем, что он затеял расслабляться ни в коем случае нельзя, - в отличие от своего довольно оптимистично настроенного подчиненного, сам царь испытывал некоторую тревогу, плохое предчувствие одолевало его. - Мы должны снова почтить наших богов и просить их о прощении за отступничество. Пусть они помогут нам в этот тяжелый час.       Неоптолем несколько косо смерил царя взглядом зеленых глаз, но возражать тому не стал, пусть и считал такую предосторожность излишней. Поклонившись, командир быстро зашагал прочь, чтобы отдать распоряжения подчиненным. Сам Асандр остался с некоторой тревогой восседать на троне. Ему хотелось, чтобы весь этот ужас, в который все царство по собственной глупости втянул Фарнак поскорее закончилось. Но что-то внутри, в душе, говорило ему, что это еще далеко не конец истории свергнутого царя и что они скоро обязательно встретятся снова, уже как враги.

******

      Ламоника любила путешествовать в одиночку, не держа при себе даже небольшой свиты. Она была уверена в своих силах и наоборот считала, что одной ей гораздо проще выполнять поручения матери, особенно во враждебных землях, поскольку ее подчиненные могли бы, поддавшись какой-нибудь страсти невольно выдать свое присутствие, чего она допустить не могла. На троне Египта отныне сидела Клеопатра, пытавшаяся навести в своей стране порядок и выкорчевать тех, кто еще оставался на стороне ее брата, а в самой стране песков стояли целых три римских легиона. Теперь царицы в Египте не было, она отправилась в Рим, что только играло на руку высшей мамоно. Повелительница ламий просто не имела права хоть немного выдать свое присутствие раньше положенного срока. Она уже один раз подвела свою мать и теперь не имела права на ошибку.       Небольшой корабль, на котором она с другими людьми путешествовала по Нилу наконец оказался возле древней столицы Египта - Фив. Ходить на ногах было непривычно и немного неудобно, Ламоника будто бы хромала, направляясь с корабля к Луксорскому храму. Со стороны никто не мог бы разгадать ее маскировку, принимая ее за молодую и симпатичную, но хромоногую женщину. Однако она не делала себя совсем уж сногсшибательной красоты, дабы не привлекать излишнего внимания.       Город, конечно, был явно не тот, что раньше, все же Александрия перетянула на себя почти все функции столицы, кроме одной - религиозной. Именно в старых Фивах, несмотря на общий упадок был центр египетского жречества, здесь были и главные, древние их храмы, в один из которых Ламонике и нужно было попасть. В старом, отчасти разрушенным во время прошлых восстаний городе, по ощущению паломников было больше, чем самих местных жителей. Были даже несколько легионеров из тех частей, что стояли гарнизонами в Египте, желавших во время отдыха посетить древний священный город.       Однако Ламоника не сильно торопилась в величественный Луксорский храм, рассматривая его с расстояния. Ее дело было крайне важным и желательно было обойтись вообще без лишних свидетелей, а сейчас перед массивными воротами с башней толпились жители и паломники. Сам храм со стороны походил на настоящую крепость, в которой можно было запросто закрыться от остального города. В целом это было идеальное место для заточения, а затем и пробуждения одного из легендарных чудовищ древности, согласившейся на обращение и союз с Ехидной в обмен на свободу.       Ламоника выжидала, выжидала своего часа, когда солнце уйдет и древний город погрузится во тьму. Тогда в храме останутся лишь жрецы да прислуга и она спокойно сможет осуществить задуманное. Человеческая еда, которую она сейчас ела, после блюд из ее дома казалась пресноватой и малоинтересной, тем не менее ламия была не против ее попробовать, в том числе чтобы просто скоротать время. К счастью для себя, ей хватило ума не делать свою человеческую форму слишком выделяющейся и привлекательной, потому местные мало на нее обращали внимания.       Она сидела вместе с еще некоторыми людьми в тени старого, полуразрушенного здания, которому лет, наверное, было больше, чем самому Вечному Городу. В этом месте Ламоника чувствовала скрытую, потаенную и давно угасшую энергию древности, Фивы были пропитаны ею, в отличие от молодой Александрии, в которой ей доводилось бывать. Быть может, с ее силой и энергией ее матери этот древний город снова оживет и придет к давно позабытому процветанию. Если раньше это была столица фараонов, то последние столетия они наведывались сюда лишь для каких-нибудь ритуалов в честь Амона-Ра и других богов.       Пока еще продолжался день, скрываясь в тени от зноя Ламоника думала о том, как ей быть дальше, когда она выполнит свою миссию. Ведь оставалась Клеопатра, ныне отсутствующая в Египте, а еще было целых три римских легиона, помимо царской армии. Объединившись, они были огромной силой, с которой даже армии ее матери пришлось бы непросто. Египет обязательно надо было привести в свою сторону, наполнив долину Нила своей энергией, без этого план Ехидны было бы гораздо сложнее реализовать.       В таких размышлениях Ламоника провела долгие часы, пока, наконец, солнце понемногу стало клониться к закату, а древний город Фивы погружаться во тьму. Чувствуя, что это ее шанс, повелительница ламий пошла прямиком к массивным вратам Луксорского храма. Пройдя по длинной аллее сфинксов, она очутилась перед стеной со статуями фараонов древности, стоявших по бокам от главного входа. Ламоника тяжело вздохнула, понимая, что пока она не справится, дороги обратно ей из этого храма не будет и твердо зашагала вперед, минуя стражей. Охрана не особо обращала на нее внимания, приняв ее то ли за нищенку, то ли за желающую принести подношение богам. Теперь ламия была за воротами величественного храма Амона-Ра.       Луксор пусть и был очень старым, но все же нисколько не утрачивал своего великолепия, не обветшав с годами, но приобретя монументальность. Она была в широком дворе с огромными колоннами, из которого открывались проходы в стороны к святилищам древних богов, но ей нужно было вперед, в колонный зал и дальше за него к самым потайным местам храма, недоступных простым смертным. Ламоника не торопилась, осторожно меряя двор шагами, пытаясь уловить хоть какой-то отголосок энергии заточенной божественной дочери.       Затем она все также направилась дальше, через расписной колонный зал к следующему двору, за которым должен был находиться нужный ей тайник. Ламии в теле человека приходилось идти осторожно, избегая ненужного внимания, иногда для вида притворяясь прислугой в огромном храме. Она чувствовала, что ее цель близка и она была готова на все, чтобы ее достигнуть. Стражи внутри уже не было, лишь немногочисленные жрецы и прислуга. Так ламия миновала колонный зал и оказалась в еще одном дворе перед комплексом запретных святилищ, куда проход был запрещен всем, кроме жрецов и, разумеется, фараона.       Вход в эти помещения, естественно охранялся, но в дверях постоянно сновали туда-сюда немногочисленные служители культа, видимо там что-то затевалось. Ламоника притаилась в темноте, ожидая, когда жрецы более-менее разойдутся и останется лишь один скучающий караульный у входа. Остальные в основном разошлись по своим покоям, за исключением некоторых, которые оставались в запретных залах.       Змея молчаливо прикинула свои шансы, ей нужно было избавиться от караульного не привлекая внимания, а затем, возможно, разделаться с несколькими людьми внутри запретных залов. Ее силы, в принципе, хватило чтобы покончить со всеми в этом храме, но пока не стоило поднимать шума. Ламонике было не по себе и несколько тревожно, понимая, насколько велик риск провала, но успех окупит его с лихвой. У нее было много сил, но одной из главных была способность, перешедшая к ней от Медузы Горгоны - ее знаменитый превращающий в камень взгляд. Правда, она запросто могла его контролировать, как и при желании расколдовать свою жертву.       Наконец собравшись с силами, повелительница ламий решилась выйти из своего укрытия и аккуратно подойти к стражу на входе в запретный зал. Она неслышно скользила позади колонн, будто тень, пока не оказалась перед воином с копьем. Египтянин даже не имел брони или щита, поскольку никто из обитателей Луксора не думал, что у кого хватит смелости нарушить запрет или попытаться ограбить храм. Этот воин у запретных залов и вовсе был здесь скорее для отпугивания любопытствующих или прислуги, желавшей попасть дальше.       Увидев вышедшую едва ли не прямо к нему женщину, страж сильно удивился и даже попытался направить на нее копье, хотя бить явно не собирался. Ему куда больше было интересно, что прислуга, за которую он принял Ламонику в человеческом теле делает здесь в столь поздний час, еще и у входа в главные ритуальные помещения. - Сюда нельзя никому кроме служителей Амона-Ра, иначе на нарушителя падет проклятие нашего бога. Ты разве не помнишь правила, убирайся отсюда и ложись, завтра у тебя будет много работы! - попробовал отвадить ламию от дверей запретных залов страж, все еще держа копье перед собой. Он и близко не чувствовал в ней угрозы и вряд ли мог даже догадываться, с кем имеет дело. - Ох, прошу прощения, я что-то здесь потеряла днем во время работы и никак не могу найти. Мой перстень был где-то здесь и если я не найду его до утра мне попадет еще сильнее, чем от тебя, - поспешила оправдаться Ламоника, для нее здесь было важнее, чтобы страж не стал бить тревогу и не позвал сюда кого-нибудь еще. Поэтому она демонстративно упала на одно колено, принимаясь будто бы что-то искать на земле. - Я ничего здесь не видел и твой голос мне незнаком. Встань и покажи мне свое лицо, - недовольно потребовал страж, чувствуя здесь что-то неладное, поскольку эту служанку он толком не мог узнать. Он снова направил на нее копье, думая, что женщина перед ним замыслила какое-то воровство. - Как скажешь. Посмотри мне в глаза и повтори все это. Может быть, и вспомнишь меня, - возмутилась на замечание и подозрения стража ламия, поднимаясь с земли на ноги, подняв голову и посмотрев точно в глаза недоверчивому египетскому воину.       В этот миг ее глаза сверкнули странной вспышкой и страж храма, не успев понять, что случилось, почувствовал, как все его тело стремительно стало превращаться в камень. Магия Ламоники была гораздо сильнее, чем у обычных медуз, потому египтянин не успел издать и звука, как его тело полностью застыло, превратившись в каменную статую. Безмолвный страж так и остался стоять на месте, держа в затвердевшей руке копье. - Как давно я не пользовалась этим приемом. Не переживай, когда я закончу с делами в этом храме тебя можно будет превратить обратно, а пока постой здесь, - довольно и несколько злорадно произнесла Ламоника, слегка опираясь на окаменевшего воина. Она умела, как и любая медуза, контролировать свою силу, например превращая в камень лишь частично, но сейчас ей нужно было убедиться, что египтянин не создаст ей проблем.       Попрощавшись со своей жертвой ламия проскользнула в первое из помещений, практически покрытое мраком, за исключением нескольких небольших светильников. Стены небольшого зала были расписаны древними рисунками, с изображениями богов и фараонов. Ламоника даже на секунду замешкалась, залюбовавшись на изображения, которые, судя по всему, изображали процесс рождения правителя Египта, постепенно создаваемого богами.       Змеедева не забывала о своей миссии, размеренно меряя шагами мозаичный пол, будто бы прощупывая помещение на наличие тайников. Ламоника чувствовала своим телом исходящую от этого места древнюю энергию, но ее источник был не здесь, а где-то дальше, в глубине запретных залов. Осторожно, стараясь не шуметь по пути, повелительница медленно пошла вперед.       Впереди, из одного из залов доносились плохо разборчивые голоса и какая-то возня. Заинтересовавшаяся этим ламия медленно и тихо проскользнула к дверям, из-за которых доносился аромат каких-то смол и египетского фимиама. Краем глаза Ламоника решила заглянуть в это странное ритуальное место, стараясь не обнаруживать себя.       В этом зале теперь она увидела прикрытую полупрозрачным покрывалом золотую ладью, вокруг которой и курились благовония, от чего могло создаться ощущение, что она плывет по водам Нила. Несколько светильников освещали эту комнату, также щедро расписанную древними изображениями, среди которых были и эпизоды борьбы солнечного бога со змеем Апофис. По всему залу работали несколько жрецов в белых одеяниях под руководством главного. - Работайте лучше, если царица прибудет на ритуал по возвращению из Рима, а у нас ничего к этому не будет готова наши головы повесят перед храмом, а остальное отправят на корм крокодилам! - сетовал главный жрец, вытирая бритую голову, наблюдая за работой своих подчиненных. Если бы не традиции, они бы очевидно спихнули работу на слуг, но сюда им вход также был закрыт. - Нектанеб, нет смысла об этом беспокоиться, она такого не сделает. Да и прибудет она сюда не завтра, куда нам спешить? - поинтересовался один из служителей культа Амона-Ра, зажигая еще благовония, откровенно никуда не торопясь, как и четверо его коллег. - Судя по тому, что о ней говорят она может, все должно быть готово лучшим образом и заранее. И не стоит гневить бога подобными словами, меньше слов больше дела, - отрезал Нектанеб, расхаживая по залу, контролируя работу своих подчиненных. Главный жрец, очевидно знал определенные слухи о новой царице и очень не хотел как-нибудь ее разозлить.       В этот момент Ламоника ощутила эту энергию еще сильнее, она исходила именно из этого зала ладьи Амона-Ра, точнее из-под ее пола. Там должен был быть тайник, но пятеро жрецов, главный и четыре его подчиненных мешали ей найти к нему путь и освободить дочь Каукет из заточения. Можно было, конечно, подождать окончания их работы, но она могла продлиться еще очень долго, совсем не походило на то, что они собирались заканчивать. Да и чем быстрее она закончит свое дело, тем меньше шансов провалиться.       Но еще больше Ламонику заинтересовали слова Нектанеба о подготовке какого-то ритуала для новой царицы. Ламия все еще помнила эту несколько надменную и подозрительную особу, которой она предлагала помощь. Она, как и ее мать были готовы подарить ей Египет, как и невероятную силу, но Клеопатра в силу своей подозрительности и недоверия отвергла их великий дар в пользу Цезаря. Воспоминания об этой личной неудаче были все еще сильны у повелительницы ламий.       В голове Ламоники роились разные мысли, связанные с этим, но все же важнее было освободить из заточения дочь Каукет. Это должно было стать лишь первым шагом на пути подчинения Египта и переходе его на сторону Ехидны. И от этого шага ее отделяли лишь несколько жрецов.       Все еще укрываясь от глаз жрецов Ламоника решила больше не прятать свой истинный облик и явить себя служителям Амона-Ра во всем своем великолепии. Ей оставалось пройти лишь нескольких жрецов на пути к своей цели и скрываться здесь не было особого смысла. Когда ее обратная трансформация была полностью завершена повелительница ламий силой распахнула приоткрытые двери в зал с ладьей Амона, проползая внутрь на глазах остолбеневших жрецов. - Я пришла за одной особой, заточенной здесь по имени Меритамон! Покажите мне, где она и вы останетесь в живых! - угрожающе и достаточно громко прошипела ламия, смотря по сторонам на застывших от изумления и ужаса жрецов, особенно Нектанеба, к которому она и обращалась. Вместе с ней шипела и ее змеиная шевелюра, расправляясь в разные стороны. Во всем этом не было особой нужды, но Ламоника хотела полюбоваться человеческим страхом и ужасом перед своим истинным обликом, который до того не видел ни один из людей за пределами ее дома. - Монстр, порождение тьмы... Не позволяйте ей осквернить наш храм! - жрецы были перепуганы видом, однако Нектанебу все же хватило смелости отдать приказ подчиненным, при этом сам он схватился за свой посох. Да, шансов у них практически не было, но служители Амона-Ра ни за что не имели права позволять чудовищу расхаживать по святилищу своего повелителя.       Ламонику это совсем не испугало, скорее наоборот породило в ней какой-то небольшой азарт, поскольку давно ей не приходилось проверять свою силу в этом теле, а сейчас на нее нападали сразу пятеро жрецов, правда все были перепуганы и вооружены лишь небольшими кинжалами, но и то для нее было интереснее. Первый культист, которому хватило смелости даже попытаться подойти к ней и ударить клинком в спину тут же получил удар могучим хвостом ламии и отлетел к стене, едва ли не впечатавшись в нее. Ламонике даже не пришлось бить слишком сильно, чтобы достичь результата.       Другие, преодолевая страх, все же попытались накинуться на монстра вместе и попробовать причинить ей хоть какой-нибудь вред. Они пытались синхронно атаковать, но из-за страха не смогли этого сделать и, по сути, нападали на ламию с клинками поодиночке. Один из них, точно также как и предыдущий попросту был отброшен могучим ударом хвоста дочери Ехидны, после чего без чувств развалился у стены. Второй попытавшийся атаковать ее спереди был в ту же секунду обращен в камень магическим взглядом Ламоники, так и застыв с занесенным кинжалом.       Третьему повезло больше, он сумел, пользуясь тем, что ламия в этот момент занималась другими жрецами, зайти со спины и вонзить свой ритуальный клинок прямо в ее хвост. Однако Ламоника не издала ни звука, зато змея из ее волос совершила резкий бросок в ответ, укусив нападавшего и заставив того упасть на пол, парализованным ядом, после чего также оказался образен в камень взглядом монстра. Оставался только главный жрец, попытавшийся ударить ее тяжелым посохом, но змея ловко проскользнула сбоку от него и в секунду обернулась вокруг Нектанеба, мгновенно сдавив его своим змеиным телом с такой силой, что тот сразу же выпустил свое оружие. - Теперь говори, где здесь тайник!? Где мне искать Меритамон?! - потребовала ответа от главного жреца Ламоника, как следует сдавив того своим хвостом, а змеи с ее головы принялись ползать по его телу. Убивать она его, естественно не собиралась, но вот выдавить из него информацию ей очень хотелось, заметно упростило бы ей поиски пути в потайное помещение. - Я не скажу тебе... Ты и она подвергнете Египет страданиям и гибели, ты навлечешь на нас проклятие богов за это! - Нектанеб, пусть и был скован страхом, но все же нашел в себе силы дать отпор Ламонике. Даже превращение в камень или раздавливание хвостом могучей змеи казалось ему пустяком по сравнению с наказанием за нарушение божественных законов и запретов. - Какая жалость, я надеялась на твою мудрость. Я в любом случае добьюсь своего. А за своих богов можешь не переживать, их давно уже нет, кроме одной, - посетовала на отказ жреца помочь ей змея, после чего ее глаза снова вспыхнули той самой золотой вспышкой.       Главный жрец попытался было отвести взгляд от Ламоники, но не успел этого сделать, да и сама ламия плотно держала его своим хвостом, не позволяя отворачиваться. Нектанеб мгновенно обратился в статую, как и остальные жрецы, кроме тех, что потеряли сознание после удара хвостом. Покончив с главой Луксорского храма, повелительница ламий отпустила его, позволив статуе аккуратно лечь на пол.       Разделавшись без особого труда со жрецами, Ламоника могла быть спокойна, она нашла то место, что было ей нужно и теперь только сами боги могли бы ей помешать, но вряд ли они обращали свой взор так далеко в Египет. Ламия принялась также ползать по залу, пытаясь найти место, откуда в зал с ладьей пробивалась энергия Меритамон, что была где-то под полом храма.       Осмотрев углы, прощупав мозаичный пол, ламия наконец остановилась перед золотой ладьей Амона-Ра, которая в дни праздников выносилась из храма, чтобы принять участие в ритуалах на великой реке Нил. Она по краям опиралась на специальные крепления, из-за чего будто бы нависала над полом, покрытая полотном. Где-то под ее носом внимание Ламоники привлек какой-то странный камень, выглядевший несколько отлично от других. Обычный человек вряд ли бы это заметил в полутемном помещении, да еще и под носом ладьи, но повелительница ламий смогла без особого труда ее обнаружить.       С определенным усилием отодвинув в сторону величественную ладью Амона, перед Ламоникой оказался хорошо замаскированная плита, который вела вниз, в секретную и запретный для всех живых тайник храма. Причем на ней же была сделана надпись на каком-то очень древнем варианте египетского языка, но повелительница ламий сумела более-менее перевести надпись для себя. - Здесь заключено навеки древнее зло, пытавшееся восстать против божественного порядка. Тот, кто посмеет нарушить печать богов и освободить преступницу испытает гнев небожителей и разделит ее участь. Если эта злодейка когда-нибудь пробудится, то исполнится проклятие и Египет погрузится во тьму, - с интересом для себя попробовала перевести древний текст Ламоника, зачитывая про проклятие на плите.       Предупреждение только убедило дочь Ехидны, что она на правильном пути. Не церемонясь, она силой своих рук попросту вырвала эту плиту из пола, открывая себе дорогу в наполненный вечной тьмой проклятый тайник храма. Даже взятый у одного из жрецов светильник, оказавшись в этом месте сразу же был сожран этой темнотой, а само место было пропитано энергией могущественного, но бессильного существа. В душе Ламоники на секунду даже поселился страх, который тем не менее быстро развеялся, видимо это было частью значительно ослабевшей божественной защиты.       Даже хорошо видевшей в темноте ламии рассмотреть обстановку было не так просто, что лишь укрепило ее в правильности выбранного направления, ведь здешняя тьма не была обычной. Тем не менее Ламоника быстро наткнулась на вырезанный в стене проход, который был наглухо заложен огромной каменной плитой, что запечатала кого-то внутри навсегда. Лишь небольшая надпись могла об этом поведать, гласившая, что здесь заточена преступница, что плела заговор против богов и была наказана за это.       Ламия, несмотря на наличие склянки с особым зельем, все же попыталась проверить свою силу и с ее помощью сломать печать. Навалившей со всей силы на плиту, она попыталась сдвинуть ее в сторону или хотя бы продавить или вытянуть на себя, но все было тщетно. Наверное, даже Геракл с могучим Атлантом, державшим небо, не смогли бы сдвинуть ее хотя бы чуть-чуть. Пусть богов Египта не было уже давно, но на заточение Меритамон они не пожалели сил и пусть защита ослабла, но все-равно была непробиваемой, кроме одного способа. - Меритамон, я пришла, чтобы исполнить волю моей матери и ее обещание, данное тебе когда-то. Я освобождаю тебя, Меритамон, от плена покойных богов и дарую тебе свободу от имени Матери Монстров, - с торжественными нотками заговорила Ламоника, обращаясь к плотно запечатанному проходу, которую даже могучая дочь повелительницы монстров оказалась не в состоянии сдвинуть.       