Облачная рябь

      Вжимаясь сгорбленной спиной в оконное стекло, она не может прийти в себя. Обсохшие губы кровят, потому что привычка их обкусывать вживляется внутрь быстро. Мадара уходит, хлопнув дверью, и оставляет в Сакуре дыру, которую закрыть могут только ответы.       Вечер сбегает стремительно, вильнув угловатым хвостом, и она даже не замечает, как остаётся в темноте.       Словно в тумане сбрасывает Ино смс с предложением соулмейта встретиться у них, получает ответную: «когда?». Когда — это хороший вопрос. И с ним Сакура идёт искать Изуну.       Давать повод Ино перезвонить ей? Не стоит до этого доводить, она уверена: Ино поймёт, что что-то случилось, по голосу. Случившимся делиться не хочется. — Завтра, — предлагает кратко Изуна, выслушав её. — Мадара завтра будет весь день дома. Вам же, как всегда, нужно срочно?       Он сталкивается с ней на кухне, где наливает в гигантскую кружку кофе. В ногах у него вьётся Роши, явно недовольный тем, сколько ему отсыпано сухого корма. Рядом с небольшой и блестящей джезвой — это специальная маленькая посуда для варки кофе — стоит тарелка с сэндвичами. Изуна пододвигает её к ней, беря один сам. Когда всё пахнет кофе, а не сигаретами, Сакуре гораздо проще дышать. Сигаретный запах с некоторых пор кажется ей нестабильным, предвестником перемен и холода. — Это важно, — она посматривает на Изуну из-под упавших на лоб розовых прядей. — Мы давно не видели Шизуне, кое-что случилось…       Уточнение, что им нужно срочно, кажется ей неприятным. В конце концов, кое-что и правда случилось. Только что именно — Изуне лучше не знать. У него есть секреты, и Сакура в противовес хочет иметь и свои. — Да, помню, твоей подруге отстригли волосы, — Изуна делает аккуратный глоток, не спуская с Сакуры глаз.       Мадара рассказал ему? Но зачем? И сколько? Может, Изуна увидел шрам? Шрамы ведь не появляются за один вечер — люди так быстро не заживают. Тогда понятно, почему Изуна поднимает с ним тему Конан и поисков. — Всё-таки это очень интересно, — добавляет он, пока Сакура размышляет над тем, сколько ему рассказал Мадара. — Сколько вас спускается вниз… хотя бы в год? И действительно, почему только отстригают волосы? — Изуна потирает подбородок задумчиво. — Найти человека в городе — непростая задача. Особенно если его «не существует». Зачем тратить время на поиски раз в пару лет, если можно собрать вас в одном загоне? Вас никто не будет искать. Кроме, может, соулмейтов…       Сакура вслушивается в его речь с определённой долей опаски. То, что говорит Мадара, внезапно обретает продолжение. Изуна спрашивает то, о чём ей, если честно, не по себе задумываться. Но… Действительно, в его словах есть смысл. Что, если так и есть? А им с Шизуне и Ино просто везёт?.. Кончики пальцев леденеют. — Это определённый риск. Но если с этим были бы связаны ребята из правительства или какой-нибудь синдикат… Риск оправданный, особенно с такими ресурсами. Хотя бы на те же исследования. А так получается нечто странное. Двое обычных людей, которые откуда-то знают, что вы существуете. И, главное, осведомлены о свойстве волос. Для чего им они?..       Он поднимает взгляд со дна чашки кофе прямо на неё. Разглядывает не лицо — небрежно причёсанные сквозь пальцы розовые волосы. По затылку бежит холодок. Иррациональная опасность крошечными иголочками впивается ей в нежный изгиб стопы. Сакура под пристальной и отстранённой слежкой Изуны, размышляющего непонятно о чём, делает шаг назад…       Мадара показывает ей, как вырваться из самого распространённого и достаточно простого захвата. Но Изуна — не какой-нибудь пьяный мужчина из переулка.       Да, он выглядит гораздо безобиднее старшего брата. Например, не двигается так, будто готовится нанести удар с самой неожиданной стороны. Он чуть ниже Мадары, носит достаточно объёмные свитера и майки, иногда Сакура замечает на нём круглые очки в тонкой оправе. Соулмейт коротко стрижен, а Изуна трогательно лохмат на затылке и его чёлка падает на лоб весьма небрежно. Но она помнит его слова о том, что Мадаре он уступает немногим меньше. И вряд ли то, что сейчас он занимается учебой, это как-то умаляет.       Если она будет достаточно быстрой, то сможет запереться в комнате Мадары. Если затормозит его — сможет открыть окно. Изуна Учиха при всей своей изворотливости и специфических навыках ни за что не достанет её в воздухе!       