Облачная рябь

      Тёплая вода течёт по лицу. Сакура ощущает желание вдохнуть, но не поддаётся ему и держит голову поднятой. Медовый пар, заполняющий душевую кабину, оседает на коже и создаёт обманчивое впечатление невесомости. Нанесённая на волосы маска добавляет в густой тёплый воздух приятный искусственный запах. Она, смыв пену с тела, несколько минут просто стоит и растворяется в потоке воды.       Позже приходится вылезти из прогретой кабины в прохладцу ванной, завернуться в полотенце… Но и пятнадцати минут вполне хватает, чтобы почувствовать себя спокойнее.       Осторожно прочёсывая волосы пальцами, она смотрит в запотевшее зеркало, часть которого протирает рукой. Оттянутая вниз мокрая прядь всё ещё доходит до середины шеи. Ничего. Сакура зачёсывает её назад и не позволяет себе задуматься о том, как больно дрожит ком в горле.       Утро, к сожалению, начинается не с душа, а с Мадары и Изуны. От их экспрессивного спора вибрируют стены, пол и всё, что с ним соприкасается. У кровати с четырьмя ножками нет шансов, даже несмотря на матрас. Спихнувшееся в сторону одеяло падает на дремлющего Роши. Он даже не дёргается, только прядёт пушистым ухом. Сакура вздыхает. Решив, что на кухню она зайдёт попозже, она запирается в ванной. А сейчас отпирается с надеждой: они заметили, что она проснулась, и прекратили.       Прислонившийся к стене напротив двери Мадара заставляет Сакуру вздрогнуть от неожиданности. В это утро соулмейт не выглядит помятым и невыспавшимся, а ведь ложится примерно в одно время с ней. Быстрее засыпает? Она ведь проваливается в сон позже, только как следует наворочавшись и вымотавшись от путающихся мыслей. — Вы с Изуной уже закончили? — отмерев, сразу же интересуется Сакура.       Мадара неопределённо поводит пальцами в воздухе, осматривая её с ног до головы. Что голова, что ноги — сырые. Вода будто сочится сквозь поры в теле. После душа это не так необычно, нужно просто хорошо вытереться, но Сакура вытирается по-утреннему лениво.       Взгляд соулмейта, будто проходящий сквозь одежду, вызывает странное чувство, от которого спина покрывается покалывающими мурашками. — Не выглядишь выспавшейся, — тактично, что удивительно, говорит Мадара. — Да, — Сакура поводит плечом, чувствуя стойкое желание пойти и доспать. Даже горячий душ его не выгоняет. — Кошмары? — соулмейт прищуривается, словно что-то прикидывая.       Её подмывает сказать «да», и спросить, что же делать. Она помнит первые дни, когда ей правда снились кошмары, где девушка с родинкой смеялась так громко, что это гремело в голове. Тогда Мадара спал рядом. И у Сакуры нет желания снова испытывать и себя, и его таким методом. В конце концов, вряд ли он найдёт другой способ. — Ты бы понял, если бы мне снились кошмары, — она находит идеальный ответ.       Мадара сначала приподнимает брови, спустя секунду усмехается, кажется, понимая, о чём она. Да, действительно. Разве бывают беззвучные кошмары? — Тебе нужно наложить повязку, — он плавно отстраняется от стены. — Пойдём.       Запястье почти не болит. Только если им покрутить. Сакура вовремя догадывается: такой аргумент можно использовать и в обратную сторону, поэтому терпеливо вздыхает и устраивается на кровати рядом с Мадарой. Пока он накладывает эластичный бинт, Сакура рассматривает его лицо, опущенное вниз. Скулу, линию бровей, тени, упавшие на щёки, взъерошенные чёрные волосы, светлую кожу. То, что она видит на протяжении многих дней и к чему должна привыкнуть. Но до сих пор от этого зрелища что-то внутри неё мягко вздрагивает, а отвернуться становится почти невозможным.       Мадара приподнимает подбородок, встречаясь с ней взглядом, и момент, наполненный остановленным временем и странным ощущением внутри, распадается. Сакура вздыхает, зная, что вот-вот зевнёт, и зевает. Навалившаяся сонность намекает, что можно снова прилечь. — Поспи ещё, — предлагает соулмейт, заканчивая с бинтом. Ощущение его ладони, держащей её руку, никуда не пропадает.       Сакура отрицательно вертит головой. Снова зевает. Смешок Мадары раздаётся в воздухе мягко и совсем необидно. — Если вы с Изуной снова начнете ругаться, — говорит она сонно, — я проснусь. А что такое случилось? Это из-за…       Договорить, вытащить слова о его работе в пространство, на свет, чтобы он мог услышать… Сакура не может. Внутри неё просыпается идея, что если не озвучить, то, возможно, всё пройдёт само? — Из-за моей работы, — соглашается с ней Мадара и отпускает её расслабленные пальцы, так удобно устроившиеся в его ладони.       То, как он отвечает… Сакура ощущает холодок в животе. Соулмейт переводит на неё взгляд и долго и изучающе смотрит. — На Шисуи напали, — он проводит по каменно-невозмутимому лицу ладонью, это усталый жест, но Сакура не обманывается.       Мадара приходит в ярость, когда она «выкидывает» что-нибудь в очередной случайный раз, а тут «выкидывают», очевидно, другие люди и с его родственником. К родственникам, как Сакура уже поняла на том же примере с Шисуи, у людей смешанные чувства. Но, видимо, нападение на родственника воспринимается как на себя.       И только спустя цепочку её оглушает: Шисуи пострадал. По спине уже второй раз за утро бегут мурашки. Сакура вспоминает безграничное ощущение бессилия, когда Мадара падает в ночном переулке. Она разглядывает лицо соулмейта с неизвестной эмоцией, стучащей внутри вместо сердца, и бессильно покусывает губу. — Он... он жив? — тихо спрашивает, стараясь дышать глубже и не думать, что сейчас чувствует Шизуне.       