Но при себе она держала склянку, что передала ей ее мать еще в их логове. Ее содержимое должно было покончить с божественной защитой и пробудить заточенную в ней дочь богини Каукет. Открыв флакон, Ламоника окропила им плиту, по которой в ту же секунду побежали трещины, а затем она стала быстро таять, будто кусок льда, оказавшийся посреди пустыни. Зелья в склянке было крайне мало, но оно попросту растворило огромную плиту, не оставив от нее и следа, открыв проход во тьму, из которой и исходила энергия тьмы. - Наконец-то... - из темноты грозный, но несколько чарующий голос. Все же Меритамон подверглась воздействую энергии Ехидны, причем пошла на это сама ради освобождения. Из кромешной тьмы на Ламонику теперь смотрели золотые глаза, по бокам от которых появилось несколько красно-малиновых точек и лишь затем показалась сама пленница храма Луксор.       Меритамон выползла из тьмы навстречу повелительнице ламий, являя себя во всей красоте и великолепии. Огромная, не меньше самой Ламоники змея с черным хвостом, который перетекал в темно-фиолетовое тело женщины, украшенное капюшоном кобры. Повелительница даже чуть подалась назад, чувствуя огромную силу в этом существе, что давно угасла, но соединившись с темной энергией Ехидны воспряла вновь. - Поверить не могу. Я наконец-то освободилась, после тысячи лет... Или двух... Или даже трех, не важно... Главное, что этот кошмар позади, и этим я обязана тебе и твоей матери, - Меритамон в заточении совершенно потеряла счет времени, она уже не помнила, сколько времени прошло с ее интриги против богов Египта, за что она и подверглась столь суровому заточению, что должно было длиться целую вечность. Но теперь благодаря Ехидне и ее дочери она была свободна, и освобожденная дочь богини низко с благодарностью поклонилась Ламонике. - И потому я готова помочь вам всем, чем только смогу, как обещала. - Я рада, что ты теперь с нами, Меритамон, нам нужна помощь Египта в борьбе против Рима и его богов, что захватили твой дом и изничтожили его божеств. Сейчас на твоей земле римские захватчики, а правительница в Александрии служит им больше, чем своему дому, - решила по-быстрому и кратко объяснить ситуацию в Египте на данный момент дочь Ехидны, стараясь быть как можно более краткой, хотя рассказ все-равно получился достаточно обширным.       Меритамон, только что освободившаяся из тюрьмы, ползала по полу, будто бы разминая свое змеиное тело после долгого плена, внимательно при этом слушая Ламонику. Та рассказывала ей о закате Египта, о том, как его завоевывали нубийские и ливийские варвары, а затем персы с греками. Теперь же в стране хозяйничали римляне, поддерживая занявшую трон молодую Клеопатру. Та выгодно отличалась от своего брата и пыталась, насколько это возможно возродить свою древнюю страну, но пока это не приносило результата. Фиолетовая змея с жадностью и интересом ловила каждое слово, при этом мрачнея с каждым новым фактом. Все же за время ее отсутствия Египет изменился до неузнаваемости. - Какая горькая ирония, заточив меня сюда они оказывается оказали мне услугу, я смогла пережить их гибель, а когда защита ослабла смогла обратиться за помощью к твоей матери и освободиться. А их больше нет, - чуть горько усмехнулась фиолетовая змея, с удовольствием выползая вместе с Ламоникой из подземного тайника в зал с ладьей Амона-Ра, вдыхая аромат курившихся здесь благовоний. - Я с огромным удовольствием помогу вам, это самое меньшее, что я могу для вас сделать. Но как нам быть, у тебя здесь есть союзницы? Я сильна, но даже вместе с тобой вдвоем мы не сможем освободить и подчинить огромный Египет.       Дочь Ехидны лишь несколько мрачно покачала головой, ведь сюда она прибыла в одиночку, чтобы ее свита не отвлекалась и не привлекала излишнего внимания и это с лихвой окупилось. Но вот что было делать дальше, все же они были вдвоем в достаточно враждебной стране, которая на их счастье, даже не подозревала об их присутствии здесь и пробуждении Меритамон. Их было только двое, а вот врагов вокруг было как песка в пустыне, включая царскую армию Клеопатры и три римских легиона, стоявших в разных лагерях по всей стране, один из которых был на юге, а два другие на севере у Александрии и Пелузия. - Нет, здесь только мы с тобой, а вокруг на многие сотни миль в Египте нет нам подобных. И нам не стоит себя обнаруживать раньше времени, - ответила без особого восторга Ламоника, думавшая, что им делать дальше, поскольку любое неверное движение могло бы им очень дорого стоить, учитывая количество врагов вокруг. - Мы, конечно, могли бы захватить этот город, особенно под покровом ночи, но это мало что нам даст. Даже действуя осторожно, обращая его обитателей мы мало чего сможем добиться, поскольку этот процесс будет очень небыстрым и рано или поздно о нем станет известно. - Как жаль, что этот город уже не так велик, как раньше. Даже не выходя наружу, я чувствую, что он лишь жалкий осколок того, что было раньше, как и то, что божественное дитя больше здесь не обитает, - мрачно заговорила Меритамон, проползая мимо священной ладьи, проводя по ней своей рукой, тяжело вздохнув. Когда ее запирали здесь, это была столица великого Египта, а сейчас она была в городе, в который живет за счет паломников, да некоторых ритуалов в этих старых храмах. - Знаешь, меня тогда, я уже не помню, когда именно, обвинили в заговоре против богов. Я хотела отравить тогдашнего фараона и подчинить его своей воле. Тогда бы он стал почитать меня как главное божество, а храмы остальных либо были бы разрушены, либо подчинены мне, я хотела быть выше их всех. Когда же они прознали об этом замысле, я и оказалась здесь. Никто в Египте, кроме некоторых посвященных в эту тайну жрецов наверное и не подозревал о моем существовании, моих имен нет ни на одной стеле, изображений ни на одной стене.       Судя по виду, Меритамон даже в заточении не оставляла своих замыслов, своей мечты стать главным божеством Египта, тем более сейчас она была единственная из ныне живущих небожителей прошлого. Замысел ее, по мнению Ламоники был дерзким и смелым, но притом авантюрным и глупым, из-за чего, собственно, она и оказалась в заточении на сотни, если не тысячи лет. При этом ламия вспомнила разговоры жрецов о подготовке какого-то ритуала для новой царицы Египта, которая в свое время отказалась от помощи Ехидны в пользу помощи со стороны смертных и тут в голове Ламоники промелькнула мысль. - Погоди, я кое-что вспомнила. Ты все еще можешь осуществить свой план и стать почитаемой в Египте. Если эти жрецы не лгали, Клеопатра должна была прибыть сюда на какую-то церемонию в Фивы. Она, конечно, из греческой династии, но судя по тому, что я о ней знаю, традиции она чтит, знает древний язык и так далее. Почему бы нам с тобой не встретить ее здесь и не “объяснить” ей что к чему и чьей стороны она должна держаться и кому поклоняться? - по лицу дочери Ехидны промелькнула коварная и зловещая улыбка. Ей надо было возвращаться к матери, чтобы отчитаться о выполненном задании, но желание увидеть падение столь высокомерной особы, что однажды отвергла ее помощь было гораздо сильнее. - К тому же пока мы можем потихоньку начать набор своей будущей армии в этом древнем месте. Даже если затея с Клеопатрой провалится, у нас будет достаточно сил, чтобы ты правила Верхним Египтом.       Меритамон всерьез задумалась над этой мыслью, которая была простая, но притом крайне действенная. Смотря на лежавших в комнате поверженных жрецов, темная ламия стала смотреть снова на ритуальную ладью. В ее голове роились противоречивые мысли, поскольку затея была крайне рискованная и опасная, но в какой-то момент Ламоника увидела, как по лицу ее новой подруги стала ползти какая-то коварная улыбка. Предложение и план были слишком заманчивыми, чтобы от них отказаться. Да и к тому же если вариант с царицей не сработает, можно будет параллельно начать создавать свое войско, поскольку три легиона никуда не денутся. - Хм, хорошо, надеюсь твой план сработает как надо. Я чувствую в своем теле тот самый яд, который я хотела использовать против фараона. Может быть, я наконец-то смогу пустить его в ход, - произнесла довольная идеей Меритамон, чувствуя, как ее тело чуть ли не горит от предвкушения исполнения давнего замысла. Спустя долгие столетия у нее был шанс воплотить коварный план в жизнь и на сей раз не было богов Египта, которые могли бы снова отправить ее в заточение. К тому же ей не терпелось снова выйти в древний город из этого храма, пусть пока и в человеческом облике. Все-равно, если план удастся, через какое-то время она сможет смело путешествовать по Египту, не скрывая своего истинного обличья.

******

      Наконец-то Скрибоний ступил на твердую землю Африки. Получивший еще в самом начале гражданской войны от Цезаря магистратуру пропретора Сицилии Курион прибыл для борьбы с врагами диктатора к Утике. Он занял старый римский лагерь, что был построен еще во времена древних войн с Карфагеном под стенами столь важного города в Африке. Несмотря на достаточную обветшалость, его можно было привести в порядок, чтобы наконец приступить к исполнению воли Цезаря.       Ему было кого осыпать проклятиями за столь сильную задержку. Прибыть с Сицилии сюда в Африку Скрибоний должен был гораздо раньше, но в доверенной ему провинции начались волнения рабов. Этот остров всегда был переполнен невольниками, трудившихся на многочисленных рудниках и полях, дважды они поднимали масштабные восстания и захватывали его себе, но Рим оба раза разбил их. Туда же когда-то планировал приплыть Спартак, чтобы пополнить свою огромную армию рабов.       Ныне же снова было неспокойно, по острову, а конкретно по поместьям разъезжали послы пирата Секста Помпея, призывавшие рабов бежать к нему и бороться с Цезарем и его ставленниками в обмен на свободу. В паре латифундий дошло даже до попыток восстания, не говоря уже об охватившем остров глухом недовольстве. За исключением немногочисленных элитных рабов любить своих хозяев невольники не хотели, ожидая лишь шанса однажды поквитаться с ними. Скрибоний был вынужден отложить экспедицию в Африку, чтобы помочь местным рабовладельцам удержать свои живые орудия в узде, а также защищать прибрежные города от пиратских налетчиков.       В итоге Курион наконец-то приплыл куда собирался. Имея под своим командованием четыре легиона, два Скрибоний был вынужден оставить в Сицилии для предотвращения мятежей или пиратских атак, а с двумя он оказался под Утикой. Десять тысяч пеших воинов и пятьсот кавалерии было в его полном распоряжении, весьма грозная сила, как он сам себе ее представлял, которых ему вполне должно было хватить, чтобы изловить сбежавших в Африку оптиматов.       Легионеры пока тоже были настроены оптимистично, высаживаясь на берег жаркого континента. Для них это, по ощущению Скрибония, была небольшая прогулка, нежели настоящая война, врагов было примерно в два-три раза меньше, да и те, завидев прибытие войск пропретора Сицилии предпочли скрыться в хорошо укрепленной Утике. В лагере, в котором теперь расположился Курион царила парадоксальная атмосфера, с одной стороны не самое серьезное отношение легионеров к делу, а с другой откровенная скука для многих из них.       Курион как раз собирался выехать из лагеря в сторону Утики на переговоры с ее защитниками, что требовали диалога. Небольшого отряда ему вполне хватало, включая более старого и опытного легата, чем сам Скрибоний - Марция Рулла. Но перед самим выездом пропретор решил напоследок прогуляться по лагерю, посмотреть, как работают его подчиненные над восстановлением старых укреплений.       Так, проходя мимо палаток всадников, Скрибоний заметил центуриона, что руководил отрядом всадников и сейчас раздавал указания подчиненным по лагерной работе. Легионеры работали не торопясь, без особой охоты, восстанавливая старые укрепления, а также готовя понемногу осадные машины для взятия города. Молодой черноволосый декурион бросил ленивый взгляд сначала на легата, вяло поприветствовав его, а затем обратившись к непосредственному командиру. В глазах юноши горел огонь, который угасал от скучный работ под жарким солнцем, от которого еще и спасения не было. - Постум, как думаешь, надолго мы здесь застрянем? Если все так и ограничится работой по лагерю, возведению укреплений вокруг Утике и долгой осаде можно умереть от скуки. Если конечно, нас не поджарит раньше это солнце, - жаловался центуриону декурион, взяв перерыв и с жадностью осушая свою флягу практически до дна и вытирая выступающий пот. - Помолчи Назон, я бы на твоем месте наоборот бы радовался, сидишь на берегу моря, твой враг нос из крепости боится высунуть. Шанс выйти живым из скучной осады гораздо выше, чем из жаркого и “интересного” штурма, - осаждал своего юного подчиненного опытный центурион, хотя делал это без какого-то негатива. - Да, кстати, советую тебе работать руками, а не языком, вал сам себя не насыплет. - Да, сиди жди, когда противник помрет от голода и сам откроет ворота и постарайся не умереть до этого от скуки. Я учился ездить верхом чтобы проявить себя в бою, а так повышения ждать придется еще очень долго, - тем не менее посетовал юноша, явно разочарованный тем, как складываются события, ведь враг попросту спрятался от них в крепости и не совершил за это время ни одной вылазки. Штурм тоже обещал состояться нескоро, и декурион понемногу переживал о том, сможет ли он здесь проявить себя хоть как-то кроме как размахивая лопатой. - Не переживай на сей счет, может они все же устроят вылазку или мы пойдем на штурм, я позволю тебе пойти впереди меня, - по-дружески, с какой-то иронией в голосе произнес центурион Рабирий, глядя на желание декуриона выслужиться, которое ему самому было достаточно хорошо знакомо и потому он спокойно к нему относился. Тем более что в остальном Назон выполнял все указания и работал пусть и без энтузиазма, но и без особой лени и безразличия.       Вдоволь наслушавшись разговоров своих подчиненных и негласно проинспектировав лагерные работы, Скрибоний взобрался на своего скакуна и вместе с небольшим отрядом сопровождения отправился к стенам крепости. Утика была главным городом римской Африки, ее главным портом и торговыми воротами вглубь жаркого континента. Большая провинциальная столица была отлично укреплена с суши, да и с моря атаковать ее было далеко не так просто. Из своего лагеря, да и с воды Курион видел эти древние, массивные стены, наверняка помнившие еще самого Ганнибала, и понимал, что даже имея трехкратный перевес, штурм города будет огромным риском.       Сами помпеянцы это тоже превосходно понимали, практически без боя решив запереться в городе и держать в нем оборону, ожидая неизвестно чего. Скрибоний уже приближаясь к крепости видел на ней многочисленных караульных, что тщательно следили за всеми мероприятиями его войска, но сделать ничего не могли, никто не решался даже на ограниченную вылазку, понимая, чем она скорее всего закончится.       Стрелять в Скрибония не осмеливались, несмотря на его близость к городским стенам. Куриону были предложены переговоры с Аттием Варом - главой помпеянских войск в Утике и потому он, не скрываясь и не боясь, ехал к главным воротам под штандартами легиона с солидным отрядом сопровождающих. Прикрываясь от лучей нещадно палящего солнца, пропретор продолжал свой путь, пока не оказался перед старинными массивными воротами, которые за последние несколько месяцев спешно укрепляли, готовясь на случай прибытия войск Цезаря и возможного штурма города.       На стенах под несколькими штандартами разбитых в Греции легионов Помпея стоял целый отряд лучников, что держал Куриона и его спутников на прицеле, но делали это скорее для вида, нежели из реального желания его пристрелить. Но бывшему трибуну были интересны вовсе не они, а тот, кто стоял перед ними, опираясь на самый край башни над воротами. Наместник Африки, служивший Помпею, был постарше Скрибония, но единственным, что говорило об этом, были его начинавшие потихоньку седеть аккуратно уложенные волосы, даже лицо и то было моложе его возраста.       Рядом, также облокотившись на стену стоял худощавый и высохший римлянин, который, наоборот, казался старше своих лет и чем-то походил. Однако его глаза, смотревшие на Куриона с максимальным презрением и ненавистью, как и горделиво задранная голова выдавали в нем Квинта Цецилия Сципиона. Скрибоний однажды имел с ним дело в Риме и при воспоминании от встречи с этим человеком нового пропретора выворачивало наизнанку. Ибо более мерзкую и неприятную личность надо было еще поискать. Цецилий был крайне высокомерной особой, кичащейся принадлежностью к великому роду Сципионов, невероятно алчным и жадным, но глупым и мелочным. Недостаток ума Квинт компенсировал своим коварством и пригласи он Скрибония на переговоры, а не Вар, он бы ни за что не приехал, ожидая какой-нибудь подлости. - Публий Аттий Вар, я прибыл как ты того и желал. Говори что хотел, пока у тебя есть время, поскольку мое войско начинает подготовку к осаде, численный перевес на моей стороне, так что я настоятельно рекомендую тебе и твоим людям прекратить сопротивление, - достаточно громко, чтобы его было слышно на стенах заговорил Курион, подъезжая под самые ворота. Благо навыки ораторского искусства позволяли говорить громко и четко, при необходимости он мог бы крикнуть так, что на стенах его услышали бы даже глухие. - Да как ты вообще смеешь что-либо от нас требовать?! Будь моя воля я бы приказал прямо сейчас утыкать тебя стрелами, как и твоих воинов! Не смей ставить нам ультиматумы, раб Цезаря! - неожиданно вместо Вара начал яростно кричать со стены Цецилий Сципион, потрясая иссохшим кулаком. Даже его старый голос, с нотками истерии уже был способен вывести Куриона, да и многих его спутников из себя. - А я не с тобой говорю, позор великого рода Сципионов, а с Аттием Варом! Я не желаю что-либо слушать от высокомерного наглеца, чья единственная “заслуга” в том, что он принадлежит к одному из величайших родов и при этом он не способен отличить своих предков друг от друга, путая победителя Ганнибала с разрушителем Карфагена! Будь я на месте кого-то из этих достойнейших римлян я бы сделал все, чтобы выбраться из царства Плутона и вырвать гнилой язык своего бестолкового потомка! - Куриона такое отношение взбесило настолько, что он решил пройтись персонально по Сципиону, чем вызвал смех со стороны своих спутников, да и на стенах некоторым воинам очевидно понравились его слова. Уязвленный Цецилий хотел что-то прокричать в ответ, но не успел. - Квинт, помолчи, я хочу с ним говорить. Скрибоний, ты проделал со своим войском большой путь, чтобы прийти к нашему городу и повидаться со своей смертью. Я бы хотел напомнить не только тебе, но особенно твоим солдатам, что твои сицилийские легионы присягали на верность Помпею, а не Цезарю, так что твоим людям еще не поздно покаяться за измену и исправить свою ошибку. Как и тебе, - Аттий довольно самонадеянно вел себя для того, кто находился в осаде, уступая почти во всем войску Куриона, как в численности, так и в опыте, не говоря также и о количестве кораблей, которых у цезарианцев здесь и сейчас было больше. Скрибоний совсем не понял, к чему Вар клонит и к чему были эти слова, его это совершенно не смутило. А если Аттий обращался к его людям, рассчитывая на их поддержку, то и тут у него ничего не вышло, поскольку они попросту проигнорировали призыв сохранить верность Помпею и Катону и перейти снова под знамена оптиматов. - Хах, это все, ради чего ты позвал меня сюда, Аттий?! Я тебя уважаю, в отличие от твоего приятеля Сципиона, но если ты пригласил меня сюда, чтобы пристыдить меня и моих людей, то ты зря тратишь время. Мы сражаемся не просто за Цезаря, но и за Республику, за ее освобождение и очищение от всякой грязи, вроде Марцелла, Сципиона, пирата Секста Помпея и других. Я бы с удовольствием зашел в этот город и перерезал всех вас, поскольку меня бы вы не стали щадить, но Цезарь милосерден, поэтому я предлагаю тебе сложить оружие, Аттий Вар. Помощи тебе ждать неоткуда, а если она и придет, то к тому времени вы все умрете от голода. Так что пожалей себя, своих людей и жителей города, - Курион откровенно посмеялся над этой попыткой переманить его солдат на свою сторону и решил, пользуясь возможностью, выдвинуть ультиматум. - Скверна это не мы, а вы, покусившиеся на священные порядки наших отцов и вручивших власть бессовестному тирану! Тебе и твоим людям должно быть стыдно, Скрибоний, что вы позволили себя обмануть. Хотя у тебя и совести нет, Курион, поскольку ты продал ее узурпатору Юлию за сотню талантов! Так что не смей выдвигать мне условия и врать о борьбе за Республику, вы и есть ее враги, а мы ее последние защитники и я снова призываю всех, у кого еще осталась честь и совесть прекратить эту борьбу, тиран Цезарь не заслуживает того, чтобы вы гибли за него, - Аттий, обычно спокойный, тем не менее не сдержался и стал сыпать оскорблениями и обвинениями в ответ, заодно стараясь обратиться к спутникам Куриона, будто бы он не с пропретором поговорить хотел, а с его людьми.       