Облачная рябь

      Сакура не ожидает от соулмейта ничего, кроме вспышки раздражения. Мадара очевидно не любит извиняться, а разговор с обиженным человеком глупо начинать с просьбы. Но всё же он умудряется её удивить. — Это не твоя идея, — говорит соулмейт спокойно после того, как она выдаёт все аргументы «за».       Да. Но какая разница, если идея не такая уж и плохая? И... как он всё-таки понял? Сакура мучается каким-то мутным ощущением... Но оно не всплывает на поверхность, где его можно попробовать проанализировать. — Я подозревал, что Изуна тебе предложит. Но то, что ты согласишься... — от иронии в голосе соулмейта становится прохладно. — И что он пообещал взамен? — Ничего, — собственные босые ноги внезапно оказываются интереснейшим зрелищем. — Я просто подумала, что он прав. Нам сложно жить без возможности взлететь… Это то, с чем мы появились и без чего чувствуем себя плохо. И это больно. Больнее, чем растянуть запястье или порезать палец. Очень…       На «очень» ей на плечо ложится тяжёлая ладонь. Сакура взмётывает взгляд на соулмейта почти испуганно. Вокруг него не кружится аура грозового облака. Он подозрительно спокоен, дёргает подбородком, смотря на неё пристально. — Хорошо, — обрубает соулмейт то, что она хочет сказать дальше.       Она сначала не верит, что он соглашается с ней, но потом задыхается от накатившей шипучей признательности. Мадара не ждёт её благодарности ни в каком виде — отпускает и отходит к окну, будто ничего не произошло. Его рука тянется к карману штанов. Закурит. Спина соулмейта оказывается совсем перед носом — она чуть не обнимает его, подходя ближе. Но вовремя вспоминает его слова и нейтрально кладёт ладошку ему на локоть. Мадара поворачивает голову. — Спасибо, — шёпотом говорит ему она и осторожно сжимает пальцы. — И что ты попросишь взамен?       Он слабо усмехается, поводя подбородком, и отворачивается. Щелчок зажигалки. Окно открывается, чтобы принять в щель первые клубы белого неприятно пахнущего дыма.       Голубое небо за стеклом невыносимо прозрачное и далёкое. В груди ноет от того, что в него нельзя нырнуть. Она смотрит с тоской, но ловит на себе взгляд соулмейта. — Что я могу у тебя попросить? — спрашивает он без усмешки или иронии в голосе. — Не знаю, — Сакура пожимает плечами.       В прошлый раз он требует постоянного присутствия на ней лифчика... Но сейчас, видимо, она не делает ничего такого, что может оказаться совершенно недопустимым среди людей. Если она делает правильный вывод, значит, имеет полное право немного собой погордиться.       Мадара не сбрасывает её руку со своего локтя. Но сам же недавно просит не провоцировать. Как всё-таки избирательно работает эта система... Впрочем, Сакура не жалуется, а запоминает, чтобы потом — при случае — напомнить. Она стоит рядом с ним, не отходит, хотя плотные и холодные пальцы уличного воздуха поглаживают ей босые ноги. Очевидно, такое прикосновение не считается за провокацию. Ей хочется провести исследование, до каких границ доходит допустимое, потому что тактильный контакт почти неизбежен. Но предложить это сейчас, когда соулмейт и так соглашается на нечто, что ещё недавно отвергает… Если подумать, Изуна обладает большим даром убеждения, чем она. — Иди в комнату. Тут холодно, — пальцы соулмейта осторожно берут её за запястье, обмотанное бинтом, и сдвигают его вниз.       Сакуре хочется запротестовать. Но смысла в этом нет. Правда холодно. Она заглядывает ему в лицо, наклоняясь вперёд. У Мадары хищный неприятный взгляд, которым он всматривается вдаль, плотно сжатые губы и напряжённая челюсть. Замечая, что она разглядывает его с волнением, он явным усилием воли оставляет на лице только спокойствие. — Не волнуйся, — соулмейт приподнимает руку и встрёпывает ей волосы на затылке.       Запрокидывая голову, она думает о том, что волнуется больше за него, чем за что-то ещё. Поговорить с Конан он всё-таки соглашается, но это не даётся ему легко.       Мадара усаживает её за ноутбук, устроив в своём вертящемся кресле, а сам склоняется рядом. Сакура вслушивается в объяснения достаточно внимательно, чтобы уловить принцип. Это похоже на то, как она работает с телефоном и с планшетом Изуны. Только тут нельзя сразу нажать на экран — но соулмейт говорит, что бывают и такие модели — и нужно наводить белую стрелку-курсор с помощью тач-пада. Сакура не сразу понимает, что давить сильно не стоит, и что есть определённая разница в том, сколько раз нажать на папку… — Сегодня разберёмся с основами, — вздыхает Мадара, наблюдая за тем, как она пытается выяснить, реагирует ли тач-пад на кончик её ногтя.       Учиться приходится не так долго. Она впитывает новое с жадностью и быстро учится включать ноутбук, выключать, открывать папки, удалять папки, перемещать папки и файлы в папки… Это оказывается не так захватывающе, как кажется в самом начале.       На том, как создать документ и как распознать формат файла и для чего это нужно Мадара и останавливается. Точнее: он хочет остановиться. Но Сакура случайно нажимает на значок «камера» и спустя секунду удивлённо рассматривает своё лицо в экране как в зеркале. Соулмейт издаёт над плечом непонятный звук, и по его лицу — это совсем как селфи-режим на телефоне! — видно, как он рад такому открытию. — Я не думала, что ноутбуки тоже могут делать фотографии, — она оборачивается к нему слишком резко и почти вписывается лбом ему в челюсть. — Ой… — Камеру можно встроить почти куда угодно, — Мадара смотрит на неё недовольно, растирая подбородок одной рукой, а второй опираясь о столешницу.       Сакура наводит курсор на большой значок внизу экрана и с хихиканьем рассматривает застывшего на экране соулмейта. Соулмейт над ухом хмыкает. — Ты ведёшь себя как… — снисходительно начинает он и на мгновение замолкает, чтобы продолжить уже спокойнее, — первый раз камеру видишь.       Догадаться, что он имеет в виду на самом деле несложно. И всё же Мадара старается не произносить «как ребёнок» вслух. Учитывая, как оно на неё действует, Сакура соулмейту за это очень благодарна. Да, сравнение, оставшееся до сих пор, совсем её не радует. Но... Она помнит фильм, который ей показала Ино, и помнит, что ребёнок имеет свойство становиться взрослым в большинстве раскладов. Причем, не прилагая особенных усилий. И уж у неё-то есть все шансы, потому что усилия она, в отличие от человеческих детей, прилагает достаточные. — Я не думала, что их можно встроить куда угодно, — пожимает она плечами, делая вид, что не слышала заминки. — Это так здорово…       Она поворачивает голову — уже аккуратнее — и улыбается. Сквозь разливающийся по комнате солнечный свет Мадара ощущается не таким уж и бесстрастным. Он почти не загораживает ей солнце, поэтому глаза немного щурятся от яркости. — Как легко тебя удивить, — спустя недолгую паузу, в которой соулмейт рассматривает Сакуру, не моргая, приходит ответ. — Удивляться здорово, — и что такого, спрашивается, с её лицом. — Чем удивительнее, тем легче запоминается.       Мадара усмехается практически без иронии. Он опирается рукой о спинку кресла и нависает над Сакурой легко. — Физика удивительна? — спрашивает соулмейт, смотря на неё сверху-вниз.       Сакура забирается на просторное кресло с ногами, чтобы повернуться боком и тоже опереться о спинку. С улыбкой кивает, вспоминая, как же удивителен — действительно! — мир, если рассматривать его с технической стороны. Биология удивляет не меньше, а уж география — та вообще. Обществознание даёт ощущение углубления в то, как работает человеческая масса в целом. А это, судя по словам Изуны, ещё не весь список предметов! Небо не даёт множества удивительных знаний, но как приятно знать, что на земле все озабочены тем, чтобы знать друг о друге всё. — Очень, — отвечает взглядом на взгляд Сакура и улыбается мечтательно. — Хорошо, — Мадара дёргает углом губ и одним движением руки поворачивает кресло в сторону. — Отвлечёшься?       