Сакура примерно представляет, в каком состоянии она может быть. От этого возникает только вакуум в животе, ледяной и жуткий… Ей хочется вдохнуть, чтобы смявшуюся грудную клетку расправило, но воздух исчезает что внутри, что снаружи. Глаза странно жжёт... — У него треснуло ребро и сломан нос, — Мадара, смотревший на неё внимательно, иронично покачивает подбородком. — Он возвращался с какой-то ночной съёмки и на него напали неподалёку от дома. Вмешалась какая-то компания, поэтому Шисуи легко отделался. — Отделался? — неверяще спрашивает наконец-то вдохнувшая Сакура, думая о том, насколько больно сломать нос и… повредить ребро. — Могло быть и хуже, — проницательно отвечает Мадара, опираясь ладонями о колени и вставая. — Шисуи, конечно, не слабак. Но и нападающих было трое.       Её медленно отпускает: рассасывается и вакуум, и встаёт на место пропавшее сердце. Шисуи жив. — Не слабак?.. — повторяет она с облегчением, представляя себе эту характеристику в жизни. — То есть, он тоже умеет защищаться? — И нападать, — вполне серьёзно отвечает Мадара, смотря на неё сверху-вниз. — Идём завтракать.       Меньше всего сейчас Сакуру занимают мысли о завтраке. Вылетает из головы и желание доспать. Но она машинально встаёт вслед за соулмейтом и уже на выходе из комнаты материализует то, что её интересует, в звуки. — Но если он умеет защищаться и нападать, — с ощутимым пониманием, что не всё так просто с боевыми искусствами, тормозит в коридоре Сакура, — почему он тогда…       Обернувшийся на неё Мадара, закатив глаза, цепко берёт её под локоть, как если боится, что она останется тут стоять. Чудак. Она и сама знает, куда идти.       Изуны на кухне уже нет. Он оставляет после себя кофейный дух и морозные узоры на окне. Завтрак младший Учиха наверняка готовит до того, как начинает ругаться с Мадарой. Во всяком случае, омлетные рулетики очень вкусные. Вряд ли соулмейт может приготовить такие же…       Сакура тщательно пережёвывает их и замечает, что Мадара смотрит на неё неотрывно. В отличие от неё он не ест, а только держит в руках кружку с чаем и изредка отпивает из неё. Его взгляд, внимательный и будто просвечивающий, заставляет Сакуру ёрзать на месте. Оказывается, это ужасно нервирует. Она думает, что если посмотрит в ответ, то соулмейт прекратит. Мадара встречает её ход с непроницаемым лицом и приподнимает бровь. — Я уже поела, — она отодвигает тарелку. — Может, ты ответишь?       Если быть честной, Сакура готова к тому, что он попросит повторить вопрос или вывернется так, как умеет. Но Мадара, всё это время думающий непонятно о чём, решает ответить. — Боевые искусства не гарант безопасности, — он с глухим стуком ставит кружку на стол, скрещивает руки на груди. — Ты можешь заниматься несколько лет в секции, но при опасности решишь… допустим, убежать.       Чего? Но... Сакура не понимает. В чём тогда смысл занятий, если приходится снова убегать? Она вспоминает Ино, вспоминает и Конан — они умеют защищаться. Ино об этом говорит, Конан демонстрирует это мановением ладони. И Сакура уверена, что ни одна из них не побежит. Зачем бежать, если уже умеешь давать отпор?       Мадара внимательно следит за ней, а когда она открывает рот, чтобы поинтересоваться, не перепутал ли он что-нибудь, тут же вставляет: — Потому что тренировки и уличные драки — не одно и то же.       Сакура мало что знает о тренировках и уличных драках. Разве что на тренировках нельзя пользоваться ножами? А в уличных драках можно. Точнее, в уличных драках нельзя это запретить. И в боях без правил, кажется, правило ножей нарушается свободно. Мадара весь в шрамах. — Допустим, ты приходишь на тренировку. Ты знаешь, — он акцентирует, — что на ней никто не попытается ударить тебя так, — и снова выделяет момент голосом, — чтобы причинить вред. Да, есть процент травм, но это рабочий процесс. И травмы там... от разбитого носа до вывихнутой руки. В крайних случаях — переломы, смещения, порванные связки. Но под руководством опытного мастера такое редкость... Так вот. Уличная драка всегда без правил, а её участники часто не ориентируются на принципы. В ход идут все грязные и запрещённые приёмы. И, конечно, — он остро усмехается, — куда без подручных средств… В процессе тренировки бой контролируем, но не уличная драка. Ты можешь быть уверена в себе на соревнованиях или в додзё. Но перед людьми, которые могут сделать тебе действительно больно, можешь и растеряться. Особенно если их несколько. Все по-разному относятся к агрессии. Кто-то замирает, кто-то сбегает, а кто-то проявляет агрессию сам. Так просто это не преодолеть. — Но ты… — беспомощно взмахивает руками опешившая Сакура. — Я, — Мадара плавным движением наклоняется к ней, упираясь локтями в стол, — в этом давно. Я контролирую себя.       Она, съёжившись, поджимает колени к груди и упирается в них подбородком. Вся её идеальная идея научиться защищаться, чтобы больше никому не позволять себя обижать или хватать, крошится на мелкие кусочки. — Это вопрос практики, Сакура. Всему можно научиться, — наблюдающий соулмейт старается её обнадежить. Даже тон становится теплее и вкрадчивее. — Тогда почему Шисуи не научился? — она поправляет влажную прядь, чтобы она не щекотала висок, и глядит на него тревожно. — И… и с Шизуне будет всё хорошо?       