Скрибоний и сам это заметил и слегка разозлился, эти слухи о взятке Цезаря выпили из него столько сил и крови, что он при одном упоминании этой истории заводился. Он заметил, как Вар старается обратиться напрямую к его людям, но это вполне устроило бывшего народного трибуна и оратора. Демонстративно он подъехал ближе к воротам, но затем свернул чуть в сторону, показывая, что собирается проехать вдоль стен, на которых стояли защитники Утики. Раз уж Вар решил состязаться с ним в этом деле, то Скрибоний счел нужным ответить и тоже поговорить напрямую с защитниками города и, возможно его жителями. - Хорошо, раз уж так решил, то теперь я обращаюсь не только к тебе, Аттий, но и к защитникам города и прежде всего гражданам Рима! Идет кровопролитная, братоубийственная война. Тот, кого ваши командиры, ваши лидеры именуют тираном сражается за свободу и благополучие всего римского народа, за его освобождение от горстки богачей, отобравших у вас Республику. Не Цезарь убийца Республики, а те, за кого вы сейчас сражаетесь. Храбрые сыны Рима, пока вы сражаетесь здесь, в Африке, ваши семьи голодают в Италии от недостатка хлеба и за это в ответе ваши лидеры, что пошли на преступный сговор с пиратом Секстом Помпеем, они готовы уморить Рим голодом, лишь бы спасти свою Республику, не вашу! - разъезжая под стенами африканской крепости в сопровождении стражи, чеканным, громким голосом взывал к солдатам на стенах Курион. Навыки оратора здесь ему пришлись очень кстати, способность порой перекричать толпу и на площадях Рима - Не смей говорить мне или кому-либо о республике, Скрибоний. Это ты один из виновников того, что ее отобрал тиран и авантюрист Цезарь, которому ты сам и продался. Иначе как объяснить, что у одного из главных должников в Риме эти самые долги в одночасье исчезли, а он сам переметнулся в стан Юлия?! - изначально начинавшийся как переговоры, диалог быстро перерос во взаимные обвинения и обоюдную пропаганду, Аттий, как и Курион говорили скорее не друг с другом, а со всеми присутствующими, словно ораторы на площади, добивавшиеся поддержки слушателей. Вар не унимался и сыпал обвинения на пропретора в ответ. - В бедах нашей страны виноват именно Цезарь и все, кто встали под его знамена, те кто предали своих избирателей, позарившись на таланты этого авантюриста. - Я перешел на сторону Цезаря не за его золото, а потому что так захотел сам народ Рима и я, как избранный им народный трибун выражал волю граждан Вечного Города. А ведь это именно вы, друзья Помпея, боясь влияния Цезаря и его популярности затеяли переворот и развязали войну, поэтому Юлий вошел в Рим, а вы трусливо разбежались по всем уголкам страны. Я вновь обращаюсь к защитникам Утики, римляне, братскую не лейте понапрасну кровь, Цезарь всегда верен своему слову, в отличие от его врагов, вы получите причитающиеся вам по службе, вас не вышвырнут на улицу, как это бывало раньше при тех господах, которых вы сейчас защищаете. Римляне, в ваших руках покончить с кровопролитием и остановить бессмысленную бойню! - резко ответил Курион, даже с нотками ярости и злости в голосе, поскольку слухи о подкупе Цезарем в свое время достаточно попили из него крови. Он продолжал обращаться уже напрямую к воинам на стенах, к самому Вару заметно меньше. - К тому же вы отрезаны, и моя армия возьмет город в осаду. Стоит ли вам терпеть голод ради того, чтобы ваши семьи в Италии продолжили голодать, а ваши господа пировать?!       Ситуация заметно накалялась с каждой секундой, сам Вар несколько опасливо и растерянно посматривал на своих же солдат на стенах, чувствуя, как слова Куриона пытаются соблазнить их и поднять на восстание. В ораторском искусстве цезарианец превосходил в помпеянца, умело нажимая на больные точки слушателей, заставляя их как минимум задуматься над сказанным. Скрибоний не унимался, уже откровенно проезжая под стенами со своими пламенными речами, чувствуя себя в родной стихии, говорить он умел гораздо лучше, чем командовать. - Может быть нам прикончить его, Аттий? Нам надо что-то делать, нам нужно его заткнуть, пока не поздно, - с опаской и нескрываемой злобой зашептал на ухо Вару стоявший рядом с ним на стене Сципион, один из командиров помпеянцев в Африке, наряду с самим Аттием и Катоном, что был на переговорах в Нумидии. Будь Цецилий здесь главным, он давно бы отдал приказ лучникам утыкать этого Скрибония стрелами, вместе со всеми его сопровождающими, наплевав на все правила ради успеха. - Или давай выскочим из города одной когортой и перебьем их прямо здесь. Даже я могу их повезти, ведь род Сципионов никогда не проигрывал в Африке. - Нет, Квинт, я дал клятву, что их не тронут, так что они уйдут из-под этих стен живыми. И не мешай мне думать своими “дельными” советами, - отрезал Вар, с отвращением отказавшись от идеи нарушить собственное слово, хотя делать что-то нужно было. Глава помпеянцев думал достаточно долго, слушая как увлеченный Курион говорил с его людьми на стенах, пока его не осенила идея. - Скрибоний, я долго думал над твоими словами, и я нахожу их верными. Я правда не хочу проливать братскую кровь, мы все римляне и негоже нам резать друг друга как каким-то варварам, каждая пролитая капля наших граждан ужасная потеря.       На стенах, как и под ними повисло молчание, даже Курион неожиданно для себя замолчал, вслушиваясь в слова Вара, думая, какой в них может быть подвох. Аттий говорил громко, твердо проговаривая каждое слово, чтобы даже воины Скрибония его слышали, причем обращался он скорее к ним. На стенах помпеянцы также стояли в растерянности, не зная, что затеял их командир, особенно по этому поводу забеспокоился Сципион. - Что ты такое говоришь? Как этот плебей может быть хоть в чем-то прав и почему он вообще на равных разговаривает с нами?! И ты, видимо, задумал предать нас и наше дело? - завелся Цецилий, не дожидаясь окончания слов своего соратника и чуть ли не накидываясь на него от испуга. Для Сципиона это пока звучало так, будто бы Аттий задумал предать их, поддавшись увещеваниям Скрибония. - Как я и сказал, смерть каждого римлянина - это трагедия и потому я хочу спасти тебя и жизни твоих людей, Курион. Уходите отсюда по-хорошему, пока у вас есть время, ибо сюда нам на помощь идет огромная армия царя Нумидии Юбы, что пообещал помочь нам. Его армия в несколько раз больше твоей, Скрибоний, у тебя и у твоих людей нет шансов его остановить. Так что советую вам уплывать отсюда, пока можете! - Аттий не обращал внимания на возражения Сципиона, совершенно того не слушая, и вместо этого обращаясь непосредственно к Куриону и его отряду.       Теперь настала очередь поволноваться уже Скрибония, он-то думал, что царь Юба побоялся выступить на стороне Помпея против Цезаря и решил держать нейтралитет, по крайней мере о каком-то соглашении с врагами ему не было известно. Помпеянцы в крепости заметно приободрились, ведь если слова их предводителя правда, их очень скоро освободят из осады. А вот среди солдат Куриона начались тревожные перешептывания, даже опытный легат Рулл слегка побледнел от услышанного, несмотря на палящее солнце. - Едва ли это правда, Аттий. Юба не станет идти против меня и Цезаря, он недостаточно для этого смел! Не стоит меня обманывать, если ты думаешь, что я испугаюсь твоих слов, Вар и сбегу отсюда, как Помпей из Рима, то ты ошибаешься. Поэтому повторяю еще раз, хватит этого бессмысленного кровопролития, откройте ворота и оставьте Утику! - Курион слегка был сбит с толку заявлением Вара, хотя ему и не поверил, поэтому снова повторил свои требования.       Вар не стал сразу отвечать, вместо этого жестом приказал подняться к нему кого-то снизу. Через несколько минут на стене стоял нумидийский вельможа, державший в руке копию царского штандарта Юбы. Курион лишь усмехнулся этой нелепой попытке надавить на него, он не считал, что это настоящий царский посланник, а обычный ряженый, чтобы сбить его с толку. Но вот его спутники смотрели на этого посланца с некоторой тревогой и опасениями. - Я не вру тебе, Скрибоний, Нумидия сделала свой выбор, и он не в твою пользу и об этом мне сообщил посланник царя. Он договорился с Катоном и уже идет сюда, чтобы освободить Утику и очистить Африку от сторонников Цезаря. Поэтому дабы зазря не проливать римскую кровь предлагаю тебе снять осаду и убраться отсюда восвояси, - Вар нисколько не показывал, что его как-то задело недоверие Куриона, он просто продолжал рассказывать про своего нового союзника. - Царское войско скоро будет здесь, их гораздо больше, чем вас, так что пока есть возможность собирайтесь и уплывайте отсюда. Подумай о своих воинах, Курион. - Разговор окончен, Аттий, тебе нас не запугать, ты очень хочешь, чтобы мы ушли и оставили тебя в Утике. Веришь, что мы испугаемся слухов о нумидийской армии и убежим точно также как вы убежали от меня, когда я только высадился в Сицилии? Или вы сдаетесь или мы рано или поздно доберемся до вас! - Скрибонию было неприятно и на самом деле даже несколько страшно слушать, о чем рассказывал Вар, однако его словам он все же не верил и не хотел верить.       Не видя смысла продолжать зашедший в тупик разговор, Курион развернулся и поскакал прочь от древних стен обратно к своим спутникам. Не говоря ни слова, он повел их обратно в лагерь, размышляя об услышанном. Скрибоний был настолько погружен в свои мысли, что не обращал внимания на перешептывания солдат и командиров за своей спиной, что бурно обсуждали услышанные вести о возможном появлении царской армии.       Войско Юбы и вправду было грозной силой, которое включало в себя огромное число людей, многочисленную и сильную кавалерию и даже боевых слонов. Со всей этой мощью римлянам было не справиться при текущих силах. Всего десять тысяч легионеров, а войско одних нумидийцев будет раза в три-четыре больше, как минимум. С такими тревожными мыслями Курион вместе с отрядом вернулся в лагерь. Проезжая к своему шатру он совершенно позабыл об окружающих, не замечая сейчас волнения среди своих спутников, которое тут же передавалось остальным солдатам, словно лесной пожар.       Соратники, охранявшие его, стали возвращаться к своим братьям по оружию, рассказывая о том, что произошло на переговорах. Слух практически мгновенно пошел по лагерю, однако Курион не придал этому большого значения, возвращаясь в свою палатку он был слишком погружен в свои мысли. Скрибоний корил себя, за то, что дал этим лжецам сбить себя с толку, ведь не стал бы Аттий портить элемент внезапности своим рассказом. Очевидно, это была провокация с целью запугать его и заставить убраться на Сицилию.       Оставшись наедине, Курион принялся нервно расхаживать взад -вперед, думая над произошедшим под стенами Утики. Зачем Вар вообще рассказал ему это, решив убить весь элемент внезапности? Ведь если Юба на самом деле хотел прийти сюда на помощь помпеянцам он бы успел это сделать еще до захвата города, которую имеющимися силами брать придется довольно долго. Выходит, тут есть какая-то хитрость, раз Аттий нарочно сообщил о нумидийцах, на то, что он проговорился это похоже не было. А какой именно план хотел таким образом исполнить помпеянец Курион пока не мог придумать, но догадывался. К тому же, скоро к нему должен был прийти легат Рулл, чтобы обсудить состояние дел в лагере и планы на осаду.       Курион ненадолго вышел из своей палатки, в которой вот-вот должна была начаться беседа с легатом Марцием Руллом, чтобы собраться с мыслями. Не прошло и нескольких часов после его возвращения из-под стен Утики, как по лагерю стали расходиться тревожные слухи о приближении армии Юбы. Видимо кто-то из сопровождающих запустил этот слух, который теперь потихоньку охватывал весь лагерь. И с этим пропретор ничего не мог поделать и даже покарать виновного в нарастающей панике было невозможно, потому что найти автора этого слуха не представлялось возможным. - Если слова этого предателя правда, то получается в осаде будем мы, а не они. Совсем не такого я ждал, когда отправлялся сюда, - делился мыслями с центурионом декурион Воконий, который до того считал осаду Утики крайне скучным делом, был в некотором замешательстве от слов о приближении армии Юбы, которые уже разлетелись по всему лагерю. Правда сложно было сказать, что именно он испытывает, на страх это похоже не было, скорее на какую-то мрачную решимость, местами граничащую с энтузиазмом, все же запал горячей юности никуда не исчезал. - Ну и ладно, их всего в четыре раза больше, чем нас. - Так ты же сам жаловался, что тебе здесь скучно, Назон, считай боги тебя услышали и послали тебе целую царскую армию, которая всего лишь в восемь раз превосходит нас числом, а не в четыре. Благодарю тебя от имени всех легионеров здесь, теперь нам точно будет чем заняться, - мрачно пошутил над подчиненным Рабирий, который и сам был в смятении от этих новостей, совершенно не зная кому верить, поскольку Аттий Вар слыл достаточно честным человеком, да и поверить в то, что Нумидия поддержит помпеянцев было очень легко поверить. - Я и не против, пусть приходят, этих варваров ничто не спасет от силы римского оружия. Я бы хотел, чтобы этот царь пожалел о своем решении выступить на стороне наших врагов. К тому же этот Аттий может просто нас всех обманывает, - достаточно резко отреагировал на колкость начальника Назон, готовый хоть сию же секунду схватиться за меч. Зная его горячий нрав, который дополнительно разжигало жаркое африканское солнце, можно было поверить, что его слова не пустая бравада и он хоть сейчас готов пойти рубить местных варваров, сколько бы их не пришло. - Будем надеяться, что это и вправду обман, хотя я сам не знаю кому именно верить. А подвиги оно всегда хорошо, но лучше, когда ты сам можешь о них потом поведать, Воконий, - поделился своими соображениями центурион Рабирий с подчиненным, который очевидно не совсем всерьез воспринимал потенциальную опасность из-за лихого нрава. Тем не менее Постум захотел отвлечься от всех этих мрачных слухов и, посмотрев на небо, резко скомандовал. - Ладно, хватит болтать, берись за работу пока солнце не закатилось, осаду лучше держать в укрепленном лагере.       Куриону еще повезло наткнуться на достаточно оптимистично настроенных бойцов, которых было не так много, большинство было сбито с толку, а многие из них еще и напуганы слухами о приближении огромной нумидийской армии, численность которой уже выросла с сорока тысяч едва ли не до сотни тысяч с сотнями боевых африканских слонов. И все это циркулировало по лагерю со скоростью урагана и Скрибоний был бессилен как-либо его остановить. Неопределенность же здесь пугала легионеров гораздо больше, ведь они и понятия не имели, что будут делать, держать осаду, сражаться в поле или вообще бежать отсюда поскорее морем.       Единственным способом остановить все эти панические слухи было дать солдатам хоть какую-то определенность, решить, что делать дальше. Он, конечно, был пропретором, а потому главным в армии, но большим авторитетом здесь пользовался и легат Рулл, ранее командовавший этими легионами еще до того, как Курион стал над ними главным. Было необходимо убедить немолодого командира в своей правоте и в том, что все это большая ошибка и обман со стороны помпеянцев, тогда легионеры поверили бы Скрибонию куда охотнее, если бы он стал выступать один, без поддержки опытного военачальника.       Вдоволь наслушавшись разговоров на улице, Курион вернулся обратно к себе, с нетерпением ожидая появления здесь Марция Рулла, поскольку ситуация постепенно выходила из-под контроля. Учитывая, что многие воины изначально воспринимали отплытие в Африку как легкую прогулку, то сообщения о возможном столкновении с большой нумидийской армии не на шутку их всех встревожили и командирам надо было придумать, как ответить на эти панические настроения. Долго ждать опытного легата не пришлось и Рулл вошел в палатку Куриона, столь же взволнованный и встревоженный, как и многие легионеры. - Я довольно долго ждал тебя, Марций, как хорошо мы готовы к осаде Утики? Мы и так сильно задержались на Сицилии, так что нужно поскорее переходить к делу, - сразу же встретив Рулла, поинтересовался Скрибоний, который прибыл в Африку позже легата и потому хотел получше узнать от него обстановку. - Все в порядке, работы в лагере продолжаются, постепенно возвращаем его в состояние, которое было когда-то при Сципионе, все же он долгие годы был заброшен. Но я бы хотел поговорить о другом, командир, нам надо что-то делать, вы не представляете какие слухи ходят там среди легионеров и офицеров, все встревожены и напуганы возможным приходом сюда Юбы... - начал достаточно спокойно Марций, но чем дальше он рассказывал, тем сильнее проступало волнение и опасение на его немолодом лице. А последние слова он и вовсе произносил чуть ли не шепотом, будто боясь, что его могут услышать. - И мне кажется, что царь Нумидии действительно может прийти сюда. - Нет причин для волнений, это всего лишь ложь прижатого к стене врага, будьте уверены, он бы нам еще бы всякого нарассказывал, лишь бы спастись, не стоит относиться серьезно к его словам, Марций. Успокойся, нам нужно утихомирить легионеров, а не впадать в панику самим. Готов даже поспорить на четверть годового жалования, что царя Юбы тут не будет, он слишком труслив, чтобы в такой ситуации выступать на стороне Вара и Катона, - Курион с каждой минутой все больше убеждался в том, что все что было на стенах было грандиозным спектаклем со стороны их врагов, с неясными для Скрибония целями, но то, что правды там не было, казалось для пропретора очевидным. - Не стоит? Пропретор, я знаю, что я не ваш командир, но будьте благоразумны, я считаю, что в их словах есть доля истины и враг действительно идет сюда. Юба ненавидит Цезаря и очень хочет расширить границы своего царства за счет Рима, он попросту не может упустить такой выгодной сделки. Это не похоже на обман, - слова Куриона совсем не убедили опытного легата, которому какое-то внутреннее чувство говорило об огромной опасности, что нависла над всеми присутствующими здесь римлянами.       Для Куриона разговор, который изначально должен был проходить о планах осады Утики пошел совсем не в ту сторону, раздражая пропретора все сильнее и сильнее. Скрибоний как мог пытался говорить спокойно и не злиться на панические настроения опытного легата, поскольку ссориться со столь авторитетным среди легионеров подчиненным не хотел, но и выслушивать пересказ лжи помпеянцев становилось все сложнее и сложнее. В то время как Рулл не унимался и продолжал доказывать свою точку зрения на сложившуюся ситуацию и предлагать решения. - Я хорошо знаю Аттия, да и тот нумидиец на ряженого не похож был. К тому же, я всегда настаиваю на том, что лучше перестраховаться, Курион. Десяти тысяч не хватит чтобы остановить армию Юбы, которая раза в четыре точно больше нашей. Мы можем занять оборону в этом лагере, но столь малыми силами нам не выстоять. Поэтому я считаю, что нам стоит призвать сюда еще два легиона с Сицилии. Даже если окажется, что Вар обманул нас, он об этом горько пожалеет, ведь мы сможем вдвое большими силами захватить Утику гораздо быстрее и даже устроить штурм, который сейчас очень рискованный из-за малой численности наших войск. Что скажешь на эту идею, пропретор? - Марций все никак не мог выбросить из головы сегодняшнюю сцену у крепости и потому опытный легат пытался отговорить Куриона от ошибки, которая, в случае если Вар был прав, дорого обойдется им всем, но видя упрямство пропретора пытался найти компромиссное решение.       Предложение Рулла разозлило Скрибония, однако пропретор все же сдержался от немедленной критики, решив взвесить все аргументы. Он ни на секунду не верил словам Вара про приближение войск Юбы, но переубедить легата, с которым оратор не хотел ссориться можно было только логикой. Перекинуть сюда лишние десять тысяч могло помочь против объединенного вражеского войска, но тогда большой остров - житница Республики попадала под угрозу как атаки с моря, так и нового восстания рабов, как десятилетия назад, когда им удалось захватить остров. Потерять ключевой для Рима остров Курион не мог себе позволить и потому наотрез отказывался ослаблять его и без того не самую сильную защиту. - Рулл, ты не прав. Во-первых, эти десять тысяч не помогут нам, если сюда придет царское войско Нумидии, но оно не придет, это обман. Может быть, наш враг и хочет того, чтобы мы, испугавшись каких-то слухов, оставили главный источник зерна для Рима без защиты и дали захватить ее сторонникам Помпея или, еще хуже, прозевать возможное восстание рабов. Они неспокойны, чувствуют нашу слабость. Нам нельзя ее показывать и потому два легиона останутся на Сицилии. Так что твоя идея вызвать сюда подкрепление обречена в любом случае, Марций, ты должен это понимать, - успокоившись и переведя дыхание, стал отвечать Курион. Он умел убеждать своих слушателей и собеседников в том числе и правильным подбором аргументов и потому хотел заставить старого легата отказаться от своей позиции по-хорошему. Если бы он надавил на него как пропретор, то это плохо сказалось на и так не лучшем моральном состоянии его армии, которая была на взводе из-за слухов и ждала ответа от командования. - Хорошо, Скрибоний, не хочешь оставлять Сицилию беззащитной, твое право, я даже согласен с тобой и готов признать, что эта была не лучшая идея в моей карьере. Но в таком случае мне остается предложить только одно - эвакуацию на Сицилию, потому что нам не выстоять двумя легионами против объединенных сил врага. Ты главный, Курион, но послушай совет опытного командира, нам лучше уйти и не рисковать жизнями, как своими, так и своих солдат. Поэтому я настаиваю именно на таком решении, - опытный Рулл хоть и уважал Куриона как своего непосредственного начальника, тем не менее сомневался в его полководческих способностях и потому считал нужным отговорить от, как ему казалось, глубоко ошибочного решения. - Никаких отступать, я еще раз говорю тебе, Марций, что это все обман и провокация. Ты поверил на слово этому помпеянцу, не имея никаких доказательств и предлагаешь мне сначала оставить Сицилию без защиты перед пиратами и периодически восстающими рабами, а теперь и вовсе отступать?! Я тебя очень уважаю, Рулл, но сейчас ты говоришь полную чушь! - разозлился предложением отступить из-под Утики Курион. Он не понимал, почему так много людей, включая легата, поверили, что Юба не побоится прийти на помощь помпеянцам со всем своим войском.       Так продолжалось достаточно долго, пока в шатер, где шло бурное обсуждение внезапно, не вошли несколько легионеров с центурионом-всадником во главе, сопровождавшие какого-то иноземца. По виду это был нумидиец, а по осанке и выдержке можно было понять, что он принадлежал к местной знати. Загорелый с длинными волосами и короткой бородой, он, видя некоторое замешательство Куриона и других присутствующих, поклонился им в знак уважения. - Это еще кто такой? У меня нет времени на всяких варваров, идет важное совещание, - возмутился Курион, который и так был на взводе из-за жаркого спора с легатом Марцием, а тут к нему ввалился какой-то варвар в сопровождении центуриона Рабирия, который командовал конным отрядом и которого Скрибоний уже сегодня видел. Жестом он уже отдал приказ вышвырнуть этого гостя прочь и собирался было вновь начать спор со старым легатом, но слово неожиданно взял нумидиец, заговорив неожиданно умело для африканского варвара. - Я пришел сюда не просто так, а с очень важными сведениями и я очень сильно рискую, приезжая к вам. Господин Курион, дайте мне хотя бы рассказать вам о том, что мне известно, это связано с моим царем. Точнее бывшим царем, - быстро заговорил пришелец, стараясь достучаться до пропретора. - Командир, я привел его, потому что он хотел поделиться очень важными сообщениями о нумидийсой армии, из-за которой сейчас все на взводе. Кроме некоторых, которые, кажется, радуются тому, что будет чем заняться, - вставил свое мнение Рабирий, несмотря на жест Куриона не собираясь пока вышвыривать варвара из палатки, однако был готов подчиниться приказу, если Скрибоний не передумает.       