Облачная рябь

      Мадара умел решать проблемы. Это оказалось очень хорошим человеческим качеством. Он не ждал, пока что-то случится само (например, пройдут её кошмары). После того, как на следующую ночь Сакура снова проснулась от своего же крика, Мадара принял меры. — Только потому, что ты так орёшь, — раздражённо сказал он перед тем, как опуститься рядом с ней на кровать, и категорично подтянул Сакуру к себе. — Спи.       От него веяло жаром, чем-то тёрпким и едва заметным запахом сигарет — так назывались те белые дымные палочки. В разогретом воздухе эта смесь туманила голову и впитывалась в кожу.       Сакура так и не смогла отодвинуться, пускай от непривычного ощущения внутри было чересчур жарко. Мадара не мог заметить этого в темноте и укрыл её ещё вдобавок одеялом. И если он сам заснул почти сразу, то она ещё долго лежала с открытыми глазами, перевернувшись на бок и всматриваясь в густую бархатную темноту, вслушивалась в чужое дыхание… Закрыть глаза уже не казалось страшным наказанием.       Сакура сквозь сон почувствовала, как поверх одеяла легла тяжёлая рука, подтягивая ближе.       Следующей ночью он лёг рядом сразу, не дожидаясь, пока Сакура проснётся от кошмара.       Мадара ни о чём не спрашивал. По какой-то только ему и известной причине, он не интересовался ни Шизуне, ни ей самой и тем, как Сакура жила раньше. В общении он обходил эту тему стороной, от чего Сакуре казалось, что он не может разобраться — верить ли ей.       Ведь если верить, то получается, что в мире люди не одиноки, что люди просто чего-то не замечают. А как такое принять? Но если не верить, то как вообще можно объяснить произошедшее с ними с человеческой точки зрения?       Сакура не настаивала, не рвалась открывать глаза и плясать на человеческой ограниченности. В конце концов, соулмейт должен был определиться сам: чему верить, чему — нет.       Мадара умел объяснять, поэтому с вопросами Сакура подходила к нему, а не к Изуне. Тот смотрел на них обоих косо, но молчал.       Вопросов было много, но все они не имели, как выразился соулмейт, системы. А Сакуру системы не интересовали. Ей было интересно, откуда берётся вода в трубах, что это за чёрный плоский экран на том столе, сильно ли жжётся тот синий огонь, почему в шкафу с продуктами так холодно и ещё целый список «а почему?», «а как?» и «а зачем?».       Ну и первые дней пять Сакура была практически счастлива. Соулмейт был рядом, а большего, казалось, и не требовалось. Что-то изменилось уже потом, причём вкрадчиво и скользко, поэтому не сразу стало заметным. Внутри вдруг стало тяжелеть и обрастать чем-то холодным и колющим. Она характеризовала это как ощущение близкого конца. Оно пробивалось сквозь яркую уверенность, шурша её блестящей фольгой. Поддавшись этому, Сакура растеряла весь интерес. Подоконник стал её любимым местом, где она просиживала всё свободное время.       Соулмейт уходил под вечер, возвращался поздно, просыпался рядом с ней, но от него шла волной лёгкая отчуждённость. Даже когда она приставала к нему с вопросами и требовала объяснить, как что работает.       Спокойствие и уверенность ей могла вернуть только небесная синева. Сакура смотрела-смотрела-смотрела вверх, изредка дремала, привалившись к стеклу головой. Чем дольше, тем сильнее наваливалась тоска. Тоску навевали медленно и вальяжно бороздящие своё небо облака, медленные золотисто-кровавые закаты…       Тоска заглушала всё. Сначала пропало желание есть. Потом стало клонить в сон. Проводить в дрёме большую часть дня, а ночью просто проваливаться в темноту Сакуре даже нравилось. Это избавляло от всего.       Что Изуна, что Мадара не сидели дома круглосуточно. Изуна учился, по собственным объяснениям, на юриста и учился очень упорно. Мадара возвращался со стёсанными костяшками, подбитыми скулами (в последнее время всё чаще и чаще), из чего исходило, что занятие драками за деньги у него было постоянным заработком. Сакура оставалась практически одна на весь вечер, потому что Изуна в своей комнате заседал до поздней ночи и выходил наружу редко.       И тем не менее, Мадаре было сложно отказать в наблюдательности.       Когда её взяли на руки, задремавшую на подоконнике, Сакура сонно подумала, что её переложат на кровать, и упёрлась щекой в плечо соулмейта, закрывая слипающиеся глаза. Мерный такт шагов убаюкивал, и она почти заснула снова.       