Но… Сакура смотрит на него неотрывно, сжимает челюсти и помнит, что следует за прыжком. То, что выжжет её, выжжет и Мадару. — Ну-ну, не пугайся, — Изуна сводит фокус до её глаз и ухмыляется левой стороной лица.       Кружка с кофе — серая с белой полосой по низу — с негромким и деликатным стуком становится на столешницу. Он кладёт ладони в карманы свободных домашних штанов и молча подходит к ней поближе. Момент для побега утерян. Сакура прикусывает внутреннюю сторону губы. — Я не такой меркантильный, — шёпотом говорит ей Изуна, чуть наклоняясь вперёд, и расплывается в неласковой плутовской улыбке. — Мне нравится твоё недоверие. Ты быстро учишься. Но… Сакура, ты всерьёз думаешь, что я причиню вред соулмейту брата? — он выделяет последнее слово так, что становится понятно, кого он ставит в центр. — У нас с тобой были неприятные моменты, согласен…       Изуна даже потирает шею, очевидно, вспоминая эти моменты. К его чести, выглядит он достаточно замявшимся, чтобы создать впечатление сожаления. Нет уж. Сакура обещает себе не покупаться на этот вид. — Да, — отрывисто соглашается она, чувствуя, как сдавливает внутри от воспоминания о том, каким злым может быть янтарный взгляд. — Ты попросил Конан найти что-то про меня. — Ты появилась из ниоткуда, исчезла в никуда. Мадара как с ума сошёл. Жил на адреналиновых вспышках, непрекращающихся боях и энергетиках. Потом принёс тебя на руках, нёс какую-то шисуевскую чушь про летающих людей… Я не оправдываюсь и не извиняюсь, — он разводит руками, похоже, собираясь сказать что-то неприятное. — Как я должен был отнестись к тебе? Я атеист, Сакура, и я подумал не о мистике, а о мошенничестве.       Хорошо, кажется, ей не придётся бежать и выпрыгивать в окно. Изуна отходит к столу, чтобы взять кружку с кофе обеими ладонями, то ли отогревая руки, то ли стараясь их чем-то занять. По-хорошему, она понимает его. Даже больше, чем иногда Мадару. Он просто не знает, что происходит, и пытается это объяснить теми способами, которые может применить. Это в какой-то мере напоминает её саму.       Изуна посматривает на неё исподлобья и отпивает, пока Сакура молчит, осмысливая. — Она не нашла о тебе ничего. Но после деталей вроде ваших… полётов я не удивлен. Ты ведь действительно появилась из ниоткуда. Но охотящиеся на вас скорее всего люди. А люди не появляются из ниоткуда, — он показывает пальцами кавычки со своей обычной усмешкой. — У них есть имена, фамилии, адреса, работа… Хотя, возможно, работа — это как раз услуги стилиста. Поиск через полицию, может, и неплох. Но я считаю, что мы не должны недооценивать более… сетевой слой населения. И Конан могла бы очень нам с этим помочь. Её брат достаточно влиятелен и известен. В узких кругах. Но к нему просто так не подойти, а если через единственную сестру...       Изуна делает многозначительную волну сразу двумя бровями. Это определённо должно натолкнуть Сакуру на мысль. Но в её голове слишком много шума. Что-то холодное берёт за сердце цепкими лапами. Она думает о том, что мир, о котором она пытается узнать столько, гораздо шире. Ещё шире, хотя куда бы ещё больше! Изуна делает выводы и основывается только на поведении! — Но Мадара не согласился. Она очень его задела, когда притащила тебя на бой… Или когда пришла с разоблачением?.. Конан вообще склонна к эпичному разрешению конфликтов, — он меланхолично пожимает плечом и делает вид, что задумывается: — Так, о чём это я… А. С помощью Конан успех поисков увеличится. Фото нечёткое, видно только часть лица. Ты помнишь о ней только цвет волос. Я более чем уверен, что мы никого не найдём. Но Конан могла бы увеличить наши шансы. Может, даже помочь найти этих людей по… истории продаж.       Внутри Сакуры что-то отогревается. Разом и внезапно. Примерно со слов «Мадара не согласился». Но то, что говорит Изуна, гораздо важнее. Конан внезапно оказывается дополнительной возможностью найти тех парикмахеров. Сакуре не кажется, что Конан захочется помогать ей. Она не нравится ей. Но… Приоритет Изуны — его брат. Она опускается на один из стульев и опирается локтями о стол, думая. Ей не нравится разговор, не имеющий цели. — Это не касается Мадары, — замечает Сакура спокойно. — Зачем ты мне об этом говоришь?       Изуна приподнимает брови в ответ. — То, что касается тебя, влияет на Мадару. Ты попадаешь в неприятности, и он теряет спокойствие. Всё, что нужно для домашнего апокалипсиса, — он отпивает ещё кофе, опуская веки. — И чего ты от меня хочешь? — она щурится, не представляя, зачем Изуне заводить разговор так издалека.       