***
— Ива-анко! Иван в очередной раз обидчиво передёрнул плечами под громкий гогот команды. Ему совсем не нравилось то, как Лука продолжал произносить его имя. Чуточку растягивая гласные, будто… потешаясь. И он уж вовсе не хотел, чтобы его новый товарищ по сборной смотрел на него таким взглядом, словно видел его обнажённым сквозь одежду. Иван совершенно не понимал, почему этот Модрич прицепился к нему с самого первого дня знакомства, как надоедливый клещ. Этот (не)нормальный следовал за Иваном по пятам, куда бы тот ни шёл — хоть на утреннюю прогулку, хоть на завтрак, хоть на стадион. Иван старательно делал вид, что его ничто не трогает, но, в конце концов, не выдержал и с вызовом поглядел в насмешливые круглые глаза: — Чего тебе от меня нужно? — Я хочу поцеловать тебя, — в хрипловатом голосе явно послышалось лёгкое поддразнивание. Иван втянул голову в поднятый воротник куртки и быстро оглянулся по сторонам. Слава богу, что они остались одни в раздевалке, и этих слов никто не слышал. Он открыл рот, жадно ловя губами воздух, и зло буркнул, почувствовав, как покраснели уши: — Нахуй иди! — На твой — с удовольствием! — Лука попытался подавить смешок, но это вышло у него плохо. Иван тяжело выдохнул, показал ему средний палец и выскочил за дверь. Последнее, что он услышал перед тем, как дверь закрылась, был негромкий грудной смех. Вечером того же дня Иван сидел на чёрной лестнице, которой никогда никто не пользовался, и смотрел, как гаснет вечернее небо. В голове уныло крутилась одна-единственная мысль, от которой становилось ещё тошнее: «Какого чёрта я поддался на уговоры Славена?!» — Вы с ним подружитесь, — полгода назад уверял его Билич. — Лука — нормальный парень. Ага, как же! Может быть, и впрямь нормальный, но пока ничего хорошего от этого знакомства, судя по всему, ждать не приходилось. Впрочем, начиналось-то всё, действительно, очень даже здорово. Иван тоскливо припомнил первые сборы, день рождения Луки, отмеченный под старым каштаном. Когда, а главное, почему, сейчас всё пошло наперекосяк? Где-то невдалеке хлопнула дверь, и этажом ниже вдруг раздалось: — Да что с тобой? Ты сам на себя не похож в последнее время! — Не знаю, Чарли, — с явной неохотой отозвался второй. — Наверное, мне он нравится слишком сильно. И я веду себя, как полнейший придурок. Иван застыл, вжавшись в стену и сжав руки в кулаки, потому что он узнал обладателя этого низкого, чуть хриплого голоса сразу. Подоконник внизу жалобно скрипнул. И сразу же до него донёсся запах сигарет. — И что ты будешь делать? — Что делать, что делать… — горько передразнил Ведрана Лука. — Ума не приложу. Может, снимать штаны и бегать? — Нет, серьёзно… — Сказал же… Не знаю, — с раздражением отрубил Лука. — Интересно, кто ему нравится? Может… — мелькнуло в голове у Ивана, но додумать он не успел, так как Лука с раздражённым вздохом продолжил. — К тому же, мы послезавтра разъезжаемся в разные стороны. Он в «Шальке», а я… Иван едва не ахнул от неожиданности. Но удержался, успев зажать рот ладонью. Прижался к стеклу, зажмурился, потом огляделся. Всё вокруг, казалось, было по-прежнему: под ногами холодный пол, под щекой такое же холодное стекло. Однако что-то неуловимо изменилось. И он понятия не имел, что ему теперь делать. За две недели до ноябрьских сборов Иван, к своему полнейшему изумлению, вырвался из цепких объятий Морфея с рукой на члене и с именем Луки на губах. Напрасно он пытался убедить себя, что для волнения нет причин, что случившееся утром — чистое недоразумение, что все время от времени видят подобные сны. Он знал, что это неправда. Знал, куда это может привести, и… боялся идти туда. Но с того дня образ Луки преследовал его днём и ночью. — Ива-анко, с приездом! — Привет! — спокойно ответил Иван, прямо встретил насмешливый взгляд, не дрогнув ни на секунду, лишь коротко облизнулся. Зрачки расширились, и нечто промелькнуло на лице Луки, хотя Иван не был уверен, что именно. Странная игра в гляделки продолжалась весь день. А вечером в общей гостиной Лука упал рядом с ним на диван, удобно устроил голову на его коленях и закрыл глаза под негромкие смешки окружающих. Иван попытался сглотнуть через сдавленное горло и оцепенел, боясь пошевелиться. Потому как лохматая макушка оказалась чересчур близко к одной очень чувствительной области. Напряжение буквально висело в воздухе. Жар щеки, обжигающий бедро даже сквозь спортивные штаны, тут же спутал все мысли. Он беспомощно выдохнул и пригладил дрожавшими пальцами встрёпанные русые волосы. После победы над Англией они поцеловались. Ещё сидя на скамейке запасных, Иван думал, взаправду ли губы Луки настолько мягкие, какими кажутся. А после финального свистка сборная Хорватии высыпала на поле, и он сам не заметил, как оказался в крепких объятиях, на мгновение замер, а затем, задыхаясь, жадно, отчаянно ткнулся в желанные губы. Это был настоящий поцелуй, пусть неуклюжий, но такой чудесный. И такой короткий! Раздавшийся поодаль громкий свист заставил их отпрыгнуть, и уставиться, тяжело дыша, друг на друга. В потемневших глазах напротив горело откровенное желание. Иван машинально облизнулся, когда увидел искусанные губы Луки, внезапно осознав, что он только что наделал, но вдруг тут же поймал себя на мысли, что любуется модричевской улыбкой. И эта мысль тоже напугала его, как шальная пуля в спину. Сможет ли он теперь жить с этим? Или, что вернее, сможет ли он теперь жить без этого? Он ни разу не задумывался, каким будет его первый раз с Лукой. Да, и будет ли он вообще. Но в феврале после позорного проигрыша голландцам Лука робко постучал к нему в номер, и Иван ничего не смог с собой поделать. Лишь поднял руку, провёл кончиками пальцев по тонким прядям, взял его лицо в свои руки, набрался храбрости, чтобы посмотреть в широко распахнутые глаза, и притянул к себе. Лука издал долгий, полный желания стон… Иван проснулся в пустой постели и счастливо рассмеялся. На тумбочке лежала открытая шоколадка. Но не она привлекла его внимание. Подле неё поблёскивали сделанное из серебристой фольги кольцо и всамделишная валентинка.***
Лука покаянно склонил голову к плечу: — Так как ты ответил? — Очень своевременно, через тринадцать-то лет. Но лучше поздно, чем никогда, — хмыкнул Иван, осторожно достал со дна коробки сердечко из красного с золотом картона и передал его Луке. На сложенной бумаге торопливым почерком были нацарапаны четыре слова: «Ты будешь моим Валентином?» А ниже — огромными буквами: «ДА!» Чуть позже Лука разглядывал Ивана, который аккуратно возвращал содержимое коробки на место, затем прижал его к себе и пробормотал на ухо: — Разрешишь мне тоже пополнять коллекцию? — Само собой. В коробке ещё много свободного места, — серьёзно кивнул в ответ Иван.