Её положили на что-то прохладное. Сакура поёжилась, свернулась клубком и даже не подумала проснуться. Шипенье насторожило. Ледяная вода, обрушившаяся на неё потоком, заставила закричать. Заслониться руками не удалось — вода безжалостно изменила направление. По спине и груди текли холодные ручейки. Одежда прилипла к телу. Затрясло. — Зачем?! — дрожащим голосом спросила у нависавшего над ней Мадары она, часто моргая влажными и слипающимися ресницами.       Сложно было представить, чем же она умудрилась рассердить обычно более сдержанного соулмейта.       Он выключил ставшую тёплой воду и бросил ей тёплое пушистое полотенце весьма небрежно. — Проснулась, — тоном холоднее той первой порции воды сказал Мадара и сдвинул брови на переносице. — Сушись, переодевайся и выходи.       И, прежде чем она нашлась с ответом, захлопнул за собой дверь.       Сакура бессильно взмахнула руками, рассыпая вокруг себя яркие брызги воды, и запрокинула голову к потолку, будто интересуясь у него — как это понимать?       Долго сидеть в холодной луже она не смогла — подскочила, выбралась из душевой и завернулась в полотенце. Зубы от холода звонко стучали. Мадара оказался ещё и предусмотрительным — Сакура обнаружила стопку одежды на машине для стирки вещей.       Как только она вышла из ванной, Мадара, поджидающий у дверей, сцапнул её за шкирку и потащил на кухню. Сакура вяло отбрыкивалась, но не могла набраться смелости начать возмущаться вслух. Кто знает, что этот ненормальный человек выкинет?       Да и на кухне, если что, окно есть…       Мадара усадил её на стул практически насильно, шарахнул перед ней сплющенный беленький заварочный чайник, чашку, молча выставил небольшую тарелку с сэндвичами (свою еду они называли так смешно), придвинул её поближе к Сакуре и сурово кинул: — Ешь. — Но я не хочу, — усевшись на стул с ногами, она опёрлась подбородком о колени. — Я уже ела. — Рано утром. Целый онигири, — глаза блеснули как-то очень неадекватно.       Сакура уткнулась в колени лицом, прячась от разговора. Есть не хотелось, хотелось только заснуть. Прогремевший рядом с головой звук встряхнул всё — задребезжали чашки и чайник, зажурчала вода. Разбитая тишина напряжённо потрескивала. Сакура, вжавшая голову в плечи, распахнула глаза и опасливо подняла голову. Бешенство в чёрных глазах-углях бросило её в оцепенение.       Мадара стоял, опираясь обеими ладонями о поверхность стола. Ей показалось, что воздух около его фигуры дрожал. Тёмная, нависающая над телом громада соулмейта давила на Сакуру буквально. — Что происходит? — его ладони приподнялись и снова обрушились на стол, вызывая новую волну дребезжания. — Ты всё время спишь! Отказываешься есть! Чего тебе не хватает? Или вы... так болеете? — Неба, — тихо ответила Сакура, снова пряча лицо в коленях. — Что? — переспросил Мадара так, что сказанное ей как-то само начинало казаться просто глупостью. — Ты спросил, чего мне не хватает, — глухо пояснила она, чувствуя себя неловко. — Неба.       Глаза закрылись, и темнота вокруг вдруг стала неприятно колоться. Сакура была уязвимой, и это ощущение ей не нравилось. Но темнота давила именно его. Тонкие крохотные иголочки поглаживали остриями спину и горло, заставляя вздрагивать.       Она не ждала понимания. Как человек мог скучать по небу?       Но вместо колкости или ехидного и обидного вопроса Сакура получила ладонь на свою макушку. Её осторожно потрепали по волосам. Кажется, чужая рука была нетвёрдой. Чтобы продлить это странное мгновение, которое отчего-то придало сил, Сакура сидела смирно и не шевелилась. Но Мадара руку почти сразу убрал. — Вставай, — потребовал он нетерпеливо.       И что на этот раз было не так?       Сакура покорно сползла со стула, глядя на Мадару сверху-вниз. Требования-требования-требования... Как же это так — сначала сказать, зачем встать, а уже потом приказывать?       Пока она вставала, позёвывая от вернувшейся сонливости, Мадара успел куда-то исчезнуть и почти сразу вернуться. На плечи ей накинул штормовку, оттащил за руку в коридор и сказал обуться.       Его непроницаемо-холодное лицо наводило на мысли. Если её выгоняли, то самое время было поинтересоваться: почему? Но Сакура подумала, что снаружи неба будет больше, чем если смотреть на него из окна, и сонно решила — если что, она просто может найти Ино. Как-нибудь. Возможно, даже получится.       