***
В одинокой квартире на окраине Мадрида мечется, не находя себе покоя, Лука. Хочется рыдать, кричать во весь голос, медленно сходить с ума. Квартира стала безжизненной. В ней теперь холодно, она населена призраками. Призраками былого счастья, которое отчаянно хочется вернуть. Разноцветная коробка с его любимым печеньем на кухне… Спальня, в которой он был таким настоящим, любящим, искренним… Всё, что связывало их, исчезло, было убито самим Лукой. — Зачем? Зачем я это сделал? — единственная мысль болезненно колотит в мозг, заставляя снова и снова испытывать привычное чувство стыда. Последнюю попытку дозвониться он делает в три часа ночи, когда весь пропахший сигаретным дымом, безуспешно пытается заснуть. Руки дрожат, набирая наизусть выученный номер. — Пожалуйстапожалуйстапожалуйста, — как заклинание бормочет он одно лишь слово, пока неяркий свет экрана освещает его лицо. Он страшно боится услышать привычные гудки или еще более страшное «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети…» — Я слушаю, — голос у Ивана в трубке такой тоскливый, что у Луки сжимается сердце. Руки трясутся так, что невозможно удержать телефон. Но даже такой голос возвращает его к жизни, голос дает ему надежду. — Иван! — выдавливает Лука с мольбой, — не бросай трубку… Прости, прости меня… Я… нам надо поговорить… На другом конце провода сначала воцаряется молчание, а затем… — Если хочешь, то приезжай в понедельник, хотя, — Иван замолкает на мгновение, — я не знаю, о чем нам с тобой разговаривать.***
Вибрирующий где-то в ногах телефон будит Луку, отчего тот недовольно морщится. Яркое солнце слегка пробивается сквозь легкие шторы. Лука сонно моргает, пытаясь отыскать в скомкавшейся простыне источник звука: — Алло… — У тебя голос сейчас такой, как будто ты пил без продыху всю ночь, — на том конце провода слышится тяжелое дыхание Рамоса. — Тебе не кажется, что это переходит все границы? Ты снова опаздываешь. Так что поднимай свою тощую задницу и живо на стадион. — А не пойти ли тебе нахуй?! — Лука выключает телефон и, не торопясь, начинает собираться. Он с удовольствием избежал бы встречи с Серхио, но тренировку действительно никто не отменял. Торопливо извинившись перед Зиданом и клятвенно пообещав ему, что такого больше не повторится, Лука выходит на поле, буквально нос к носу сталкиваясь с Серхио. Сухо благодарит его, неловко поднимается, потирая ушибленный локоть и напрочь игнорируя протянутую руку. — Смею напомнить, я не один виноват в случившемся, — сердито шипит Рамос, холодно глядя на Луку. — Так что, нечего от меня прятаться, жертва обстоятельств. Лука ничего не хочет говорить, но Рамос больно хватает его за плечо, заставляя смотреть на себя. — Я и не виню тебя. Ты-то здесь причем? Это же не ты изменил Ивану, — Лука хмурится, лицо у него становится угрюмым. Его передергивает то ли от холода, то ли от отчаяния. Зидан орёт с противоположного края стадиона, потом направляется решительно к ним, чуть ли не срываясь на бег. Футболисты пробегают мимо, недовольно косясь в их сторону. Лука смотрит им вслед несколько секунд, после чего оборачивается к Рамосу: — Скажи, ты хотя бы раз был в такой ситуации? Вот честно, чтобы ты сделал на месте Ивана? — Я? Убил бы сразу. Но… — в голосе Серхио слышатся неловкость и замешательство, — я знаю одного человека, который однажды сумел простить такое… Лука вскидывает на него глаза, вдруг припоминая, что сквозь стоны наслаждения ему однажды послышалось «Икер…» — Он самый, — прочитав ответ в растерянном лице Модрича, Серхио умоляюще смотрит на него, надеясь, что тот поймет. — Послушай, Иван, он такой же, как и Икер. Он любит тебя. Он простит. Лука, склонив голову, как-то странно смотрит на Рамоса, затем качает головой: — Ну и мрази же мы с тобой! Подошедший к ним Зидан от злости сверкает глазами: — Все свои проблемы надо решать после тренировки. А теперь три круга вокруг стадиона, марш!***