Если она выйдет на улицу, на неё могут тоже напасть! Надо ей позвонить! Как сразу не додумалась? Сакура вспоминает, что оставила телефон в комнате, и почти подскакивает... Но её тормозит замечание Мадары. — Она знает, что и как делать. У них был врач. Всё будет в порядке. Я уже предупредил её, что в ближайшие пару дней лучше им обоим не выходить на улицу, — он усмехается и откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди. — Не волнуйся. За твоей Шизуне он присмотрит и в таком состоянии. — Шизуне не животное, — ещё тише говорит Сакура, смотря соулмейту в лицо и чувствуя возмущение, нарастающее с каждым вздохом. — Я этого не говорил, — Мадара приподнимает брови. — Но твоя Шизуне всё-таки… в бытовом смысле беспомощна. — Она не животное, чтобы за ней присматривать, — упрямо нахмуривается Сакура.       Он закатывает глаза, а она внезапно задумывается. Если ему это кажется мелочью… может, он так и к ней относится? Конан сравнивает её однажды с животным. Что, если так делает и Мадара, только... неосознанно или просто молча? Кормить и присматривать, гладить, когда нужно успокоить или дать понять, что она молодец… как с Роши! Только Роши ходит, где хочет, и делает, что хочет. — Присматривают не только за животными, Сакура, — Мадара снисходительно кривит губы, но его низкий голос звучит почти мягко. — Присматривают ещё и за детьми, за старыми родственниками, за больными всех возрастов, за новыми работниками и за учениками… — перечисляет, смотря на неё с неожиданно тёплым отблеском на чёрной радужке.       Что-то внутри щемит от этого его взгляда, и Сакура встречает натяжение зова с поднятой головой и не прерывая контакта. Тепло и леска связи. Чёрные глаза, в которых не разобрать зрачков. Мадара почти улыбается, а пару минут назад источает раздражение. Она за ним не успевает. — Я поняла, — кивает она, чтобы уйти с неприятной темы. — Я рад, — он внимательно осматривает её и медленно добавляет: — Раз уж ты поняла, не могла бы ты одеться?       Сакура опускает взгляд: на ней тёмная майка, висящая на плечах свободно, скрывающая грудь и всё до середины бёдер. Голые коленки, босые ноги. Да и Мадара сидит напротив, а не рядом, и — следовательно — видит Сакуру примерно по середину живота.       Её меньше всего волнует то, что на ней нет штанов. Она попросту не берёт их с собой в ванную утром, а потом забывает надеть и не чувствует в этом никакой опасности. — Для тебя это важно, — достаточно обтекаемо замечает Сакура, подбираясь к давно лелеемой теме. — Почему?       Есть надежда, что ей не придётся спрашивать у Ино. С ней хочется обсудить и так уже кучу всего! Наверное и дня не хватит, чтобы разобраться со всем, что хочется спросить. Только... Подозрение, что Мадара уйдёт от ответа, активно щекочет вмиг появившиеся тревожные мысли. С ними и так непросто: Сакура пытается просчитать, насколько этот вопрос личный, как, например, ситуация с поиском соулмейта. — Так… не принято, — морщась, отвечает Мадара через длинную паузу. — Мы носим одежду не только для защиты тела, но и чтобы его закрыть. Мы… — по его лицу бежит рябь напряжения, — не раздеваемся перед неблизкими людьми. — А перед близкими — можно? Почему? И я же видела, на улице девушки носили платья... ну чуть длиннее, чем эта майка, — Сакура вовремя вспоминает подходящий аргумент, чем очень гордится.       Мадара ещё раз проводит взглядом по «этой майке». Напрягшиеся желваки намекают, что опыт других девушек тут явно неуместен. — Я не знаю, как тебе объяснить, — он протирает переносицу с сосредоточенным выражением лица, будто решает какую-то проблему, а не рассказывает ей что-то очевидное и ему известное с детства. Но всё равно не сдаётся: — Дело… в реакции. Это вопрос общественного мнения. Обнажённое тело не принято показывать кому-то кроме родителей, пар или специалистов: врачей, например. Чересчур открытое тело считается… неприличным. — То есть, вид на тело — это плохо и неприятно? — пытается перефразировать странный ответ Сакура, и на неё сваливается осознание случая в примерочной. — Вот почему нужно носить бельё! Да?       Её догадка заставляет Мадару снова прижать пальцы к переносице, будто ему там натёрло невидимыми очками, и обречённо закрыть глаза. У Сакуры создаётся впечатление, что соулмейт предлагает ей как-то самой угадать. Может, чтобы ему стало легче, действительно стоит найти и надеть штаны?.. — Нет, — отвечает наконец-то Мадара, шевельнув челюстью. — Даже наоборот. Конечно, в зависимости от состояния тела… Мы относимся к нему как к чему-то, что нельзя демонстрировать всем. Потому что зачастую обнажённое тело ассоциируется с сексом. Особенно женское.       Сакура ошеломлённо прикладывает ладони к вискам, пытаясь сообразить, что спросить в первую очередь. Сказанное Мадарой переворачивает ей всю картину только начавшего складываться мира. — Правильно ли я тебя поняла… тело закрывается не потому, что оно неприятно для вас выглядит, а наоборот? Слишком приятно? И что значит состояние тела? — она смотрит на соулмейта с надеждой, что он что-то перепутал. — Если обобщить, — Мадара видимо смиряется с тем, что Сакура не прекратит спрашивать, задумчиво кивает, — да. А состояние… Существуют некоторые… стандарты, которые определяют, красивое ли твоё тело. И если тело красивое, то за короткие платья тебя не осудят. Считается, что на красивом теле короткие вещи выглядят приятно.       Звучит нечестно, и Сакура всерьёз задумывается. Машинально хочет подтянуть ноги к груди, но вспоминает про голые коленки и малодушно решает повременить со сменой позы. Тут только пошли новые открытия. Идти сейчас за штанами совсем не хочется. — Значит, моё тело некрасивое? — с интересом спрашивает она, всматриваясь в лицо соулмейта.       