Он довольно приподнимает уголки губ, становясь похожим на Роши. — Не такая ты и наивная, хотя прикидываешься отлично…       И с чего он взял, что она прикидывается? — Меня он даже слушать не стал, — Изуна в паузе смотрит на Сакуру оценивающе. — Попытаешься ты… Он может и задуматься. Я понимаю, тебе не хочется подталкивать его к примирению. Но подумай: пока ты находишься в безопасности за его спиной… Какая-то девушка спускается с неба и ищет соулмейта. Но кто-то, — взгляд Изуны сверкает, — находит её раньше.       Сакура отправляет сообщение Ино о том, что они могут прийти завтра вечером, и проваливается в задумчивость. Воспоминания о раннем вечере встают непримиримой горной грядой между ней и желанием узнать что-то новое. Ни физика, ни биология, ни художественная литература не спасают, а попросту стоят перед глазами страницами с нечитаемым массивом знаков.       Как ей разобраться? Если Конан может помочь, она не должна даже сомневаться. Но мочь и хотеть — это не равноценные величины. И соулмейт... как он отнесётся к этой идее? Она не её собственная.       Роши скребётся в дверь, и приходится его впустить. Когда он устраивается на её коленях немалым весом, Сакура запускает пальцы ему в шерсть и позволяет себе задуматься снова, только уже о другом.       У неё есть ощущение, что что-то меняется. Ведь совсем недавно Мадара с яростью обжигает её, стоит только погладить по спине. Но что случается этим вечером? Почему всё то, что он сообщает ей раньше, оказывается недействительным? И… что это вообще за «поговорим позже»? Он же не думает, что она забудет?       Сакура машинально отдёргивает руку, когда Роши изворачивается и прикусывает ей запястье. Это действует переключателем. Потому что если Мадара с его непонятными желаниями и мотивами ей хотя бы немного знаком, то Конан… Сакура не знает, что от неё можно ждать. За блеском янтарных глаз может прятаться что угодно. Не станет ли хуже? И… вдруг она как-то узнает, что Сакура на самом деле не человек? Этого хочется меньше всего!       Изуна смотрит на неё так иронично, будто предложит конфету, когда предлагает ей поговорить с Мадарой. Это предложение ворочается в голове и царапает виски изнутри.       Ссора между Конан и соулмейтом кажется Сакуре чем-то… человеческим, но для неё полезным. Это значит, что Конан больше никуда её не потащит и не задаст кучу хитрых вопросов. Но… Кто-то, кто спустится здесь, действительно окажется в опасности. Правота Изуны очевидна. Сакура прочёсывает волосы сквозь пальцы, чувствуя, как короткие и пушистые пряди щекочут кожу. Но почему он думает, что Мадара послушает её?..       Роши мрявкает и закидывает лапы ей на руку, потягиваясь и выпуская когти. Как хозяин. Сначала помурлыкать, а потом найти мягкий бок. Сакура фыркает, чеша бархатное ухо, и берёт его под передние лапы. Она переходит с подоконника на кровать — спина начинает ныть от сгорбленного положения.       Вразрез собственному состоянию она натаскивает на кровать и учебники, и тетрадь… Устраиваясь поудобнее, она упорно вчитывается в географию. Потом глаза начинают слипаться, шея устаёт, и Сакура ложится на живот, подгребая под грудь подушку. Голова как-то сама ложится на руки. Она задрёмывает всего на десять минут, чтобы потом продолжить штурмовать учебники.       Её зачем-то оттягивают на холодное…       Сонно приоткрывая глаз, Сакура замечает нависшую над собой чёрную и широкоплечую тень, пахнущую сигаретами и снегом. Вздрагивая, она просыпается окончательно.       Мадара, склонившийся к ней, сосредоточен: аккуратно высвобождает руку из-под её плеч, щекоча обнажённую кожу над сбившимся краем майки, накидывает одеяло… Он не замечает, что она не спит, потому что не смотрит в лицо. Сквозь опущенные ресницы следить за ним сложно. Мутные щёлки глаз словно склеиваются обратно. Сакура даже не может поморгать, чтобы избавиться от ощущения.       Под её боком прогибается кровать. Соулмейта становится видно только в профиль. Но даже так очевидно, что Мадара снова выпадает в какую-то расщелину в пространстве — застывший взгляд. В его пальцах — если приглядеться — проворачивается тускло поблёскивающее лезвие, и она узнаёт его. Это тот нож, который он однажды бросает на кровать. — Спи, — говорит соулмейт, даже не смотря на неё, и нож в его руке замирает. — Рано.       