Juego

С того дня в студии Юнги прошла неделя. Семь дней, в течение которых старший ни разу не попался Чимину на глаза. Весь мир будто обернулся против танцора, продолжая диктовать свои правила. И это в самом деле выводило из себя, отчасти. Они так и не пришли к единому мнению по поводу записи Чимина, и времени до сдачи проекта, к несчастью, оставалось все меньше. Чимин злился, накручивал себя, ведь рассчитывал на то, что в ближайшие несколько дней полностью поставит танец для проекта и наконец покончит этим. Помимо совместной работы с Юнги перед глазами маячила еще одна важная дата — отчетный концерт на его факультете. Для любого танцора это было отличным шансом показать все свои навыки и умения, потому как чаще всего эти концерты устраивались лишь для того, чтобы именитые балетмейстеры могли отобрать для своих постановок хороших солистов. А Чимин грезил этим. В течение шести месяцев упорно готовился к заветному событию, не давая себе времени на отдых. Постоянно торчал в зале, выделяя редкие часы для принятия еды и душа. В остальном все его дни были монотонными и скрашены были лишь любимыми танцами. И все бы продолжалось в том же духе, если бы не полученная ранее травма и парный проект с музыкантами. Тут словно все карты кто-то сверху перемешал, будто насмехаясь. И это заводило в тупик. Но Чимин не привык сдаваться, поэтому просто тренировался еще упорнее. И даже сейчас, когда силы были на исходе, он танцевал. Отрабатывал сложные элементы, стоя ровно по центру зала. Смотрел на свое отражение и морщился. В его движениях не было мощи; повороты и прыжки были мягкими, легкими и осторожными. Чимин хотел иного. Чтобы тело было натянуто, словно струна, и каждая мышца буквально горела, но работала. — Черт, — при очередном пируэте танцор оступился, неудачно ставя травмированную ногу на паркет. — Еще одно такое движение, и ты вряд ли сможешь танцевать так же резво, — со стороны дверей послышался знакомый голос, заставивший Чимин вздрогнуть и обернуться. Обычно в такие часы в стенах их корпуса уже давно не было студентов, поэтому появление Юнги удивляло. Особенно после тех долгих семи дней, когда старший будто показательно избегал их встречи. А теперь так спокойно стоял здесь, излучая уверенность. — Напугал, — младший фыркнул, — и давно ты здесь? — Приблизительно с полчаса, — глядя на циферблат часов, — или около того. — Да? — Чимин смерил музыканта подозрительным взглядом, но говорить в ответ ничего не стал, лишь с минуту продолжал рассматривать Юнги, прежде чем отвернуться, наклоняясь к сумке с вещами. — Даже не спросишь, почему я здесь? — на лице блондина играла усмешка. — Судя по всему, ты пришел осознанно, потому как никто не знает о том, что вечерами я здесь занимаюсь. Значит, уже видел, что я танцую, — продолжил свою логическую цепочку Пак. — Следовательно, следил. Отсюда есть два вывода: либо ты сталкер и просто любишь следить за кем-то, либо я тебе нравлюсь, хён, — на последней фразе Чимин рассмеялся, и глаза его сузились, превращаясь в две маленькие щелочки, а в уголках закрались аккуратные морщинки. — Гениальные умозаключения. Хочешь третий вариант? — на первый взгляд могло показаться, что Юнги раздражен, но дело было совсем в другом. Кажется, танцору удалось задеть блондина, ощутимо. Вот только в чем причина? — Готов выслушать твои оправдания, — Чимин за время разговора успел сменить влажную майку на широкую футболку и теперь выглядел куда свежее, чем прежде. — Просто кто-то настолько увлечен танцами, что совсем теряет ход времени. Сторож внизу знает, что ты вечно здесь торчишь, поэтому по его личной просьбе несколько раз проверял, так это или нет. Такой вариант тебя устраивает? — Знаешь, я вполне был бы удовлетворен