Если для красивого тела ограничений меньше, скорее всего, дело в этом. Но Мадара почему-то не спешит соглашаться. В его повисшем молчании ответ не угадывается. Сакура, плюнув на всё, подтягивает ноги к груди. Так становится гораздо комфортнее выдерживать взгляд соулмейт. — Я бы так не сказал, — в том, как он медленно отвечает, угадывается внутреннее напряжение. — Кроме стандартов существуют и личные предпочтения…       Уронив лоб на колени, она порывисто вздыхает, потом поднимает голову, чтобы посмотреть на Мадару. Тот, откинувшийся на спинку стула, раздражённо приподнимает брови. По нему видно, что разговор даётся ему не без труда. Она смягчается, напоминая себе о том, что соулмейт действительно старается. Иначе он бы уже её отбрил. — Вы носите одежду, чтобы скрыть и красивое, и некрасивое, — старательно подбирает слова Сакура, чувствуя, что в этом смысле роли немного поменялись. — И вся разница в том, что красивым телам можно быть обнажёнными, а некрасивым — нет? А... кроме определяющих стандартов есть ещё и личные предпочтения. То есть, тело не может быть красивым для всех? — Да, примерно так, — сложивший руки на груди соулмейт будто расслабляется. — А я не подхожу для стандартов или для твоих предпочтений? — решив, что пора разобраться раз и навсегда, упорно продавливает Сакура.       У соулмейта дёргается щека. В сочетании с невозмутимым лицом это выглядит особенно забавно. И немного пугающе. Территория личных вопросов? Или не так понял? Сакура морально готовится и ждёт укола. Мадара — видимо для разгона — усмехается. — Ты слишком под них подходишь, — со спокойной откровенностью отвечает он. Собравшуюся реагировать на насмешку Сакуру такая реакция сбивает с толку. — Тогда-а… — она тянет последний слог, пытаясь нащупать правильный ответ самостоятельно, и вдруг её осеняет. — У тебя это вызывает ассоциацию с сексом? — Да, — всё ещё Мадара безмятежно спокоен на вид, но в густом голосе снова звучит напряжение.       Если честно, ей и самой уже хочется закончить. Ответ оказывается достаточно необычным, и его нужно еще как-то уложить в голове и к нему привыкнуть. Сакура собирается заняться этим прямо сейчас, а потом взяться за биологию и физику. Но у неё есть отличная идея, до которой Мадара сам почему-то не дошёл. — А ты не можешь на меня просто не смотреть? — триумфально предлагает ему Сакура, пускай и носящая удобный лифчик, но готовая от него избавиться в любой момент. — Я же не выхожу так на улицу. Да и если выйду… ты сам говорил, что есть стандарты, есть личные предпочтения… И что нельзя всем нравиться!       Соулмейт смотрит на неё в упор. Дёрнувшиеся на скулах желваки сигнализируют: нет, так он не может. Очень хочется спросить, что не так, не дожидаясь, пока Мадара подберёт слова. Но Сакура решает, что тут торопиться не стоит. Тем более, что градус раздражения вокруг него вдруг поднимается. С тоской она догадывается, что манёвр проваливается. — Сакура, нам обоим так будет проще, — собирается со словами, не пропуская в тон даже тени раздражения, Мадара и, прижав пальцы к переносице, добавляет спокойно: — Я прошу тебя.       Подозрения подтверждаются. Да... Тут как ни крутись. Красивое тело — нельзя, потому что люди видят в этом намеки на желание размножаться. Некрасивое — тоже нельзя, потому что его неприятно видеть. Сакура с тоской вспоминает небо, где никому не было дело до слоев ткани. Ей хочется сказать, что так будет удобнее только Мадаре, но она сдерживается и решает уточнить этот вопрос ещё раз, только у Ино. Вот уж кто не станет юлить. — Хорошо, — вздыхает она, держа в голове недавний разговор о взаимопонимании и компромиссах.       Если быть честной, то только благодаря тому, что тот разговор случился, она и соглашается. Конечно, еще потому, что Мадара просит, а не требует. Нет ничего сложного в том, чтобы надеть штаны. Но… снова всплывшие какие-то стандарты заставляют ее насторожиться. Где еще можно на них наткнуться?       Пока она обдумывает, спросить это у него или всё-таки не доводить до нервного тика, сам соулмейт встаёт и подходит к окну, доставая сигареты.       По полу сразу тянет холодом, а в воздухе расплывается густой и неприятный сигаретный запах. Сморщившись, Сакура тихо сбегает в комнату. Она узнаёт то, что ей нужно, и теперь можно обдумать всё на подоконнике.       Взгляды соулмейта: остекленевшие, чрезвычайно внимательные, странные, напряжённые, жутко-непроницаемые — хоть раз падавшие на её тело, вдруг обретают смысл. Она вспоминает его реакцию на то, как рассматривает её светленький мальчик; как Мадара тогда же дёргает её майку вниз; как он сам поправляет ей ворот, чтобы не было видно голого плеча; как отворачивается в примерочной и смотрит выше груди каждый раз, когда на ней нет лифчика.       Он отталкивает её руки, напрягается, когда они ещё спят вместе и когда Сакура прижимается к нему или начинает ворочаться; вздрагивает, когда она выдыхает ему в шею… Когда он обнимает её, сидящую на подоконнике, и будто с трудом отпускает.       Соотнося, Сакура чувствует, как какой-то мутный слой в голове исчезает. Мир наполняется красками и сиянием осознания. Всё становится так кристально ясно, что даже ноют виски. Она роняет лицо в ладони. Ками-сама! Как же всё очевидно!       Вот они, границы допустимого, те же самые, что и в правиле с одеждой. Не трогай то, что под тканью. Наверняка и тут есть какие-то стандарты и личные предпочтения, но Сакура чересчур возбуждена, чтобы задуматься над этим поглубже.       