Он склоняется над ноутбуком и включает какую-то программу, быстро перебирает пальцами по клавишам и нажимает на длинную. — Ты, конечно, уже читала, — с невозмутимым лицом говорит соулмейт ей, устанавливая ноутбук так, чтобы экран не отсвечивал. — Но посмотреть тоже интересно.       Сакура замирает, видя, как на погасшем экране вдруг возникают буквы. Это… это фильм. Неужели люди снимают не только что-то полезное, но ещё и — ого! — Гарри Поттера? Интересно, а только первую часть?.. — По книгам часто снимают фильмы, — на полный восторга вопрос Мадара отвечает с неизменной иронией. — Если первая часть окупается, снимают вторую, третью и так далее. Гарри Поттер окупился.       О, впереди семь частей! Может, сначала надо дочитать?.. Нет, ну первую часть-то точно посмотреть можно! Она одним глазом следит за молчащим соулмейтом, другим за экраном, где на аллее Дамблдор уже гасит фонари… И Дамблдор её интересует гораздо больше. — Не буду тебе мешать, — Мадара старательно давит усмешку.       Значит ли это: «я пока пойду и позвоню Конан»? Сакура, замечая, что он выходит из комнаты, не останавливает его. Если это то, о чём она думает, значит Мадара выбирает — создаёт — идеальный момент. Потому что ей не настолько любопытно, что он скажет Конан, насколько любопытно происходящее на экране. Возможно, ей даже не хочется слышать, что он скажет Конан. Поэтому она с возросшим упрямством всматривается в плавно переходящие кадры...       …и закрывает глаза только на пошедших титрах.       Глаза болят и сохнут, будто она всё это время не моргала, а спина затекает от одного положения. Она какой-то манерой умудряется подтянуть ноги к груди даже на этом невероятно удобном кресле.       Фильмы по книгам затягивают, даже если знаешь, чем закончится. Это первое. Второе: прошло не меньше двух часов, и соулмейта в комнате нет. Тогда Сакура прислушивается, чтобы быть готовой на случай, если они с Изуной всё-таки ругаются снова. Но нет. Тишина и спокойствие. Она ловит себя на том, что такое неожиданное затишье больше пугает, чем обнадёживает.       Оба обнаружатся на кухне, Сакура более чем уверена. Но красться и подслушивать она не собирается. Вместо этого закрывает фильм и скручивается в кресле, получая наконец-то минуту покоя и отсутствия потенциально опасного для неё внимания Мадары.       Она помнит то, что он ей сказал, практически дословно. И то, что он говорит, можно трактовать несколькими способами. Возможно, их даже больше, но пока Сакура пользуется только одним. Не то чтобы он вызывал доверие… Но если люди обращают внимание на слова, то она тоже будет.       «Как только я тебе скажу, ты согласишься».       Мадара говорит «как только», а не «когда».       Когда — это далёкое будущее, которое возможно случится.       Как только — это нечто другое, больше похожее на «если» и на «скажи я тебе это сейчас».       Впрочем… «Когда» тоже звучит. Гораздо раньше. И, если честно, от этой путаницы уже голова идёт кругом!       Существует вариант, что она действительно может зайти далеко.       Также существует вариант, что Мадара не захочет останавливаться первым, потому что ему нравится.       Но существует и вариант, в котором Сакура тоже не говорит «хватит». И он самый достоверный, потому что чаще всего она не знает, когда стоит сказать «хватит». Вот чего он так опасается? Что потом они так в этом и не разберутся.       Это крошечный и въедливый шанс на правоту Ино. И тогда Мадара становится вдвойне прав со своей предусмотрительностью насчёт определения… И как к этому относиться?       Имеет ли смысл так въедливо давать словам оттенки? Мадара ведь может просто ошибиться в выборе. Так легко сказать одно, имея в виду другое. Разве не об этом её предупреждает Ино? Но Сакура привыкает, что люди часто допускают двусмысленность в словах. И соулмейт, зная об этом, всегда выбирает те выражения, которые имеют чёткое значение. Он не может ошибиться в тот момент, когда стоит употребить чётко описывающее ситуацию слово.       Дойти до этого — всё равно остаться без ответа.       Сакура со вздохом упирается лбом в забинтованное запястье, на секунду пытается представить Мадару, который её любит, ориентируясь на описание Шизуне, и получает ожидаемый чёрный шум в голове.       Соулмейт не бывает долго радостным или взволнованным, довольным, действительно добрым или чутким… У него случаются промельки, но они гаснут так же легко, как и появляются.       Интересно... Бывает так, что люди испытывают только то, что хотят? И если умеют, почему Мадара хочет долго испытывать что-то вроде раздражения или злости? А если не умеют? Значит ли это, что всё оставшееся он прячет за своим каменным лицом? И если да, то зачем?       Она не помнит, думала ли об этом хоть раз… Чтобы повторить усвоенное и отвлечься от этой странной темы, Сакура закрывает программу и выключает ноутбук. Задумчиво отталкивается ногой от пола, плавно поворачиваясь в кресле вокруг его оси.       Соулмейт не лучшая замена Ино, если говорить об ответах на вопросы, но Ино будет только… через пару часов? За окном определённо начинает смеркаться, но сейчас дни становятся гораздо короче. Сакуре нужно спросить сейчас, чтобы не испугаться потом.       Но Мадара находится не на кухне. И даже не в комнате Изуны, куда она не решается заглядывать. Он натягивает куртку — новую, кажется, тёмно-серую — поверх толстовки.       Сакура подходит ближе осторожно. Соулмейт замечает её мгновенно. Прищуривается и достаёт телефон из кармана, чтобы взглянуть на вспыхнувший экран и тут же убрать его обратно.       Что-то случилось. Изуна говорит, что сегодня Мадара будет дома весь день. Но соулмейт не отвечает на её застывший тревожный взгляд и опускается на одно колено, чтобы зашнуровать кроссовки. Сверху-вниз он всё равно не кажется ниже или слабее.       Короткостриженная голова, блестящая под освещением чёрным, без шапки. Из-за не прилегающего к шее воротника куртки торчит тёмный шарф. Что-то внутри Сакуры сжимается, заворачивается в невозможную загогулину, трещит и ворочается, будто ей там тесно. Мадара выпрямляется, когда её босые ноги замирают около носов его кроссовок, одним движением становясь недосягаемо выше. Сакура видит, что ему сейчас не до неё. Вряд ли это связано с чем-то безопасным, такое сейчас у него мрачное лицо.       Она может сказать много всего. — Пожалуйста, возвращайся здоровым, — и говорит только самое её тревожащее.       Губы сохнут. Сакура облизывает их нервно. — Хорошо, — терпеливо соглашается Мадара и даже не закатывает глаза. — На минуту, — она тянется к нему, привставая на цыпочки и разводя руки.       Нет никакой уверенности в том, что он поддастся. Ведь Мадара — это Мадара, а не Ино. И соулмейт ожидаемо обдает её тяжелым взглядом. Но почему-то всё же нагибается, позволяя обнять себя. Сакура крепко сжимает руки и опускает лоб ему в стык шеи и плеча. Она не знает, когда он вернётся, даже не думает спросить. Вместо этого Сакура предпочитает постоять минуту в тепле и с надеждой, что он действительно вернётся здоровым. — Я не умирать ухожу, — едко звучит над макушкой.       Вразрез словам тёплая ладонь поглаживает её между лопаток. — Я не хочу, чтобы ты умирал, — сообщает ему Сакура глухо и трётся лбом о ткань толстовки.       В этот раз она отпускает первой. Мадара спокойно выпрямляется и застёгивает куртку с негромким, но резким вжиком. — Скоро вернусь, — он неожиданным ободряющим жестом проводит пальцами по её виску, заправляя растрёпанные волосы за ухо. — Не давай Изуне тебя во что-нибудь ввязать.       