Пропретор на секунду задумался, хотя был готов чуть ли не лично вытолкать обоих гостей из шатра, но ы словах нумидийского гостя было что-то, что его заинтересовало. Его спор с опытным немолодым легатом зашел в тупик и в чем-то Курион был даже рад появлению кого-то третьего, кто своими сведениями мог бы помочь решить их жаркий спор. Окончательно передумав, Скрибоний отошел назад, позволяя нумидийцу остаться и представиться. - Я Массива, господин Курион, я из древнего рода и был при дворе Юбы, но из-за подозрений в заговоре против царя меня изгнали из пределов Нумидии. Я живу чуть дальше за великой рекой Баграда и я прибыл сюда поделиться важными сведениями о происходящем на том берегу, - почтительно отвечал нумидийский гость, поклонившись еще раз в знак уважения к римскому командиру. Варвар не стеснялся обращаться к пропретору чуть ли не как к царю, что для римлянина было бы немыслимой дикостью. - Хорошо, Массива, что именно ты хочешь нам поведать? И почему ты хочешь это сделать, неужто только из мести своему бывшему царю? Но учти, если ты нам солжешь, я обещаю, ты испытаешь на себе наш гнев, если же ты говоришь правду, я готов щедро вознаградить тебя. Итак, что происходит на том берегу Баграды? - Курион чуть с подозрением смотрел на нумидийского гостя, но тем не менее каких-то поводов для подозрений Массива не давал. Сам не зная почему, но пропретор отчасти доверял его истории об изгнании. - Да, мой господин, я хочу, чтобы этот мерзавец и палач получил по заслугам. Проезжая по лагерю, я слышал, как твои люди переживают по поводу приближения царского войска. На самом деле нет, все не так, как вы думаете. Мне известно, что нумидийцы действительно идут на помощь Утике, вот только самого царя там нет, как и его армии. К вам приближается один из его командиров Сабурра примерно с пятью тысячами воинов максимум. Он хочет своим появлением запугать вас, дезориентировать и сбить с толку, заставив снять осаду. Юба боится открытого конфликта с Римом и потому отправил своего подчиненного, чтобы в случае его неудачи сделать вид, будто бы это личная инициатива одного из его префектов, решившего подработать наемником, - быстро, но твердо и четко принялся излагать сведения нумидиец, чувствуя себя гораздо увереннее, поскольку Курион отказался от идеи выставить его прочь. - Они еще далеко за рекой, но скоро смогут через нее переправиться, если не встретить их раньше.       Повисла короткая тишина, поскольку все трое присутствующих обдумывали сказанное. Точнее обдумывали это Курион с Руллом, Рабирий стоял рядом с ними, с некоторым волнением ожидая их решения. Центурион не особо верил слухам про царское войско, но лагерь был ими наполнен и это волнение передавалось ему самому. Постуму хотелось бы хотя бы для себя поставить точку и, наконец определиться с тем, где все-таки правда, а где ложь.       Скрибоний тоже размышлял над услышанным, получалось что он был прав и Вар попросту решил их запугать, очевидно договорившись разыграть с Сабуррой и Юбой этот спектакль, чтобы перепугать его войска и заставить их если не бежать, то точно упасть духом. А вот легат Марций всем видом показывал, что он не верит ни единому слову этого варвара и услышанное лишь больше укрепило старого командира в опасениях и желании убраться отсюда поскорее. - Значит, я был прав и никакой царской армии не существует, но есть небольшое войско, которое нам по силам. Вот видишь, Рулл, я же говорил тебе, что Вар попросту решил нас обхитрить, а ты повелся, как и некоторые паникеры, - все же не упустил шанса уколоть спорщика Курион, для которого слова Массивы стали невероятным облегчением, с его души словно сняли тяжелые кандалы и он почувствовал себя куда увереннее. - Командир, я бы на вашем месте не слишком доверял этому варвару. Что если он подослан сюда нашими врагами? Вдруг это он пришел обмануть нас? Может быть, это какая-то хитрая постановка с их стороны? - несмотря на заверения Массивы, легат Рулл твердо стоял на своем, еще больше убедившись в том, что этот нумидиец просто их обманывает с какими-то целями. Слишком уж подозрительно вовремя на его взгляд он здесь появился. - Допустим, Марций, допустим ты прав, и он специально сюда подослан нашими врагами. Тогда может ты объяснишь, зачем им это нужно? Чего они добиваются, скармливая нам эту ложь? - решил упереться Скрибоний, не понимая подозрений своего главного советника. Курион верил рассказу нумидийца, причин не доверять ему он особых не видел, поскольку все укладывалось в ту картину, которую видел для себя пропретор Сицилии, который сразу заподозрил в словах Аттия Вара ложь. - Очевидно сбить нас с толку, Гай, заманить в ловушку, заставить нас остаться здесь и разбить превосходящими силами. Я не знаю, что конкретно они затеяли, но я бы не доверял ему и настоял бы на укреплении лагеря и подготовке к эвакуации легионов на Сицилию, - все также шепотом, дабы не слышали посторонние, продолжал убеждать Рулл пропретора. Слова Вара сильно впечатлили его, и легат из опасений продолжал настаивать на обороне и вызове подкреплений или эвакуации на остров. - Снова про отступление?! Рулл, ты что?! Ты сильно переоцениваешь их шансы легат. А может не этот перебежчик лжец, а Аттий и никакой большой нумидийской армии сюда не идет? Он только и сыплет пустыми угрозами, рассчитывая, что мы сбежим отсюда или оставим Сицилию без защиты, взяв оттуда дополнительные войска. Думай, легат, неужели ты не видишь, что нас пытается обмануть этот помпеянец, а не нумидиец. К тому же я знаю Юбу, он слишком труслив, чтобы выступить против нас в такой ситуации, - продолжал упираться Курион, причем повторные слова о возможном отступлении так его удивили, что он забыл о шепоте и повысил голос на подчиненного командира, не понимая, почему тот упирается. - Погодите, если он нам лжет, это можно проверить и небольшими силами. Я могу это устроить со своими подчиненными. Войско взбудоражено слухами и ждет ответа от вас, пропретор, что нам делать дальше и чему верить. Надо покончить с неопределенностью и узнать, идет сюда Юба или нет и идет ли кто-то вообще. И чем скорее мы получим ответы, тем лучше, я считаю, - неожиданно влез в перепалку командиров центурион Рабирий. Конечно, по влиянию он уступал и тому и другому, но нужно было найти какое-то решение.       Курион, как и Рулл, замолчал, не ожидая, что центурион влезет в их спор со своими советами. Это выглядело некрасиво, но Скрибоний поймал себя на мысли, что Постум по большому счету прав и нет никакого смысла сейчас спорить о доверии нумидийцу, если его слова можно проверить. Тем более это заметил и сам Массива, поскольку разговор между римлянами стал сильно громче шепота и потому теперь он сам решил взять слово. - Я понимаю, что вы мне не доверяете полностью, я бы и сам отнесся к подобному с подозрением. Но я могу показать вам брод, через который собирается перейти Сабурра, он уже поставил там лагерь. Сил у него не так много, примерно восьмая часть стоит на переправе, остальные только подходят. Готов поклясться перед всеми известными мне богами, что в моих словах нет лжи, - продолжал заверять римлян перебежчик, рассказывая все, что было ему известно о нумидийцах. - Позвольте мне доказать свою правоту и полезность, господин. Я очень хочу отомстить тем, кто изгнал меня. Мы проведем разведку, но надо идти в нее сейчас, пока еще не рассвело, чтобы нас не обнаружили. Пусть твои люди сами убедятся в истинности моих слов.       Массива говорил четко, твердо и уверенно, при этом аккуратно прося римлян помочь ему осуществить месть, чуть заискивая перед Курионом. Легат Марций смотрел на этого варвара будто на врага, всем видом показывая, что не верит его словам и клятвам. Центурион конницы Рабирий тоже особого доверия к словам нумидийца не испытывал, хотя и не спешил с осуждениями и считал, что стоит проверить насколько Массива с ними искренен. А вот Скрибоний почему-то чувствовал, что этот варвар говорит ему правду, к тому же, его слова можно было проверить и на основании этого уже решать, что делать.       Курион был в очень непростой ситуации, войско, взбудораженное словами о приближении войска царя Юбы, было напугано и его следовало успокоить, доказав, что это ложь Вара. Словам помпеянца бывший трибун не верил совсем, не понимая, почему откровенному врагу верят больше, чем изгнаннику-перебежчику. Скрибоний думал долго, не обращая внимания на редкие перешептывания в палатке между Руллом и Рабирием, которые что-то обсуждали между собой, но все же пришел к выводу, что можно рискнуть и проверить слова нумидийца.       Если они окажутся правдой, то можно будет с частью войск пойти навстречу Сабурре и запросто разбить его немногочисленную армию, а затем опять вернуться под Утику. В случае же если перебежчик лгал, то у Куриона будет время укрепить лагерь, занять оборону и дождаться подкреплений, чтобы дать бой армии Юбы. На худой конец можно было покинуть Африку и уйти в Сицилию морем, заняв на ней оборону. Тщательно все взвесив и обдумав, пропретор, наконец, принял волевое решение. - Хорошо, я отправлю часть всадников с тобой, Массива. Если твоя информация будет верна, тебя ждет награда. Рабирий, собери несколько турм, поедешь с ним, - начал отдавать окончательные распоряжения Курион, поскольку их дискуссия уже выходила за рамки допустимого и нужно было уже поставить в ней какую-нибудь логическую точку. Едва Массива ушел из шатра, Скрибоний наклонился к своему центуриону и прошептал как можно тише, чтобы никто посторонний не услышал. - Проследи за ним. Если заведет в засаду, убей его. Я ожидаю, что кто-нибудь из вас вернется до завтрашнего вечера, потому что ты прав центурион, войско надо успокоить и чем скорее мы узнаем истину, тем лучше. - Для меня это огромная честь, служить Риму и вам, господин Курион. Я благодарен, что вы доверились мне, я покажу вам переправу через реку и часть вражеского войска. Если я лгу, то пусть испепелит меня солнце пустыни, - снова поклялся довольный нумидиец, низко кланяясь римскому пропретору, что все же решился ему поверить. Довольный собой варвар в предвкушении покинул палатку, направляясь к своему скакуну, чтобы повести римский отряд на разведку. - Будет сделано, командир, я лично выпотрошу этого варвара, а то, что останется прибью к кресту, если он подставит нас, - ударив себя в грудь, пообещал Постум, надевая свой шлем перед тем, как покинуть шатер и собраться в ночную разведку. Палатка Куриона и так была почти пустой, а сейчас в ней и вовсе остался только пропретор со старым легатом, который тоже засобирался на выход. - Я не должен оспаривать приказы командира и буду им подчиняться, но на мой взгляд мы допускаем ошибку, - более опытный командир Рулл не удержался и снова поделился со Скрибонием своими подозрениями и скепсисом в отношении Массивы, но тем не менее упираться и переубеждать пропретора не стал, вместо этого также направившись на выход, к своей палатке.       Ночью в северной Африке было куда приятнее, чем днем. Не было этого палящего солнца, от которого спастись можно было лишь в тени или в воде, как не было и жуткого зноя. Вместо этого собиравшийся центурион ощущал приятное тепло в постепенно остывающем ночном воздухе, посматривая на ясное небо и большую луну над ними. Идеальная погода для прогулки под звездами, как казалось центуриону, но времени ею наслаждаться у него не было.       Отряд неспешно готовился к выезду в африканскую ночь, снаряжая себя и лошадей. Путь обещал быть не слишком долгим, но римляне собирались со всей серьезностью, понимая, чем разведка может закончиться. Постум ходил по своей части лагеря от одной группы солдат к другой, раздавая указания и поднимая уже собиравшихся ложиться легионеров из тех отрядов, которым предстояло выехать. У одной из палаток он встретил знакомого лихого подчиненного Вокония, который уже собирался ложиться, но заметив возню в лагере, первым обратился к центуриону. - Куда все это вдруг засобирались, Рабирий? Да еще и на ночь глядя? Неужто ворота Утики открылись, и мы собираемся за ночь перерезать город? - поинтересовался отважный и юный декурион Назон, который был одним из тех немногих, кого слухи о приближении царского войска не напугали, а наоборот воодушевили. Порой Воконий был отважен до безрассудства, и молодая кровь давала о себе знать. Декурион выглядел слегка сонным, но приготовления сильно возбудили его и заинтересовали и теперь сна не было ни в одном глазу. - В разведку, Назон, собираемся к Баграде. Ты с нами или как? Не думаю, что ты захотел бы это пропустить, хотя это не для слабых духом, - поинтересовался у него чуть насмешливым тоном Постум, хотя он скорее по-доброму подтрунивал над этим юношей, нежели со злом. Хотя он и понимал, что этот лихой декурион мог бы натворить дел, но он был его подчиненным и надо было брать с собой. - Спрашиваешь. Наконец хоть каким-то делом займемся, а не будем просто сидеть под стенами этой крепости, - Назон, что еще минуту назад выглядел сонным и собирался было ложиться мгновенно приободрился и принялся собираться в разведку, поторапливая и немногих подчиненных ему легионеров. Для Вокония это был превосходный шанс проявить себя и поучаствовать в чем-то более серьезном, чем работы в лагере.       Отряд собирался долго, с учетом наступившей ночи, но Курион хотел в идеале уже утром получить ответы на свои вопросы о вражеской армии. Массива уже был готов и теперь лишь ждал, когда Рабирий соберет сотню-полторы воинов на случай, если их обнаружат и завяжется битва. Легионеры постепенно подтягивались к выходу из укрепленного лагеря, пока наконец не были готовы и центурион не дал сигнал нумидийцу вести их.       Путь к Баграде не обещал быть долгим, да и найти ее было просто, именно по ее берегам по-настоящему била ключом жизнь. Ее берега были покрыты небольшими лесами и многочисленными кустарниками, что были прекрасно заметны даже с наблюдательных башен лагеря. Именно к ним и вел римлян проводник, намереваясь по достижению реки пойти вдоль нее к броду. Пока они не приблизились к бурной растительности легионеры еще переговаривались друг с другом достаточно громко, чтобы даже центурион их мог слышать, но вот уже когда отряд оказался под сенью небольших деревьев, Массива остановился. - Передай своим, чтобы дальше вели себя тише и осторожнее. Центурион. Не хотелось бы, чтобы враги узнали о нашем присутствии раньше необходимого, - потребовал пониженным голосом от Рабирия варварский всадник, озираясь по сторонам и вслушиваясь в тихую ночь.       Постум с долей подозрения посмотрел на Массиву, но тем не менее передал его просьбу подчиненным перед тем, как продолжить движение. Все же если этот варвар им не лгал, у них есть отличное преимущество, ибо войска нумидийцев не подозревали о том, что Курион прознает об их присутствии. И терять такое преимущество никому из присутствующих римлян не хотелось и практически все разговоры стихли, оставляя лишь некоторые перешептывания между самыми болтливыми.       Пять турм неспешно подъезжали к месту, куда их вел нумидиец Массива на своем скакуне под зеленой сенью, сквозь которую иногда проклевывалось ночное небо, усыпанное звездами. Не считая цокота копыт, и шелеста листвы римлян окружала гнетущая, а порой и зловещая тишина. Центуриону Рабирию Постуму было не по себе больше всех, он продолжал косо посматривать в спину своего африканского проводника, терзаясь сомнениями о его лояльности, но пока нумидийский всадник не давал поводов для подозрения.       Остальные следовали за ним молча, лишь изредка перекидываясь парой негромких фраз, словно опасаясь, что их может кто-то услышать. Некоторые, вроде юного декуриона Вокония Назона ерзали, в предвкушении чего-нибудь интересного, откровенно скучая в лесной тишине. Они были настроены дать нумидийцам за рекой битву хоть прямо сейчас, поскольку сидеть и работать в лагере для них было попросту скучно, а из Утики никто не шел на вылазку.       Так они и ехали, неизвестно сколько, неизвестно как далеко по прибрежному лесу, пока, наконец, когда ночь была темнее всего, Массива неожиданно не поднял руку, остановив своего скакуна. Жест заставил переполошиться и слегка занервничать всех присутствующих, центурион даже начал смотреть по сторонам, словно ожидая увидеть какую-нибудь засаду, но ничего подобного, ночь была все также спокойна и тиха и эту тишину прерывало лишь журчание реки. - Великая река Баграда, за которую мне путь закрыт пока жив Юба. Как и обещал, я укажу вам брод и докажу, что я не лгал вам о нумидийских войсках. Они там, но их не так много, как вы все думали, - негромко, так что слышал только Рабирий и несколько легионеров из первой турмы, заговорил Массива с нотками грусти в голосе. Затем он обернулся к командиру конницы, смотря на него своими голубыми глазами, переливающимися в лунном свете. - До брода десяток стадий, мы скоро доберемся до него. Будем идти под покровом природы и как можно тише. Никаких факелов, никакого огня, мы никак не должны выдать свое присутствие здесь, ясно? - Ясно, но к чему такая скрытность? Я еле реку отсюда вижу, не говоря уже про другой берег, - поинтересовался Постум, напрягая глаза и вглядываясь в темный речной покров, что протекал чуть вдали от них, едва заметный за бурной растительностью, покрывшей его берега. - Там начинается царство Юбы, его разведчики рыщут здесь, следя за рекой. Если не хотите, чтобы они прознали про нас, нужно быть осторожнее и не говорить во весь голос, центурион, - метнул камень на сей раз в огород римского командира проводник, прикладывая палец к губам, призывая того и остальных говорить потише. - Я вижу, ты не веришь мне, Рабирий, но ты все поймешь, когда сам увидишь. За мной.       Более не разговаривая, Массива медленно направился на своем скакуне вверх по течению великой реки Баграды. По цепочке передалось и его предупреждение, и даже самые болтливые легионеры стали переходить на шепот, а то и вовсе замолкать.       С каждым шагом по покрытому растительностью берегу реки тревога только нарастала. Римляне заметно нервничали, как и их проводник, впиваясь взглядом в ночную темноту и вслушиваясь в тишину. Некоторым, особо впечатлительным всадникам казалось, что они видят на том берегу в растительности воинов-нумидийцев, что рыскают по реке и следят за всеми их перемещениями. Были это и вправду люди или ночные хищники, а может и вовсе тревожные фантазии римлян, наверняка сказать никто не мог.       Неизвестно, как долго ехали римские всадники по берегу Баграды. Казалось, что где-то далеко на востоке уже начинает потихоньку светлеть темное звездное небо и ночь постепенно уходит. Но вот и сам Массива вновь остановил своего скакуна, поднимая вверх ладонь, призывая легионеров остановиться. Некоторые, едва ли не засыпавшие на ходу всадники встрепенулись и оживились, с ожиданием смотря на проводника. Как следует вглядевшись в предрассветную темноту, нумидиец вновь обернулся к римскому командиру и негромко заговорил с ним. - Я вижу их, они там, а ты мне не верил. Посмотри сам, - прошептал Массива высокомерно-снисходительным тоном, приглашая Рабирия подъехать чуть ближе и всмотреться в ночную даль, в другой берег Баграды. Проводник не отказал себе в удовольствии поддеть недоверчивому командиру римлян.       Заинтересованный центурион, слегка волнуясь, подъехал к нумидийцу. Оказавшись на более удобной позиции Постум, даже не особо напрягая зрение приоткрыл рот от увиденного. Вдали за рекой, на том берегу горели многочисленные огни, большие и малые, а в ночи проглядывались очертания шатров, подле которых стояли размытые силуэты людей. До них было всего три-четыре стадии, всего ничего, к тому же благодаря небольшой возвышенности, на которой они находились, противник оказался как на ладони.       Место, где расположились нумидийцы было открытым, они не скрывались под покровом немногочисленной растительности, встав на голом берегу, где очевидно пролегал брод, о котором рассказывал проводник. Наблюдать за ними отсюда было проще простого, в то время как те, кто был в лагере вряд ли могли их заметить, да и вряд ли они вообще рассчитывали, что римляне так скоро узнают об их прибытии к реке. - И правда, вражеский лагерь, как ты и говорил. Сколько их там? - все же наступил на свою гордыню центурион, будто бы извиняясь перед варваром за то, что не верил тому и подозревал в предательстве. Теперь дело было за малым, узнать сколько примерно врагов расположилось на другом берегу Баграды и вернуться к Куриону с докладом. - Я точно не знаю, но судя по числу шатров, которые я вижу... Несколько сотен, их раза в три больше нашего. Лагерь не укреплен, значит они все еще отдыхают после долгого пути. Как я и говорил, они только прибыли, наверняка это лишь передовой отряд военачальника Сабурры, который должен занять переправу, - внимательно вглядываясь вдаль начал перечислять свои соображения нумидийский проводник. Он хорошо знал войско своего бывшего царства и потому мог по числу палаток практически безошибочно определить число солдат Сабурры на том берегу. - Хорошо, теперь выбор за тобой, центурион, или мы их атакуем сейчас и забираем переправу, а заодно и нескольких пленных, которые полностью подтвердят мою правоту о том, что никакого Юбы здесь нет. Или же поворачиваем обратно и сообщаем твоему господину о врагах на переправе. - Погодите, мы проделали этот путь, чтобы просто развернуться и уйти? Их же там не так много, и они не знают о том, что мы здесь, - возмущенно и недовольно заговорил декурион Назон, вытирая пот со лба, смотря то на центуриона с варваром, то на вражеский лагерь вдали. Выглядел он очень аппетитно, казалось, нужно было только протянуть руку и взять его, а учитывая глубокую ночь вряд ли многие из их врагов были на ногах. - Рабирий, давай покажем им силу Рима и пусть они пожалеют, что сунулись сюда!       Массива, несмотря на то что, был не против атаковать бывших соратников, слегка опешил от такой смелости молодого декуриона, в котором явно играла, кипела юная кровь, жаждавшая признания и подвигов. Воконий, как и часть всадников явно не насытились победой над войсками оптиматов и жаждали показать свою настоящую силу, а тут им выпадал уникальный шанс, который, наверное, никогда более в их жизни и не представится.       