В ней горит желание получить подтверждение и узнать, что она оказалась права! Первый порыв: рассказать Мадаре и пообещать, что она его больше трогать ни за что не будет — тут же тухнет. К нему, сейчас пахнущему сигаретами, холодному и наверняка не собирающемуся обсуждать за один день две такие схожие по сложности темы, подходить Сакура не хочет.       Лучше рассказать Ино! Но не сейчас, а вечером, когда у неё закончится рабочий день.       Полная восторга и возмущения одновременно Сакура всплескивает руками, не представляя, что мешало соулмейту объяснить ей сразу, как только это стало его задевать. Дурацкие люди!       Когда всплеск эмоций снижается до уровня, где Сакура уже может думать о чём-то кроме своего открытия, она решает переключить внимание.       Учебник биологии кочует с места на место, в этот раз она усаживается с ним на подоконнике, берёт на всякий случай тетрадь и ручку. В положении, где колени полусогнуты, а спина упирается в твёрдый пластик, писать неудобно. Но зато открывается вид на дымчато-голубое небо и улицу города одновременно.       Приходится игнорировать одно ради другого. Хорошо, что когда начинаешь вчитываться в интересный текст, внешний дискомфорт пропадает. Этим Сакура и пользуется.       Сначала она пересматривает пару пройденных глав, а уже после приступает к новой. Но тут, как назло, в комнату врывается хмурый Мадара. Вместе с ним по воздуху несутся сигаретный дух и покалывающая атмосфера раздражения. Видимо, что-то случается за то время, пока он курит.       Он, даже не посмотрев на неё, садится в кресло и открывает ноутбук. Сакура, замерев, с интересом следит, как его пальцы со стрекотом перебирают клавиши. Большая и тёмная фигура, сгорбившаяся в кресле перед открытым ноутбуком, отвлекает её от учебника. Пару минут Мадара просто вчитывается во что-то на экране, а потом откидывается на покачнувшуюся спинку и долго не шевелится. Лёгшие на подлокотники руки у него напряжены, во всяком случае, правая — точно. Сакура посматривает исподтишка, тем более, она сидит так, что ей практически видно сбоку всего соулмейта. Особенно сложно не заметить то, как на его скулах пульсируют желваки.       Пальцы резко перебирают по подлокотнику. Сакура от сухого и отрывистого звука чуть не подпрыгивает. Решив, что почитать можно и на кухне, она тихо сползает с подоконника и вместе с учебником и тетрадкой выкрадывается из комнаты.       На кухне тоже солнечно, а ещё там никто не распространяет вокруг себя волны агрессии. Изуна в своей комнате — со стороны его двери слышатся невнятные звуки: то ли шум дождя, то ли какой-то шёпот. Что он там ни слушает или не делает, Сакуре не настолько интересно. Она устраивается за столом так, чтобы солнечный свет падал на тетрадь и на её лицо, и с энтузиазмом берётся за чтение.       Ленивые солнечные пятна густеют с золотистого до оранжевого, перемещаются по пространству медленно и неохотно: греют сначала пальцы и щёки, потом щекочут лоб, поднимаются на макушку, а позже и совсем решают переселиться на стену.       Сакура почти за ними не следит: всё её внимание занимает пищеварительная система, красочные иллюстрации и мягкое потрескивание карандаша.       Чем сильнее она пытается вникнуть в биологию, тем больше её поражает, как в теле человека умещается столько всего. И, главное, как потрясающе слаженно это всё функционирует! Сколько всего может зависеть от мелочи… Перестань, например, митохондрии вырабатывать энергию, или повредись ядро множества клеток!.. А ведь дело будет даже не в ножевом ранении! Что-то пойдёт не так в частице, которую и не разглядишь даже с очками! Вот, где взаимосвязь всегда обоснована и логична, в отличие от человеческих отношений… И никаких личных предпочтений и общих стандартов!       Сакуре кажется это настолько восхитительным, что первое время ей хочется этим поделиться. Но снова не с кем. Вряд ли Мадара и Изуна очень удивятся или порадуются за неё. Люди вообще не удивляются тому, к чему привыкают. А Ино наверняка занята…       Впрочем, она всё равно набирает ей полную восторга смс-ку и, отправив, снова вчитывается в материал. Если раньше у неё были сомнения насчёт толщины книги: а она была толще её запястья — сейчас это вызывает облегчение. Нетронутая толщина говорит о том, что впереди ещё столько всего интересного.       Ино отвечает спустя мгновение, хотя, если посмотреть на время отправления, разница составляет около получаса:       «Это ты ещё только в общей биологии. А ведь есть ещё куча всяких ответвлений, представленных гораздо глубже! А сколько всего в астрономии, географии и истории! С этим можно разбираться всю жизнь».       Прочитав про «жизнь», Сакура ощущает наступившее спокойствие. На этом учебнике биология не закончится…       Замечтавшаяся она представляет много книг, наполненных сведениями, ошеломляющими выводами и фактами, и все они — для неё. Сколько же всего можно узнать!       От мечтаний её отвлекает заигравшая где-то в коридоре мелодия. Прислушавшись, Сакура понимает: звенит телефон Мадары. У него звонок — сухая и пронзительная трель. Сакура подбирается, даже закрывает биологию, заложив страницу пальцем. Но мысль подобраться к двери комнаты и подслушать отвергается как заведомо ведущая в сторону бесполезного риска.       