Она фыркает, представляя себе, как прячется в его комнате от его младшего брата. Возможно, Мадара тоже представляет это, потому что его губы чуть вздрагивают. — Поешь, — советует он, когда открывает дверь.       Сакура кивает ему в спину. Дверь закрывается, разделяя сонное и полное мутных разговоров утро и вернувший всё на свои места день.       Поешь. Если бы ей ещё хотелось… Нет, если люди придумали все эти потрясающие вещи вроде камер, фильмов и книг, почему они ещё не придумали способ не есть? Нет, она читает об обменных реакциях организма в той же биологии… Очевидно, это не так просто. Но то, сколько они могут тратить на приготовление еды, просто поражает! Да, она вкусная… Но неужели нет способа заставить человеческий организм в ней не нуждаться?       Чаще всего — практически всегда — она встречается с Изуной на кухне. Если его нужно найти, то перед тем, как постучать в его комнату, можно просто сначала зайти на кухню. Сакура, если честно, предпочитает и правда находить его на кухне. Она ни разу не бывает в его комнате и даже не заглядывает, но не сказать, что безумно хочет.       Вот и сейчас. Младший из Учих обнаруживается за длинным рабочим столом. Его руки ловко перекладывают полоски бекона, лежащие на круглой половинке булочки, блестящими зелёными листами салата.       Сакура украдкой заглядывает в открытый за его спиной холодильник. Там видно и ряд белых яиц, стоящих в специальном ящичке, и коробку молока. Мука, скорее всего, тоже найдётся, как и сахар. Гораздо проще сделать себе сэндвич, как делает Изуна, но ей хочется сделать что-нибудь сложнее. — Ты не будешь против, если я приготовлю панкейки? — спрашивает она, потому что не знает, как он отнесётся к её самоуправству.       Или не подумает ли он, что Сакура подожжёт себе одежду, как только возьмёт зажигалку в руки. — Что сделаешь? — переспрашивает Изуна.       Он держит сэндвич у рта, собираясь укусить, но всё не кусает. Зато разглядывает её большими внимательными глазами. Это не похоже на «да» или «нет» даже отдалённо. Повисшая пауза щекочет Сакуре нервы. — Я сделаю панкейки, — внятнее и тщательнее артикулируя, говорит она, думая, что он мог просто не расслышать.       Около ног раздаётся мрявк. Она смотрит вниз, на приблудившегося к ней Роши, который выглядит довольным и важным. Её поддерживает даже кот... Сакура честно отгоняет желание погладить его между ушей. Обычно когда она его гладит, Изуна сразу теряет серьёзный настрой. — Я не буду прикидываться, что умилён, — сообщает Изуна тут же, внимательно проводя по ней взглядом. — Спасибо, — соглашается с недоумением Сакура.       Она точно помнит, что этого в просьбе не было.       В такие моменты хочется стать как Ино. Ответить насмешливым фырком, шутливо одёрнуть, но так, чтобы ему стало неловко. Изуна ведь использует то же самое, только совершенно по-другому. Он шутит и улыбается, но это работает как укол иглой.       Но существует кое-что, не дающее Сакуре попробовать методы Ино в таких ситуациях. Это понимание. Редкое, но всё-таки очевидное.       Она хочет попробовать жить одной. В небольшой квартирке, заставленной цветами, залитой солнцем, с большой картой мира и с красивыми жалюзи, с обязательно большими окнами, из которых можно разглядывать небо. Но пока Сакура живёт на территории, где Изуна имеет полную свободу действий. В отличие от неё. Да, он не станет вредить ей, потому что она — соулмейт его брата. Но разделять их троих на две стороны… Это неправильно.       И если уж ей хочется поступить как Ино… у Ино неплохо получается многозначительно молчать и хитро умалчивать. Чем скорее Изуна привыкнет к тому, что её не нужно держать вдали от плиты, стиральной машинки и холодильника, тем лучше. Хотя бы для практических занятий.       Чтобы сделать панкейки, сначала их нужно вымесить. А левой рукой они вымешиваются очень неудобно. Она поздно вспоминает, что от этого быстро устают мышцы… Но Сакура не менее упряма, чем жидкое тесто.       Изуна никуда не уходит и делает занятой вид. Даже перетаскивает на кухню ноутбук, мельком замечая, что тут пахнет вкуснее. Сакура не уверена, что у теста есть сильный запах, но решает промолчать. Она знает, что он не прекратит приглядывать за ней. Может, даже когда Мадара перестанет это делать сам.       Панкейки выпекаются не такими красивыми, какими получались у Ино. И это со всеми стараниями Сакуры! Грустит она недолго и утешает себя тем, что внешний вид не повлияет на вкус. Вот теперь запах действительно расползается по кухне.       Всё время крутившийся под ногами Роши закидывает когтистые лапы на край стола, задевая тарелку, и Сакура чудом успевает придержать стеклянный край. Удивительно, как этот кот может быть и компактным, и гигантским одновременно. — Ты разве такое ешь? — спрашивает она Роши, присаживаясь и почёсывая ему за ухом. — У тебя полная миска корма, не делай такие глаза. — Ему во всё нужно сунуть нос, — Изуна за её спиной негромко, но очень многозначительно фыркает. — Не вздумай давать. Роши нельзя сладкое.       Сакура вздыхает и отметает идею дать коту кусочек. Выпрямившись, она отодвигает тарелку подальше от края стола — на всякий случай — и поджигает под чайником газ. Рука сама собой тянется к так и оставшемуся стоять на кухне букету — погладить упругие лепестки и начавшие раскрываться бутоны.       Изуна подходит сзади незаметно. Сакура вздрагивает, когда его рука осторожно отодвигает её в сторону. Но он просто тянется к джезве.       Наблюдать за варкой кофе интересно: Изуна пересчитывает количество ложек с молотым зерном, почти беззвучно шевеля губами, добавляет зачем-то соли, аккуратно вливает воду и перемешивает, чтобы поставить джезву на самый маленький огонь. — Не знаю как, но ты убедила Мадару, — замечает он вскользь и даже не смотрит на неё. — Это что, мне все разумные предложения передавать через тебя теперь? — Ему это не понравится, — бормочет Сакура, вспоминая просьбу ни во что не ввязываться. — И между прочим, ты ничего не дал мне взамен.       Изуна поворачивает к ней голову. У него тонкие и очень гибкие — судя по тому, как он умеет их кривить — губы и сейчас они мелко вздрагивают.       Во взъерошенной шевелюре путается солнечный зайчик. На сером рукаве объёмного свитера видна кошачья шерсть. Он вдруг кажется абсолютно безобидным, забавным и даже красивым. Особенно когда смеётся. — Я пытаюсь решить твою проблему. А ты пытаешься ещё и обобрать меня за это? — он даже давится чем-то, пока смеётся.       Сакура возмущённо краснеет. Как он вообще умудряется это так вывернуть? И что ему вообще ответить? — Если бы ты пытался решить мою проблему, ты бы… ты бы… позвонил Конан сам! — победно скрещивает руки на груди она. — Но у тебя не получилось. У тебя и не получилось заставить это сделать Мадару! И ты попросил меня. — Но сама бы ты до этого не додумалась, — Изуна приподнимает брови и расплывается в непонятной ухмылке.       Решение умалчивать как Ино растворяется на фоне возмущения. Нет, конечно она бы не додумалась! Откуда ей знать, что у Конан есть брат с властью? Но они всё равно что-нибудь бы придумали с Ино и Шизуне! Да и можно подумать, что Изуна делает это для неё!       Сакура набирает побольше воздуха, чтобы на одном дыхании всё это выпалить. Но он, будто подловив момент, одобрительно похлопывает её по плечу. Она от неожиданности сдувается, хлопая ресницами. — Неплохо. Как минимум, ты заслуживаешь кофе, — Изуна примирительно приподнимает уголок губ в улыбке. — Мне больше нравится чай, — растерявшись, сообщает она.       Он закатывает глаза, но не так, как это делает Мадара, а длинно и как-то даже изящно. Это странно. — Ты просто нечто, — вздыхает Изуна и смотрит на неё с достойной Мадары снисходительностью. — Боюсь представить, во что ты вырастешь.       