Враг был как на ладони и вряд ли мог даже предполагать присутствие целых пяти турм римских всадников в паре-тройке стадий от своего лагеря. Да, их было больше, но римлян численность их врагов никогда не останавливала, тем более что караульных было всего несколько десятков, остальные варвары спали в своих палатках. И если нумидийский всадник молчаливо ждал решения римлян, а Рабирия крепко призадумался над, казалось бы безумной и авантюрной затеей, то Воконий наоборот уже обнажил клинок, желая напоить его кровью врагов Рима и выслужиться перед другими и доказать, чего он стоит. - Это большой риск, Постум, их больше нас раза в три. Если ничего не получится только зря поляжем, да еще и выдадим врагу наше присутствие. Мы потеряем наше главное оружие - внезапность. Я все же думаю, пусть они и дальше будут в неведенье, пусть даже укрепят свой лагерь и перейдут на наш берег, но мы через несколько дней явимся сюда с большими силами и отправим их кормить рыб, Рабирий. Но ты главный и я поддержу любое твое решение, хотя все же советую тебе проявить осторожность, - попытался взять слово Массива, предложив свой вариант действий римскому центуриону, нумидиец был не против и напасть хоть сейчас, но все же понимал, насколько затея рискованная. Но именно Постум был главой этого отряда и за ним было решающее слово.       Теперь настала очередь как следует задуматься центуриону, молодые всадники, в большинстве своем были настроены решительно, желая прихлопнуть врагов побыстрее, используя элемент внезапности, в то время как воины поопытнее таким энтузиазмом не горели, как и нумидийский проводник, который предлагал Рабирию разные варианты действий, но все же склонялся к тому, чтобы вернуться обратно и рассказать обо всем увиденном в лагере и не делать глупостей. - Хм... Их лагерь не укреплен и если мы ударим сейчас, то заберем переправу себе и не придется потом отбивать ее у них. Сейчас их не так много, а через несколько дней их тут может оказаться в разы больше, чем сейчас, - начал вслух рассуждать центурион, споря по большому счету сам собой и приводя самому себе аргументы в пользу того или иного решения.       Рабирий все больше и больше склонялся послушать молодого Вокония, который был готов хоть сейчас сорваться с цепи и разорвать нумидийцев за рекой, нежели куда более острожного Массиву, который слушал рассуждения Постума с долей скепсиса, но все же не выступал против и даже в чем-то мог с ним согласиться. Всадники по большому счету колебались, хотя и желавших растоптать врагов хватало, но очевидно, что последнее и решающее слово оставалось за Рабирием. - Я вижу ты решил дать им бой, центурион, что же, твоя воля, но будь осторожен. Их там, напомню, больше нас раза в три, это огромный риск, - взвесив все за и против решил сказать последнее слово Массива, сомневаясь, что оно что-то изменит, тем более что он был готов согласиться и на ночную атаку на нумидийский лагерь. - Мы можем напасть, но есть риск, что утром наши изуродованные трупы выловят дальше по реке, не стоит недооценивать воинов пустыни, Рабирий. К тому же, если соберешься атаковать, то оставь в живых хотя бы командира лагеря или еще кого-нибудь, потому что я хочу доказать и в лагере, что вы зря мне не поверили. А они рассказать могут много интересного. - Не выловят, если мы поступим грамотно. Если правильно рассчитать момент и ударить со всей силы, они ничего не смогут сделать. Предлагаю подойти поближе и, дождавшись смены караула нанести им быстрый и сокрушительный удар. Если там и вправду брод, то они и понять ничего не успеют, как мы окажемся в их лагере, - все же сохраняя более-менее трезвую голову, заговорил центурион, успокаивая нумидийца, да и других легионеров-скептиков, что сомневались в этой авантюре. - Рабирий дело говорит, один удар и у Харона сегодня прибавится работы, -подняв свой меч в знак одобрения, заговорил распаленный Воконий, вызывая одобрение своих молодых соратников и подчиненных, жаждавших крови варваров. Декурион был невероятно рад тому, что центурион перешел на его сторону и, по сути, дал добро на атаку по ничего не подозревающему врагу. - Смотри как бы к Харону не отправился ты сам, Назон, тебе стоит научиться держать свою смелость в узде, используя ее, когда это нужно больше всего, а не постоянно, когда ситуация не в твою пользу, - все же решил слегка осадить молодого декуриона Постум, понимая, что этот юноша был готов хоть сейчас ринуться на вражеский лагерь, не выжидая для того удобного момента. Рабирий же отлично понимал все риски и хотел выйти из этой авантюры с как можно меньшим ущербом, надеясь поймать врага в момент наибольшей уязвимости. - А ты, Массива, проведи нас к броду, будем атаковать.       Пробурчав что-то под нос Назон тем не менее слегка поумерил свой пыл, понимая, что нумидийцы никуда от них не денутся и что стоит по полной использовать преимущество внезапности для быстрой и уверенной победы. Массива же не стал возражать или спорить с командиром римлян, да и вряд ли он собирался это делать. Он снова призвал жестом пойти следом за ним, чтобы подвести отряд всадников как можно ближе к броду, стараясь при этом не нарушать скрытности.       Более-менее придя к решению, центурион приказал потихоньку готовиться к бою, а затем вновь последовать за шепчущим какие-то призывы к своим богам нумидийцем. Тот вел их медленно и неспешно к броду, скрывая от глаз варварских дозорных на том берегу. Баграда была достаточно широкой рекой, однако преодолеть ее на мелководье было делом быстрым и не слишком сложным.       Заняв подходящую для наблюдения, а также быстрой и стремительной атаки, римляне стали волнительно выжидать подходящий момент. Нумидийские дозорные, мягко говоря, не блистали бдительностью, порой ведя себя чересчур беспечно, на глаза недостаток дисциплины, присущий многим варварам. К тому же вряд ли они подозревали, что об их присутствии здесь известно кому-то кроме них самих. Немногочисленные стражи лишь иногда посматривали на другой берег, в основном болтая о чем-то друг с другом или рисуя что-то на песке, откровенно страдая от скуки и стараясь не заснуть. Соблазн навалиться на столь беспечных варваров был велик, но Рабирий все не давал сигнала, выжидая подходящего момента. - Смотрите, как только они пойдут меняться, мы атакуем. Три турмы бьют по центру, две другие обходят их лагерь с флангов, чтобы отрезать им пути к отступлению, - объяснял подчиненным младшим командирам свой план Постум, уже придумав как наиболее эффективно разбить передовой отряд нумидийского войска.       Ожидание было тревожным и мучительно долгим, каждая минута тянулась едва ли не вечность. Небо постепенно светлело все больше и больше, хотя ночь все еще оставалась, пусть и понемногу давала дорогу Авроре. Большинство всадников с ожиданием смотрели на командира, готовясь в любую секунду ринуться к атаке. Остальные, более скептически настроенные шепотом просили богов о помощи.       Рабирий и сам устал ждать, но не торопился пойти в бой, сломя голову, стараясь подгадать наиболее удобный момент. Долгое, очень долгое ожидание, наконец, было вознаграждено и невнимательные часовые стали сниматься со своих постов, большинство стало расходиться по шатрам, чтобы отдохнуть и поднять на стражу других воинов. За рекой практически никто не следил, относительно готовых к бою нумидийцев остался от силы десяток другой, у всадников теперь был подавляющий численный перевес. - Пора, к бою, сыны Ромула! Окружим и перебьем их! - приказал, заметив начало смены караульных центурион, поднимая копье выше и собираясь возглавить атаку. Расстояние между ними, даже с учетом брода было минимальным и стремительность атаки определила бы ее успех. - Да, пора показать этим варварам силу римского оружия! - согласился декурион Воконий, приказывая своей турме готовится к бою, поскольку от них еще и требовался небольшой обходной маневр.       Уставшие всадники заметно встрепенулись и приободрились, выхватывая копья, мечи и луки. В уже задремавших воинах пробудилась жизнь и жажда крови и они стали стремительно готовится к схватке с превосходящими силами нумидийского царя на том берегу Баграды. Массива же, тяжело вздохнув, поднял свое копье, все же он совсем не хотел этого боя, но выбора у перебежчика не было.       По знаку Рабирия всадники, разбившись на турмы перестроились для стремительного удара и тут же понеслись вперед к реке. Спящие берега Баграды разорвал рев нескольких римских букцин, звавших кавалеристов в атаку. Выехав из своего укрытия на берегу, воины тут же поскакали через брод в атаку на нумидийский лагерь, накатываясь на него словно волна.       Стражи варварского лагеря, что еще оставались наблюдать за Баградой попросту оцепенели от страха и ужаса, не в силах даже толком поднять тревогу. На них летела сотня-другая всадников, взявшихся будто бы из ниоткуда, стремительно преодолевая брод. Хотя в лагере их расположилось несколько сотен, против внезапно навалившегося противника к бою были готовы от силы три-четыре десятка, к тому же рассеянных по берегу. В то время как римляне летели к ним практически плотным строем.       Легионеры, вооруженные копьями, мечами и стрелами приближались с каждой секундой к лагерю, а те, что были на флангах старались охватить нумидийский отряд с двух сторон. В оказавшихся снаружи варваров полетели редкие стрелы, а порой и копья, пронзая даже не одевших толком броню воинов. Те же, кому повезло и кого миновали смертельные снаряды в основном с криками бросались наутек в разные стороны и лишь немногие пытались более-менее оказать сопротивление налетевшим всадникам.       В самом лагере тут же началась самая настоящая паника. Нумидийский отряд, который до сей поры безмятежно спал оказался мгновенно сокрушен кавалерийским ударом. Немногие успевали, взяв хоть какое-то оружие, выскочить из шатров, чтобы тут же получить стрелу или копье от римских всадников, другие, бросив все, бежали наутек, куда глаза глядят и тоже становились легкой добычей для напавшего перед рассветом врага. Рабирий, как и некоторые всадники, пролетая через лагерь, подрубали палатки, которые обрушивались на бывших внутри воинов, которые мгновенно оказались будто бы замотанными в паутину, не в силах из нее выбраться, а потому становились легкой добычей.       Римляне своего не упускали. Массива же и вовсе, идеально чувствуя себя верхом, на своем скакуне проехал мимо одного из костров и, ловко наклонился зажигая свой факел от него. Затем, вернув равновесие, нумидиец тут же метнул его в один из шатров с варварами внутри, который тут же принялось поедать пламя. Перепуганные лошади врагов Рима, оставшись без наездников, также хаотично носились по лагерю, стремясь убежать как можно дальше, попутно сбивая палатки со своими же хозяевами.       Назон со своим отрядом быстро пробился к главному шатру, в котором очевидно должен был быть командир отряда. Не встретив даже стражи, молодой декурион сам слез с лошади и ворвался в палатку, где в панике метался едва проснувшийся варвар, не успевший даже надеть какую-либо броню или взяться за оружие. - А теперь сдавайся, к счастью, ты, в отличие от других пригодишься нам живым! - грозно потребовал Воконий, направляя свой клинок прямо на растерявшегося варвара. Вряд ли нумидиец понимал латынь, но вот гладиус в полуметре от него был красноречивее любых слов и понятен любому варвару.       Тем не менее перепуганный командир, то ли от отчаяния, то ли от взявшейся откуда-то большой смелости, сделал шаг в сторону и накинулся с голыми кулаками на декуриона, стараясь попасть тому в открытое лицо. Чуть опешивший от такой наглости Назон еле успел увернуться и тут же ответил свободной рукой. Удар вышел что надо и пришелся точно в челюсть нумидийцу, который тут же рухнул на спину, а декуриону показалось, что он увидел вылетевший зуб. Грохнувшись на пол своего шатра, командир затих, хотя, очевидно, был жив.       Осмотревшись по сторонам и слушая шум боя, Воконий решил слегка вознаградить себя за то, что лично разделался с нумидийским командиром и пошел по шатру, выискивать что-нибудь интересное. Немного золота, какие-то украшения были не так интересны, в отличие от спрятанного в ножны клинка, который лежал под ложем и о котором, видимо, варвар с перепугу попросту забыл. Назон из интереса обнажил клинок и замер в изумлении, меч варвара переливался каким-то темным пурпурным светом, чего декурион никогда ранее не видел и завороженно смотрел на клинок, видя в нем свое отражение. - Ничего себе... Интересно, сколько он стоит? - спросил самого себя молодой декурион, не в силах оторвать глаз от этой прелести. Он никогда ранее не видел и не слышал ничего про подобное оружие, очевидно оно было крайне редким и было сделано из особых металлов. Наверняка и стоит он огромных денег, думалось Воконию. - Назон, ты где!? Ты разобрался с командиром?! - раздался откуда-то из-за другого конца палатки крик центуриона Рабирия, который искал декуриона. Очевидна битва была более-менее завершена, не считая незначительного сопротивления единичных нумидийцев, с которыми очень быстро расправлялись. - Да, уже иду! - ответил Назон, которого центурион вырвал из собственных размышлений. Декурион не стал упускать такой трофей и, убрав его в ножны, повесил на пояс, на всякий случай чуть сдвинув его за плащ, чтобы не было видно. Все-таки мало ли это оружие приглянется кому-то из других легионеров или командиров.       Затем Воконий поднял вырубленного варвара на плечо и выволок его из палатки под первые лучи рассветного солнца. Почти все палатки либо догорали, либо рухнули, а на них виднелись обильные пятна крови. Повсюду лежали погибшие в суматохе нумидийцы и, что удивительно, римлян среди жертв не было видно, настолько эффективной получилась их атака на неподготовленного противника. Разве что пара легионеров перевязывали легкие раны. Пленных тоже набралось достаточно, почти под сотню, остальных перебили в ночной схватке или сожгли вместе с шатрами, ну и может некоторые смогли сбежать в хаосе. Но бой был окончен полной победой. Оставалось теперь доставить пленных в лагерь Куриона и проверить слухи о нумидийской армии.

******

      Царь даков и гетов мрачно смотрел на Калатис, из которого победоносно возвращались как его подчиненные, так и союзницы-монстры, выводя вереницы пленных. Рядом догорал большой погребальный костер, на котором вместе были сложены павшие при штурме варвары, их союзницы и немногочисленные защитники самого города, жертв среди которых было не так уж и много. Но Буребисту гнело другое, ему теперь достанется, пусть и не сильно, но все же поврежденный город, который еще и потеряет около половины жителей, часть из которых успела спастись на корабле, часть погибла, а остальные угодили в плен.       Все же складывалось так хорошо, местный архонт был готов отдать город ему за сохранение власти и денежное вознаграждение, а в результате Калатис пришлось брать штурмом. Если бы еще его воины и союзницы сработали гораздо лучше при переправе через Истр, то не уцелели бы те две сотни римлян занявшие город и занявшие в нем оборону, если бы не принципиальность местного ополченца их приютивших все пошло бы по изначальному плану. И даже так Буребиста был уверен, если бы не желание его союзниц, Тенебрис и Астерис покарать римлян за сопротивление и дать уйти двум сотням и так ослабленных легионеров, все могло обойтись без жертв и ущерба городу.       Старый царь сидя наблюдал как понемногу розовеет небо вдали над захваченным городом со стороны моря, когда к нему подошла его союзница-вампирша Тенебрис, вытирая свежую кровь с лица и с раздражением заворачиваясь в свой плащ, глядя на розовеющее предрассветное небо. Но даже досадная неприятность в виде приближающегося восхода солнца не могла убрать искреннее удовольствие и торжество с ее лица, когда она подошла к задумчивому царю Дакии. - Вот видишь, царь Дакии, это было совсем не сложно для нас, а ты еще хотел днем атаковать при этом проклятом солнце. Со своей стороны замечу, что твои люди очень смелые и хорошо сражаются, царь Буребиста, мне приятно, что они наши союзники. Но я думаю теперь ты не сомневаешься в нашей силе и наших способностях, как раньше? - поинтересовалась довольная Тенебрис. Она была удовлетворена своей местью римлянам, которые посмели бросить монстрам вызов и дать бой, который практически полностью проиграли и теперь стали их пленниками вместе с горожанами. - Да, ваша сила впечатляющая, я за свою долгую жизнь многое повидал, но признаюсь, никогда не видел ничего подобного, - неохотно, но все же честно признал царь Дакии, задумчиво поглаживая свою бороду. Он не особо верил в могущество этих существ и не видел его своими глазами, но то, как одна стригой была способна разделаться с несколькими обученными бойцами впечатлила бы любого, что уж говорить про ополчение. - С вашей помощью город пал гораздо быстрее, чем если бы мои люди сражались в одиночку. Не люблю я вас, но признаю, что мне дружить с вами выгоднее, чем враждовать. Жаль только городу сильно досталось, а ведь он почти был в наших руках, если бы не ваше упрямство. - Город и так не сильно пострадал, если бы мы воевали как люди, в том числе и вы, от города осталось бы лишь пепелище, а так только поломанные ворота, которые можно починить и не столь большие разрушения. А римлян следовало покарать за то, что посмели нам сопротивляться. Поэтому мы всех их забираем себе, а также половину жителей, оставшиеся люди твои, царь Буребиста, как мы и договаривались, - вампирше не очень нравилось отношение к ним со стороны царя Дакии, с другой стороны ей импонировало, что он хотя бы не боялся его показывать.       Царь Дакии не стал ей отвечать сразу. По сути, ему оставался пусть и не сильно разрушенный город, но дай Залмоксис хотя бы с половиной жителей, поскольку монстры предпочитали забирать большую часть людей себе, отказываясь от богатств в пользу своих союзников из числа людей. Правда Буребисте золото Калатиса не особо было нужно, тем более его там было не так чтобы много. Ему хотелось сделать его одним из центров торговли новой Дакии и, подчинив себе местных греков, позволить им заниматься мореплаваньем, но под его контролем. Теперь же у него оставалось меньше половины жителей, и то не считая сбежавших ранее. - Я прекрасно помню, как мы условились, но можно было бы оставить мне больше людей, я хотел, чтобы они помогали моим подданным осваивать новые ремесла, в том числе мореплаванье. К тому же я бы хотел, чтобы мне отдали нового главу города, того Клеомена, - попробовал настоять на своих условиях Буребиста. Пусть он видел того гоплита первый раз в жизни, но он импонировал ему как глава Калатиса куда больше продажного архонта, тем более что Клеомен был не против иметь дело с даками, но все уперлось в упрямство его союзниц и принципиальность жителей города. - Это исключено. Тот гоплит, что посмел бросить нам вызов, уже занят за нами, так что отдать мы вам его можем только вместе с супругой и то, если она этого захочет. К тому же, я надеюсь, наш договор все еще в силе, и мы можем спокойно переходить через земли Дакии, а также использовать порты, в том числе и этот для снабжения и переброски войск. Я надеюсь, царь Дакии помнит об этих условиях и будет их соблюдать? - Тенебрис слегка возмутила такая просьба царя Дакии, который требовал, по сути, отпустить одного из активных врагов этих монстров, который точно убил одну из них и более во время штурма. - Вы оскорбляете меня тем, что ставите под сомнения мои клятвы. Да, наш уговор в силе, мы дойдем до истинных границ Дакии и полностью освободим ее из-под власти иноземцев. Впереди Одессос, город побольше этого, укреплен лучше, да и думаю римляне будут готовы ко встрече с нами, - довольно резко ответил вампирше правитель Дакии, не стесняясь, благодаря своему положению говорить с ней прямо, а порой и с нотками грубости. Так что больше не смейте ставить мою честность под сомнение. Если кто и нарушит нашу сделку, то только вы сами.       Тенебрис недовольно прикусла губу своими клыками, неплохо разозлившись на очередное дерзкое замечание царя, который не стеснялся говорить с ними откровенно и порой наплевав на правила приличия. Вампирша, такое чувство, была не против выпить из столь своевольного правителя как можно больше крови и как следует его поучить хорошим манерам, но сдерживалась, не желая становится причиной разрыва с даками. - Хорошо, рассчитываю на это, - коротко отрезала Тенебрис, тем не менее стараясь сохранять вежливость при общении со столь грубым варварским правителем, который не стеснялся порой колоть своих союзниц. - К слову, моей матери и моим подчиненным хотелось бы знать, позволит ли царь им поселиться здесь со своими трофеями, в Калатисе на новых землях Дакии? Хотя многие из моих подчиненных наверняка разбредутся по домам, так как их главная цель уже достигнута. - А об этом мы не договаривались, я прекрасно помню условия нашей сделки и там о праве жить на моих землях ничего не было. Я могу об этом подумать, но я не буду заключать никаких новых соглашений, пока не исполнено старое, - быстро отрезал царь Дакии, напомнив вампирше об условии их альянса, где про право проживания монстров на территории Дакии и вправду ничего не было, был разрешен только проход через земли царя, но это не одно и то же. - Но у нас же так превосходно все получается, будто бы наш союз это то, что должно было произойти очень давно. Моя мать будет в восторге, узнав о наших успехах. К чему отказываться от столь обоюдовыгодного сотрудничества, к чему рубить его на корню вместо того, чтобы как следует расширить и углубить? - слегка раздосадовано и с непониманием отреагировала вампирша на отказ в, казалось бы, простом разрешении. Притом, что царь даков не запрещал тем же грекам жить на своих землях, правда с обязательным соблюдением законов и подчинением правителю Дакии. - Давай сначала я выполню свою часть сделки. Дойдем до Одессоса, освободим его, как и другие земли Дакии, а там посмотрим, будем ли заключать еще один договор или нет. Я не люблю Рим, но идти на него я не вижу смысла, да и не нужно это народу Дакии. Ему надо отдохнуть от войн, восстановиться и окрепнуть, хотя бы немного пожив как единое целое, а не лезть всеми силами на чужую войну. Я не знаю, что вы не поделили с Римом, но этот конфликт чужд мне, как и большинству даков, нам нужно лишь то, что по праву принадлежит нам, - решил под таким предлогом уйти от обсуждения всяких вопросов от расширения сотрудничества царь Дакии, который не видел смысла заключать новые сделки, пока не выполнены старые, к тому же, даже этот альянс уже вызывал у него определенные подозрения в адрес детей Ехидны - Конечно, это воля царя Дакии, заключать с нами договора или нет. К тому же, здесь вынуждена согласиться, рассуждать о совместной войне с Римом, заняв всего один город и не уйдя далеко от границы не лучшая идея, - вампирша конечно было разочарована отказом, но старалась этого не показывать, надеясь, что царь Дакии все же передумает и пересмотрит свое мнение за это время и продолжит сотрудничать с дочерями Ехидны.       