Квартира в Барселоне пуста, Иван задерживается с тренировки. Лука, опрометчиво не позавтракавший дома, ругает себя за то, что не заскочил в ближайший супермаркет. Он больше не чувствует себя тут как дома, но голод не тетка, и мысленно попросив прощения, он заглядывает в холодильник. Бегло оглядывает его содержимое, потом, прикусив губу, чтобы не спугнуть внезапно вспыхнувшую надежду, долго стоит перед открытой металлической дверью. На полке лежит страшно нелюбимый Иваном дорблю, и просто ненавидимая им же кровяная колбаса («Как ты можешь постоянно, простигосподи, жрать эту гадость»). Пару минут с его лица не сходит глупая улыбка, которая быстро сползает при звуке поворачиваемого ключа в замочной скважине. Сердце Луки сжимается от жалости, когда он видит перед собой любимое исхудавшее лицо и его мертвые глаза. Нет, никогда! Никогда Лука не сможет без него. Быть счастливым без него. Просто дышать без него. Иван всегда был с ним, даже когда его рядом не было. И он должен сделать сегодня всё возможное и невозможное, чтобы вымолить себе прощение. — Привет, — Лука нервно дергает ворот футболки, душащей его сейчас. Нервная дрожь пробегает по телу. — Прости меня, — голос Ивана звучит тихо, но отчетливо. — За что? — почти одними губами, с потаённой болью в глазах, удивленно шепчет Лука. — Я пришел туда без спросу, не предупредив тебя, — серьезно произносит Иван. Удар точно в сердце, и оно обрывается, падает в пятки. Лука невольно делает шаг назад, у него перехватывает горло: — Я виноват перед тобой, и не представляю, как могу вымолить прощение, но я без тебя не могу. Иван устало улыбается, пытаясь прогнать воспоминания: — Почему? — Что почему? Почему не могу? Почему изменил? — Нет. Почему именно Рамос? — больно, как же больно. Лука не знает ответа на этот вопрос. Он уже много раз впустую задавал его себе и сам не мог понять, какое помешательство заставило их с Рамосом броситься в объятия друг друга после того злосчастного Эль-Класико. Может быть, в этом был виноват проигрыш, после которого отчаянно хотелось поддержки, может быть, Иван слишком уж радостно праздновал свой гол в объятиях Месси. Всё это породило странную пустоту в душе, которую нужно было чем-то заполнить. — Вы любите друг друга? — Взгляд бесцветен и пуст. — Нет, нет, что ты! Я не знаю, что на меня нашло, — Лука пожимает плечами, взъерошив рукой волосы. — А Серхио, он… Если хочешь знать, то у него все гораздо хуже… — Я должен его пожалеть?! Лука смотрит прямо в глаза Ивана и отмечает, как те темнеют от ярости. — Погоди, не сердись… Просто пойми… Он и Икер, они уже давно… — А, то есть вы жалели друг друга, жаловались на несправедливость жизни, голыми в нашей постели. И как я сразу не догадался, — в голосе Ивана слышится отчаяние, он привычно запускает руку в волосы, сжимая их у корней. Лука опускает голову. — Как давно? — Боль в сердце становится нестерпимой. — Как давно ты изменяешь мне? — Один раз, Иво, поверь мне, всего один раз… — Почему я должен верить? — У тебя теперь нет никаких оснований, да, — Лука беспомощно разводит руками, — но я клянусь, что это правда. Я в последнее время так злился на тебя, думал, что слишком от тебя зависим, что я не кукла, чтобы держать меня на ниточках. А потом, ну, после этого, понял, что ты меня не привязывал к себе, это я сам к тебе привязался. И не хочу я этой воли. Пойми, я честно не могу найти ни одного оправдания моей измены, кроме того, что озвучил в тот раз… Мне тебя не хватало, и я подумал, что суррогат может заменить мне тебя… — Ну, и как заменитель? — Иван растягивает губы в мертвой улыбке. — Ты действительно хочешь это знать? — Лука мнется, переступая с ноги на ногу. — Я не знаю, что я хочу услышать. Нет, конечно, я хочу услышать правду, просто я не уверен, что услышу ее от тебя. — Он это не ты. Иван хлопает в ладоши: — Изящный уход от ответа. Браво! — Послушай, я не силен в разговорах. Говоря, что он это не ты, я имею в виду, что с тобой мне лучше, — Лука чувствует, как дергается от этой фразы Иван, и, сглотнув ком в горле, продолжает, — мы не… Он ушел сразу же после тебя. Иван чувствует, как обида встает в горле комом, он неловко сползает по стене, закрывая глаза: — Я хочу, чтобы