Along a different path

Безмолвие давило на уши, нервировало, изводило, и даже четкое и ровное тиканье часов, обычно раздражавшее и мешавшее уснуть, не могло разбавить царившую в палатке тишину. Гарри пробовал спать, но постель колола бока, словно пятикурсник-недоучка пытался трансфигурировать матрас в дикобраза да так и бросил – ни то ни се. Голова после сумасшедшего дня гудела, ломило виски, и Гарри, отчаявшись уснуть, искал спасения на улице – вдруг свежий воздух поможет. Но всего лишь шаг, сделанный прочь от палатки, заставлял его сердце бешено биться о ребра. Тревога гнала обратно, и он занимал пост у постели Гермионы, тихонько напевая, чтобы развеять тишину, на манер колыбельной что-то из хитов «Ведуний». Гермиона оставалась чересчур бледна и, что пугало больше всего, не приходила в сознание. Глупо было думать, что зелья подействуют так быстро – прошла всего пара часов, как ушел Снейп, но Гарри все же надеялся и в приступе паники несколько раз прикладывал к ее губам ложку – дышит или нет, жива или… нет? Он прилег рядом, на самый краешек ее постели, боясь потревожить, но не находя сил отойти, осторожно положил ладонь ей пониже ключиц. Гарри надеялся, что Гермиона простит ему такую фамильярность, но легкое, еле ощутимое движение ее грудной клетки под одеялом волшебным образом успокаивало. Он не заметил, как уснул. Гарри снилось что-то путаное и малоприятное. Вроде бы Дадли гнался за ним на метле, хохоча и размахивая битой, «Молния» отчаянно виляла, запиналась в воздухе, и Гарри пришлось приземлиться в саду тети Петуньи, прямо посреди клумбы с ее любимыми розами. Он оглядывался, ожидая в любую минуту нападения кузена, но тот не появлялся, зато между усыпанных бутонами кустов вдруг возник профессор Снейп. Он выгуливал на поводке Злыдня, который, вопреки обыкновению, не пытался ни укусить, ни облаять, а лез мордой Гарри в лицо, и короткая жесткая шерсть отчаянно щекотала ему щеки. Зуд стал невыносимым, Гарри поднял будто налитую свинцом руку, чтобы почесать нос, но его пальцы запутались в чем-то мягком. Он открыл глаза и чуть не свалился с кровати: из-под полуприкрытых припухших век на него смотрела Гермиона. – Ты очнулась? Господи, ты очнулась! – он вскочил на ноги и заметался вокруг кровати, поправляя одеяло, подушку, убирая волосы с ее бледного лица. – Гермиона, прости меня, прости! Я такой дурак, идиот… – Пить, – еле шевеля губами, пробормотала она. – Что? Гермиона, тебе что-то нужно? Гарри опустился на колени у постели. – Пить, – повторила она, и Гарри подскочил все равно что ужаленный. Он заметался по комнате, схватил со стола графин – там не оказалось ни капли, – швырнул обратно, даже не обратив внимания на то, что от жесткого приземления у графина откололась ручка, потряс фляжку, потом хлопнул себя ладонью по лбу, направил в жестяную кружку палочку и выкрикнул: «Агуаменти»! Вода, чистая и прозрачная, такая холодная, что бока кружки тут же покрылись каплями конденсата, с веселым журчанием полилась из палочки. – Вот, держи, – он осторожно поднес Гермионе воду, но та не шелохнулась, только смотрела устало и как-то обреченно. Гарри мысленно обругал себя за недогадливость, просунул руку ей под затылок, стараясь не сделать больно, прищемив волосы (они были везде – на подушке, одеяле, на лице), приподнял ее голову, коснулся ободком кружки потрескавшихся губ. Она, как ребенок, почувствовавший вкус молока, послушно и охотно открыла рот – вода текла по щекам, скатывалась на шею, но Гермиона, похоже, не испытывала дискомфорта. Она выпила все до капли и обессиленно закрыла глаза. Гарри осторожно опустил ее обратно на подушку. Гермиона не шевелилась, и он снова перепугался. – Эй! Ты меня слышишь? – он тронул ее плечо, и Гермиона нахмурилась, с трудом моргнула. – В глаза словно песка насыпали, – прошелестела она. – Холодно. – Сейчас я принесу еще одеяло, – встрепенулся Гарри, но тонкая