Это звучит как риторический вопрос. Поэтому она только поджимает губы и тянется выключить чайник.       Панкейки, судя по лицу Изуны, удаются. Он одобрительно поводит подбородком и запивает их кофе. Он вообще пьёт очень много кофе, и поэтому на кухне часто стоит густой горько-пряный запах. Сакура принюхивается к этому с удовольствием. Кофе для неё не ассоциируется с Изуной, как запах сигарет ассоциируется с Мадарой. Которого, кстати, до сих пор нет! — Что происходит? — тихо спрашивает она, заканчивая отмывать небольшую кастрюльку от остатков теста. — Мадара же будет в порядке? — Ничего, что бы он не мог решить, — спокойно звучит ответ, и Изуна даже не поднимает голову, чтобы взглянуть на неё. — Они перегнули палку, когда решили ткнуть в него тобой. Не думаю, что он был в таком бешенстве, если бы они попробовали сделать моё фото, — на секунду его голос становится смешливым. — Он может быть в опасности? — Сакура не может улыбнуться на очевидную попытку пошутить.       Вряд ли ей скажут, кто такие «они». Изуна имеет неприятную способность уводить разговор от сложной темы. Но он смотрит на неё испытывающе. Это похоже на оценку, попытку определить, стоит ли она откровенности. Ей хочется вздёрнуть подбородок повыше. Но Сакура не успевает. — Да, — спокойно кивает он. — Но Мадара же не один. Каким бы упрямцем он ни был, ему пришлось принять помощь. Хотя… Хаширама редко спрашивает. Они друг друга стоят.       Тот самый Хаширама. Сакура смотрит на букет, поставленный в угол рабочего стола. Нежные розы ничуть не вянут, пускай и стоят в тени. Ей хочется погладить их бутоны. Но Изуна следит за ней, совсем не разленившийся от перекуса, и она только мечтательно улыбается.       То, что Мадара не один, греет ей что-то внутри. Он, наверное, скажет при прямом вопросе, что ей не стоит об этом волноваться. Или что это её не касается. Что-нибудь такое. Неприятное и заботливое. Но Изуна с его странным откровением становится ей на пару секунд гораздо приятнее, чем раньше.       Как только слышит звук открываемой двери Сакура, встрепенувшаяся и отбросившая конспекты, резво срывается в прихожую и оказывается там быстрее Роши. А Мадара возвращается не один. — Привет, — немного смущённо улыбается ей Шизуне, зашедшая первой.       В прихожей мгновенно становится тесно, и Сакуре приходится попятиться в коридор, но это ничуть не убавляет её радость. Шизуне, хрупкая и пахнущая по-особому нежно, с тепло поблёскивающими глазами оказывается крепко обнятой за плечи. Она создаёт впечатление, что только-только спустилась с неба — тонкая, воздушная, отбрасывающая светлые отблески на пол. Ей очень идёт бледно-розовое колючее платье, выглянувшее из-под длинного чёрного пальто. Только волосы короткие. — Здравствуйте, — вежливо здоровается из-за спины Сакуры Изуна. — Старый-добрый Шисуи и… — Меня зовут Шизуне, — откликается она с полуулыбкой и кивает достаточно тепло.       Они обмениваются приветствиями скованно, но эта осторожность, сквозящая в жестах Шизуне, исчезает быстро. Стоит только Шисуи приобнять её за плечо, а ей — сжать в пальцах красную ткань его свитера. Сакура чувствует себя неуместно при виде этого. Она прячет глаза и отходит ещё дальше. Мадара выглядывает из-за их спин достаточно раздражённо. В нём словно скапливается пронзительная и липкая темнота, которая расползается под его ногами тенью и стремится охватить собой всех вокруг. Кажется, не всё прошло хорошо… — Мы с Сакурой не будем вам мешать, — с толикой аккуратной вежливости замечает Шизуне, отпустив своего соулмейта.       Вот уж кто умеет тонко улавливать настроения. Мадара обдаёт поверх её головы Сакуру внимательным взглядом, пытающимся выяснить, всё ли в порядке. Она улыбается ему и подцепляет Шизуне под локоть.       Учихи собираются на кухне, а Сакура затаскивает подругу в комнату и обнимает ещё раз, зарываясь носом ей в висок. — Я так рада, что ты выздоровела, — признаётся она, чувствуя, как Шизуне ласково гладит её по выступающему позвоночнику.       Вокруг неё нет той атмосферы яркого знания всего на свете, безграничной самоуверенности и непрошибаемого спокойствия, какая всегда вьётся рядом с Ино. Она другая. Она не кажется пристанищем солнечных лучей. Шизуне — прохладная и умиротворяющая летняя синь и впитывающее холод тепло. Сакура кажется самой себе по сравнению с ними просто бледной облачной тенью. — Я рада, что твой соулмейт в порядке, — мерно отвечает ей Шизуне и мягко отстраняется. — Ино рассказала мне, что случилось.       Снег вспыхивает внутри метелью, одной большой и поглощающей спокойствие, приносящей холод и кровь. Но Сакура давит это в себе с надеждой, что однажды ей не понадобится это делать, что однажды снег из неё уйдёт вместе со вспыхивающей человеческой ненавистью.       Шизуне втягивает её в круг рук снова, прижимает к себе осторожно и ласково, не как Ино, обжигающе и бодряще. Сакура упирается лбом ей в острое плечо, не смягчённое даже толстой и на ощупь шершавой тканью платья. Отстранённо приходит в голову, что она чересчур худа. У неё заострившиеся скулы и бледный оттенок лица. Глаза кажутся провалами. Но подруга всё равно выглядит гораздо лучше, чем во время первой встречи на земле. — Всё станет хорошо, — обещает без улыбки, но с ощущением уверенности тёплая и пахнущая чем-то неуловимо сладким Шизуне. — Станет, — соглашается с ней Сакура и берётся за тему, которую не хочет поднимать с Ино, без перехода. — Ты любишь Шисуи?       Она поглаживает Сакуру по позвоночнику, ничуть не сбиваясь. Запах — кажется, это кленовый сироп — окутывает их тёплым и успокаивающим коконом. Её кивок она не видит, а скорее чувствует — это длинное и плавное движение. — Как ты это поняла?       Может, люди придумали для этого какую-то систему или написали пару учебников? Было бы неплохо узнать об этом сейчас, вот честно! И если уж Шизуне разобралась, то она тоже наверняка сможет. — Это сложно объяснить, — заранее предупреждает она и приподнимает углы губ вверх. — Я сбежала потому, что он смотрел на меня, как на… на кого-то страшного. Было больно. Но я волновалась за него и не могла найти места даже на небе. Мне стало очень хорошо и тепло, когда я вернулась и увидела его. Мне хочется к нему прикасаться и мне приятно, когда он тоже это делает. Шисуи рядом, и я не боюсь ничего. Это похоже на контролируемое падение или головокружение… Или на что-нибудь не менее волнительное. Внутри тесно, снаружи тепло, и время просто пропадает. Я ему доверяю.       Сакура поднимает на неё застывший взгляд. Шизуне спокойно улыбается кончиками тонких губ. Как будто роняет в воду иглу. Волны идут и задевают. Она выбрасывает это из головы тут же, потому что не хочет искать схожести и выяснять совпадения. У неё есть попытка, которая не приносит ничего, кроме новых вопросов. — Любовь — это не единственное, ради чего стоит жить. В мире людей многое заслуживает внимания помимо неё, — Шизуне говорит об этом буднично. — Со временем ты и сама это поймёшь.       Не то чтобы она так думала. Любовь для неё — что-то непонятное и толкающее на странные поступки. Сверкать глазами как Конан только потому, что внутри есть понимание: она любит… Нет, лучше признать, что Мадара прав: у них полно проблем прямо сейчас. — Всё хорошо? — тонкая ладонь Шизуне касается лопаток.       Она прикрывает глаза. В её теле будто собирается вся жидкость из мирового океана, а в ней уже плавают вперемешку и вопросы, и ощущения — за что-то одно не уцепишься. Они всё ещё стоят неподалёку от двери. И это кажется странным. Для тяжёлых разговоров нужна мягкая кровать или хотя бы стулья, сойдёт даже подоконник. Когда стоишь, а не сидишь, больше шанс упасть. Шизуне, руку которой Сакура не отпускает, идёт за ней спокойно и садится на край заправленной кровати.       