Juego

Напряжение, повисшее в воздухе, почти искрится. Чимин непонимающе хмурит брови и глазами бегает от одного парня до другого. Того, что чуть выше, Чимин узнает сразу — это НамДжун, один из товарищей Юнги, с которым они иногда зависают в студии, работая над музыкой. Пак пару раз пересекался с ним по чистой случайности, когда приходил к старшему. В те короткие моменты они неловко перекидывались парой слов, и на этом их общение заканчивалось. А вот второго Чимин не знал. Вроде бы видел на вокальном отделении, но сказать точно не мог. Он был чуть ниже НамДжуна и чуть шире в плечах. А еще лицо у него было не типичным для корейца. Статным, будто из мрамора сделанным, если такое о лице вообще можно сказать. Невероятно красивым. Танцор вообще мало в своей жизни видел таких лиц. Настолько цепляющих. Не то чтобы он сильно смыслил в мужской красоте, но по его личному мнению, парень был безумно красив. И он бы вполне мог запасть на такое лицо, но все его нутро всецело убивалось лишь по Мин Юнги. Невысокому, худощавому, слегка приземистому, а иногда очень грубому и ворчливому музыканту. И для него это чувство было константой. Той неизменной постоянной, без которой его уравнение никогда не придет к правильному решению. И от осознания этой мысли в груди что-то екало, легко и невесомо, но осязаемо приятно. Чимин мог бы еще долго крутиться в собственных мыслях, если бы над головой не раздалось тактичное покашливание. Чимин жмется, неловко чешет шею и задает только один вопрос: — А Юнги? — и в этом всем так много личного. — На занятиях, — спустя секунду выдыхает НамДжун, поправляя перекрутившийся на штанах ремень. — И, предвещая любой вопрос, хен в курсе, он сам нас сюда пустил. Но давай сделаем вид, что ты нас не видел, хорошо? Пак обескуражено вслушивается в бархат голоса, трясет головой и улыбается в знак согласия. Они поняли друг друга. В тишине проходит недолгая минута, НамДжун на прощание хлопает танцора по плечу и тут же удаляется вместе со своим безмолвным гостем. Вскоре шаги в коридоре стихают, и Чимин остается один стоять напротив той самой двери. Собственно, мысли о студии все еще гуляют в его голове, поэтому он решает просто воспользоваться гостеприимством Юнги и немного там порепетировать. Места маловато, но это куда лучше любого зала, в котором так или иначе может появиться Чонгук. А это Чимину совсем не нравится. Дверь после ухода Джуна остается незапертой, отчего Чимин с легкостью проскальзывает внутрь, мягко прикрывая ту за собой. В помещении немного душно и пахнет морским бризом — парфюм НамДжуна. Воздух немного сперт, но в целом ничего критичного. Чимин бегло оглядывает студию, не замечая явных признаков чьего-либо присутствия, и выдыхает. Все как всегда. Даже наушники Юнги висят на одной из установок. Чимин не хочет думать о том, что эти двое тут делали, по большому счету ему и нет до этого дела. В его голове есть место только мыслям о выступлении, и это первостепенно. Скинув вещи на диван, танцор отодвигает стулья подальше, освобождает больше пространства для маневров и самодовольно усмехается. На практику остается как минимум два часа. И Чимин планирует провести их с пользой для себя. За неимением музыкального центра (трогать установки Юнги было страшно), Чимин переводит ползунок звука на максимум и вливается в мелодию. За долгие часы практики Чимин в буквальном смысле сроднился с треком, настолько музыка цепляла его сердце и душу. Танцор никогда и подумать не мог, что танцевать под собственный голос окажется настолько невероятно круто. Мелодия текла под венами, и Чимину нравилось это сладкое тянущее чувство под кожей. Время летело стрелой. Танцор продолжал оттачивать самые сложные элементы, раз за разом перематывая трек на нужную часть. Мышцы горели огнем, но Пак, не обращая внимания на дискомфорт, продолжал истязать себя очередным па. Ноги не слушались, сердце заходилось в бешеном стуке, два глубоких вдоха и один выдох. Музыка в мобильном стихает вместе со звуком открывающейся двери.