и вариантом с симпатией, хен. — Не неси чепухи. Я здесь по делу. На словах о деле Чимин замер, словно обдумывая следующий свой шаг. А потом просто собрал сумку с вещами, потушил везде свет и, приглашая старшего на выход, запер зал на ключ. Уже стоя в коридоре, едва касаясь Юнги плечом, Чимин перевел свой взгляд на него, немо прося поведать причину его появления. — Есть время сейчас? — словно обухом по голове. — Что? — танцор даже потерялся на мгновение, не понимая сути вопроса. — Песня готова, я свел дорожки и внес окончательные правки в текст. Мы можем записаться сейчас, если ты готов. — Спрашиваешь, — глаза Чимина буквально сверкали от нетерпения. Он ведь целую неделю ждал хоть какого-то действия со стороны музыканта. Поэтому сейчас, наплевав на поздний час, готов был бежать в студию. — Тогда пошли, — Юнги, особо не задумываясь, взял младшего за запястье и повел вслед за собой. Держал крепко, будто это обычное для них дело. Вот только Чимин от этого жеста перестал дышать в тот самый момент и вздохнуть нормально смог лишь тогда, когда пальцы блондина распустились на его руке, а сами они оказались в той самой студии. — Ты проходи, не стой на месте, — бросил Юнги, прокашлявшись, пытаясь сгладить возникшую между ними неловкость. Как и всегда, блондин сразу же уселся за монитор, одновременно включая все необходимое оборудование. Чимина это восхищало, хоть и понимал во всем этом он немного: не его профиль. А старший, наоборот, так органично смотрелся, окруженный кучей проводов, всевозможных установок и приставок, что это даже завораживало. Для танцора все эти вещи, которые Юнги творил своими руками, были настоящим чудом, ярким и, несомненно, притягательным. — Так и будешь столбом стоять? — из раздумий младшего вывел голос Мина, который, к слову, уже был готов к записи, дело оставалось за Чимином. — Извини, мне пройти за стенку? — рука взметнула вверх, в направлении той самой комнатки, в которой в прошлый раз Пак весьма удачно сделал первую в своей жизни попытку спеть вот так, совсем как профессионал. — Иди, текст я тебе там уже оставил. Будешь смотреть на меня. По моей команде, когда досчитаю до трех, включу музыку, и ты должен будешь к этому моменту начать петь, готов? Вместо ответа Чимин лишь кивнул и прошел в комнату, разделяющую его с Юнги лишь прозрачной стеной для лучшей связи со звуковиком, как это обычно бывает при записях. На то чтобы собраться с мыслями ушло от силы меньше минуты. Столько же потребовалось, чтобы прочистить горло и мельком пробежаться по тексту. А потом Юнги начал отсчет, медленно загибая пальцы по ту сторону помещения, и в наушниках заиграла мелодия, та самая. Чимину не нужно было вслушиваться, чтобы узнать ее. Он слышал ее в прошлый раз, вот только были некоторые различия. Трек стал более тягучим, плавным, чувственным, тело автоматически реагировало на мелодию, рождая в голове подходящие движения. Но времени для этого совсем не было. Юнги подал знак о начале записи, и танцор запел. Всё это не совпадение, Я просто чувствую, Целый мир отличается от мира, что был вчера, Просто, просто с твоим счастьем. Первые строки дались с трудом. Голос как следует не был разогрет, поэтому Чимин, немного сбивался. Но Юнги не останавливал. Лишь время от времени качал головой, словно о чем-то думая. Младший продолжал петь, фальшивя в некоторых местах, сбиваясь с ритма и теряя былую уверенность. Юнги слышал это в своих наушниках, но упорно ждал, когда Пак возьмет себя в руки, но этого не происходило, поэтому музыканту пришлось резко прервать мелодию, тем самым пугая Чимина. Мин оставался молчаливым недолго. Пальцами зарывшись в волосы, он опустил голову вниз. Настало время анализа. Времени на долгие размышления не