Через пару минут полуразличимый голос соулмейта затихает. Спустя ещё минуту становится рычащим. Через полторы — Сакура действительно засекает — замолкает окончательно. А ещё через три дверь в комнату открывается. Мадара появляется на кухне хищной и вычерченной в пространстве фигурой, встречается с Сакурой взглядом и подходит ближе, нависнув над ней. Молча зарывается пальцами ей в волосы. От жёстких пальцев, чересчур сильно натянувших пряди, мысли спутываются. — Кто звонил? — нетвёрдо спрашивает она, смотря в мерцающее удовлетворением лицо.       Мадара только качает головой. Не скажет. Ладонь соскальзывает с затылка, бережно обводит щёку и пропадает. Обмякшая Сакура хлопает ресницами и пытается сообразить, что это такое было, стоит ли случившееся принимать за недопустимое и отчего же соулмейт оказывается так… тактилен. Прикосновения тёплые и совсем не похожи на утешение для кого-то из них. Она, анализируя мимику и взгляд соулмейта, с осторожностью делает вывод. — Случилось что-то хорошее? — осторожно поддаётся навстречу, не сводя глаз с Мадары. — Пока не совсем, — соулмейт отвечает уклончиво, но кровожадная усмешка его выдаёт.       Значит, вопрос с работой почти решён. Сакура не уверена, стоит ли ей выдохнуть или немного посочувствовать работодателям. Но, вспоминая о нападении на Шисуи, она решает, что никакого сочувствия они не заслуживают.       Словно почувствовав, что что-то происходит, на кухню выползает Изуна. У него на плече висит довольный и мурчащий Роши, а в правой руке сразу несколько кружек, вставленных одна в одну. Сакура немигающе следит за тем, как башня из них со скрежетом покачивается. — Какие вы довольные, — почти ласково замечает он, переводя сощуренный взгляд с Мадары на Сакуру. — И чем вы тут занимались? — Говорили о хороших новостях, — Сакура, замечая нехорошую ухмылку Мадары, решает успеть первой. Они всё утро грызутся, ещё и сейчас не хватало.       Изуна приподнимает брови. Роши, мрявкнув, спрыгивает с его плеча и упруго приземляется на пол, сразу же гордо виляет к миске с едой. Проследившая за этим Сакура сдерживает хихиканье. Потому что у Изуны примерно такое же выражение лица, как и у кота — заинтересованное и высокомерное одновременно. — И что за новости? Шисуи снова во что-то влип? — младший Учиха складывает руки на груди, впиваясь в Сакуру взглядом. — С Шисуи всё в порядке. Выдыхай, — иронично советует ему Мадара и обходит стол, чтобы встать рядом с Сакурой. — Я потом тебе расскажу.       Очевидно, дело в его работе, находит подтверждение она. При ней о боях без правил и о возникшем конфликте соулмейт старается не говорить. Видимо, всё и правда подходит к концу. И скоро все, включая в первую очередь его, оказываются в безопасности. Это действительно хорошие новости. — Он не звонил? — с лица Изуны спадает высокомерное выражение, и он становится просто спокойным. — Нет. Думаю, ему сейчас не до меня, — Мадара со смешком усаживается на край стола, скрещивая ноги. — Я завтра к нему съезжу.       Сакура, ничего об этом не знавшая, тут же поворачивается в сторону соулмейта. Заметивший её движение Изуна покашливает, то ли давясь воздухом, то ли скрывая смех. Но скрежет стекла в его руке заставляет его покачнуться, чтобы поймать равновесие и не разбить всё об пол. — Возьми с собой Сакуру, — предлагает он и коварно и предусмотрительно ставит башню из кружек в мойку. — А то она решит взять всё в свои руки. Так не при делах останешься. — Остроумно, — ледяным тоном говорит вместо неё, не успевшей поймать смысл, соулмейт.       Изуна закатывает глаза и принимается рыться в холодильнике. Сакура кидает ему в спину подозрительный взгляд, но на всякий случай молчит. Ей до нервного подёргивания хочется увидеть Шизуне. — Если ты хочешь… — Мадара поворачивается к ней, рассматривая её с сомнением. — Хочу, — активно кивает она, чувствуя, что сопротивления не последует. Соулмейт вздыхает так, будто вот-вот снова потянется протирать переносицу. — Вот и отлично, — добавляет Изуна, всунувшийся в холодильник по пояс, и его голос звучит как из другой вселенной.       Мадара неопределённо хмыкает, но, видимо, он заранее не против. Возможно, даже согласился бы, попроси она сама… Мысленно Сакура потирает ладони, но снаружи только очаровательно улыбается и, забрав учебник и тетрадку, мигрирует обратно в комнату.       Уже там она набрасывает Шизуне смс-ку, что приедет с Мадарой. Но она не отвечает ни через минуту, ни через десять, и Сакура прекращает ждать. Наверное, Шизуне сейчас не до неё.       И несмотря на это, биология читается уже не так запойно и восхитительно. То закусывается больно губа, то становится слишком неудобно сидеть, то хочется пить… Она ёрзает на подоконнике. Сползает на пол. Но, к её неприятному удивлению, тело не прекращает ныть даже так.       Зашедший за чем-то в комнату Мадара упирается в Сакуру пустым взглядом. Потом встряхивает головой и подходит ближе, рассматривая её с приподнятыми бровями. Лежащая на животе и пытающаяся читать Сакура отвлекается и следит за ним с интересом. Сквозь порыжевший свет, проникающий через оконные стекла, в полной тишине Мадара выглядит невероятно спокойным. Но вот он вздыхает, как-то устало, и густая атмосфера разряжается. Вмиг опадают и рыжие лучи, скользившие по его лицу, и становится даже не так тепло, как было.       Он, развернувшись, подходит к шкафу и недолго перебирает там что-то, а когда находит — возвращается к Сакуре. Плед, сложенный вдвое двумя ловкими жестами, опускается на пол рядом с ней. — Так хотя бы не простудишься, — поясняет он, встречаясь с ней взглядом. — Спасибо… — задумчиво говорит Сакура, думая, что стоило самой догадаться.       