Тенебрис очевидно была не в восторге от несговорчивости царя Дакии, тем не менее она сдерживала свое раздражение, чтобы не давать поводов для конфликтов, которые сейчас были совсем не нужны им обоим. Вампирша будто бы уже собралась оставить Буребисту в одиночестве, но тут же вспомнила о том, что хотела с ним обсудить чуть раньше, но тогда не нашлось на это времени. - И еще кое-что, как мне показалось, не все твои люди в восторге от нашего союза. Когда мои подчиненные как следует повеселились с проигравшими некоторые твои воины пришли в настоящий ужас и сейчас пытаются опорочить и очернить нас. Я надеюсь, царь Дакии будет благоразумен и не станет верить всяким наветам и нарушать наше соглашение? - неожиданно подняла достаточно болезненную для царя тему Тенебрис, которая особенно в свете сегодняшних событий стала лишь острее. Вампирша не особо волновалась по поводу того, что о ней и ее подчиненных думают воины Дакии, ей гораздо важнее было, чтобы на ее стороне был царь, на которого она выжидающе смотрела своими кровавыми глазами.       Буребиста и сам был не в восторге от альянса со всякими потусторонними тварями, которых с каждым днем прибавлялось все больше и больше, причем бывали там и те, о существовании которых царь Дакии даже не догадывался. Он прекрасно понимал, как это выглядит со стороны его подданных. Не только племенной знати, которую он недолюбливал, но и со стороны обычных людей, которые были шокированы дружбой с кровососами, остроухими и женщинами-волками, которых они до этого знали лишь по зловещим преданиям. Для самого царя это было непростое решение, но ради исполнения своей мечты о единой свободной Дакии он был готов какое-то время потерпеть стригоев рядом с собой. - Я дал слово помочь вам, и я его сдержу, пока я жив, и мне неприятно, что вы ставите под сомнение мою верность клятвам. А то, что часть моих людей недовольна вами, они имеют на это право, в конце концов мы хоть и союзники, но они не ваши подданные, а мои. Но решения все равно принимаю я, и пока мы не освободим Дакию полностью я буду помогать вам против Рима. Но потом наши пути скорее всего разойдутся, - твердо и несколько оскорбленно ответил царь Дакии, поднимаясь на ноги, которого возмутило недоверие со стороны вампирши, от чего та даже сделала шаг назад, не ожидая от него такого. - Не стоит быть столь категоричным, разве союз с нами так плох? У нас один общий враг и мы уже сражаемся плечом к плечу с ним и у нас все прекрасно получается. Так что подумай, царь Дакии, ты можешь получить гораздо больше, чем свое царство, если поможешь нам. Моя мать может предложить тебе буквально все, богатство, новые земли, практически вечную жизнь и молодость. Неужели от всего этого стоит отказываться, неужто не хочется прожить еще долгие годы, вкусив как следует все радости этой жизни? - поинтересовалась Тенебрис, видя довольно категоричный настрой царя Дакии, который скептически относился к новым сделкам с монстрами, как впрочем он к ним относился еще при первой же встрече.       Буребиста замолчал, обдумывая слова вампирской повелительницы, последние и вовсе прозвучали как-то с завлекательной и соблазнительной ноткой, будто бы она не союз ему предлагает, а разделить с ней ложе. Тем не менее старый царь Дакии на подобное не повелся, своим опытом чувствуя, что здесь скрывается какой-то подвох. При этом Буребиста невольно вспоминал греческих и римских послов, которые в обмен на лояльность тоже сулили все мыслимые и немыслимые блага варварским вождям, лишь бы утянуть их на свою сторону и заставить биться за себя. - Я уже стар, и я свыкся с тем, что скоро я отдам душу Залмоксису. Я бы захотел себе молодость, если бы сильно жалел о прожитой жизни, если бы бесцельно потратил все отведенные мне годы. Но я отдал все силы и отдам еще столько же ради того, чтобы мой народ более не убивал друг друга по указке иноземцев или из-за жадности каких-то местных вождей, - твердо и решительно бросил в ответ на подобные соблазны Буребиста. - Не будем спешить. Сначала надо довести дело до конца, освободить Одессос. Там и посмотрим, продолжит ли наш союз иметь смысл или потеряет его.       Закончив с вампиршей, Буребиста бросил последний взгляд на город, с которым ему теперь нужно было что-то придумывать и направился в свой шатер. Все же почти всю ночь он провел на ногах, а солнце, от которого стригой поспешила укрыться потихоньку поднималось над местом битвы. Нужно было прилечь, а потом на трезвую голову все обдумать, к тому же царю было с кем посоветоваться на этот счет. Да и Одессос, что был почти в семидесяти милях к югу отсюда сам себя не захватит. А ведь пока не будут выполнены условия соглашения Буребиста чувствовал, что у него связаны руки.       О своем решении он не сожалел, ведь это был единственный реальный шанс освободить Дакию от иноземного влияния, но что-то в душе старого царя подсказывало, что этим тварям не стоит слишком уж доверять. Свобода и единство племен даков и гетов были превыше всего, и царь был готов потерпеть любого союзника на этом пути, но произошедшее, как и разговор с Тенебрис заставил старого правителя сильно засомневаться в том, правильных ли друзей он себе выбрал.       Повелитель Дакии шагал к шатру, посматривая на тех подчиненных, кто еще не лег отдыхать. Большинство из них пересказывали друг другу услышанное от тех воинов, что были в городе. Тенебрис и вправду было о чем побеспокоиться, поскольку многие были по-настоящему шокированы поведением своих союзниц. Воины были напуганы, порой сильно преувеличивая произошедшее, рассказывая о том, как стригои пили кровь пленников и горожан, которых смогли найти. Однако никакого своеволия они пока не проявляли, пытаясь сначала попросту переварить увиденное, но восторга от дружбы с монстрами на лицах большинства не было, скорее был страх.       Буребиста прекрасно понимал, что они чувствуют, поскольку сам испытывал подобные смешанные ощущения от такой дружбы и поведения союзниц, но ему деваться было некуда. Все же царское слово, по крайней мере в глазах самого царя, значило очень много и легкомысленно поступаться им он не считал правильным. В этот момент он вспомнил свой разговор с Клеоменом, который из принципа отказался выставлять римлян за стены, поскольку пообещал им защиту и решил принять бой, но не выдавать их. Как бы царю Дакии хотелось иметь дело с ним, а не продажным архонтом, но судьба распорядилась иначе.       Уже подходя к своей палатке и готовясь отдохнуть после тяжелой ночи и собраться с мыслями, повелитель Дакии заметил перед ним сразу две фигуры. Одного из них, рослого и богато одетого царь узнал сразу - это был Комосик главный вождь гетских племен, бывший фактически вторым после Буребисты в Дакии. Крайне влиятельный, он зачастую был при царе проводником воли многочисленных племенных правителей, подчинявшихся тому во многом лишь из-за авторитета и силы Буребисты. Комосик хоть и присягнул правителю Дакии, тем не менее оставался племенным вождем, для которого царь был лишь первым среди равных, а не каким-то более высоким, чем они повелителем.       Вторым же был старец в ритуальных одеждах, который тем не менее был моложе самого царя по возрасту, но не по виду. Декеней глубоко почитался даками, как аристократами, так и простыми людьми как всесильный чародей, умеющий говорить с богами, который путешествовал даже в Египет, о котором и не все даки-то слышали. Более того, это был единственный человек во всей Дакии, которого могучий Буребиста очень уважал, к чьим советам прислушивался и даже слегка опасался. По совету жреца даки начали борьбу с греческим культом бога вина и даже перерубили все виноградники, благодаря чему войско царя не было подвержено пьянству. Формально он даже не относился к вождям и не имел никакой власти, но в реальности по влиянию превосходил большинство родовитых варваров. - Вождь Комосик, мой друг Декеней, что вам нужно? Я сильно устал, так что если это не срочно, то я попрошу рассказать мне об этом позже, - уважительно поприветствовал подчиненных царь Дакии, особенно старого колдуна и жреца, подходя к ним. Буребиста уже думал просто пройти мимо них и прилечь отдохнуть, но судя по выражениям лиц, его ожидал серьезный разговор. - Царь Буребиста, я бы хотел поговорить насчет наших союзниц, у вождей есть озабоченность, что правитель, которому они присягали и которому подчинились почему-то предпочитает дружбу с какими-то чудовищами. Я ни в коем случае не обвиняю вас, мой царь, но нужны ответы, чтобы хоть как-то их успокоить, - начал твердо говорить вождь, поправляя густые черные волосы, которые из-а порыва ветра слегка занесло ему на лицо. - Да, повелитель даков и гетов, нам стоит поговорить об этом, союз с подобными существами не одобряем богами, они гневаются, они недовольны. Как и не очень довольны твои люди, Буребиста. Я слышу, что говорят твои воины, не вожди, ходят слухи, что может быть ты околдован или подменен, а то и вовсе продал им душу. Пока это лишь слухи, но нужно что-то с этим делать, - заговорил также и старец, опираясь на посох. Его руки были в крови, очевидно каких-то ритуальных животных, через которых он узнавал волю богов. - Хорошо, давайте поговорим об этом у меня, - устало, но твердо решил царь Дакии, поскольку понимал их беспокойство и волнение, хотя на Комосика он смотрел косо, чувствуя, что его беспокойство не совсем искреннее и за ним скрывается что-то еще и правитель даже подозревал, что именно. Но виду старался не подавать, все же конфликт ему был не нужен, особенно в такой напряженной ситуации.       Буребиста устало вошел в шатер, заняв место на своем троне. Ему хотелось послушать, что ему расскажут его ближайшие подчиненные наедине, без посторонних ушей, особенно без Тенебрис и ее подруг, поскольку они довольно болезненно реагировали на подозрения и недовольство со стороны своих союзников. Вошедший следом старец предпочел присесть, в то время как сильный Комосик остался стоять на ногах и потому предпочел первым взять слово. - Мой царь, как я уже сказал, вожди племен не понимают, почему наш царь заключил договор с какими-то тварями, не узнав их мнения, как и остальных своих подданных, - вождь крайне неохотно и коротко поклонился царю, соблюдая нормы приличия. Старался говорить Комосик осторожно, дабы не разозлить Буребисту. - Почему же царь решился пойти на такой поступок, заключая соглашения с существами, которым даки пугают друг друга, а еще рискуя навлечь на нас всех гнев богов и предков? Я бы настоял на том, что нам не стоит испытывать терпение высших сил и отказаться от любых контактов с этими тварями. А то ходят слухи, что царь ими околдован. - Не забывай, Комосик, царь здесь я и решение остается за мной. Вы можете давать мне советы, и я буду к ним прислушиваться, но вердикт выносит только царь, вы сами это признали, когда присягали мне. Я заслужил право сам решать, кто будет врагом, а кто союзником и вожди это право подтвердили. Я не для того потратил почти пятьдесят лет, собирая Дакию по крупицам в единое государство, чтобы в ней снова воцарился раздор, а племенные вожди разорвали ее на части, - достаточно резко ответил на претензии Комосика Буребиста. Он подозревал истинную причину недовольства своих знатных подчиненных договором с монстрами и войной за освобождение Дакии. - И я продолжу ее собирать. - Прошу прощения, если мои слова показались вам слишком дерзкими, повелитель, у меня и в мыслях не было принимать решение за вас или как-то вас оскорбить. Но все же я буду, пользуясь своим правом настаивать на том, что нам необходимо немедленно разорвать любые связи с ними, - начал излагать свои соображения уже в более мягкой и осторожной форме Комосик, поспешив извиниться перед царем за излишнюю дерзость и вольность, которую он себе позволил в его отношении. - К тому же я все еще не понимаю, зачем нам этот союз, поскольку наших сил хватило бы для захвата этих же земель. К чему продаваться каким-то тварям, если мы можем сделать это сами?       Комосик вел себя перед царем двояко, с одной стороны по крайней мере для виду старался показывать уважение к повелителю, а с другой высказывал ему свое недовольство дружбой с Ехидной, пытаясь при этом не подставляться. Буребиста это замечал и понимал. Он не доверял Комосику, зная, что тот всего лишь один из многочисленных племенных вождей, которые никак не могли смириться с потерей своей вольницы и были бы очень рады ее вернуть, а сейчас им представился очень удобный случай хотя бы покритиковать царя. - Потому что я решил, что глупо отказываться от помощи тех, кто сам ее предлагает. Кстати говоря, когда я спрашивал вас, готовы ли вы выставить людей для войны с Римом еще до всяких договоров вы под разными предлогами мне в этом старались отказать. Так что передай недовольным вождям, Комосик, что я их услышал, разрывать соглашения, пока они не будут выполнены и пока Дакия не будет полностью освобождена я не стану. Может быть, если бы у них было больше желания освободить земли своих предков, то не пришлось бы и со стригоями договариваться. До чего же измельчали все эти вожди, что не могут помочь своему царю и своим же людям, а потом еще и жалуются, - твердо и четко высказался царь Дакии, не желая слишком затягивать разговор с этим недовольным и своевольным вождем, заодно не упустив шанса уколоть его. - Я был готов помочь и выставить часть войск, мой царь, и я говорил вам, что не могу предоставить больше трети, потому что у меня в моих землях были нерешенные проблемы, - слегка возмутился замечанию правителя Дакии Комосик, но тем не менее попытался проявить сдержанность и не вызывать на себя его гнев. - У всех, кто мне отказывал помочь в полную силу находились нерешенные проблемы, причем постоянно. Так что иди к вождям и передай им мои слова, я решил соблюдать наш союз до конца, и я завершу освобождение Дакии, как бы некоторые не возмущались по этому поводу, - стукнув кулаком по подлокотнику трона возразил Буребиста, которому надоело поведение Комосика. Он прекрасно знал натуру таких вождей как он, что втайне ненавидели царя, который решил встать выше остальных лидеров племен. - Хорошо, прошу меня простить, если разгневал вас, мой царь, у меня не было этого в мыслях. Но все же я настоятельно рекомендую вам прислушаться к мнению тех, кто вам присягал, - вождь племени гетов с извинением поклонился царю, однако не забыл напоследок бросить предупреждение, в котором можно было услышать и нотки угрозы. После этого Комосик развернулся и покинул палатку, оставив царя наедине с его жрецом Декенеем.       Буребиста не сильно опечалился его уходу, скорее наоборот. Он прекрасно понимал, что вожди будут недовольны любым его действием, ведь они считали царя скорее первым среди равных и то, которого не должно быть, а правитель смел навязывать им свою волю, ограничивая самостоятельность. Буребиста был готов дать обе руки на отсечение, что откажись он от союза с этими тварями, эти мелкие племенщики первыми бы стали его обвинять в нежелании освобождать земли Дакии от иноземного гнета. Более того, царя не покидало ощущение, что эти мелкие правители были и сами не прочь лечь под монстров, как и под римлян или греков до этого. - А что тебе было от меня нужно, мудрый Декеней? Не стесняйся, говори что хотел, без той лжи, которую я постоянно слышу от всякой знати? Что думают боги о том, что мы делаем? - теперь Буребиста обратился к своему жрецу и советнику, пожалуй, единственному человеку во всей Дакии, которому он мог доверять и который понимал царя и его намерения. С ним правитель говорил подчеркнуто уважительно, скорее, как с лучшим другом, нежели советником и подчиненным. - Я не хочу показаться грубым, мой повелитель, но Комосик отчасти был прав. Ваши люди действительно считают, что вас околдовали эти твари, мой царь, хотя я прекрасно знаю, что это не так. Но все равно даки и геты взволнованы союзом с этими тварями и не понимают, зачем он нужен. К тому же Залмоксис посылал мне знаки своего недовольства, Буребиста. Я даю вам совет, который уже дал Комосик, разорвите союз, не гневите богов и свой народ, мой царь, - неторопливо заговорил старец, опираясь на свой посох, стараясь быть искренним с Буребистой и вежливым. - В твоих словах тоже есть доля истины, Декеней, но я не могу разорвать с ними союз, пока мы не выполним его условия. Я имею возможность это сделать, но слово царя закон, если я не буду его соблюдать, то станешь ли ты меня уважать и мне доверять? К тому же, пока они готовы помочь мне завершить начатое - полностью очистить Дакию от иноземной власти. Я считаю что временный союз с этими тварями небольшая цена за это, - с твердостью, но с уважением, изрек Буребиста колдуну Декенею, поскольку единство земель было делом всей жизни царя, от которого он не мог отречься, особенно сейчас, когда оставалось совсем немного. - Мудрый Декеней, я понимаю, почему Залмоксис гневается на меня за союз со стригоями, остроухими и прочими. Но я делаю это не только для себя, а для всех нас, для всей Дакии. Если бы это было мое личное дело, я бы руки им не подал, но это шанс для нас всех впервые за столетия по-настоящему освободиться, перерасти междоусобицы и перестать быть куклами в руках римлян и греков. Я хочу завершить это, чтобы нас снова не разорвали на части. Ты же сам это знаешь, мудрый старец.       Борьба за священное единство племен даков и гетов вот что было для старого вождя делом всей его жизни. С ранних лет ему приходилось видеть, как вожди больших и малых племен грызут друг другу глотки ради личных амбиций, богатства, а еще чаще по подсказкам греков и римлян. Иноземцы с удовольствием заставляли народы Дакии сражаться друг с другом не на жизнь, а насмерть, пользуясь всеми плодами этой бойни. И эти вожди, даже признавая, скрепя сердце, Буребисту своим царем ни на секунду не забывали о потерянной свободе и всячески старались ставить царю палки в колеса, не желая дать ему завершить начатое. Ведь за созданием единой Дакии могла прийти централизация и постоянная монархия, которая означала конец вольницы для знати. При этом царь продолжал, на сей раз даже слегка понизив голос. - Я так скажу. Я уже немолод и у меня даже нет сына, который принял бы эту огромную власть и ответственность за нашу общую землю. Я пятьдесят лет потратил на то, чтобы Дакия стала снова единой, чтобы ее племенные царьки перестали плясать под дудку римлян и греков, что натравливали их друг на друга, чтобы мои подданные не гибли более в бессмысленных междоусобных войнах, - честно признавался своему советнику-колдуну царь Дакии, чувствуя, что себя едва ли не единственным из всех вождей Дакии, который думал об общем, а не личном благополучии. И все что я делаю, направленно именно на это. Пусть даже это и временный союз с такими тварями, но война с Римом в целом их война, на которой нам, дакам, делать особо нечего. - Я знаю это, мой царь, я и сам делал все для того, чтобы мы смогли стать чем-то большим, чем просто сборищем племен, которые постоянно режут друг друга. Но мой царь, все же может быть, оно того не стоит? Буребиста, ты уже сделал очень многое, ты уже практически полностью объединил Дакию, но этот союз может все похоронить, ведь твои враги внутри этим с огромным удовольствием воспользуются. Может для дела объединения лучше отказаться от своих союзных клятв? - видя настойчивость своего повелителя, Декеней тем не менее попытался переубедить его, насколько это было в его силах, поскольку союз с монстрами как раз ставил власть царя под немалую угрозу. - Мое решение таково, пока не будут выполнены условия соглашения, а именно освобождена вся территория Дакии, мы будем союзниками. А дальше мы сами будем решать свою судьбу. Я всю жизнь потратил на собирание земель и не хочу, чтобы дело моей жизни бесславно погибло. Дакия более не должна быть гирей, которую греки, римляне или даже эти стригои бросают на весы, Дакия сама должна стать той, кто бросает гири, только такой вариант принесет стране процветание. В противном случае ее снова ждет распад и гибель в междоусобицах в чужих интересах, - все же возразил своему другу царь, продолжая стоять на своем, не желая нарушать данную им клятву, которая конечно могла выйти боком, но с другой стороны благодаря ей он успел бы осуществить мечту всей своей жизни, за тот небольшой срок, что ей остался. - К тому же, думаешь я не вижу истинных мыслей этого Комосика? Он точно такой же, как и большинство вождей, которые правили ранее, думающие исключительно о себе, о своей выгоде, для них не существует Дакии. Если им представиться возможность они с удовольствием перережут друг друга за право побриться, постричься и надеть тогу. И они будут использовать это недовольство в своих целях, чтобы снова вернуть нашу страну в состояние племенной вражды.       Буребиста не питал иллюзий насчет монстров, тем более сегодняшние события это показали. Его не покидало неприятное ощущение, что эти существа не прочь стать новым Римом и потому он так стремился к единой и сильной Дакии, поскольку с такой и Ехидна, и Рим, и Греция будут говорить на равных, не навязывая свои условия. А если Дакия снова распадется на части, то эти коршуны растащат их на части и превратят страну в поле своих битв, натравливая даков на гетов и наоборот, как и племена внутри них друг на друга. - Хорошо, мой повелитель, я вижу, что вы верны своим клятвам. Надеюсь боги поймут твои намерения, они благородные, спору нет, но методы вряд ли они одобрят. Я сделаю все, чтобы смягчить их возможный гнев, как и постараюсь доказать людям честность и искренность ваших намерений, мой царь. Но прошу вас, будьте осторожнее с этими нечестивыми тварями, не верьте им, - Декеней понимал, что царя ему не переубедить и потому бросил эту затею. Тем не менее старый колдун был готов поддержать начинания Буребисты, зная о его благородной натуре и потому согласился потерпеть присутствие монстров еще немного.       После этого Декеней поклонился и ушел вслед за Комосиком, оставив Буребисту одного в непростых раздумьях, сегодня он, пожалуй, впервые за время этого альянса серьезно пожалел о том, что ввязался во все это, однако другого пути к исполнению своей цели он не видел. Племенная знать не собиралась поддерживать его начинания, зато сейчас громче всех порицала его за этот союз, распространяя среди простых даков разнообразные слухи. Тем не менее Буребиста чувствовал, что должен быть верен своему слову и своей цели, но теперь он все больше убеждал себя в том, что как только соглашение будет исполнено он откажется от дальнейшей дружбы с дочерями Ехидны.