Как он заметил?       Ей правда хочется закрыть глаза. За окном только-только светлеет. Комната — сумрак и тишина. У неё ноет всё тело. Не беспокоящее вчера весь день запястье сейчас будто наливается тяжестью. Как назло, кажется, она засыпает, уткнувшись в него лбом.       Сакура медленно и по-сонному неловко поворачивается на бок. Запястье притягивает к груди. Мадара сидит так, что предрассветный сумрак окутывает его спину и затылок, и в этой дымке он кажется ей кем-то из другого мира. Тёплая рука шершаво проходится по её щеке, смахивая прилипшие к коже волосы. Соулмейт чуть разворачивается к ней и повторяет движение, перемещая его чуть выше. Пальцы гладят висок. — Не хочу спать, — сообщает она, с трудом заставляя слипающиеся глаза открыться. — Давай поговорим.       Руку убирают. Мадара опирается локтями о колени, сгибая спину дугой, и поворачивает к ней голову. Нет, если он думает, что в этот раз сможет отмахнуться… Сакура щурится на него сквозь ресницы и зевает с дурацким мяукающим звуком. Взгляд соулмейта становится насмешливым. О нет. — С чего хочешь начать? Подозреваю, ты подготовила речь, — предлагает он с непередаваемым уровнем сарказма.       Слишком много для такого раннего и, если судить по сливочности медленно светлеющего неба, собирающегося быть солнечным утра. — Это не так, — Сакура пожимает плечом, с которого тут же сползает одеяло, и подтягивает коленки к груди. — Не смейся надо мной, пожалуйста.       Мадара смотрит на неё долго. Снова насквозь. Она вспоминает, что рассказывает ей Ино о Шикамару и Ханаби. Но Мадара же совершенно не такой, как они. Как человек, который может ударить другого и найти решение в экстренной ситуации, может бояться чего-то такого? Это глупости какие-то. — Я не смеюсь над тобой, Сакура, — он одним движением пересаживается ближе, сбивая простынь, и опирается ладонью около её колен. — Я не знаю, что тебе сказать.       Она от неожиданности даже теряет желание зевнуть ещё раз. Нет, что? — Вы разве этому не учитесь?       Соулмейт обводит её взглядом с ног до головы, что не особо сложно, учитывая, как она сворачивается. Чуть пожимает плечом, что можно толковать как угодно. За окном светлеет, и теперь его видно гораздо лучше. Она рассматривает его, пытаясь найти то, что можно сказать. — Но ты… ты же… человек! — обращается она к тому, на что часто напирает он сам. — И ты не знаешь? — Я не знаю, как объяснить, чтобы ты поняла, — поправляет её с терпением в голосе Мадара. — Где будет непонятно, я спрошу, — обещает ему Сакура и пододвигается ближе, ёрзая по одеялу. — Но если это из-за волос…       Это всего лишь шутка, которую она подцепляет из разговора с Изуной. Мадара непонимающе сводит брови на переносице. Сакура понимает, что объяснять тут придётся сначала ей. — Ты спасаешь меня. Не пытаешься куда-нибудь убрать… передать вашим властям. Ты волнуешься и заботишься обо мне. Шизуне говорила, что люди без платы не делают ничего, — тихо перечисляет она, смотря на соулмейта из-под опущенных ресниц и тянется пальцами к тыльной стороне его ладони. — Ты ведь не ждёшь, пока мои волосы отрастут?       Она водит подушечкой пальца по взбухшим венам. То, что его рука медленно собирает простынь в горсть, Сакура замечает сразу и поднимает подбородок. Лицо соулмейта неподвижно. Наверное, ей надо поработать над шутками… Эта совсем не смешная. Но с Ино же получается.       Мадара будто напитывается сумерками, и в отличие от них никакой брезжащий рассвет за окном их из него не вытравливает. Он наклоняется к ней медленно, сгибая локоть, и его губы рассекает хищная жёсткая усмешка. — А как ты думаешь? — от его взгляда внутри всё мгновенно выстывает.       Сакура замирает. Дыхание сбивается на несколько секунд, пока она не догадывается: Мадара опять использует способность всё сводить в неприятные вопросы. Начинает подташнивать. Её бессилие, выражаемое вслух, будто приоткрывает для Мадары брешь. Если он сейчас захочет забыть то, что пообещал ей, то у него получится. — Не знаю, — тонко отвечает Сакура, напрягаясь. — Ты мой соулмейт, — напоминает он ей без отчётливых эмоций в голосе. — Тебе это больше всего не нравилось, — напоминает она ему в ответ. — Да, — Мадара приподнимает угол губ в какой-то странной улыбке.       И как это понимать?       