холодная рука ухватила его за запястье. – Просто побудь со мной. Гарри осторожно сел на край постели. Гермиона шумно выдохнула – она мелко дрожала, и Гарри, отбросив сомнения, лег рядом и обнял ее. Часы медленно отсчитывали секунды, со стола капала на пол пролитая вода, Гарри обнимал Гермиону, а на сухой ветке дуба, нависшей над палаткой, тихо вела свою считалочку кукушка. Рыба билась, остервенело колотя хвостом по камням, и Гарри казалось, что не мешай он, и она в скором времени доберется до озерца, из которого ее так бесцеремонно вытащили. Он прицелился и (после трех неудачных попыток) оглушил рыбу Ступефаем. Стоило сразу же убить ее и выпотрошить, но Гарри медлил – он представлял брызги крови на подмерзшей траве, и по позвоночнику словно пробегались чьи-то ледяные пальцы. Он с досадой засунул рыбину в мешок, понадеявшись, что в искусственном освещении палатки убить ее будет легче. Даже после тусклого вечернего света внутри казалось мрачно и неуютно. Гермиона, подложив под спину несколько подушек и сдвинув к переносице брови, читала. За те дни, которые Гарри провел, ухаживая за ней, он научился понимать по выражению ее лица, что происходило с Гермионой, пожалуй, лучше, чем за все проведенные с ней в школе годы. Слегка закушенные губы вкупе с распахнутыми глазами означали, что она испытывает боль, плотно сжатый рот указывал на недовольство, а глубокая складка между бровей – на то, что Гермиона расстроена. Она стеснялась лишний раз просить Гарри о помощи, и ему приходилось самому угадывать, чем ей помочь. – Зажечь тебе свет? – спросил он, заталкивая мешок с рыбой в раковину. – Так недолго и глаза испортить. Гермиона, шумно выдохнув, откинулась на подушки. – Не нужно, – буркнула она и потерла лоб. – Все равно это бесполезно. Не могу сосредоточиться, смысл ускользает. Этот кинжал мне точно не в голову попал? – Еще вчера ты с трудом подносила ко рту ложку с супом, – хмыкнул Гарри. – Сравнил, тоже мне! – Гермиона сердито тряхнула кудрями и тут же болезненно поморщилась. – Это невыносимо – лежать тут и даже не иметь возможности встать! – Мы говорили об этом вчера, – отрезал Гарри. Рыба шевельнулась, и он, вооружившись кухонным топориком, застыл над раковиной, как палач над жертвой. – Тебе рано напрягаться, нужно набраться сил. Ты же не хочешь, чтобы рана снова открылась? – А я думаю, что небольшая нагрузка пошла бы мне на пользу, – упрямо заявила Гермиона. – Как нам продолжать борьбу, если я даже встать с постели не могу? – Не оговаривается! И борьба подождет, – Гарри примерился и опустил топорик прямо на рыбью голову. Мерзко чавкнуло, и Гермиона обернулась на звук. – И давно ли ты стал таким осмотрительным? – спросила она едко. Гарри бросил топорик в раковину, оперся ладонями о края столешницы, опустил голову и сжал зубы. – Гарри, прости… Я не хотела... – пролепетала Гермиона. – Я не имела в виду ничего такого, просто… Гарри! – позвала она. – Я заслужил, – ответил он тихо, вновь поднимая свое орудие. – Я правда не хотела! Просто сорвалось… Это все из-за того, что приходится лежать тут бревном, и я ничем не могу помочь, но ты не виноват… Гарри мотнул головой, будто прося Гермиону не продолжать. Она замолчала, но не отвернулась, а продолжила буравить взглядом его напряженную спину, словно закаменевшие плечи и руки, механически возившиеся с рыбой. Спустя десяток минут на плите аппетитно зашкворчали стейки, аромат наполнил палатку, и Гермиона почувствовала, как свело желудок. – Знаешь, я бы убила за тарелку пасты с морепродуктами. Или креветок на гриле, с лимоном и хрустящими листьями салата. Или, – она сглотнула слюну, – крем-суп с мидиями и осьминогами! – Ты не говорила, что любишь такое. – Разговор как-то не заходил, – Гермиона пожала плечами. – Конечно, пища – всего лишь топливо, необходимое телу, мозгу, магии. Она должна быть сытной, полезной, разнообразной – остальное не так важно. Но