******

      Прошло довольно много времени с тех пор, как римский легат Сестий оказался в совершенно незнакомом ему мире. Он правда не знал, сколько именно дней провел в странном подземном городе, но чувствовал, что со времени встречи с Ехидной прошло достаточно много времени. Новый мир ни на минуту не переставлял удивлять командира легиона, настолько он был необычным для воспитанного в римских реалиях и традиции.       Жилье легату достаточно быстро подыскали, он оказался в доме своей знакомой ящерки Амафеи, которая и привела его в этот город. С одобрения Эфиры она взяла его себе, скорее под опеку, нежели в мужья, тем более что пока повелительница драконов еще хотелось поработать с ним как с человеком, чтобы тот не сильно отвлекался на возможную семейную жизнь. И в целом с этой ролью исполнительная Амафея пока справлялась. Сам дом, мало чем отличался от обычных, за исключением того, что главное помещение было отведено под тренировки, как с оружием, так и без. Как и многие ей подобные, ящерка очень уважала силу и потому регулярно практиковалась и у себя дома, доводя свою технику до идеала, поскольку в любой момент могла бы отправиться на битву с врагами.       Несмотря на совершенно чуждый мир, дома и в целом обстановка здесь отчасти напоминала Сестию Эфес, Пергам, Сарды и Смирну, в которых ему неоднократно приходилось бывать. На первый взгляд, город монстров смахивал на греческий полис или отдаленную его колонию, где сошлись эллинский и варварский миры. Однако это было поверхностное впечатление. Наблюдательный путешественник мог подметить определенные странности, как в планировке и архитектуре, так и в быту и внутреннем убранстве. Так, в доме у Амафеи, несмотря на воинственный настрой хозяйки, находилось место и некоторому искусству, вроде мозаик. На одной из них обнаженная ламия своим могучим змеиным телом оплетала греческого юношу как жертву, сжимая так, что легат не понимал, как у того не переломались все кости. Причем по страстному выражению лица хищницы, как и ее добычи, было понятно, зачем она схватила свою жертву и как одна выдавливает из своей добычи мужской сок. Сестий как ни старался, пока никак не мог привыкнуть к местной культуре. В ней безусловно было что-то притягивающее и завораживающее, но для легата она ощущалась чуждой, даже отталкивающей. Наверное, это чувствовал образованный эллин, ставший свидетелем внутренней жизни скифов, которые, как известно, славились своей прямотой, необузданностью страстей и варварской привычкой пить неразбавленное вино.       В этих местах действительно было отчего удивиться. Взять хотя бы родный Рим и любой крупный италийский город. Мысленному взору легата до сих пор представали милые его сердцу ряды римских инсул из обоженного квадратного кирпича, кучковавшиеся в низинах между Авентином и Квириналом, одно и двухэтажные домики столичных зажиточных обывателей с сеткой трещин на посеревшей штукатурке, мраморные особняки богачей и загородные виллы, наконец, храмы богов, строившиеся на века. Все выше перечисленное объединяла одна черта. Рим, который знал Сестий, к этому времени стал космополитичным городом. Сюда стекались торговцы и рабы со всего Mare Nostrum, а также искатели приключений и авантюристы. Но парадоксальным образом богатые и беднейшие жители Вечного города стремились закрыться от этого чужеземного людского моря, отгородиться от него отсыревшими кирпичными стенами с узкими окнами или завитыми плющом оградами вилл и дворцов. До сих пор многие римляне старой закваски, вроде старика Катона, отгораживали своих домочадцев от шумной городской жизни со всеми их соблазнами, держась суровой простоты старой Республики. Особенно и со тщанием они стояли на страже нравов юношества и дочерей, порицая чрезмерную роскошь и распутства, в котором все глубже увязало римское общество весь последний век. Даже греки, которых старые патриции выставляли виновниками тлетворного влияния на римскую молодежь, на самом деле держали своих дочерей и жен в еще большей строгости, чем римляне своих матрон. Подобно персам или парфянам, эллины держали своих женщин в затворничестве, не допуская их к участию в общественных делах и спортивных состязаниях. Исключением были, разве что, спартанки - и то в древности. Публий Сестий лично в этом убедился за все годы своей службы на Востоке.       У монстров было все иначе. Если римляне и греки стремились спрятать за глухими стенами свою частную жизнь, то мамоно, напротив, не заботились об этом и не придавали этому значению. Сама архитектура буквально кричала об этом. Здесь почти не было закрытых дворов и глухих заборов, жилые дома прорезали широкие окна так, что наблюдатель иной раз не мог понять, где проходит грань между частной и общественной жизнью. Бывший легат видел, как монстродевы хлопотали в быту, нянчились с подрастающими дочерьми и, "О tempora, o mores!" - предавались плотским утехам со своими мужьями или возлюбленными. Зачастую их от улицы не отделяли никакие двери и ворота, двери были нараспашку, на худой конец, дом от улицы отделяла только тонкая ширма и занавесь. Такая же непринужденность царила и в общении, словно все обитатели города были поголовно друг другу близкими родственниками. Во всяком случае, Сестий не припомнил, чтобы в его присутствии мамоно между собой общались через чины и звания, чтобы среди них явно выделялись высшие и низшие, господа и прислуга. Не то что бы у них отсутствовала иерархия... скорее, она была проще, на уровне разросшегося семейного клана, а не римской армии с ее строгой субординацией или двора восточного деспота с его чиновной пирамидой. Все эту атмосферу фамильярности и непринужденности подчеркивали яркие и легкомысленные наряды местного населения, настраивавшие на расслабленность, негу и веселую попойку в дружеской компании. Дивные сады из вьющихся явно неземных растений в двориках у местных жителей также настраивали на мирный лад.       На этот день у Сестия было назначено собрание в одном из мест города с бывшими легионерами. Точнее, сам легат в нем участия принимать не собирался, но ему было любопытно посмотреть на своих бывших подчиненных, с которыми он мог снова оказаться на поле боя, но уже под другими знаменами и с другими союзниками. Коротая время до выхода, он неторопливо обедал, продолжая пробовать местную еду на вкус. Она сильно и разительно отличалась от всего, что он пробовал раньше, поскольку таким вкусом обладали разве что яства на столах патрициев или произведенные рукой настоящего мастера и это резко отличалось от того, чем легат питался в своих походах, зачастую не сильно отличаясь в этом от обычных легионеров. - Как тебе наша кухня, легат? Я за все свои годы никогда не интересовалась, что думают остальные о моих навыках, - поинтересовалась Амафея, подходя к размышлявшему о чем-то за едой легату. Ящерка в этот момент была в домашнем, а не боевом одеянии, которое тем не менее подчеркивало ее превосходную физическую форму, которой мог бы позавидовать и какой-нибудь атлет. Но сейчас она хотела немного отдохнуть от тренировок и посмотреть, что римлянин думает о ее сегодняшнем блюде. - Честно, по-моему, это можно подавать самим богам, в нашем мире ничего подобного нет. Все, что я здесь пробовал разительно отличается от того, чем питаются в Риме. Не уверен, что и всякий аристократ может позволить себе подобное удовольствие, не говоря уже о простых гражданах, - поделился своими яркими и приятными впечатлениями Сестий. Пища этих монстров умела притягивать сама по себе, даруя даже эстетическое удовольствие, не говоря уже о вкусе и насыщении. Ел римлянин немного, но чувствовал, как их еда, пусть и слабо, но влияет на него, но недостаточно сильно, чтобы свести с ума от вожделения. - Это еще ничего, повелительница не хочет торопиться и потому мне приходится использовать и человеческую еду, добавляя лишь несколько наших продуктов, - Амафея хотя и смотрела на римлянина с некоторым вожделением, но пока помнила о приказе Эфиры не торопиться с его обращением и совращением, поскольку он еще требовался ей в виде человека. Потому ящерка и не использовала в еде многое из того, чем питались ее подруги и их мужья. Но ей все равно было очень приятно, что Публий высоко ценил ее умения и не только боевые.       Для Сестия, который был здесь не так уж и много, Рим уже казалось, был в прошлой жизни, настолько разительно он отличался от нового мира монстров. При этом Публий не переставал удивляться его странностям и особенностям, которым, казалось нет числа. Каждый день приносил ему что-то новое, что меняло его восприятие о мире Ехидны. При этом у него были и вопросы, на которые он никак не мог найти ответа. Например то, что он видел человеческих мужчин в этом мире, что интересно практически ничем не отличавшихся внешне от обычных, разве что большей силой и красотой, а вот человеческих женщин тут практически не было. - Амафея, я достаточно видел этот город, но он все-равно полон загадок и странностей. Можешь сказать мне, почему у вас здесь практически нет женщин? Я имею в виду человеческих, как у нас? Здесь есть все, начиная от волчиц и заканчивая змеями, но обычных женщин практически нет, - попробовал поинтересоваться у подруги Сестий. Он, конечно, что-то предполагал, да и слышал краем уха, но точного ответа все-равно получить не смог. - А зачем они тебе здесь нужны? Чем мы хуже человеческих женщин? Я что, недостаточно хороша собой и красива? Да и могут ли так хорошо управляться с оружием как я? - скорее наигранно возмутилась вопросом легата Амафея, демонстративно обнажив свой клинок, который был будто бы продолжением ее руки, настолько легко и виртуозно она им владела, лучше многих мастеров из числа людей. - Мы более совершенны, чем они, мало кто из них и умеют любить так, как мы. И повелительница Ехидна делится этим даром с человеческими женщинами, заставляя их обрести новые, более совершенные тела. К тому же, никто из тех, кто обрела новую форму еще на это не жаловалась. - Среди человеческих женщин тоже бывали воительницы в свое время, тех кого называют амазонками. Но у нас такое не принято, для жен у нас другая роль в обществе, а именно домашние дела. А у вас будто бы наоборот, - поделился своими впечатлениями Сестий, который видел огромную разницу между привычным ему укладом жизни и новым, к которому он лишь постепенно начинал привыкать и здесь он видел, что жены нередко наоборот бывали главнее своих мужей. - И я так понимаю, что, когда мы придем в Рим, он точно также изменится и станет как это место, включая и его жительниц? - Не совсем, хотя скажу так, что домашними делами у нас мужья нередко занимаются даже больше жен, особенно у пары моих подруг. Их мужчины не смогли впечатлить своей силой и потому теперь работают по дому, - с долей иронии ответила Амафея, которая относилась к таким вещам спокойнее, да и римский легат был достаточно силен, чтобы она была готова быть с ним как минимум на равных. - Конечно же наша повелительница будет к этому стремиться, ведь посуди сам, мы живем дольше, мы обладаем куда большей силой, мы умеем любить так, как этого не умеют делать многие люди. Разве плохо будет если Рим станет заметно лучше, чем сейчас, если ты поможешь его преобразить, Публий?       Ответ слегка смутил Публия, поскольку он на секунду представил себе возвращение в Рим, который бы подвергся обращению со стороны Ехидны. Картина вырисовывалась крайне непривычной для него, вместо простых человеческих женщин самые разнообразные существа, включая даже каких-то слизей, насекомых или зверей. С другой стороны, узнав об этом мире гораздо больше и о жизни в нем, Сестий не видел в этом чего-то плохого, особенно если принесет счастье им самим и их семьям. Однако на этом моменте легат слегка задумался, вспомнив что за все время, проведенное в царстве Ехидны видел монстров-детей, но вот мальчиков он практически не наблюдал, что было крайне странно. - Я согласен, наверное, это действительно будет лучший Рим, чем сейчас, который болен многими пороками, а теперь еще и отрекается от своей свободы в пользу одного правителя, - как следует все обдумав, признал правоту Амафеи Публий. Однако теперь у него назрел новый вопрос, также связанный с этим странным местом. - Но, к слову, почему здесь так много детей-монстров, но при этом так мало мальчиков? Я их здесь видел всего один или два раза за все время, в то время как девочек я вижу постоянно. - Да, такова наша проблема в данный момент, что в основном у нас рождаются только дочери, а не сыновья. Во многом поэтому наша повелительница и собирается изменить этот мир, поскольку она уверена, что, освободив людей от страданий, навязанных им богами, она сможет менять сами правила мироздания и решить эту проблему. Поэтому чем быстрее мы достигнем этой цели, тем быстрее исправим этот дефект, - вопрос оказался довольно неприятным и болезненным для ящерки, поскольку это в данный момент было единственным очевидным преимуществом человеческой женщины над их видами. Она постаралась не сильно на нем зацикливаться.       Сестий не долго об этом раздумывал, все же он уже был готов к союзу, причем сначала дело было даже не в идеях Ехидны и ее детей. Они его подкупали, но Публию сражаться за них было бы куда приятнее, чем без них. Он вспоминал тот момент во дворце, когда он пожимал руку повелительнице всех монстров. Легат чувствовал на себе столько взглядов, он чувствовал, что от него впервые зависит что-то и вправду важное. Он мог бы стать важным лицом в Риме, но бандит и развратник Клодий со своими уличными бойцами все испортил. Публий вступился за его злейшего врага “Цицерона, отправленного в изгнания, после чего лишь чудом выжил после нападения подопечных Пульхра на него. И пусть синяки, порезы и переломы зажили, но его карьере и репутации был нанесен серьезный удар, ведь Клодий был популярен среди плебеев и потому настраивал тех против него, по сути, закрыл возможность выиграть какие-либо серьезные выборы. Так ему пришлось заплатить за поддержку Цицерона и статус оптимата - одного из лучших и достойнейших граждан Рима.       Если бы не вся эта история, чувствовал Публий, он бы быть не просто претором отдаленной провинции, а наверняка кем-то большим. Еще обиднее для Сестия было, что, перейдя на сторону Цезаря после Фарсалы, его положение нисколько не улучшилось, скорее наоборот, он оказался в подчинении у Домиция Кальвина. Если бы не Клодий и его разбойники, если бы Цезарь вознаградил его измену помпеянцам по достоинству, он бы не оказался легатом под Никополем и не угодил бы в плен к потусторонним существам. Если бы он был хоть немного более важной и значимой фигурой, которой Сестий хотел стать, это никак бы его не коснулось.       «Хочешь стать как Цицерон или Антоний? Я очень люблю людей с амбициями», - снова пронеслось в голове у Сестия то, что говорила ему Мать Монстров в своем дворце. Эта фраза идеально отражала его стремления и желания, которые повелительница сумела за минуту уловить в стоявшем перед ней легате.       Сейчас, Ехидна обещала ему стать в союзном Риме тем, кто сможет принимать решения, быть не просто на уровне претора отдаленной провинции, который и Рим-то не посещает, а встать на уровне хотя бы того же Цицерона или других людей из верхушки власти. Не быть наместником далеких земель, а самому назначать их правителей. И Сестий очень надеялся, что уж монстры оценят его навыки и таланты по достоинству, чего в нем не смог разглядеть Цезарь, де-факто еще и понизив. Об этом он не рассказывал ни Амафее, ни Ехидне, но повелительница монстров будто бы видела его душу насквозь и предложила то, от чего Публий устоять уже не смог. - Коли так... Я все-равно готов помочь вашей повелительнице, теперь у меня будет еще одна причина сделать это. В том числе и для тебя, - признался Сестий после пары минут молчания и обдумывания ответа. Он искренне проникся идеями как повелительницы, так и ее дочерей. Да и несмотря еще на отсутствие близости Амафея уже стала ему достаточно близка за это время, чтобы римлянин боролся и за ее личное счастье. - Спасибо, Публий, я бы хотела почувствовать себя матерью, пусть для начала и для дочери. Пока для этого время еще не настало, но я чувствую, что осталось совсем недолго до того, как я смогу обрести и семейную жизнь, - Амафею по-настоящему тронул ответ легата, с его готовностью помогать им, несмотря на некоторые дефекты, существование которых было неприятно признавать.       Она, как и сам римлянин прекрасно понимали, с кем стремится Амафея создать свою семья, это можно было даже тогда, когда она только вела его на встречу с повелительницей и когда Эфира разрешила ее взять римлянина к себе домой. Сейчас это было скорее вопросом времени, когда драконица вытянет из человека все, что ей нужно, но пока ящерка старалась соблюдать приказ повелительницы и держать себя в рамках. Но она чувствовала, что ее черед скоро придет, как это ощущал и легат, который был готов хоть сейчас официально стать ее мужем. - Хорошо, нам пора собираться, иначе опоздаем на предстоящее собрание легионеров. Ты проводишь меня, Амафея? - разговорившись обо всем, Сестий совершенно позабыл про предстоящую встречу с легионерами и понял, что им уже пора идти, чтобы не опоздать. Легат хотел решить для себя последние вопросы и понять, настроены его подчиненные, также как и он сам, помочь своим новым семьям и Ехидне в борьбе с тиранией богов над остальным миром. - Спрашиваешь, конечно, я тебя провожу, а то мало ли что с тобой случится в этом городе. Еще и засмотришься на кого-нибудь, и забудешь о своей цели, - скорее в шутку произнесла ящерка, также собираясь заглянуть на собрание. Она прекрасно знала, где оно будет проходить, поскольку любила там заниматься вместе с подругами. Она быстро собралась и пошла к выходу из дома вместе с легатом, готовясь отвести его куда следует.       Сестий хоть и провел в городе определенное время, все еще плохо в нем ориентировался, к тому же Эфира, да и Ехидна не слишком хотели, чтобы легата раньше времени совратила какая-нибудь из их дочерей, потому Амафея постоянно сопровождала его на всех прогулках по подземной столице. К тому же должна была быть кто-то, кто поможет ему с адаптацией в новом мире и новом обществе, с которыми он решил связать себя. Пусть даже он и собирался вернуться в Рим, но с развитием сотрудничества людей с монстрами тот тоже должен был поменяться, приобретя некоторые черты нового мира.       В городе Сестий все не переставал поражаться тому разнообразию видов, среди которых кого только не было, начиная от каких-то странных женщин с несколькими пушистыми хвостами, о которых римлянин никогда и не слышал, заканчивая хорошо знакомыми по мифам кентаврицам и сатиркам, которые с удовольствием торговали своим вином с другими жительницами города. Его Публий еще не пробовал, хотя соблазн возникал, который приходилось подавлять, чтобы не отвлекаться от сегодняшнего мероприятия.       По пути взгляд Публия то и дело приковывали к себе статуи на площадях города монстров. Их столь непристойный вид и вызывающие позы, что поразило бы даже самого взыскательного распутника, проникшегося греческим культурным влиянием, столь модным среди нынешней римской молодежи. Даже такой бесстыдник и циник, как Клодий, верно, остолбенел бы при виде одиночных и парных статуй, застывших и переплетавшихся в самых срамных и развязных позах и жестах. Десятки, если не сотни мужчин и монстродев, нимф и фавнов, юношей и бесовок словно смотрели вызывающе на смешавшегося в чувствах легата, который был не в силах подобрать подходящих эпитетов, дабы выразить свое отношение к увиденному. Амафеи приходилось раз за разом чуть ли не за руку оттаскивать засмотревшегося и изумлявшегося местным искусством Публия.       Затем, свернув с площади на еще на одну улицу, Сестий ощутил очень странный и приятный аромат, подобного которому никогда не чувствовал. Он был в как-то в гостях на вилле своего друга Цицерона, когда тот вернулся из изгнания и пригласил хорошего друга к себе. В его саду цвели невероятного аромата розы и Публий был готов поклясться, что ничего слаще их он не чувствовал. Но теперь он чувствовал иной аромат, куда боле сладкий, который хотелось вдыхать вечно. И лишь посмотрев в сторону легат понял, в чем дело.       На этой улице в городе монстров был не очень большой сад, в котором были дивной красоты растения. По крайней мере так на первый взгляд показалось Сестию, но затем он понял, что огромными цветами этого сада на самом деле являются девушки соблазнительного и манящего зеленого оттенка, завернутые в огромные лепестки, словно завернувшиеся в роскошные одежды матроны. Одну из них Публий уже видел - Альсеиду, во дворце Ехидны, но та могла без проблем передвигаться, в то время как местные алрауны вовсе не стремились уходить с приятной почвы, превращаясь таким образом в естественный прекрасный и манящий сад. Некоторые из его обитательниц уже не были одиноки, испытывая сладостную близость со своим мужчиной, которого втягивали в свой цветок. От этой картины Сестию стало чуть не по себе, все же в Риме подобную картину себе нельзя было представить даже при самой извращенной фантазии и это помогло ему стряхнуть с себя сладостный дурман и продолжить путь.       Идти до нужного места долго не пришлось, само строение напоминало для хорошо знавшего Грецию легата палестру, где обычно проводились различные физические упражнения и подготовка. Здесь был достаточно просторный внутренний двор, в котором и проходили тренировку легионеры Сестия, в которой им помогали их жены и наставницы. Те легионеры, которые пришли просто на собрание, а не для занятий просто занимали места по бокам большого двора, наблюдая иногда в одиночестве, а иногда и со своими спутницами за схватками, чтобы скоротать время до предстоящего мероприятия.       Однако Сестий сначала не обращал на них внимания, его взгляд гораздо сильнее приковали еще несколько статуй, которые стояли по краям площадки. В Риме или Греции эти места занимали скульптуры воинов или атлетов, но здесь было иначе. Одна из них изображала поверженного могучей минотаврихой героя, выронившего меч и оказавшегося под монстром. Победительница торжествующего оседлала побежденного воина, придавив его могучим телом и теперь вкушала своим лоном плоды своей победы. Другая показывала уже как кентаврица своим крупом силой впечатывает какого-то греческого воина в дерево, насильно проталкивая его фаллос внутрь себя. Сестий никак не мог к этому привыкнуть, поскольку искусство и нравы этих существ были в сотни раз откровеннее и развратнее, чем в самом гнилом районе Вечного Города. Легат с одной стороны чувствовал себя неуютно, глядя на них, а с другой с трудом смог отвести взгляд и посмотреть на то, что происходит на самой площадке.       Те, кто искренне хотели помогать Ехидне в ее войне с богами, теперь учились сражаться по-новому, новым непривычным оружием. Стремление дочерей Ехидны избегать лишних жертв вызвало бы насмешки со стороны любого легионера, не знакомого с ними. Странный пацифизм и стремление одолеть противника, причинив ему как можно меньше вреда было чуждо римлянам, как и самому Сестию, который не без труда к этому привыкал. Но теперь, тем кто должен был помогать монстрам пытались переучиваться владеть новым оружием и одеваясь в новую броню. Сестий видел, как они тренируются, например один из легионеров, пытаясь поразить орчиху проклятым клинком с пятой попытки смог пронзить ее им, но в силу особенностей оружия потерял равновесие и буквально упал на нее, вызвав несколько смешков со стороны зрителей. Клинок из местного материала попросту проходил сквозь тело, нанося урон не ему, а энергии и потому римляне не раз и не два попадали в неудобные ситуации при его использовании, постоянно теряя баланс, хотя постепенно нарабатывали это умение.       Другие наблюдали за тем, как некоторые крылатые монстры зажигали небольшие огоньки на своей ладони, превращая их в несильный поток пламени, который был способен в случае успеха, свалить врага не землю, не оставив на том ожогов. Сестию было до сих пор сложно поверить в происходящее. Он крайне скептически относился ко всякому колдовству и прочей мистике, но сейчас он видел, насколько местные обитательницы превосходят его солдат как в физических навыках, так еще и некоторые используют неведомые ему силы. Будь у Рима такое войско, он бы давным-давно дошел бы не то, что до Индии, а еще дальше до самого края Ойкумены, ибо легату было крайне сложно что-то придумать против этих существ, противопоставить им со стороны обычных легионеров, да и любых других человеческих солдат. В этих размышлениях впечатленный легат не заметил, как мимо него на площадку прошли еще несколько дочерей Ехидны для важного объявления.       Как только в местной палестре объявилась синекожая демоница занятия пришлось быстро прекратить, а их участникам занять свои места. Сестий вместе с Амафеей стоял в стороне, наблюдая за происходящим. Перед несколькими десятками легионеров и их вторыми половинками теперь выступала прибывшая демоница, вроде той, что он видел, когда только прибыл сюда, отличавшаяся только ростом и цветом кожи, да и в целом этот тип монстров был довольно распространенным в царстве Ехидны. Одетая в легкую, мало что скрывающую, но, по своему эстетичную броню, она стала обращаться к пришедшим на собрание легионерам. Примерно так здесь проходила вербовка будущих воинов Сестия, с которыми он должен будет сражаться на стороне Ехидны. - Наша великая повелительница прекрасно знает всю тяжесть разлуки со своим домом, своей семьей, что осталась далеко за морем. Мать Монстров стремится к воссоединению и освобождению людей. Чем быстрее люди Рима, Греции поймут, что мы им не враги, что мы несем им, неважно словами ли или силой наших клинков, тем скорее вы сможете вернуться в свои дома и к своим семьям, сможете принести туда процветание. Помогая нашему делу, вы поможете сами себе, - демоница выступала уверенно, достаточно громко и убедительно, стараясь привлечь к активной помощи монстрам как можно больше бывших легионеров, поскольку они были бы очень полезны для противостояния с Римом. Сейчас она специально сделала паузу, будто бы ожидая реакции присутствующих. - С меня хватит войн, я достаточно уже сражался и честно отдал свои лучшие годы службе легиону. Хотя я готов вернуться домой, к своим двум братьям и сестре. Как мне быть? - поинтересовался один из ветеранов у выступающей. Его вопрос тут же поддержали еще несколько легионеров, которые были готовы помогать своим новым семьям, но только не на поле боя. - Нам пригодится любая помощь с вашей стороны, даже если вы не хотите более размахивать мечом и биться плечом к плечу со своими женами, вы все-равно можете нам помочь. Вы можете вернуться к себе домой, к своим родным и близким и помочь им снять с себя обман, рассказать им о том, кто мы на самом деле и чего хотим для них. Наша повелительница всемогущая, она способна превратить пустыню в цветущий сад, накормить голодающих и осчастливить несчастных, и вы можете поведать об этом людям, - довольно спокойно отреагировала на вопрос суккуб, ответив так, будто бы репетировала. - Я понимаю, что это большой риск, но это тоже нужно, чтобы люди знали, кого поддерживать и откуда ждать освобождения, и чтобы они не верили клевете, которую на нас возводят и будут возводить наши враги.       