Если смотреть на него сверху-вниз, он кажется особенно непроницаемым. Взгляд, которым соулмейт рассматривает её лицо, ощущается физической тяжестью. Ощущение накатывает волной, как вода, и пробирается в горло, мешая дышать. Сакура старательно его сглатывает. Она осторожно приподнимает ладонь, в рассеивающихся сумерках кажущуюся прозрачно-белой. Подумав совсем немного, тянется ей к груди Мадары.       Она ложится туда, где медленно и ровно, будто отстукивая время до новой вспышки, работает сердце. Дыхание, от которого грудь приподнимается и опускается, сбивается, становясь глубже. Ей не удаётся задуматься над причиной. Мадара кладёт ладонь ей на запястье. Но она, мысленно улыбаясь, пытается вывернуть руку. Хватка усиливается всего на секунду — он не шутит — и тут же ослабевает. Сакура понимает, что скорее всего из-за проступившей на лице гримасы боли. Брови соулмейта сводятся на переносице. О нет. — Давно у тебя болит запястье? — уточняет он, хотя по лицу видно: ответ знает.       Кажется, она зря умалчивает об этом. От Мадары по комнате расползается атмосфера раздражения. Сакура округляет глаза, не зная, что ответить. Впрочем, это риторический вопрос, на него можно просто виновато помолчать.       Нависший над ней соулмейт одним движением отодвигается обратно и берёт её руку в две свои. Сухие и твёрдые пальцы аккуратно, но достаточно сильно прощупывают ей запястье, двигают кистью. Мадара не отводит от неё взгляда и даже не моргает. У него застывшее на радужке напряжение. — Когда у тебя что-то болит, я должен знать. Это похоже на лёгкое растяжение, — делает вывод он, что-то для себя определяя. — Надо зафиксировать. — Но… — она разочарованно приоткрывает рот, но тут же его закрывает, потому что протестовать бесполезно. — Я не хотела говорить, потому что ты бы разозлился. И… если честно, я не думала, что это опасно. — Это опасно, — спокойно предупреждает Мадара, держа её запястье в ладони и поглаживая выступающие косточки. — Сакура, дело не в том, как я реагирую на твои травмы. Человеческое тело хрупкое. От травмы могут остаться последствия на всю жизнь. Помощь важнее чьей-то реакции. — Извини, — она неуютно ёжится.       Соулмейт вздыхает, но не отвечает.       Сакуре уютно, несмотря на то, что совсем недавно Мадара, кажется, готовился вспыхнуть. Но теперь она, не смотря на озвученную опасность, чувствует: он не собирается её за это отчитывать. Он вообще ничего не говорит. Даже не встаёт и не отбрасывает её ладонь на одеяло.       За окном рассветает. Солнечный луч ложится ей на лицо медленно. Переползает, наверное, с подушки. Мадара следит за ним, гладящим её кожу, неотрывно. Что за мысли сейчас в его голове? Он выглядит уставшим. Ресницы опускаются ниже, будто он вот-вот задремлет сидя.       Очевидно, сейчас ей из соулмейта ничего не вытянуть. Ей хочется укрыть его опустившиеся плечи одеялом, а самой сбежать на кухню — пить чай, рассматривая небо, а потом вчитываться в конспекты по физике и листать биологию. Конечно, придётся забрать руку, но… Но сонливость наваливается на неё в двойном размере, когда Сакура только задумывается о том, чтобы действительно так поступить.       Взгляд Мадары вздрагивает. Соулмейт смотрит на солнечное пятно, растёкшееся по её коже. Его вторая рука ложится ей на скулу. Большой палец поглаживает нежную и тонкую кожу под глазом бархатным движением. Ресницам щекотно — он их задевает.       Внутри не всплывает запоздалая опаска и страх, что Мадара взорвётся и снова обдаст её льдом, холодом и неприятными прикосновениями. Ей хочется верить обещанию, и Сакура старается. Нужно кому-то верить в этом доме. Мотивы Изуны ей понятны. Но верить в то, что он не задумает что-нибудь такое же ради брата, Сакуре кажется слишком самонадеянным. Она опускает веки.       Дрёма в тёплом и уютном положении, где соулмейт с ней осторожен, кажется отличным решением. Стоит принять это и расслабиться, как руки Мадары вдруг исчезают. Тёплые следы прикосновений тут же оказываются атакованы прохладным воздухом в комнате.       Сакура ловко цепляется за ту, что только лежала на её щеке, тут же просыпаясь, и всматривается в замершего соулмейта встревоженно.       Так быстро? — Я буду на матрасе, — успокаивающий тон у него тихий и внушающий доверие. — Что?       Она тянет его ладонь к себе, сжимает её обеими руками и надеется, что Мадара не вывернется, как из захвата — резко, жёстко и бескомпромиссно. Ей хочется сказать важное и вертящееся на языке весь вечер. Сакура, вглядываясь в его лицо, решается. — У Ино есть два друга… Они любят друг друга полтора года, но молчат. Один старается задеть другого посильнее, чтобы тот не догадался, — она облизывает губы нервно и прикусывает нижнюю на секунду.       