все эти дары моря – моя слабость. Как картошка для Рона, а для тебя… – Пирог с патокой, – сказали они одновременно. Гарри взглянул на нее удивленно, и Гермиона смущенно улыбнулась: – Ты всегда брал дополнительную порцию, сложно было не заметить. – Ну, сегодня у нас в меню нет ни пирога, ни креветок. Только эта безымянная рыба, – он поставил тарелку ей на колени, протянул вилку и нож, участливо заглянул в лицо: – Справишься сама? Гермиона кивнула, и в палатке повисла тишина, нарушаемая только стуком приборов да звуком усердно работавших челюстей. – Между прочим, рыба вышла изумительно, – сказала Гермиона, отдавая опустевшую тарелку. – Если бы ты начал готовить раньше, то, возможно, и Рон бы не ушел, – она печально улыбнулась и хлопнула ладонью по одеялу. – Не хватало только бокала белого вина. Гарри, поскучневший, стоило ей упомянуть о Роне, заинтересованно приподнял брови. – Что? – Гермиона слегка смутилась. Гарри продолжал выжидающе на нее смотреть, и она продолжила: – Папа увлекается… – Гермиона растерянно моргнула, – увлекался винами. И мне давал попробовать понемногу. Запрещал есть сладкое, мол, оно вредно, но вина своей несовершеннолетней дочери за ужином наливал. Странные люди эти родители, верно? – Наверное, – Гарри запустил пальцы в волосы, взлохматил и без того неаккуратно лежащие пряди. Узкая ладошка легла на его колено. – Прости, Гарри. Я сегодня совсем не понимаю, что говорю. Он похлопал ее по руке, встал, подхватил тарелки и пошел к раковине. – Не стоило говорить о родителях. И для тебя, и для меня это – больная тема. – Не переживай, Гермиона, – отозвался Гарри, – я давно привык, что вокруг меня постоянно рассказывают о семьях. Не рыдать же мне было каждый раз, когда Рон жаловался на миссис Уизли и братьев? Пара взмахов палочкой, и посуда заблестела и выстроилась в шкафу, а Гарри вернулся на свое место подле постели больной. Повисла неловкая тишина. Гермиона сидела, опустив голову, и ее лица не было видно за свесившимися кудрями. Гарри осторожно тронул ее за плечо. – Пора пить зелье. – Мне казалось, вчера ты дал мне последнюю порцию. – Да, но сегодня у палатки стоял новый флакон, – Гарри вытащил пробку из прозрачной бутылочки, понюхал содержимое. После всех своих «каникул» в больничном крыле не узнать Укрепляющий раствор было невозможно, но он на всякий случай все же обмакнул в зелье мизинец, облизнул его и прислушался к ощущениям – ничего странного. Тогда Гарри наполнил ложку и протянул ее Гермионе. Она послушно открыла рот, проглотила все до последней капельки, немного поморщилась. – И почему бы не разработать лечебные зелья с более приятным вкусом? Гарри пожал плечами, закупорил флакон. – Это так странно, да? – продолжила Гермиона. – Профессор Снейп – на нашей стороне. Он знает, где мы прячемся, приходит ночью, когда мы спим. Он помогает нам… – Самому не верится, – глухо отозвался Гарри. – Он уже десятки раз мог убить нас или схватить и передать своему хозяину. – Мне трудно это признавать, но он кое в чем прав. Я слишком полагался на чью-то помощь в последнее время. Домовиков, его. Чем больше живых существ знает, где мы, тем менее безопасно здесь оставаться. – И что будем делать? – Гермиона подалась вперед. – Сменим место, как только ты достаточно оправишься. А пока нужно усилить меры безопасности. Буду продолжать дежурить по ночам, а ты подумай, есть ли еще заклинания, которыми можно защитить палатку. – Но Гарри! Вряд ли я смогу аппарировать раньше чем через неделю! Обещай, что не будешь дежурить ночи напролет, ты не выдержишь в таком режиме! Гарри положил ладони ей на плечи, слегка сжал. – Не думай об этом. Твоя задача – поправиться, моя – все остальное, – он встал, машинально потрогал палочку, спрятанную в карман рубашки. – Тем более после всего этого мне практически не спится. – Кошмары? – обеспокоенно спросила Гермиона. Гарри отошел ко входу в палатку, повернулся