Ей многое хочется рассказать. Но подруга не живёт среди людей так долго, как делает это Ино. Сакура даже не знает, о чём стоит говорить. На язык приходит только то, с чем у спокойной и нейтральной Шизуне вряд ли есть проблемы. — Я хочу сделать больно человеку, — признаётся она, смотря на пальцы Шизуне, так и оставшиеся зажатыми в ее руках. — Я… я хочу в следующий раз ударить первой.       Пальцы, худые и кажущиеся ломкими, особенно на узких кончиках, осторожно шевелятся и высвобождаются, чтобы лечь ей на затылок. Сакура чувствует, как Шизуне растирает ей точку у основания шеи осторожными и чёткими движениями. Мягкая подушечка обводит и надавливает, обводит и надавливает… — Даже мы перестаём быть гуманными и человечными, когда кто-нибудь делает нам больно. В этом мы очень похожи на людей, — Шизуне с вяжущим сожалением усмехается. — Мы сначала учимся причинять боль, а уже потом прощать. И, возможно, нет смысла учиться этому наоборот. Как и нет смысла считать себя виноватой за то, что чувствуешь. Нет ничего необычного в том, чтобы хотеть сделать кому-то больно, кто до этого навредил тебе.       От плеча Шизуне пахнет ненавязчиво сладко. Её слова звучат осторожно и заботливо. Сакуре становится горько дышать, будто в воздухе виснет стеной табачный дым. Они с Ино не требуют от неё ничего, но относятся с аккуратной заботой. Иногда, как сейчас, это заставляет её ощущать себя виноватой.       У них троих нет родства в человеческом понимании, но общая принадлежность к небу делает их самыми близкими. Сакура помнит, что всех, кого она встречала в облачных скоплениях, можно растрясти или упросить на гонку, вытянуть на разговор… Никто из них не равнодушен к своим, а они могут друг друга даже не знать. Это то, что оказывается в них раньше того, как они пытаются осознать эмоции и чувства на земле.       Это то, что заставляет бабулю Чиё придерживать редких собеседников и её саму, то, что позволяет Цунаде-сама бушевать, если кто-то из них спускается слишком низко…       Это то, что отличает их от людей. — То есть, выбирать, что чувствуешь, нельзя? — она с сожалением вспоминает заманчивую как леденец теорию. — Эмоции и чувства, Сакура, это твоя реакция на происходящее. Ты можешь изменить отношение к происходящему. Но убрать реакцию полностью — вряд ли. Я не знаю точно, если честно… О реакциях лучше спросить у Ино. Я начала разбираться недавно, — она скованно улыбается. — Спасибо, — вздыхает Сакура.       Шизуне обводит её плечо ладонью и прислоняется к её голове своей. Хочется остаться так подольше. — Нет ничего смертельного в том, чтобы кого-то ненавидеть, — её пальцы зарываются ей в волосы на затылке жестом Ино, — и в том, чтобы кого-то любить.       Сакура вздрагивает. Поднимает напуганный взгляд. Шизуне смотрит на неё без сочувствия в тёмных глазах, только с бесконечным пониманием. Будто метания с этими неопределёнными намерениями и мотивами ей знакомы. Впрочем... Они могут быть ей и знакомы!.. — Я сама хочу отрезать этим людям что-нибудь для них важное, — как секрет, ведущий к раскрытию чего-то важного, сообщает Шизуне.       Её глаза чернотой напоминают глаза Мадары. Сакура, засмотревшись, забывает промелькнувший вопрос и задаёт другой: — Правда? — Правда, — она наклоняет голову влево в своеобразном кивке. — И, как ты видишь, меня это не убивает.       Возможно... и правда ничего такого страшного в этом нет? Если даже Шизуне, тёплая и совершенно не агрессивная, может такое чувствовать. Надо будет спросить об этом у Ино... Но, судя по тому, как та иногда смотрит или сверкает взглядом, ей это тоже не чуждо. Сакура не уверена, что хочет думать об этом именно сейчас, когда тепло и спокойно, поэтому переключается на Шисуи. Шизуне рассказывает, что они почти не ссорятся, и со смехом добавляет: — Мы оба очень терпеливые.       Завидовать ей совсем глупо, но Сакура и не завидует. Если всё так, как рассказывает подруга, то Шисуи очень хороший. Даже если сначала пугается. Зато теперь они оба выглядят довольными, когда находятся рядом друг с другом. Разве Шизуне, которая прячется от разочарования на небе и смотрит болезненно и тоскливо, не заслуживает такого?       Изуна заглядывает к ним спустя минут десять. Это достаточно… деликатно? Шизуне соглашается присоединиться ко всем, и они вдвоём перетекают на кухню. Она никогда не кажется Сакуре маленькой. Но когда тут сразу пять участников разговора, исключая вездесущего Роши, становится достаточно тесно. Стульев всего четыре.       Уже одного не хватает. Сакура предпочитает усесться на подоконнике, но там встаёт соулмейт, посматривающий на неё внимательно. На подоконнике, рядом с его бедром, уже стоит белая чашка.       За неё место определяет Шизуне, севшая и потянувшая Сакуру поближе к себе. Она поддаётся легко и опускается на стул рядом, прямо напротив Изуны и спиной к Мадаре.       Разливается чай. Изуна достаёт какие-то зелёные кругляшки. Шисуи комментирует их вкус с какой-то тонкой иронией в глубоком и низком голосе, говоря что-то о не меняющихся привычках… Изуна обманчиво-спокойно отвечает ему, и оба они переходят на отвлечённую тему. Смысл теряется для Сакуры мгновенно, но двусторонняя ирония звучит очень забавно. Даже Мадара за её спиной издаёт гортанный смешок. Она прислоняется виском к тёплому плечу Шизуне, переставая вслушиваться. Об ноги обтирается Роши и даже запрыгивает подруге на колени, лижет ей запястье и трётся об него мордой.       Расслабленная и спокойная атмосфера никого не обманывает. Они собираются тут не для того, чтобы выпить чаю. В голосе Изуны изредка проскальзывает нетерпение. Мадара за спиной — по звуку — похлопывает ладонью по подоконнику. Шизуне спокойно гладит кота, но на каждом резком звуке её пальцы зависают в воздухе.       Остаётся только одна Ино. И на звонки она отчаянно не отвечает. Что ей, что Шизуне.       Сакура хмурится, закусывая губу. Она помнит, чем всё кончается в прошлый раз, когда на звонки не отвечает Шизуне. Но у Ино больше нет солнечной гривы мягких волос… Что может случиться? Плечо накрывает горячей тяжестью. Она крупно вздрагивает и запрокидывает голову. Перевёрнутый соулмейт, подошедший беззвучно, подёргивает углом губ, будто собирается улыбнуться, но так и не улыбается. Он встаёт к столу боком, прямо около угла, и ободрительно поглаживает Сакуру по плечу.       Мадара невозмутим, несмотря на то, что в его доме сейчас его нелюбимый кузен. Вокруг него прекращает скапливается раздражение, с которым он возвращается. Может, он прячет его в глубоком и тёмном месте, где прячется ненависть Сакуры, или просто маскирует за чернотой радужки. Потому что его спокойствие непроницаемо. — Может, наденешь свитер? — предлагает он, опуская взгляд на её руки.       Сакура смотрит тоже. Но кроме мурашек на руках нет ничего особенного. Если надеть свитер, станет жарко... — Мне тепло, — непонимающе отмахивается она.       Изуна разглядывает их с непередаваемой смесью иронии и умиления. Шисуи складывает руки в замок и опирается локтями о стол, загораживая нижнюю часть лица, но около тёмных глаз образовываются лучистые морщинки. Их внимание становится слишком пристальным. Оно ощущается почти физически. — Всё хорошо, — бормочет Сакура, мягко поводя плечом и сбрасывая его ладонь. — Что-то мне всё это напоминает, — очень довольно замечает Изуна.       Она предпочитает промолчать и снова удобно опирается о не возражающую Шизуне, просовывая руку ей под локоть. У Шисуи вздрагивают плечи, и он почему-то опускает кудрявую голову. Рядом негромко хмыкает Мадара. От этого звука мурашки возвращаются.       