Брови соулмейта вздрагивают. Он даже разворачивается к ней и опирается второй ладонью о матрас. — Что ты хочешь этим сказать? — взгляд Мадары сужается. — Если однажды ты меня полюбишь, не делай так, как делают они, — вздыхает она и опускает взгляд, понимая, что дальше молчать уже как-то неловко.       Соулмейт не отвечает. Да, наверное, слишком требовать от него такого. Как можно понять, влюбишься ли ты в человека вообще? Даже если соулмейт… Шизуне говорит об этом ясно. Сакура закрывает глаза. Она кажется самой себе жадной. Но это просто предостережение и попытка быть умнее, чем пронзительный Шикамару. — Если этого не случится… — собираясь исправить впечатление, начинает она, но не договаривает.       Ладонь соулмейта ложится выше, так, что большой палец упирается в скулу, проводит по её виску гладко. — Знаешь, что случится, когда я скажу тебе?       Она открывает глаза и обиженно поджимает губы. Сама начала с шуток, но тут… тут только шуток не хватало! Но нет. Мадара серьёзен.       Он следит за ней с не меняющимся выражением лица. В темноте радужки скрывается что-то острое, блестящее, как лезвие ножа. Сакура ошеломлённо одними губами переспрашивает: что? — Как только я тебе скажу, ты, — он приподнимает край губ, образовывая ироничный изгиб, — согласишься. Я нравлюсь тебе. Ты быстро взрослеешь. Уже не спотыкаешься на шнурках и учишься отвечать Изуне... Очень стараешься. Это видно. Но, — его рука поглаживает висок, а пальцы зарываются в волосы, — эмоциональный интеллект — не твоя сильная сторона. Твоё влечение может быть чем угодно. Благодарность, желание быть нужной, просто что-то дружеское — вариантов достаточно. Ты не отличишь их от любви. Я эгоист, Сакура. Я получаю то, что хочу. Но я не хочу услышать от тебя однажды потом: «прости, я ошибалась».       Сакура задыхается. В груди стучит до безумия сильно. Вот-вот выскочит наружу без разреза. Разросшееся внутри шипастое ощущение, будто Мадара режет её чем-то невидимым. В его руках распускаются и нежные осторожные прикосновения, от которых ей хочется заплакать, и зимний холод.       Краски Мадары — чёрный и белый, снег и ночное небо, блик на металле и погасший экран телефона. Он будто состоит из этих двух оттенков, неся в себе редкие мазки бежевого и алого. Каждый раз, когда он прикасается к ней, цветной след ложится ей на кожу и впитывается внутрь, под неё. Сакура может воскресить в памяти каждое прикосновение и вспомнить, каким оно было. Мадара редко повторяется, умело чередуя то, что хочет на ней оставить. — Я подожду. Неважно, что ты скажешь мне: «да» или «нет». Ты разберёшься, и этого будет достаточно. Но сейчас у нас есть дела поважнее, — вторая ладонь ложится ей на другую сторону лица. — Теперь понимаешь?       Уголки глаз щекочут слёзы. Что именно заставляет её заплакать, она не подозревает. Мадара расплывается над ней тёмной кляксой с белым острым лицом. Его пальцы стирают скользнувшие по вискам мокрые дорожки. Он склоняется ниже к ней, чтобы почти прилечь на бок рядом. — Почему ты плачешь? — спрашивает соулмейт недоумённо.       Солнце вспыхивает на его лице жёлтым движущимся пятном. Мадара движется, движется и солнце. Сакура поворачивается на бок к нему лицом. Между ними расстояние в толщину его руки. Она тянется пальцами к его лицу. Водит кончиками по выжженной золотом луча коже. Соулмейт не швыряет в неё обидные слова и хочет быть честным. Почему она плачет? — Я не знаю, — бормочет она уклончиво, опуская мокрые ресницы.       Мадара обжигает её прикосновением ладони. Затылок жжёт. Большой палец, обводящий линию подбородка, наверняка оставляет красные следы. — Мы договорились? — Мадара не разрывает расстояние между ними, не отталкивает её руку, а только осторожно берёт за запястье и опускает на одеяло. — Да, — кивает она, чувствуя, как щека трётся о размётанные по подушке волосы, впитавшие новые слёзы.       Соулмейт рассматривает её, переставшую плакать и взволнованную, с искрящей иронией усмешкой. Наклоняет голову, давая взглянуть на себя с другого ракурса, и выпускает в воздух смешок. — Отлично, — кивает и собирается встать. — Спи, Сакура.       