Ей совсем и не холодно. Но лежать на мягком пледе удобнее, чем на жёстком полу, поэтому перекатывается на него вместе с учебником. Соулмейт снова что-то ищет в шкафу. Приглядевшаяся к тому, что он вытаскивает, Сакура понимает: Мадара куда-то собирается. До этого он с кем-то говорит, ещё раньше — что-то читает и злится… Что происходит? — Нужно встретиться с парой человек, — обтекаемо отвечает на прямой и тревожный вопрос Мадара, поворачиваясь к ней.       Под его ногами дрожат оранжевые солнечные брызги. Но свет не касается лица. Блеснувшую в тёмных глазах эмоцию, от которой по позвоночнику прокладывают горную гряду мурашки, Сакура опознаёт и содрогается. Тёмный и состоящий из ярости Мадара на секунду мелькает на лице соулмейта так ясно, что хочется это сразу же забыть.       Когда Мадара уходит, Сакура не провожает его. Ей не хочется получить порцию сарказма, как в прошлый раз, и напрягаться, потому что её обнимут. Она не чувствует себя спокойной для такого. Внутри сворачивается и потрескивает колючий жгут.       Чтобы как-то притупить покалывание и ноющее ощущение где-то внизу живота, она утыкается в учебник, старательно водя взглядом по строчкам. Но по сравнению с тем, как биология читалась утром, сейчас это кажется бесполезным.       Сакура раздражённо захлопывает учебник и шлёпается лбом об обложку. Что с ней не так? Звенькнувший на подоконнике телефон отвлекает её от ощущения собственной ничтожности. Она, привстав, стягивает его к себе и вчитывается в присланный текст. Если сначала она надеется, что ей отвечает Шизуне, то спустя пару слов становится понятно: не она.       «Привет, Сакура, это Ханаби. Я хотела написать тебе сразу после того, как мы встретились, но у меня был такой завал… наверное, у тебя тоже? Ино сказала, что ты часто удаляешься из всех соцсетей из-за этого».       Соцсети — что-то из серии «пора спросить у кого-то, кто знает». Но Сакура решает не заострять на этом внимания и скользко соглашается.       Но проще не становится. Ханаби рассуждает о том, сколько хочет взять выходных, интересуется, как Сакура умудряется совмещать личную и учебную жизнь, перемежает это с какими-то странными словами.       Она чувствует себя самозванкой и лгуньей одновременно — потому что её учебная жизнь явно не та, которую имеет в виду Ханаби. Ей становится сначала жарко, потом к жару примешивается раздражение на саму себя — ну зачем, зачем она вообще согласилась тогда с Ино? Зачем решила, что сможет влиться в человеческую компанию? Где Ино, а где она? От обиды на ситуацию, на непонимание части слов в сообщениях, на себя, такую самоуверенную и глупую, Сакура кусает губы и хочет выключить телефон. Пускай Ханаби поймёт, что с ней что-то не так, и прекратит говорить.       Но вместо этого она в бессилии бьётся над фразой, где из понятных слов только три (три из семи), вспоминает время, когда «латте», «мэйк-ап» и «автобус» заставляли её почувствовать себя знаком вопроса. «Мейк-ап» до сих пор остаётся неопознанным объектом. Ноутбук Мадары под паролем, и в интернете не посмотришь. Самого Мадары нет… А время идёт!       Сакура делает самую отчаянную вещь за весь день: пересиливает себя и идёт искать Изуну. На кухне, начинающей покрываться изнутри закатной фиолетово-рыжей корочкой, его нет. Приходится стучать в комнату.       Изуна выглядывает почти сразу и на озвученную просьбу спускает круглые очки с переносицы. С недоверчивым лицом берёт у неё телефон, вчитываясь, а потом приподнимает брови. — Это сленг, — ничуть не проще объясняет он, поднимая на неё спокойный взгляд. — Сокращения и заимствования из другого языка. Сленг предназначен для неформального общения. Как между друзьями. Она пишет, что у неё нет времени на отдых и что это её напрягает.       Ками-сама. Слишком много потрясений за один день. Сакура прислоняется боком к дверному проёму, забрав телефон. В голове всё как-то вертится-вертится-вертится, но ни одной дельной мысли. — А… как понять, что это сленг, а не… Ну, то есть, не просто похожее на какое-то знакомое слово? Или это слово, написанное неправильно? — Сакура, заметив, что Изуна всё ещё смотрит на неё и не захлопывает перед её носом дверь, собирается с силами для вопросов.       Изуна вздыхает и стаскивает с носа очки окончательно. Странно заправляет их за воротник тёмной майки так, что они остаются висеть и поблёскивают линзами на свету. Он делает движение навстречу, и Сакура понятливо отходит, давая ему пройти. — Сленг общеизвестен, — объявляет Изуна, заходя на кухню, — хоть и достаточно быстро меняется. Видишь ли, сейчас люди общаются в сети столько же, сколько и в жизни, а чаще всего — больше. И в общем… сленг легко можно загуглить. К нему быстро привыкаешь и перенимаешь. Но тебе… да, тебе придётся постараться.       Она ни разу с этим не сталкивается в общении с ними. И с Ино. И даже с Шизуне… Сакура замечает это вслух, семенящая за младшим Учихой, и тут же получает ответ. — В общении с тобой Мадара выбирает самую простую и точную формулировку. Ино, возможно, так и не перенимает это, как и Шизуне. Я не знаю, есть ли у вас свой сленг наверху, но что-то заставляет меня сомневаться, — саркастично говорит Изуна, пока копается в шкафчике с посудой. — так… где-то у меня было какао…       Сакура не знает, что такое какао, но зато знает, что теперь может ответить Ханаби и выразить ей своё сочувствие. Она тут же отвечает новой шифровкой, и Сакура подлезает к Изуне под локоть, чтобы продемонстрировать экран телефона. Младший Учиха смешивает в джезве какой-то коричневый порошок, сахар и что-то ещё, пахнущее тепло, сладко и пронзительно. — Это значит, что она смеётся, — на секунду он отвлекается, чтобы обвести пальцем то, что расшифровывает.       