спиной к Гермионе, неопределенно пожал плечами. – Не то чтобы кошмары. Что-то смутное. Словно я ищу что-то и не могу найти, – он щелкнул пальцами по брезентовому полотну. – И злость, сильная злость. – Очень похоже на твои сны об Отделе Тайн, тебе не кажется? Что он ищет? Тебя? – В голосе Гермионы отчетливо звучал испуг, и Гарри подумал было отшутиться, перевести, замять тему. Он натянуто улыбнулся и обернулся, однако улыбка тут же сползла с его лица: Гермиона сидела на самом краю кровати, свесив ноги, и, казалось, готовилась встать. Ее лицо было бледно, глаза лихорадочно блестели, а грудь быстро-быстро вздымалась под тканью футболки. – Эй, – он метнулся к ней, надавил на плечи, заставляя улечься, – ты чего? – Гарри, если ты снова видишь такие сны… Ты же понимаешь, как это опасно? Он может… – она снова села, – да что угодно может! Внушить тебе что-нибудь, узнать, где мы! – Дамблдор говорил, что этого не случится. Тот-кого-нельзя-называть боится этой связи, – Гарри постарался использовать самый свой спокойный и внушительный тон. – Да, но если он будет в отчаянии… Гарри, ты же не пытаешься сам узнать, о чем он думает? – Что? Нет, конечно нет! Гермиона смерила его подозрительным взглядом, внимательно посмотрела в глаза, словно искала там признаки лжи, потом коротко выдохнула, расслабила плечи. – Впрочем, – шепнула она, – если Дамблдор так считал… Надеюсь, он был прав, иначе у нас проблемы. Гарри сглотнул – вера Гермионы в директора оставалась непоколебимой, несмотря ни на какие их последние открытия, а вот сам он изрядно сомневался в Дамблдоре, его словах и решениях. – Постарайся заснуть, – сказал он, укрывая Гермиону. – А я проверю заклинания и подежурю. – Постой, Гарри! Может, почитаешь мне немного? Из-под одеяла виднелась только копна плохо расчесанных волос, нос и два блестящих глаза, и Гарри улыбнулся – Гермиона была похожа на простывшего ребенка, просящего отца посидеть немного рядом. – Конечно, – ответил он, отыскивая забытую в изножье постели книгу. – С того места, где остановились вчера, или ты смогла прочитать что-то сама? – Лучше с того, где остановились. Все равно я не поняла из прочитанного ни строчки. – Как скажешь, – сказал Гарри, открывая книгу. Луна ярко освещала палатку и окрестности – Гарри не требовался даже слабый «Люмос». Он трижды обошел вокруг палатки, сначала обновляя заклинания, затем – просто проверяя, не покажется ли что-то подозрительным. Глаза отчаянно слипались, стоило подремать хоть немного, а затем – снова обойти их небольшие «владения» дозором. Гарри нырнул в палатку – тишину в ней нарушало только мерное дыхание спящей. Стараясь не шуметь, он подошел к своей кровати, поставленной почти вплотную с Гермиониной – чтобы не пропустить, если ей вдруг станет хуже, – скинул ботинки и улегся прямо в одежде. Стоило ему смежить веки, как в его сознании замелькали смазанные картинки, накатила тошнота, будто он только что аппарировал, и раздражение — сильное, практически переходящее в ярость — завладело разумом. Гарри резко повернулся на бок, обшарил глазами комнату, словно боялся, что Волдеморту хватило этих мгновений, чтобы вывернуть его мозг наизнанку, найти нужную информацию и перенестись в их палатку. Но ни Волдеморта, ни Снейпа, ни кого бы то ни было еще рядом не было. Зато забавно сопела Гермиона. Ее рука свешивалась с края кровати, и указательный палец слегка отставал от остальных, как будто даже во сне она тянулась к нему – «не уходи». Гарри тоже протянул руку, коснулся кончиками пальцев ее кисти и снова закрыл глаза. Он сосредоточился на ощущении тепла, исходившего от Гермионы, – оно то ускользало, то вновь приближалось, когда она слегка шевелила пальцами во сне. Гарри глубоко вдохнул, помянул недобрым словом Снейпа и постарался прогнать из головы все, кроме образа маленького мерцающего огонька, так похожего на те, что закупоривала в банки Гермиона.