Она берётся за его запястье с надеждой, что он посидит рядом ещё. Мадара смотрит устало. Но не выкручивает руку. Только нагибается осторожно и плавно, будто совершает движение в воде. Короткий выдох проходит по воздуху рябью. Сакура обмирает, чувствуя, как его лоб соприкасается с её собственным. Мадара снова близко, только в этот раз более понятно. Она хлопает высохшими ресницами и тянется навстречу, кладёт ладошку ему на шею. Ответ не заставляет долго ждать. Соулмейт опускается на бок рядом с ней. — На минуту, — предупреждает он негромко.       Сакура согласно кивает, и Мадара замирает с ней в руках, перемещаясь чуть повыше. Его лица не видно. Сейчас не нужно отгадывать по движению бровей, что соулмейт вот-вот скажет и с какой интонацией. Это позволяет расслабиться и прислушаться к тому, что творится внутри неё. Она чувствует на себе солнечный луч, делящийся пополам с соулмейтом. От него пахнет по-старому: зима и сигареты, отголосок пота и дезодоранта. У него не меняется кожа и не меняются глаза. Но его коротко прижавшиеся к её макушке губы, свободно лежащая на затылке ладонь, говорят о том, что всё-таки что-то меняется. — Спи. И я пойду, — соулмейт отпускает её совсем скоро, легко перетекая в сидячее положение.       Тепло исчезает, но взамен её закутывают в одеяло. Сакура не протестует и не просит остаться ещё на минуту. Ей всё ещё не по себе, несмотря на его обещание и внешнее спокойствие. Да и думать, когда он так близко, становится сложно о чём-то, кроме него... Она обещает себе, что подремлет совсем немного, а потом обязательно проснётся и разложит слова Мадары на все оттенки. Глаза слипаются, и в этот раз Сакура с этим не борется.       Второй раз она просыпается от того, что по её спине топчутся несколько чьих-то пальцев. Переворачиваясь, Сакура обнаруживает на себе Роши. Роши ничуть не выглядит виноватым. Гордо топорщит белые усы. Наброшенное на него одеяло он воспринимает как препятствие и барахтается под ним яростно. Пока Роши выбирается, Сакура проскальзывает в коридор с чувством отлично выполненного дела.       Сквозь дверной проём кухни ей видно спины братьев. Учихи стоят у окна. Даже в коридор пробивается сигаретный запах. Она поводит носом, запирается в санузле и принимает быстрый горячий душ, пропитываясь пеной со вкусом мёда и ванили. Влажные волосы она зачёсывает назад, чтобы не мешались, и недолго рассматривает себя в зеркале. У неё снова появляются намёки на щёки, скулы больше не выступают океанными гранями. Под глазами, правда, темнеют синяки, будто в воду капнуло концентратом заварки. Сакура с огорчением проверяет длину волос, ни на что не надеясь, оттягивает прядь и со вздохом делает пометку: всё ещё на середине шеи. — …переоценили себя, — доносится до неё конец фразы, когда она выглядывает в коридор.       Это говорит Мадара. У него, в отличие от утреннего, тон кажется металлическим. Становится ясно: обсуждают что-то серьёзное. Сакура тут же вспоминает про Конан и её возможности найти девушку, которая ходит по городу с ножницами и представляет опасность для всех, кто спустился с неба.       Когда ей выбрать момент для разговора? Вряд ли сейчас… — Доброе утро, Сакура, — ухмыляется ей Изуна, чем-то взбодрённый и взъерошенный, как вечером.       Она улыбается ему с определенной долей неловкости, потому что Изуна ведёт себя так, будто у них есть что-то общее. Оно есть. Договор, который они заключают. Но Сакуре не очень хочется, чтобы Мадара знал о нём. Но соулмейт, уже убравший пачку сигарет, смотрит на неё от окна спокойно и невозмутимо. Он кажется ей отдохнувшим. Во всяком случае, его осанка улучшается. Мадара смотрит на её влажные волосы и как-то устало вздыхает. — Придётся купить фен, — говорит он в никуда и подходит к ней поближе.       Сакура не совсем понимает, что такое фен, но если у соулмейта такой тон… Значит, покупать они его будут вдвоём. Так же он говорит перед тем, как заставить её пойти за курткой. Значит ли это, что в ближайшем времени ей удастся выйти на улицу? — И наушники, — добавляет Изуна и огибает их сбоку. — Одними учебниками средней школы тут не обойдёшься. Я найду какие-нибудь лекции в аудиоформате. Или обучающие видео… Химия, история, какой-нибудь иностранный язык. Хоть на курсы записывай, блин. Почему у вас нет способностей «увидел и запомнил»?       