Кроссовки завязывались сложно. Сакура путалась в пальцах, путалась в шнурках, а когда рядом завис мрачный соулмейт, так конечности вообще онемели. Мадара негромко выругался себе под нос и резко присел рядом. Она не успела испугаться, как его пальцы уже ловко завязывали шнурки на двойной узел. Соулмейт взглянул исподлобья остро и раздражённо, рывком за локоть поднял на ноги. От этой бесцеремонности она и сама начала раздражаться. — Куда мы? — спросила Сакура, упрямо выдёргивая руку из его хватки.       Вместо ответа перед ней распахнули дверь. — На крышу, — добавил Мадара, когда заметил, что выходить она не спешит.       Сакура встрепенулась, забывая и о раздражении, и о бесцеремонности соулмейта, и… да обо всём! Там небо!       Она рванула вперёд первой, не собираясь ждать, пока там Мадара придёт в себя. Ноги быстро перепрыгивали через несколько ступенек разом, а в голове билась одна-единственная мысль — скорей бы! Штормовка держалась на плечах чудом и правой рукой. Сакура не хотела её ронять — испачкается. — Не упади! — глухим мазком донеслось ей вслед.       О, Сакура ни за что бы сейчас не упала!       Она пронеслась тенью по узкой лестнице, толкнула тяжёлую дверь и вывалилась наружу. Распахнувшееся над ней небо обдало красками. Начавшее розоветь, оно расстилалось над крышами зданий чудным полотном и притягивало взгляд. Бескрайнее, такое близкое и такое далёкое одновременно.       Сакура с завистью всмотрелась в перистые и розоватые, потрёпанные на концах и с проплешинами в середине, облака. Чего-то ей не хватало. Взгляд упал на ограждение, и всё сложилось.       Она подобралась ближе, попыталась забраться наверх — кроссовки шкрябнули по покрытию. Через попытку сцепление нашлось, и Сакура выпрямилась, стоя на самом краю. Развернувшись лицом к пропасти под ногами, она закрыла глаза и медленно вдохнула. Ветер покачивал из стороны в сторону. Главное было ему не поддаться. И вот так, если смотреть вниз, не задевая взглядом полоску бетона под ногами, казалось, что висишь в воздухе.       Сакура запрокинула голову к небу, прикрыла глаза и развела руки в разные стороны. В пальцах путался холодный ветер, рвался под расстёгнутую штормовку, впивался иглами в грудь. Голову кружила, пьянила эта бескрайняя розовая свобода. Ветер согласно выл над ухом, трепал короткие волосы, навязчиво подталкивал в спину. Сакура смеялась, шептала: «не сегодня», и до боли, до слезящихся глаз всматривалась вверх.       Талию вдруг взяло в тиски. Рывок — и тело отбросило назад. Небо стало дальше. На секунду повиснув в невесомости, Сакура рухнула поверх чьего-то горячего тела, вмиг перевернувшегося и накрывшего её собой. — Что ты вытворяешь?! — рявкнул ей в лицо бледный, почти белый, соулмейт, вбив руки по обе стороны от её головы в поверхность крыши.       Он кричал что-то ещё, сверкал полубезумными чёрными глазами, но Сакура перестала прислушиваться. Она смотрела на него испуганно и думала, что оглохла от страха. Наконец, Мадара выдохся, и повисло мрачное молчание. — Я просто смотрела, — медленно и тихо сказала ему Сакура, неотрывно смотря ему в глаза. — Ты боялся, что прыгну?       Он скривился, как от боли. Голова опустилась, уткнулась лбом ей в ключицы. Кожу обожгло горячим дыханием. Сакура содрогнулась, тараща глаза в безмолвное небо, неловко приподняла руку, дала ей зависнуть над чужим затылком. Осторожно погладила. — Ты в порядке? — тихо спросила она с замиранием сердца и повела кончиками пальцев по влажной коже шеи. Короткие волосы покалывали ладонь. — Ты испугался?       Под головой был твёрдый и грязный бетон. В груди сердце, остановившееся на время, заколотилось, задрожало, забилось о рёбра.       Он медленно поднял голову. Тень, упавшая на её лицо, горячие щёки не остудила. Сакура нервно облизнула высохшие и горячие губы. Мадара смотрел сквозь неё дикими и пугающими чернющими глазами, не моргая. — Не делай так. Мне страшно, — доверительно призналась ему Сакура, убирая руку с его затылка.       Челюсть соулмейта дёрнулась судорожно. Лицо приобрело привычно-равнодушное положение. Его тело с лёгкостью соскользнуло с неё. Мадара плавно выпрямился, протянул ей ладонь, намекая: вставай. Помощь пришлось принять.       Она одёрнула штормовку вниз, запахнула её на груди и обхватила себя руками, смотря виновато. — Сложно было не испугаться, — низко и очень неприятно процедил Мадара. — Кто знает, что тебе в голову придёт? — Ты испугался за себя? Или за меня? — Сакура посмотрела на него снизу-вверх, намереваясь выяснить причину такого странного поведения.       