Телефон, лежащий на столе прямо рядом с чашкой, вибрирует. Это мгновенно вытесняет всё волнение. Сакура, подскакивая, хватает его и нервным взмахом снимает блокировку. Непрочитанное сообщение всплывает уведомлением тут же. Она вчитывается, чувствуя, как внутри медленно тает снежный ком. Шизуне ободряюще поглаживает её по шее без слов. — Ино… она будет не одна, — действительно тихо говорит Сакура, обводя растерянным взглядом Учих.       Но все слышат. Мадара, на котором её взгляд замирает, щурит ставшие цепкими и холодными глаза. Он, кажется, понимает, кого Ино может привести с собой. И поэтому то раздражение, которое либо наглухо спрятано, либо умело замаскировано, всплывает вокруг него такой давящей атмосферой, что хочется сползти под стол. — И с кем же? — обманчиво спокойным тоном интересуется соулмейт. — Наверное, это её человек, — Шизуне совершенно его не опасается, будто не замечает сгустившихся туч, и отвечает первой.       Брови Изуны приподнимаются. Он знает, кто человек Ино?.. Шисуи смотрит на Мадару жутковато. Кто первым вспыхнет? Сакура следит за ними встревоженно. Эти Учихи совершенно непредсказуемы. Как назло, звучит звонок. Мадара поднимает голову с очень нехорошим выражением лица и разворачивается к выходу. — Здравствуйте, — приветствует он Ино, открыв дверь, — какая неожиданность.       Стоящий за спиной подруги хмурый Тобирама впивается в него острым взглядом, но только сжимает зубы. Он в чёрном костюме для работы, который выглядывает из-под длинного распахнутого и тоже чёрного пальто. Ино опаздывает, потому что ждёт его? — На пару слов, Учиха, — коротко просит он.       Застывшая между ними Ино тревожно оборачивается, но он только мягко подталкивает её ко входу. Сакура даже не успевает попросить Мадару остановиться, как он пропускает внутрь замешкавшуюся Ино и выходит наружу сам. Дверь звучно хлопает. Шизуне вздыхает сзади, оттеснённая за спину Шисуи.       У Ино растерянное лицо. Она странно морщит покрасневший нос, здоровается и разводит руками. — Прости, я должна была предупредить раньше, но тут такое... Он всё знал. Около года! Увидел, как я взлетела в магазине… — Ино нервно взмахивает ладонью у виска, будто поправляя волосы. — А после того, как ты с соулмейтом ушла, устроил мне сцену. Я немного разозлилась и... Ладно, это долгая история! Я знаю, что ждать понимания от твоего соулмейта глупо, но если они подерутся…       Сакура хлопает ресницами. Около года?! Человек видит её в воздухе, но не пугается… не сбегает. Остаётся и молчит!       Но высказать удивление не получается. Не под взглядом Ино, напуганным и застывшим. От её волнения, разлитого в воздухе щедро, становится кисло на языке. — Так, — звучит за спиной, видимо, Изуна устал молча наблюдать, — какой неприятный сюрприз вы привели для Мадары?       Видимо, он не успевает разглядеть… Интересно, к лучшему ли? — Тобираму Сенджу, полагаю, — подаёт голос Шисуи.       Сакура оборачивается на него. Они разве знакомы? Шисуи встречает её взгляд невозмутимо. — Учились вместе, — кратко поясняет он и морщит нос.       Ино так и не раздевается. Её голубое пальто избавлено от пятен крови и грязи и снова смотрится на ней потрясающе. В нём скорее всего жарко, но подруга только прислушивается к тому, что происходит за дверью. — Не волнуйтесь. Мадара не калечит людей около своего дома, — спокойно встревает в её волнение Изуна, видимо, переваривший новость. — Вдобавок он очень благодарен вам.       Ино кивает и тянется к пуговицам, хотя в её движениях проскальзывает неуверенность. Она снимает пальто, разматывает шарф… и стягивает шапку. И Сакура чуть не садится. Шизуне сзади шумно и болезненно вздыхает. Потому что на голове подруги волосы становятся еще короче. Это жест отчаяния или желание оказаться непоколебимой, но Ино оставляет самыми длинными прядями те, что обрамляют лицо. Остальные безжалостно острижены.       Зачем?! — Зато я не похожа на птицу, — фыркает подруга в ответ на взгляды. — В отличие от некоторых.       Сакура нервным жестом зачёсывает волосы назад. Ей сложно представить, как Ино вообще до этого додумывается. Сколько же они будут отрастать… Это просто нечто. Действительно, насколько в Ино становится от человека. — Чем короче, тем легче стрижётся, — спокойно сообщает им обеим Ино и добавляет, когда Сакура врезается в неё на всей мгновенно развитой скорости: — Боже мой. Прекрати. Я не умираю.       От Ино уже не пахнет шоколадом и кровью. На ней снова тот странный аромат, который она приносит на себе в первый раз, когда приходит в гости. Он немного горьковатый и холодный, лёгкий и будто зимний. Сакура догадывается, что так, скорее всего, пахнет Тобирама. — Давайте все вернёмся, — здраво предлагает Изуна.       Он не создаёт впечатление опасности и Сакуре именно сейчас он кажется самым милым и безобидным среди них. Как Изуна умудряется вмещать в себя сразу двоих людей? Потрясающе, как это действует. Ведь все действительно возвращаются: Шисуи берёт ладонь Шизуне в свою и мягко тянет в сторону кухни, Ино, подозрительно косясь на дверь, всё-таки сбрасывает изящные ботинки, а сама Сакура ощущает, что на кухне ей будет теплее и приятнее.       На кухне Ино получает свою чашку чая и тут же впивается в её стеклянные бока так, что они вот-вот затрещат. Её волосы на свету переливаются и блестят, застывшие в одном положении. Мягко обрамляющие стороны лица золотые пряди не достают до подбородка. Сакуре больно видеть их аккуратно подстриженными. Ино ловит её взгляд и старается улыбнуться. Получается плохо.       Тишина, застывшая вокруг них подсыхающим тестом, оказывается разрушена с коридора. Сакура вразрез чужому оживлению чувствует, как пружина внутри неё сжимается.       Но зашедший на кухню первым Тобирама рассеивает её страх. На нём нет ни пятнышка крови или наливающегося багровым синяка… Мадара входит сразу же после него. У них нечитаемые лица, которые похожи на камень.       Что бы между ними ни произошло — оба остаются целыми. Плечам становится легче. Соулмейт подходит к ней и останавливается сбоку. Вблизи видно, что не такой уж он и спокойный. Сакура, задрав голову, видит, как у него пульсирует вена на шее. Но мало кто вообще обращает на это внимание. Младшие Учихи впиваются взглядами в высокомерно невозмутимого Тобираму. — Так ты теперь у нас в приближённом круге, — Изуна смотрит на него хитро и из-под так и не снятых круглых очков. — Хотел соулмейта, а получил к нему целую кучу проблем? — Проблем? — Тобирама встречает его взгляд бесстрастно.       Ему не находится стула, и он встаёт за спиной Ино, опустив ладони ей на плечи. Не сказать, что она этим недовольна. Она в оранжевой блузке и светлых широких штанах, Тобирама сзади в своём чёрном костюме… Они странно гармонируют, и Сакура даже засматривается. Ино замечает это и чопорно приподнимает уголки губ, только голубая радужка озорно поблёскивает. — Летающий соулмейт — это нечто особенное, — с полуулыбкой продолжает Изуна, наливая в ещё две чашки чай. — Хватит, — Мадара как самый старший опускает голос до такого низкого оттенка, что Сакуре хочется встать и отойти от него подальше. — Хотите соревноваться — идите наружу.       Изуна приподнимает брови. — Ты должен был бороться со злом, а не примкнуть к нему, — доверительно сообщает он брату и очаровательно улыбается Ино.       Тобирама сужает и без того ледяной взгляд. Невидимые, но ощутимые тучи начинают сгущаться. — Я и не думала, что обычный человек может принять это, — замечает весомо Шизуне, всё это время просто наблюдавшая. — Так и скажи, что не соулмейтам ты не доверяешь, — живо откликается Ино, скрещивая руки на груди.       