Ветеран призадумался и замолчал, думая над таким вариантом помощи, который тоже был полезен монстрам, причем в определенной степени это была более эффективная помощь, нежели участие в битвах, поскольку для дочерей Ехидны было важно завоевать мнение и умы людей в самом Риме, чтобы минимизировать их сопротивление в будущем.       Ехидна, получив в свое распоряжение римских пленников собиралась по максимуму использовать их потенциал в борьбе с богами и с самим Римом. Раньше у нее почти не было людей для подобной работы, тех кто бы знал ее врагов изнутри и мог бы там работать. Сейчас же она, вместе со своими детьми активно взялась за дело и подобные обращения к пленным происходили постоянно. Сестий даже слышал о том, что первые пленники, согласившиеся распространять правду о монстрах, уже отправились со своими женами обратно в Италию, естественно маскируясь под людей. - Скажу вам честно, здесь я вам не помощник, как и другим, я не горю желанием возвращаться обратно. Подумайте сами, в Риме меня никто не ждет, да м дома у меня там нет, кроме угла в инсуле, - как следует поразмыслив заговорил ветеран Тит Вирий, обращаясь к вербовщице. - Я и в легион-то пошел, потому что по-другому жить такому как я в Риме было невозможно, только выживать. А сейчас у меня есть дом, есть семья, я не хочу рисковать всем этим, ради непонятно чего. Так что, легат, прости меня, но я не пойду в твой легион. Я свои двенадцать лет армии уже отдал и не стремлюсь отдавать еще хоть несколько месяцев. - Сильно рискуешь, Вирий, ты мог бы пригодиться нам хотя бы как тот, кто не будет воевать, а доносить до римского народа правду об этом новом мире, который несет счастье и процветание. Чем больше людей будет знать эту истину, тем быстрее закончится этот конфликт, который по большому счету недоразумение, - попытался оспорить точку зрения своего бывшего соратника легионер Тиберий Афизий, что был помоложе и сидел приобнятый крылом гарпии. - Я уже не говорю о том, что это счастье окажется под угрозой в случае неудачи.       Среди пленников намечался раскол, не все стремились поддерживать идею об активной помощи монстрам в их борьбе против божественной тирании, что обрекала, по их мнению, народы на несчастное существование. Кому-то попросту некуда было возвращаться, кого-то никто и не ждал в Италии, а третьи попросту опасались рисковать своей жизнью в этой авантюре, уже добившись для себя лучшей жизни здесь, вдали от Рима.       Другие же, как Афизий, стремились всячески помочь Ехидне добиться успеха в ее деле освобождения людей от гнета богов. Кто-то из них хотел вернуться домой к семье, что монстры обещали устроить, а кто-то даже проникся их обещаниями обеспечить такое же процветание и благополучию Риму, которое увидели своими глазами в этом новом мире. Сестий понимал такие настроения, все же Вечный Город, особенно в последние годы сильно зрел запрос на изменение жизни, огромные десятки, если не сотни тысяч людей чувствовали, что жить дальше было так нельзя и нужно что-то менять, что выливалось в огромную популярность популистов, вроде Клодия и его друзей, а сейчас в поддержку Цезаря. Доведенные до отчаяния люди были готовы отдать ему Республику в обмен на улучшение своей жизни и Сестий чувствовал, что благодаря монстрам удастся спасти ее. - В этом нет ничего плохого, что кто-то хочет спокойной жизни со своей новой семьей, наша повелительница только рада этому и принимает это. Мы поступим проще, пусть поднимут руки те, кто согласен помогать нам, хоть на поле боя, хоть в самой Италии, - предложила синекожая демоница, желая понять и определить тех, с кем им надо будет работать для создания лояльного легиона.       Мнения легионеров разделились примерно поровну, с некоторым перевесом в пользу тех, кто желал активно послужить Ехидне и помочь ей достичь своих целей в борьбе против богов и Рима. Остальные не стали поднимать руки, а затем, с разрешения вербовщицы стали расходиться, покидая палестру, в то время как добровольцы стали понемногу распределяться уже по ролям. Одни были готовы вспомнить вкус битвы, но занять уже другую сторону, а вторые хотели рассказать о неведомом и прекрасном новом мире своим семьям дома и друзьям. По такому принципу их разделяли для дальнейшей работы с ними и подготовке.       Сестий, вместе с Амафеей наблюдали за этим процессом, стоя в стороне. Легат был доволен, ибо для сегодняшнего числа присутствующих, желающих снова помахать клинками под его началом набралось немало. А учитывая, что с легионерами скорее всего в бой будут идти и их жены, то он получал невероятное усиление. Хотя для него и было непривычным видеть женщин-воительниц и особенно командовать ими. - Амафея, ты поможешь мне, если я снова буду руководить своими легионерами и их женами? Я умею это делать, но мне пригодилась бы та, кто помогла мне в этом непростом деле, - поинтересовался у подруги легат, как следует поразмыслив над этой сценой. Он, конечно, был готов руководить снова хоть когортой, хоть легионом и даже не одним, но ему хотелось, чтобы рядом была та, кто лучше него разбирается в способностях дочерей Ехидны. - Конечно же я пойду с тобой куда бы ты не направился, Публий. Война и сражения - это моя стихия, к тому же, я даже сильнее тебя, так что должна быть кто-то, кто защитит тебя от врагов, - скорее в шутку ответила ящерка-воительница на вопрос легата. Она хоть пока и не стала его женой и даже толком не делила с ним ложе, но понимала, что это лишь вопрос времени. Когда Эфира с ним закончит и когда он приступит к своим обязанностям, тогда их близость уже никто не будет сдерживать. - Я знал, что ты так ответишь, надеюсь, мы сможем приблизить тот мир, о котором мечтает повелительница Ехидна, - тепло ответил Сестий, ни секунды не сомневаясь в том, что Амафея ему поможет в этом непростом деле. За это время Публий так проникся симпатией к новому миру, который сильно отличался от того, в котором он жил раньше, что действительно воспринимал Мать Монстров как свою повелительницу. Пусть он и не до конца узнал ее детей, но уже был готов биться с ними бок о бок.       Разговор Сестия и Амафеи прервался внезапно, когда за спиной легата объявилась его старая знакомая драконица, которую он видел во дворце Ехидны. Тайгету узнать не составляло труда, ведь она была личной помощницей Эфиры, причем выглядела, как ни странно, крупнее и массивнее своей повелительницы. Настроена она по выражению была серьезно, и легат даже без каких-либо объяснений догадывался, что именно от него сейчас потребуется. - Повелительница Эфира требует твоего присутствия, легат, не советую заставлять ее ждать, - особо не церемонясь с римлянином, проговорила могучая драконица, взглядом давая понять Амафее, что ящерка-воительница ей не требуется. Тайгета требовательно ждала ответа Сестия, будто бы предлагая тому пойти самому или она потащит его к своей повелительнице силой. - Хорошо, веди меня к ней. Не думаю, что это будет надолго, - ответил одновременно и Амафее и Тайгете римлянин, собираясь идти на встречу с Эфирой. Он предполагал, о чем именно они будут говорить, учитывая какую роль ему отводили в своих замыслах дочери Ехидны, потому заранее думал, что отвечать повелительнице драконов при встрече.       Долго идти в сопровождении Тайгеты к повелительнице драконов Сестию не пришлось, уже скоро он снова шел по уже знакомым галереям дворца, пока не оказался в знакомом помещении, где обычно работала Эфира. Ее рабочее место нисколько не изменилось за те пару дней, которые прошли с их прошлой встречи, все те же нагромождения самых разнообразных записей, заметок, карт и всего, что могло бы пригодиться настоящему стратегу.       Сама драконица в привычном пурпурном плаще вращала в лапах свой большой клинок, приводя его в идеальное состояние. Больших мечей Публий не видел, наверное, даже у северных варваров, да и те пользовались ими с трудом, а для Эфиры ее большой меч был словно перышко, и она запросто и без особых усилий управлялась с ним одной рукой. Однако теперь, когда прибыл ее гость, Эфира быстро убрала сверкающий меч в ножны, оставаясь за столом. Мощная Тайгета, что была даже крупнее своей повелительницы низко ей поклонилась, не забыв легким толчком заставить Сестия сделать то же самое. - А вот и ты, Сестий, проходи. Тайгета, можешь быть свободна, но помни, что сегодня вечером ты мне потребуешься, чтобы отработать кое-какие приемы, - довольно произнесла Эфира, лапой указывая Публию его место напротив нее. В прошлый раз их беседа прошла очень увлекательно и долго и Сестий ожидал, что сегодня будет что-то приблизительно похожее.       Драконица, что сопровождала пленного легата, снова поклонилась, а затем ушла, оставив повелительницу наедине с ее гостем, совершенно не переживая за нее. Легат тут же занял уже привычный стул напротив Эфиры, которую от него отделял заваленный самыми разными предметами стол со множеством записей и карт самых разных регионов, о многих из которых Сестий даже и слышал-то не всегда. - С возвращением, легат. Надеюсь, наш город и мы тебя не разочаровали? Теперь ты веришь мне и моей матери? - сразу же поинтересовалась Эфира, которая два дня дала легату на то, чтобы побольше узнать их общество, приобщиться к их ценностям, идеалам и целям. Все же Сестий был крайне ценным кадром, который еще и изъявил желание сотрудничать с Ехидной и ее дочерями и драконица хотела знать, насколько Публий поменялся за эти пару дней. - Это очень странное место, и сначала, когда я только появился здесь, мне казалось, что здесь страшнее, чем в Тартаре, но сейчас я немного получше узнал вас. Конечно, у вас столько странных вещей, вы вроде стараетесь походить на греков одеждой и архитектурой, но при этом совершенно отличаетесь во всем остальном. Но изучив вас получше, я понял, что мое решение тогда было правильным и что мне по пути с Матерью Монстров, - признался драконице Публий, поскольку для него этот мир был пусть и неизвестным, но достаточно притягательным, как и для его подчиненных, часть из которых попросту не желала возвращения в Рим. Сам же он был привлечен обещаниями Ехидны помочь ему подняться выше, тем более что она убеждала его что не враг римлянам. - Вот и отлично, видишь, не такое уж мы и зло, как вам, людям казалось, мы не стремимся причинить вам вред, скорее наоборот, помочь вам стать лучше, чем вы есть сейчас. Так что неудивительно, что еще ни один оказавшийся здесь человек не проникся к нам симпатией, - довольно произнесла драконица, которой еще тогда удалось быстро найти нужный подход к римлянину и тот быстро направился в нужное для нее русло. - Как Амафея, справляется со своими обязанностями? - Отлично справляется, я бы очень хотел, чтобы она помогала мне, если я встану во главе новых римских войск, - признался Публий, слегка стесняясь своих чувств, все же он понимал, что эта ящерка не просто его подруга в этом мире, та кто раскрывает ему его тайны и объясняет неизведанное. Он догадывался, что она стремится к куда большему и сдерживает себя во многом из-за приказов самой Эфиры. Сам легат за это время смог ее принять и был готов связать с ней свою жизнь в новом мире, в создании которого он собирался помочь детям Ехидны. - Замечательная новость, думаю вы отлично подойдете друг другу. Такие как она любят воинов, тех кто не боится схватки и сражений, если бы ты таким не был, то не оказался бы здесь, - даже с какой-то искренней нежностью в голосе произнесла сильная драконица, довольная тем, что Сестий теперь полностью на их стороне и готов бороться за дело Ехидны против богов и их защитников. - Благодарю, повелительница Эфира, простите за нескромный вопрос, но у вас есть муж? Просто я вижу, как у вас это распространено и как все ваши подданные стремятся обзавестись семьей, но мне кажется, что его нет, - Сестий долго думал, стоит ли задавать подобный вопрос драконице, поскольку ему казалось это не совсем приличным, но любопытство все же перевесило. Ведь казалось странным, что монстры, среди которых он оказался, были едва ли не зациклены на построении семьи, но у как минимум Эфиры, казалось ее не было.       Вопрос римлянина застал драконицу врасплох, поскольку его она совсем не ждала. На минутку она удивилась, а затем чуть помрачнела, размышляя что ответить. Мужа у нее не было, как и у многих сестер, которые дали сами себе клятву не заниматься семейными делами, пока не будет покончено с богами или, по крайней мере до того, как они перестанут быть для монстров серьезной угрозой.       Повелительницы отлично помнили по рассказам своей матери, чем все закончилось для них более тысячи лет назад, когда олимпийцы и их герои попросту истребили их всех. Каждая сестра Эфиры, как и она сама, понимала, что покой не наступит, пока они не покончат с Олимпом, иначе их родные дети будут жить под угрозой полного истребления. Повелительницы были родоначальниками своих видов и многочисленных подвидов, но не прямо, а связи со свойствами их темной энергии, при помощи которой они преобразовывали человеческих женщин в себе подобных. При этом воспринимали они их именно как своих детей, а не только как подданных. - Ох, еще нет, Сестий, я считаю нужным сначала довести дела до конца, исполнить свою миссию. Когда мы победим, когда Рим примет нас, когда нам ничто не будет угрожать, я с удовольствием заполню этот пробел и уделю внимание семейной жизни. Считаю, что это должна быть для меня награда за исполненный долг. И я уже знаю, кто именно может помочь мне с этим, - Эфира на этих словах неожиданно даже для себя дала волю чувствам, слегка смутившись собственных мыслей. Она вспоминала тот разговор с матерью и сестрами и свое предложение лично разделаться с новым героем богов, от чего она до сих пор не отказывалась. Ненадолго отвлекшись и замечтавшись, драконица снова приобрела более серьезный вид. - Кстати, Публий, ты же видел своих подчиненных в нашем городе? Как они настроены? - Всех я не видел, лишь некоторых. К тому же я видел, как им предлагали вступить вместе с женами в новый легион, о котором вы тогда говорили. Кто-то не хочет уходить от своих жен, некоторые их просто не отпускают, третьи не хотят снова идти на войну, но предлагают помочь другими методами, а остальные согласны, - стал делиться впечатлениями от встреч со своими бывшими подчиненными Сестий, поскольку помощь монстрам была делом для них добровольным и не все хотели рисковать приобретенным семейным счастьем, хотя и желающих помочь Ехидне осуществить ее цель и освободить свой родной дом было тоже немало. - Вот и отлично, Сестий, пока конечно добровольцев даже с их женами на легион не наберется, пока разве что на эту, как их у вас называют... Когорту, но в данный момент мне и моей матери больше и не требуется, поскольку сначала хотелось бы посмотреть, на что вы можете быть способны, - порадовалась таким сведениям драконица, поскольку она видела, что ее задумка имеет все шансы на успех, поскольку желающих сражаться за Ехидну уже должно было набраться несколько сотен. - И я очень надеюсь, что вы меня не подведете, поскольку эта идея была во многом моей. - Я уже давал свое согласие и за эти дни я не просто не отказался от своих слов, наоборот, я еще больше убедился в их правильности. Так что да, я согласен командовать всеми римскими добровольцами под вашим началом. -поспешил подтвердить свое согласие легат, тем более он своими глазами видел желающих снова сражаться под его началом. Тем не менее Сестия посетила странная мысль из-за того, что он знал о монстрах в целом. Как следует подумав, Публий не смог сдержать любопытства и осторожно поинтересовался. - Кстати, повелительница Эфира, простите за такой вопрос, но для чего вообще вы решили собрать из легионеров войско? Разве ваших собственных сил недостаточно?       Драконица странно отреагировала на вопрос римлянина, сначала нахмурившись, но затем она быстро смягчилась и даже еле заметно улыбнулась, думая, как ответить человеку. Собственных сил у монстров хватало, особенно учитывая особенности их энергии, пусть и все равно общая их численность оставляла желать лучшего. Но дело было не в этом, а в чем-то более глубоком, чего легат сейчас понять не мог. - Очень хороший вопрос, легат. Видишь ли, Сестий, наших сил вполне хватает, особенно с учетом союзников, но есть одна проблема в нас самих. Это крайне неприятно признавать, но у нас нет армии в вашем понимании. Многим на поле боя гораздо важнее заполучить свой трофей, поэтому нередко, заполучив желаемое, они исчезают прямо во время сражения и нередко больше в них не участвуют. К сожалению, нам катастрофически не хватает дисциплины, как у вас, римлян. И мне кажется, что ее отсутствие может не раз и не два выйти нам боком, потому я и настаиваю на необходимости включить вас в состав нашего войска, - по лицу Эфиры было заметно, насколько ей неудобно об этом говорить, тем не менее она считала, что с легатом она вполне может быть честной. - Но разве это такая проблема? У вас есть те, кто умеет летать, вы умеете колдовать, почти все здесь физически превосходят самого сильного легионера. Я не против руководить легионами под вашим командованием, но настолько они нужны? Вы же можете разбить кого угодно, даже не обращая внимания на дисциплину, - легат тем не менее не до конца понял мысль своей новой повелительницы и потому осторожно попытался ее переубедить. Все же в логове монстров он видел такое, что было не просто не по силам обычному человеку, но даже выходило за рамки его самого смелого воображения и потому Сестий хотел понять, зачем монстрам при всей их огромной силе еще и повышать дисциплину своих бойцов. - Ты рассуждаешь прямо как некоторые из моих сестер, легат, не буду называть их имена. Они считают, что мы как вид во всем лучше людей, во всем их превосходим, а значит и победить их несложно и для этого хватит простой грубой силы. А я с этим не согласна, мы и вправду во многом сильнее и лучше людей, но не во всем, у них есть некоторые сильные стороны, которых нет у нас. Поэтому я и хочу, чтобы ты со своими легионерами помог мне нивелировать их сильные стороны, - Эфира нисколько не растерялась и быстро дала эффективный ответ Сестию, причем видимо беседа ее несколько увлекла, и она несколько ушла в сторону. - Это я не говорю уже о некоторых представительницах наших видов, которые считают, что их мужьям место дома, у домашнего очага и так далее, а не на поле боя и в других серьезных местах. Я же вижу в вас огромную пользу нашему делу и не только с точки зрения убеждения других людей в сотрудничестве с нами, но и с точки боевой эффективности.       Драконица рассуждала довольно просто, когда вместе с матерью решила попробовать создать марионеточный темный легион из пленников. Если они будут в нем вместе с женами и уже сами улучшенные их энергией, они смогут без труда превзойти оппонентов из обычного человеческого легиона. Конечно, дисциплина у подчиненных Сестия просядет, но она там будет на каком-никаком, но уровне, а вкупе с усилением этого вполне хватит, чтобы превзойти даже дисциплинированного противника на поле боя. Эфира стремилась к как можно большей эффективности своего войска и потому не стеснялась ради этого помогать пленным с созданием своей новой армии. - Но все же, есть ли смысл перенапрягать силы для того, чтобы одолевать того, кто и так слабее? Просто зная как устроена, римская армия и какую мощь являет собой ваше войско представляет мне непросто понять, зачем привлекать дополнительно не такое уж большое число бойцов? - Сестий попросту не до конца понимал логику драконицы, хотя и не собирался ее оспаривать, все же он воспринимал ее уже как свою повелительницу, чьи команды надо выполнять. Тем не менее ему хотелось понять причину такого сильного желания драконицы собрать как можно больше войск, даже если имеющихся сил в принципе достаточно. - А зря ты так думаешь легат, может именно поэтому ты сейчас здесь передо мной, а не перед Цезарем хвастаешься своей победой. Я считаю, что врага надо уважать в любом случае, даже если он кажется тебе самым слабым из возможных. Неужто не было у вас такого, чтобы Рим терпел поражения из-за того, что свысока смотрел на других, считая, что они ему не ровня? Каких-то лет десять назад к югу отсюда один римский богач посчитал, что сможет разбить каких-то, как ему казалось кочевников, а в результате он погубил армию, а варвары, которых он недооценил, залили ему в глотку его же расплавленное золото, - не согласилась с Сестием Эфира, тем не менее она держалась спокойно, стараясь именно что переубедить легата и привести к тому, чтобы он сам поменял свои взгляды. - Как же этого не вспомнить, это был страшный позор, лишь немногим повезло оттуда выбраться из почти сорока тысяч человек. Теперь я понял, зачем вам нужны мы, повелительница Эфира и я с удовольствием помогу вам и постараюсь оправдать ваше доверие, - Публий нашел слова драконицы довольно убедительными и не смог с ней не согласиться, ведь он, как и его люди, как и галатийские союзники, не слишком высоко оценивали силу понтийского царя, а в итоге потерпели поражение от его армии, пусть и усиленной отрядом гарпий. - Хорошо, я рада, что ты готов к этому, потому что у нас уже есть, где опробовать твою новую когорту, Сестий. У нас возникли некоторые... Сложности с Боспором, произошел переворот в Пантикапее и теперь нам нужно вернуть на престол законного царя, а заодно проучить тех, кто решил предать нас. Таково требование моей матери и нескольких сестер. Так что без дела тебе и твоим новым подчиненным сидеть не придется, - как следует поговорив и обсудив все детали с Сестием и заручившись его согласием, драконица тут же предпочла перейти к делу и дать легату и его воинам шанс проявить себя в ближайшем будущем.       Сестий не ожидал, что применение его новой, еще толком не сформированной армии найдут настолько быстро. Он, конечно, своими глазами видел, на что способны монстры и как их мужья со временем становятся сильнее, но те, с кем легат имел дело рассказывали про столицу Боспора такое, что он не представлял, как эту крепость вообще можно взять, да еще и такими ничтожно малыми силами. Город на берегу, на возвышенности, окруженный стеной, не говоря уже про неприступный акрополь Митридата на горе, который никому еще не удавалось взять. Публий никак не мог представить взятие столь укрепленной столицы столь малыми же силами. - Никогда не был в Пантикапее, но судя по тому, что я слышал об этом городе, когортой его не взять, даже если в них будут сражаться плечом к плечу монстры и их мужья, боюсь даже легиона может не хватить, - Сестий не собирался отказываться от командования, но при этом ему стало не по себе от идеи того, что ему придется штурмовать столь хорошо обустроенную крепость с достаточно небольшим числом подчиненных. - Естественно вы не будете одни. Не надо думать, что я этого не учла, сейчас. Нам повезло, что прошлый царь был столь любезен и предоставил нам практически точный план столицы, - Эфира ненадолго отвлеклась от Сестия, принимаясь перебирать все, что было у нее на столе, в поисках схемы Пантикапея, которую они сделали со слов царя Фарнака, как оказалось не зря. Драконица достаточно быстро ее нашла и положила перед легатом. - Смотри, у Пантикапея есть внешняя стена и есть еще хорошо укрепленный акрополь на горе, к которому ведет дорога через порт, который прикрывается только флотом.       Эфира очевидно отлично изучила эту схему и могла ориентироваться в ней хоть с закрытыми глазами, быстро указывая на важные точки столицы и возможные линии обороны. План у нее очевидно тоже был готов и как следует продуман и сейчас она лишь излагала его Сестию, в котором ему и его когорте отводилась едва ли не ключевая роль. - Так вот, Фарнак вместе с армией лояльных ему скифов и некоторыми нашими отрядами нападет на город с суши и будет штурмовать внешнюю стену, в то время как флот будет прикрывать гавань. Очевидно, что путь от порта к акрополю будет слабо защищен, как и сама цитадель, поскольку я уверена, что защитники бросят большую часть сил на защиту стены и даже в случае ее потери будут с боями отступать к горе. Вот здесь, Сестий, ты со своими воинами и вступишь в битву, - быстро и притом крайне четко и доходчиво объясняла свои задумки и соображения драконица, указывая лапой на нужные точки схемы. - Вы атакуете Пантикапей с моря, зайдете на судах в порт, высадитесь в нем и ворветесь в плохо охраняемый акрополь, заодно отрезав его от остальных сил. Если быстро высадиться и без задержек добраться до цитадели победа будет обеспечена. Думаю, легат, ты сможешь с этим справиться.       Сестий слегка призадумался над предложенным Эфирой планом. Он был хорош и отлично продуман, да и логика в нем была. Отвлечь большую часть сил на внешнюю стены и связать их там, в то время как сильным отрядом нанести удар по цитадели, которая будет лишь немного защищена. Правда тут у Публия возник серьезный вопрос, и он несколько минут думал, стоит ли делиться им с Эфирой, поскольку ему было неудобно уточнять некоторые моменты у командира. Но все же Сестий собрался с силами и осторожно высказался по задумке драконицы. - План отличный, разве что я не знаю, как нам попасть в этот самый порт. У нас вообще есть флот? И даже если есть его достаточно, чтобы разбить корабли Боспора? Ведь, если мне не изменяет память ни у кого на Эвксинском Понте нет большего числа судов, чем у них. И даже если так, нам придется ввязаться с ними в долгий бой и потерять драгоценное время, - аккуратно попробовал задать несколько вопросов и высказать несколько замечаний по плану легат, однако судя по выражению Эфиры, ее это нисколько не смутило. - Кораблей для того, чтобы перевезти тебя и твою когорту через пролив у нас хватит. А то, что у Боспора самый большой флот на море, так это не проблема, у нас есть кое-кто посильнее деревянных кораблей. Надо будет только согласовать это с одной из моих сестер и понтийский флот, каким бы большим он ни был перестанет быть проблемой. Главное, чтобы ты и твои подчиненные с высадкой и захватом ослабленного акрополя не тянули. Ясно, легат? - очевидно драконица и этот момент заранее продумала и потому без лишних раздумий столь же уверенно поделилась с Сестием, развеивая его сомнения и опасения. - Коли так... Что же, мне нечего сказать. Разве что надо будет приступать к тренировкам, чтобы были готовы к битве. Надо постараться уместить в новом легионе сильные стороны как людей, так и ваших подчиненных, - еще раз обдумав все сказанное Эфирой, Сестий понял, что все расписано четко и понятно и ему попросту не к чему придраться. Сам план казался ему вполне здравым и наиболее эффективным в сложившейся ситуации, причем ему вполне импонировало, что здесь ему отведена чуть ли не главная роль. - С этим я думаю ты и сам сможешь справиться. Хорошо, Сестий, можешь идти. Но ты должен быть готов выступить к Боспору как только придет приказ, - обсудив все что хотела, драконица отпустила легата, а теперь и своего нового подчиненного готовить когорту к будущей схватке за Пантикапей. У нее самой еще хватало дел и помимо римлянина, и она не стала более его задерживать здесь.       Получив разрешение идти, легат встал со своего места и сначала поклонился Эфире, а затем отсалютовал ей взмахом руки, как было принято в Риме. После чего он зашагал к выходу из дворца Матери Монстров, поскольку дел теперь у него значительно прибавилось. С другой стороны, Сестий был доволен собой, ведь теперь он снова будет командовать, вернется к своему делу. Теперь ему требовалось подготовить новых подчиненных к борьбе за новый мир.