Лицо Мадары не дрогнуло ничуть — он не собирался отвечать. Она поёжилась и развернулась к нему спиной, снова запрокинув голову. Небо отсюда не выглядело хуже. Но не было ощущения, что под ногами вдруг окажется пустота. Вот чего не хватало.       …неужели Мадара думал, что она сможет прыгнуть? Сакура спросила. — Ты просто могла потерять равновесие. Хотела или не хотела — это было очень опасно. Стоит привыкнуть, что летать ты больше не можешь! — жёстко припечатал соулмейт.       Это было похоже на удар. Скопившиеся болезненные ощущения дали на секунду полное оцепенение, а уже потом обрушились на грудь. Сначала пошатнуло. Разгорающийся огонёк обиды перерос в звук. Но она не успела высказаться. Её дернули вниз, втиснули в грудь, перехватив поперёк живота ладонью. — Смотри на своё небо, — раздражённо раздалось над головой.       Сакура проглотила обиду и попыталась удобней устроиться на твёрдых коленях соулмейта. Задрать голову не представлялось возможным, но зато было тепло. Мадара, куртку постеливший на бетонный пол, всё равно источал жар. — Ты с этим небом сливаешься, — сказал он спокойно. — Оно тоже розовое. — Оно уже темнеет, — не согласилась с ним Сакура, чуть охрипшая и чуть расслабившаяся.       Небо действительно темнело, но будто нехотя. Постепенно расставалось с розоватыми оттенками, которые переходили в рыжину, рыжина уныло темнела вместе с облаками. Они, растянувшиеся и драные на концах, подсвечивались всё меньше. Сакура смотрела вверх и наполнялась обидчивой смесью, как те облака последними солнечными лучами. Раньше она принадлежала небу, а небо — ей. Почему небо вдруг решило скинуть её вниз?       Кто-нибудь там по ней скучает? Наверное, нет. Сколько на веку бабули Чиё было таких же, как она? У Шизуне свой соулмейт и своя пустота внутри, что ей до неё? Поежившись, Сакура опустила голову вниз, рассматривая серую крышу под своими ногами. Короткие волосы обвисли по сторонам щёк. Пряди постоянно заправлялись за уши, но также постоянно оттуда выбивались, точно имея свой характер.       Крыша была серой, совсем по-человечески грязной. Куртку Мадары было жалко. — О чём ты думаешь? — спросил соулмейт и подозрительно завозился, что-то ища.       Что-то щёлкнуло. Поплыл густой и неприятный сигаретный запах. Сакура с трудом обернулась и задрала голову. Он не смотрел в её сторону, а курил с хищным прищуром, вглядываясь в линию горизонта. — За что мне всё это, — она повела носом и отвернулась, прикрывая нос рукавом штормовки, — и что с этим делать? — Ничего, — миролюбиво усмехнулись у неё за спиной. — С этим ты не сделаешь ни-че-го. Но неужели у вас, там, так хорошо? — Там не бывает больно и страшно, — Сакура начала неуверенно, думая, с чего бы он спросил. — Никто не нападет и не тронет. Нам не нужна еда и вода. И сон. Только… у нас нет книг. Зато у нас красиво. В облаках можно прятаться, если они не перьевые. А когда встаёт солнце, облака уже не белые, а рыжеватые. Или могут быть персиковыми. А когда заходит, то фиолетовые, малиновые, иногда красные… По ночам можно смотреть на ваши города сверху. Они яркие…       Сакура вспоминала сначала медленно и с болезненной тоской внутри. Она села так, чтобы оказаться к нему боком, а не спиной. Вспоминать становилось легче. Мадара слушал и смотрел на неё неотрывно. Под его вниманием Сакура запиналась, хваталась за самое интересное, сбивалась — ей иногда не хватало воздуха, и приходилось брать паузу. И когда вдруг грубая и мозолистая ладонь мазнула её по щеке, Сакура опешила и замолчала. Мадара невозмутимо продемонстрировал ей пальцы. — Ты плачешь, — спокойно сказал он и вытер вторую щёку тыльной стороной.       Сакура недоумённо моргнула, коснулась пальцами ресниц. Мокрые. — Идём домой, — будто и не заметив ничего, предложил соулмейт. — Стемнело.       Она закивала, украдкой растирая слёзы по щекам рукавами толстовки, и вскочила с готовностью.       Мадара плавно встал, поднял и отряхнул куртку, накинул её на правое плечо. Он провёл взглядом по её телу, высматривая что-то одно ему известное. Углы тонких губ чуть дрогнули в слабой улыбке.       Сакура округлила глаза, неловко переступая с ноги на ногу. Мадара смеялся над ней? — И не скажешь, что неземное создание, — хмыкнул он и протянул ей руку. — Идём.