Да... Тучи не расходятся. Сакура вспоминает, на каких тонах они могут общаться, если разговор заходит о выборе между человеком и соулмейтом. Если сейчас ещё тут возникнут две стороны, этим вечером точно случится что-нибудь нехорошее. И для этого понимания не нужен глубокий анализ. — Меня больше удивляет, — немного неуверенно начинает она, посматривая то на Ино, то на Шизуне, а под конец и вовсе переводит взгляд на Тобираму, — что вы промолчали.       Изуна только качает головой. У него там, наверное, уже как минимум десять планов на тему «как заставить летающую девушку делать то, что ты хочешь». Ино даже запрокидывает голову, чтобы взглянуть на Тобираму. Тот смотрит в ответ спокойно. Его пальцы перебирают ткань блузки на её плечах медленными и вдумчивыми движениями. Волосы Ино поблёскивают на солнечном свету, и он осторожно оправляет ей золотую прядь, неудачно лёгшую на лоб. На всеобщее внимание он реагирует взглядом, от которого в комнате опускается температура. Он не собирается вести неделовые разговоры и делать вид, что он в кругу друзей.       Сакура наблюдает за ним, думая, что Ино могла найти в таком человеке — она ведь не была к нему привязана зовом. Но Тобирама всего на секунду позволяет чему-то проявиться из-под холодной и высокомерной маски, которая предполагает от него жуткое поведение. — Как бы это странно ни было, — Изуна прикасается костяшками пальцев к подбородку, потирая, — но летающие люди не для всех сюрприз. Кому же можно продать ваши волосы? Чтобы поверить в то, что часть чьего-то тела может нести исцеление, нужно быть… не в дружбе с головой или очень религиозным. Шисуи, без обид. — Пара часов, и сила исчезает, — добавляет, морща всё ещё красный нос, Ино. — Они совершают продажу очень быстро. — И… несмотря на это, они убегают, — Изуна щурится задумчиво. — Никто не мог помешать им пару дней назад просто отрезать твои волосы. Мадара… был выведен из строя. Сакура, объективно, не боец. Но почему они просто сбегают?       Взгляды Шисуи и Тобирамы — одинаково удивлённые — скрещиваются на Мадаре. Тот невозмутимо складывает руки на груди, чуть опуская подбородок. Он всё ещё стоит рядом с Сакурой, явно не собираясь отходить, и от него пахнет улицей — сухим запахом метро, сигаретным дымом и чем-то ещё. — Они появляются рядом с вами и пропадают. В самый подходящий момент. Как они это делают? Почему вы так упрямо делаете вид, что не подозреваете своих же… — Изуна делает непонятный жест в воздухе, — не знаю, как назвать лучше. — Потому что каждая из нас знает, что волосы — неприкосновенны, — отбривает Ино ледяным тоном, словно впитывая его от рук Тобирамы. — Почему вы так упрямо намекаете? — Потому что это очевидно! — Изуна закатывает глаза к потолку, как он это умеет, эффектно и подавляюще. — Очевидно или нет, но, — всё это время молчавший Шисуи опускает обе ладони на стол и поднимает холодные глаза на родственника. — Нам не нужны очевидные удобные, — он выделяет это голосом, — версии. Нам нужна хотя бы одна рабочая. — Согласен, — Тобирама поглаживает плечи Ино, пока отвечает. — У вас есть фото, шрам от ножа и пара очевидных версий. Но я сомневаюсь в успехе поисков по фото. Есть что-то кроме этого?       Он не первый, кто говорит про сомнения. Но первый, кто просит что-то ещё... Что ему может понадобиться? — Что точно может помочь? — Сакура прикусывает уголок губ, следя за его мимикой. — Имя или фамилия. Приметы кроме родинки. Другое фото. Работа. Место жительства или место, где она часто бывает, — Тобирама рассматривает её так, будто она роняет очевидную для остальных глупость.       Это не задевает её. В отличие от того, что он перечисляет. Ничего. У них нет ничего. Неужели они не смогут никого найти? Внутри грохочет смех из ночных кошмаров и шипит снисходительная похвала: выглядишь как человек. Она впивается ногтями в мягкую и нежную внутреннюю часть ладони, чувствуя приближение леденящей злости.       Горячая — и сквозь майку — рука Мадары ложится ей на плечо. Сакура мелко вздрагивает, разжимает пальцы и, поддаваясь нажиму, прислоняется левой стороной лица к боку соулмейта. Тепло. Он молча гладит её, не обращая внимания на сверлящего их обоих по очереди взглядом Изуну. Пурга, взвывшая и засвистевшая между висков, убавляет звук. Мадара дышит мерно и глубоко, будто подавая пример, и она старается его взять. Получается не сразу, но соулмейт на удивление терпелив даже под чужими взглядами. Внутри становится немного спокойнее, и наливающихся темнотой туч можно опасаться не так сильно. Сложно описать, какую благодарность испытывает к нему Сакура именно сейчас. — Версию со своими легко проверить, — подаёт голос Мадара, разряжая повисшее напряжение, но не прекращает движения ладонью. — Тёмные волосы, тёмные глаза, заметная родинка. Если она однажды спустилась, у вас должны её помнить. — Я не уверена, что хочу прыгать, — Ино устремляет взгляд на Мадару со снисходительной гримасой.       Брови у Тобирамы поднимаются. Кажется, никто не объяснил ему до конца… Сакура старается не улыбаться и прячет лицо, уткнувшись им в даже не дёрнувшегося соулмейта. Ей кажется смешным то, что в этой ситуации раньше бы её не рассмешило, и это достаточно странно. — Я не предлагал это. Ты спустилась с подругой. Если у неё всё в порядке с волосами, — Мадара звучно хмыкает, — то у нас есть кандидат.       Действительно. То, о чём говорит как-то в самом начале знакомства, обжигает Сакуру заново. Ведь Ино правда спускается с подругой. Но о том, кто она и где она, Ино ни разу не рассказывает. В её рассказах фигурирует только она одна и её друзья, её опыт, её человек. Но не та подруга.       Голубой оттенок радужки Ино искрит, будто кто-то мечет в него солнечный луч, а тот бьётся о плёнку и пытается выбраться. — Мы не общаемся, — она отвечает достаточно резко. — Она не смогла принять то, что я рассталась с волосами сама. Пожалуйста, хотя бы ты не спрашивай, зачем, — просит Тобираму, запрокинув голову и обнажая хрупкое горло с пожелтевшими пятнами от чужих пальцев. — Она не согласится. Мы очень сильно поругались. И нет, я так и не рассказала ей, за что наши волосы так ценятся, — это она уже насмешливо адресует Мадаре. — Разве ваш цветочный магазин — не магнит для таких же? — улыбается Шисуи, откуда-то зная и про цветочный магазин. — Кроме вашей подруги никого нет?       Улыбка у него в общем-то добрая. Но от нее Сакуре становится неловко. Будто цветочному магазину предшествует история, которую следовало знать всем, но знают её только двое.       Рука Мадары внезапно соскальзывает с плеча, а сам соулмейт достаточно осторожно отстраняется. Сакура хмурит брови, впивается в него непонимающим взглядом, но замечает знакомый жест — прикосновение к карману. Сигареты. Мадара подходит к окну и предупреждает, что собирается создать сквозняк. На плечи Ино тут же ложится пиджак Тобирамы. Шизуне даже не шевелится — её платье из плотной шерстяной ткани и с длинным рукавом. Сакура подтягивает ноги на сиденье стула, чтобы они не мёрзли, и даже не думает двигаться с места. В воздухе распространяется табачный запах. — Значит, выбора нет, — вздыхает Ино, ёжась, и сообщает Тобираме, который достаточно раздражённо оправляет манжеты рубашки: — Тебе очень повезло.       Его узкое лицо вздрагивает в удивлении. — Ты не её соулмейт, — поясняет очевидное Мадара, но с какой-то очень нехорошей усмешкой, даже оборачивается, растирая сигарету в пальцах.       Не похоже, что Тобирама знает, каково одному соулмейту, когда второй бросает его на земле. Неужели Ино не рассказывает ему об улучшенной связи, которую получает смешанная пара? Тогда… сколько она ему рассказывает? Нет, если так дальше продолжится, точно грянет скандал. — Мадара имеет в виду, что вы не сойдёте с ума, если Ино взлетит, — не выдержав ледяного противостояния между ними, вмешивается Сакура и ловит на себе острый взгляд Тобирамы.       