Сакура благодарно кивает, но не спешит печатать ответ, тем более, она не знает, как нужно ответить на смех. — А ты не мог бы… составить для меня список таких сокращений? — помявшись, спрашивает она, смотря на него с надеждой. — То есть, когда у тебя будет время…       Изуна смотрит на неё через плечо так, будто она наглеет и выгоняет его из его же комнаты, отбирает Роши и планшет разом. Ей не хочется услышать это в лицо, да и проще попросить Мадару… Но Мадара сейчас решает проблемы с работодателем, а Сакуре очень не хочется его от этого отвлекать. А позже она и забудет, наверное. — Это очень обширная тема для шорт-листа, — обтекаемо отвечает Изуна, не поясняя, что такое шорт-лист. — Я найду для тебя пару статей на эту тему.       Она обдаёт его благодарной улыбкой и усаживается за стол, не отходя далеко от разбирающегося в теме Изуны. Тем более, что Ханаби снова что-то отправляет. С ней интересно, но… не по себе. Очень не по себе. Ханаби спрашивает про работу мечты и про свободное время на следующей неделе, чтобы они вдвоём смогли вытащить и Ино, а Сакура только прикладывается лбом к прохладной столешнице и очень старается придумать что-нибудь скользкое. Заглядывающий ей через плечо Изуна, отвлёкшийся от варящегося на плите какао, советует: — Напиши, что пока не определилась и что пока фокус на учёбе.       Сакура недоверчиво оборачивается на него, чтобы посмотреть, вдруг он улыбается. Но Изуна, нагнувшийся, спокойно смотрит на экран её телефона и почему-то щурится. Подумав над звучанием, Сакура немного переиначивает услышанное и отправляет. Ханаби мигом отвлекается от темы её работы и переключается на свою, поддерживая, что с некоторыми видами подработок не то что учиться — жить некогда. — Жить некогда — это тоже сленг? — Сакура запрокидывает голову. — Нет. Это значит, что ты занята настолько, что хватает времени только на сон и еду. Иногда только на еду или только на сон, — задумчиво поясняет Изуна, встретившись с ней взглядом, и отодвигает себе стул рядом.       Так вечер и проходит. Изуна, который сначала обходными путями пытается вызнать, чей номер и кто может ей писать, позже смиряется с формулировкой «подруга Ино» и разливает им какао. Удивлённая Сакура смотрит на поставленную перед ней кружку и задумчиво благодарит. Какао на вкус очень сладкий и чем-то напоминающий шоколад. Сакура пачкает губы в образовавшейся пенке, и Изуна, наблюдающий за ней, с усмешкой советует пить, пока не остыл.       Она охотно следует совету, параллельно переписываясь с Ханаби. Та достаточно любопытная, и если сначала Сакура рассказывает с поправками, что больше всего ей нравится узнавать что-то новое, то потом разговор переходит на соулмейтов. У неё это болезненная тема. Это становится понятно ещё в кафе.       Сакура с осторожностью отвечает, что сама по связи соулмейта не искала, но что он её таким образом находил, что связь ощущается как натянутая нитка… Ханаби отвечает сленговым вздохом и переходит на другую тему. Минут через пятнадцать они желают друг другу спокойной ночи и на этом можно выдыхать. — Со временем станешь человеком, — обещает ей Изуна, всё это время посматривающий на экран.       Сакура не знает, расценивать ли фразу как оскорбление, поэтому просто пожимает плечами. Где-то отсыпавшийся Роши появляется на кухне неожиданно, запрыгивает ей на колени и привстаёт передними лапами на стол. Сакура умилённо чешет его за ухом. Роши раскатисто мыркает и запрокидывает кудлатую голову. А потом тянется лапой к кружке с остатками какао — на дне остаётся густая коричневая гуща. — Он любит какао, — сообщает Изуна, наблюдающий за котом с удовольствием.       Роши пихает чашку лапой. Сакура осторожно отодвигает её подальше от края и ссаживает кота на пол. Её обдают кошачьим неудовольствием, бьют пушистым хвостом по ногам и удаляются в сторону коридора.       Изуна, посмотрев на него косо, предлагает ей планшет на вечер. Как же тут отказаться? Сакура несколько часов пересматривает и просматривает новые обучающие английскому видео и с удивлением понимает: ей нравится! Не меньше, чем биология! В эйфории от этого она исписывает листов пять правилами чтения и распространёнными фразами, которые сначала воспринимает на слух, а потом уже пытается прочесть сама, и даже успевает часть заучить. Но потом на кухню возвращается Изуна и забирает планшет.       Оказывается, что уже стемнело. Думая о том, насколько же быстро пролетает время, она вдруг замечает странный дискомфорт внутри. Хочется потянуться, растереть плечи, странно ноет грудь... Вставая, чтобы попить и заодно немного подвигаться, Сакура понимает: тело как-то чересчур тяжёлое и лёгкое одновременно.       Вода не исправляет ситуацию, а только ухудшает. Вместо облегчения появляется чувство раздутости.       Да, видимо, четвёртая глава биологии за сегодняшний день так и останется неосвоенной. Она решает не ждать, пока станет легче, и лечь спать. И вряд ли Мадара вернётся в ближайшие часы...       Забравшись под одеяло, она готовится к тому, что снова проворочается полночи. Но стоит голове коснуться подушки, а одеялу укрыть плечи, как мир вокруг пропитывается чернотой, а сама Сакура неотвратимо отключается.