Глаза Мадары закатываются. Он растирает переносицу, будто устает от разговора ещё до его начала. Сакура догадывается, что, возможно, это они уже обсуждали. Но продолжить мысль не даёт сам соулмейт. — Она за четыре часа проходит шесть тем по физике. По твоим словам, ещё и усваивает. Чего ты от неё хочешь? Суперспособностей? — Да, они бы усложнили дело. — Изуна потирает подбородок и вдруг сощуривает глаза чересчур любопытно. — Ты не пробовала снова взлетать?       Сакура вспоминает о том, как строила вчера план побега через окно в случае, если Изуна интересуется не просто так. Даже сейчас ей не кажется это смешным. Она не поддерживает шутку — если это шутка — и только пожимает плечами. — Не получается. Даже если я прыгаю, — взгляд Мадары мгновенно упирается в неё иглой, — с кровати… Если я прыгну с крыши получится, но это… не то, — деликатно обходит она неприятную тему. — Для аварийной ситуации подойдёт, но так… — кивнув, Изуна снова разворачивается к окну. — Бл…ин, никогда бы не подумал, что небо обитаемо. Но это в какой-то мере объясняет ангелов в христианстве. — Слышал бы тебя Шисуи, — с необъяснимой иронией замечает Мадара. — Шисуи наверняка сам об этом задумался, — с нескрываемым сарказмом отвечает Изуна. — Нет, ты просто вдумайся. Небо обитаемо! И... Насколько я понял, женщинами. Да вы просто какая-то чокнувшаяся ветвь эволюции. Как вы размножаетесь? Почему вас притягивает вниз связь? Почему связь сильнее, чем у просто людей? Как происходит процесс взлета? Почему об этом никто не спрашивает? — Изуна оборачивается наполовину, экспрессивно взмахивая рукой.       Сакура прикусывает губу, смотря в пол. Это не нападение. Он ведь не злится, просто любопытен. Но как же его любопытство напоминает о том, что она потеряла. Даже если оно вполне здоровое. — Потому что она не знает, — тихо и весомо роняет Мадара, смотря на него исподлобья. — Прекрати.       Младший Учиха отмахивается от него небрежным жестом. Неудивительно, что он спрашивает. Сакура ведь тоже задаёт вопросы о мире, в который попала. У него больше правил и больше опасностей, но в то же время в нём можно найти ясность. А ей ответить Изуне совсем нечего. Потому что она никогда не ищет в своём мире ясность. Облачность ей нравится больше.       Ладонь соулмейта осторожно проводит по её плечу: — У нас сегодня гости. — Да… Ты сказал, что можно, но во сколько и когда — не сказал. Я спросила у Изуны, — она пожимает плечами.       Мадара одобрительно кивает. Это греет ей немного замёрзшие влажные ступни. Взгляды соулмейта все, как один, тёмные. Сейчас он не просто тёмный, а безлунно-чёрный, будто говорят они не о гостях, а о чём-то другом. Соулмейт смотрит, будто примеривается, с какой стороны к ней приделать щит. — Надо перебинтовать тебе запястье, — вспоминает он то, о чём говорил утром, и тут же вспоминает кое-что ещё: — Так. А витамины ты пьёшь?       Сакура делает вид, что не расслышала, оборачивается на мазнувшего по лодыжке хвостом Роши… Но соулмейта так не провести. Он в красках рассказывает ей, что будет, если она снова заболеет, и идёт за бинтом. Нет, ну как он обо всём помнит? Она, например, забывает о витаминах после первого же применения. — Как ты умудряешься только, — никуда не девшийся из кухни Изуна смотрит на неё, усевшуюся на стуле прямо. — Тебя прощупывать после тренировок надо.       Вернувшийся на кухню с упаковкой бинта Мадара поворачивает голову к брату. Видимо, у него очень выразительное лицо, если Изуна отвечает ему странной усмешкой. Соулмейт молча подтягивает к Сакуре ещё один стул и садится, широко разводя колени. Запястье снова осторожно ощупывают, а потом крепят на нём первый тканевый слой. Его руки действуют отдельно от происходящего, накладывая на запястье Сакуры толстый эластичный бинт. — Выглядишь как жертва нападения, — выдаёт ещё одну колкость Изуна и поднимает Роши на руки. — Изуна, — камнем в воду роняет имя брата соулмейт. — Займи себя чем-нибудь. — Зачем? Я жду очередного вашего скандала, — кривит лицо младший Учиха, но сдвигается к выходу из кухни.       Подумав, Сакура решает, что лучше поговорить о Конан и звонках сейчас. Она не сомневается, что Мадара выдаст ей все минусы этого плана ясно, чётко и в лицо. Но лучше сейчас, чем после ухода Шизуне и Ино. Ей же как-то ещё и заснуть сегодня хочется! — Позавтракай, — предлагает соулмейт, когда заправляет конец бинта так, чтобы он не выбивался. — Мы оставили тебе омлет.       От его слов в горле что-то скребёт. Но Сакура не даёт себе расчувствоваться. Вдыхая поглубже, с чувством, что говорит это слишком часто, она просит: — Давай сначала поговорим.