Ей неуютно, потому что Шизуне даже не думает что-то рассказывать, Мадара только нагнетает обстановку, а Изуна попросту улыбчиво, но хитро насмехается над ними всеми. Один Шисуи — слава его богам — никого не провоцирует. Не спасает ситуацию даже Роши, который решает запрыгнуть к ней на ноги и пощекотать пушистым хвостом подбородок. — Это к лучшему, — Ино приподнимает углы губ и смотрит на Сакуру с одобрением, — кто-то же должен предупредить остальных об опасности. Хотя наш пример, конечно, говорит о многом. Мы спускаемся не так часто. Но… если нас находят так быстро… Ты нашла соулмейта раньше, чем они нашли тебя, по чистой случайности. — Можно показать Цунаде-сама или Чиё-сама место, где можно спокойно опускаться. Хоть в твоём цветочном, Ино, — поддерживает Шизуне подругу, у неё даже получается говорить так, будто это её не коснулось. — Там же нет камер? Ну или хотя бы предупредить, что не стоит спускаться, пока не найдут соулмейта.       Губы Ино расплываются в совершенно по-человечески коварной усмешке. Она точно думает не только об общей пользе... — Я хочу знать, что значит «прыгать», — требует в паузе Тобирама, ни о чём не забывший. — Поверь. Ты не хочешь, — подруга издаёт горячий смешок, похожий на кашель.       Шизуне ёжится, но совсем не от холода — тем более, что Мадара сигарету уже успел выкурить, и теперь окно закрыто. Её и без того острые плечи под платьем становятся лезвиями. Шисуи без опаски кладёт на них руки. Висок к виску. Сакура с дрожащим едким ощущением внутри следит, как загорелые пальцы сплетаются с белыми и тонкими, как кудрявые волосы смешиваются с аккуратно уложенными прямыми. — Насколько это опасно? — Тобирама опускает взгляд на её поднятое к нему лицо и сверлит-сверлит-сверлит…       Сакура не продержалась бы и пары секунд, но Ино только хмыкает. — Это неопасно, — с опасной человеческой лёгкостью лжёт она и добавляет к этому улыбку. — Мы принадлежим небу, высота нам не страшна. Мы не разбиваемся.       Но не похоже, что уверение Ино действует на него успокаивающе. Либо он понимает, что она врёт, либо сама идея прыжков…       Кажется, до Тобирамы начинает доходить. Губы у Изуны вздрагивают в усмешке, будто недостаточно этого холода вокруг. Светлые брови мужчины вздрагивают, но не изламываются и не поднимаются. Возможно, это тот максимум эмоций вне бешенства, которые он себе позволяет.       Собственно, чего Сакура хочет от него? Он человек, узнавший, что Ино — не просто обычная человеческая девушка. Он принимает это в одиночку и даже идёт с ней туда, куда бы не пошёл по своему желанию. Одна реакция на Мадару в прошлую встречу отлично говорит о том, как они ладят. — Даже если ты хочешь сделать это сама, — Шизуне тянется через стол и прикасается к плечу Ино своими острыми стеклянными пальцами, — твоя подруга может быть в опасности… — Я понимаю, я многое недоговаривала, — взвивается Ино тут же, а её глаза будто становятся ярче, — но я всё ещё не настолько чел… бесчеловечная! Я предупредила её! Но ей есть за кем спрятаться, — она презрительно вздёргивает нос и скрещивает руки на груди, сверкая взглядом на всех, кто смотрит на неё в этот момент.       Сакура сползает со стула. согнав с себя кота, подходит к ней ближе и осторожно берёт одну из её рук в свои. Острый взгляд достаётся и ей, но он почти сразу становится виноватым. Ино изящно поводит головой, будто откидывая длинные волосы назад, и устало опускает веки. Ей нелегко всё это даётся: и разговор, и эта обстановка, и то и дело назревающие конфликты. Тобирама, очевидно, не должен был узнать.       От неё не пахнет ни шоколадом, ни снегом, только чужим шлейфом. Светлая блузка кажется идеальной и без складочек, как и широкие свободные штаны. Подруга закидывает ногу на ногу, выставляя вбок острое колено и прогибаясь в талии. Не смотря на эту изящную позу, по лицу Ино видно: она будто снова выбирает между ножницами и бездействием.       Сакура стоит перед другим выбором.       Бесчеловечный — звучит необычно и странно, учитывая, сколько всего плохого есть в людях. Но это в голосе Ино звучит наоборот. И если это звучит наоборот, Сакуре не хочется быть бесчеловечной. Она наклоняется, оттягивая подругу от рук Тобирамы и спинки стула, и прижимает к себе. Ино вздрагивает, но оказывается податливой — упирается лбом ей под горло. — Пожалуйста, давайте не будем создавать напряжение, — просит Сакура, обводя взглядом и прищурившегося Изуну, и невозмутимого Мадару, и внимательного Шисуи, и даже поднимает голову, чтобы взглянуть на Тобираму.       Ино почти беззвучно фыркает ей в разрез майки. — Кого я вырастила, — бормочет она смутно и притягивает Сакуру к себе толчком.       Оказаться у неё на коленях немного странно, но щекотно и забавно. Сакура ответно фыркает ей в макушку и чувствует мягкий и приятный запах от волос, будто кто-то смешивает корицу и лимон и добавляет туда сахара. Не удерживается — гладит короткие и уже не такие мягкие пряди. — Я хочу тебя удочерить, — заявляет Ино и ёрзает на стуле, чтобы устроиться удобнее. — Я научу тебя делать джем, составлять икебаны и отшивать иностранцев с фотоаппаратами. Никаких глупых мужчин. Мы будем идеальной семьёй, обещаю.       Атмосфера вокруг уже не кажется такой ледяной и готовой обрушиться им на головы первым снегом. Сакура охотно кивает, хотя понятия не имеет, что значит удочерить. Но раз Ино хочет, ей можно дать. Она ведь плохого не предложит. Шизуне смеётся вполголоса, и смех у неё напоминает шелест книжных блестящих страниц. И не она одна. Изуна скрывает смешки за покашливанием, но это у него выходит не так уж и удачно.       Даже Тобирама, тот самый неприятный Тобирама, смотрит на них сверху-вниз со снисходительным выражением холодного и высокомерного лица. Сакура изучает морщинку на его лбу, складки около рта, которые изредка появляются и у Мадары… — Нет уж, мы протестуем, — подаёт голос Изуна и кажется, что его это забавляет. — Я ещё не научил её готовить. — Признавайся, с кем тебе больше нравится? — Ино коварно щекочет её спину пальцами и хихикает, будто и не смотрела совсем недавно загнанной и напуганной. — С бабулей Чиё, — ворчит Сакура и шлёпает её по пальцам. — Она меня не щекочет!       Ино очаровательно надувается и пытается скинуть её с коленей. Сакура спрыгивает сама и сердито задирает нос. Шизуне беззвучно смеётся, уткнувшись в плечо Шисуи. Изуна старательно поджимает губы. Один Мадара разглядывает её пристально и совсем не улыбчиво. Сакуре от этого откровенного взгляда становится не по себе. Что не так? — Ладно. Ближе к делу, — фыркает Ино и всё-таки притягивает Сакуру обратно к себе на колени, только уже к лицу спиной. — Я объясню Цунаде-сама, куда стоит провожать спускающихся девушек, чтобы они в случае чего могли найти кого-то. Как по мне так не стоит надеяться на кого-то спускающегося как на… на приманку. Мы не так часто спускаемся, и зов не слишком распространённое явление… И спускаются ведь не все здесь. — Лучше так, чем вообще никак, — посланная Изуной улыбка достаточно ободряющая. — Это правда, — кивает Шисуи, посматривая на Шизуне с проскользнувшей искрой усталости в чёрных глазах.       На Сакуру обваливается не меньшая усталость. Ощущение, что она материальная. Но в таком случае Ино наверняка уже бы осталась без колен... Словно услышав мысли, подруга крепче обнимает её за талию и прислоняется виском к плечу. — Мы с этим справимся, — сообщает она шёпотом, нагревая ткань майки. — И когда мы их поймаем, то... то... я научу тебя как делать парики из натуральных волос.       Хихикая, Сакура щипает её за бедро. Предложение странное, но от него внутри становится теплее. Потому что Ино не сомневается в том, что они действительно их поймают. Ну а если не сомневается Ино, можно не сомневаться и ей самой...