было. Пришлось искать решения в ту же секунду. И оно пришло. Юнги резко поднялся с места, скинул висевшие на шее наушники и зашел в комнату для записи. Долго вертел в руках листок с текстом, делал какие-то пометки, то стирая карандаш, то обновляя строку за строкой. Чимин стоял молча, боясь нарушить этот запал старшего. Для него эти короткие минуты казались вечностью. В помещении стояла звенящая тишина, прерываемая только шелестом листа и скрежетом карандаша по бумаге. — Давай попробуем еще раз. Я сделал некоторые пометки, чтобы помочь тебе попадать в темп. У тебя есть слух и голос неплохой, нужно больше уверенности. Не зажимай связки, дай им работать на тебя. С последними словами Юнги снова вернулся за компьютер, возобновляя мелодию в чиминовых наушниках. И дело сдвинулось с мертвой точки. Юнги был прав. Как никогда. Пометки на полях листа возымели неплохой эффект, позволяя танцору более уверенно вести свой голос вслед за разливающейся в ушах мелодией. Связки больше не дрожали, как прежде, и в голосе Чимина появилась та сила, которую Юнги приметил в их первую запись. Это заставило снисходительную улыбку появиться на его лице, на мгновение, прежде чем он вновь вернул выражению прежнюю серьезность. А потом начался припев, и Юнги пропал. Смотрел на проникнувшегося текстом младшего и медленно умирал, потому что он невероятно ему шел, и Юнги хотелось следовать написанному, стать ведомым и просто сдаться этим глазам, что пристально смотрели в самую глубь, там, за тонким стеклом комнаты записи. Ты мой пенициллин, Что спас меня, Мой ангел, мой мир. Я твой котик калико, Что пришел к тебе, Люби меня сейчас, касайся меня сейчас. Просто позволь мне любить тебя, Просто позволь мне любить тебя. С момента сотворения Вселенной Всё было предопределено. Просто позволь мне любить тебя. Еще несколько аккордов прозвучали, прежде чем мелодия стихла и Чимин замолк. Теперь между ними вновь повисла тишина. Чимин оставался за стойкой, наблюдая за неподвижным Юнги, что застыл изваянием, уже поднявшись с места. Старший не сказал ни слова, и это настораживало. Чимин ждал порицаний или хвалебных отзывов, но столкнулся с абсолютным игнором. Блондин явно глубоко застрял в мыслях, что крутились в голове с невероятной скоростью. Это было написано на его лицо — однозначно и понятно. А Чимин не знал, что делать. Юнги, казалось, даже не слышал, как младший вышел из комнаты записи, становясь рядом. Долго-долго смотрел в глаза, что словно заволокло туманной пеленой, и ждал. Сам не зная чего. Просто проникся атмосферой, повисшей в эту секунду между ними, и, не отрываясь, разглядывал профиль Юнги. Маленькие глаза, тонкий нос, острые скулы. Юнги обладал слишком «неправильной» красотой, так думал Чимин. Все в нем было не от мира сего, отчего и притягивало, словно магнитом. А потом Юнги отмер, приходя в себя. Взгляд его обрел фокус, а мысли — ясность. Пелена спала, и на голову обрушилось осознание реальности, которое сбивало с ног. Шаг, еще один. Блондин сократил расстояние между собой и Чимином в несколько секунд, не давая младшему опомниться, и коснулся пухлых губ своими. В голове голосом танцора продолжало крутиться одно: "Люби меня сейчас, касайся меня сейчас. Просто позволь мне любить тебя. Приходи сейчас, будь моим. Я не хочу отпускать, нет. Просто оставь всё, если чувствуешь, что не можешь говорить." И Юнги повиновался, ведомый строками песни, он касался ладонями тонкой талии, не ощущая сопротивления. Прижимал Чимина ближе и целовал, целовал, целовал. Будто опьяненный одним воздухом на двоих, Мин действовал сумасбродно, теряя себя. Сейчас он хотел подчиниться. Позволить любить, точно как в строках. Все было предопределено, точно с момента сотворения Вселенной…