всё это было страшным сном. Я ужасно хочу проснуться в том дне перед Класико, когда я чувствовал себя таким счастливым, собираясь к тебе на свидание. Он чувствует, как Лука садится рядом, легко, боязливо касается колена. — Я любил тебя, любил тебя больше всего на свете, больше жизни, больше моей жены, моей семьи. Я жил тобой, дышал только тобой. И я не заслужил такого с твоей стороны. Лука испуганно вскидывает голову при слове любил. У их любви ведь нет прошедшего времени? Или уже есть? Он умоляюще смотрит в глаза напротив. Иван ловит его взгляд, и Лука с ужасом понимает, что у того в голове те же мысли, что и у него. — Знаешь, в эти дни я так старался понять, что мне делать дальше. Я даже думал засунуть свою гордость куда подальше, лишь бы всё осталось по-прежнему. Смешно звучит, но я до последнего надеялся на твои оправдания. Как будто они помогут, — невесело продолжает Иван после нескольких минут гнетущего молчания, — забыть, что я видел вас в разгар самого процесса. Впрочем, мне вряд ли было бы легче, если бы я просто узнал о твоей измене от кого-то другого. Я измучился, пытаясь найти ответы на вопросы Что будет, если ты исчезнешь из моей жизни? Что будет, если ты останешься в моей жизни? — И как ты на них ответил? — Никак. Ты не исчезнешь никуда. Мы с тобой пока еще играем вместе в сборной. Мы играем друг против друга в одном чемпионате. Я не готов заканчивать карьеру только из-за того, что тебе стало скучно и ты решил утешиться в постели с Серхио. Так что, ты останешься в моей жизни, — Иван пожимает плечами. — Если честно, я тоже хотел изменить тебе, заставить тебя почувствовать то же, что чувствовал я. Проверить, смогу ли я это сделать. — И? — Лука судорожно пытается собраться с мыслями, открывает рот, но все мысли неожиданно вылетают из головы. Его лицо вдруг становится таким беззащитным, что Ивану в который уже раз хочется заслонить его собой от всяких бед. — И чуть не получилось. Просто вовремя осознал, что ничего, кроме чувства вины и опустошения, мне это не принесет. Что я потом бы измучил себя мыслями «А чем же я лучше, чем ты… Такой же предатель…» Хотя, я и есть предатель, — Иван тяжело выдыхает. — Я и так живу с чувством вины по отношению к жене. Измена — это ведь всегда поиск лучшего, это сравнение. И, любив тебя, я невольно показывал ей, что она хуже. Она, которая подарила мне моих малышек, она, которая заслуживает любви, которую я ей никогда не смогу дать, она, которая смирилась с тем, я ее не люблю… Они сидят рядом, боясь пошевелиться. Лука чувствует, что кончается воздух в легких, что он начинает задыхаться. На какой-то миг темнеет перед глазами. Он кажется себе заблудившимся в лесу ребенком, он потерялся, сбился с дороги, и не знает, в какую сторону идти. В груди жжёт, а еще вдруг жутко урчит в животе. Лука с бьющимся сердцем смотрит на Ивана: серая изморозь уходит из глаз, глаза снова становятся зелеными, они всегда становятся такими, если Иван чем-нибудь растроган. Лука закрывает глаза, пытаясь понять, как он дошел до такого. Как он мог так испортить себе жизнь буквально за одну ночь. Но, внезапно понимает он, та ночь как будто что-то сломала в нем, и он знал, что это к лучшему. Иногда надо изменить, чтобы понять, что не надо. Иван, вдруг усмехнувшись, поднимается на ноги, быстро хлопает Луку по плечу: — Пойдем, я накормлю тебя, — не оглядываясь, идет на кухню, ставит чайник, достает из холодильника еду. Лука изумленно смотрит Ивану вслед, потом неверяще улыбаясь, идет за Иваном на кухню. Хлеб, сыр, колбаса, фрукты — Лука оголодал настолько, что в буквальном смысле ест всё, что видит. — Спасибо, — Голос его чуть дрожит от волнения. — Очень вкусно. — Сомневаюсь, — ехидно отвечает Иван, не притронувшись к еде. Они сидят молча некоторое время. — Что мы будем делать? — говорит Лука не очень уверенно. — Что мне сделать, чтобы ты простил меня? От волнения у него перехватывает горло, и сердце Ивана сжимается от жалости. И от любви. Только в этот момент он вдруг осознает, насколько сильно он скучал по Луке. Иван встает, чтобы