Облачная рябь

У холодного утра солнечный отблеск и запах омлета и чая. Успевшая принять душ и научиться пользоваться феном Сакура то и дело приглаживает легшие слишком пышно волосы. Сонный и жующий скорее через силу, чем с удовольствием Мадара кажется ей умиротворенным несмотря на чудовищный недосып. Что он там читает допоздна, уйдя на кухню, Сакура не знает. Но это что-то явно стоило его внимания. Она, поджав ноги и натянув на колени край темной майки, допивает чай и приятно щурится, когда солнце щекочет ей лицо. Ненадолго уютное положение нарушается. Утренний Изуна — это Изуна, который пьет кофе залпом, встрепывает и без того лохматые волосы и непривычно энергично куда-то собирается. Сакура провожает его вместо Мадары — Мадаре нужно приложить тройное усилие, чтобы встать: недосып, боли и обычное утреннее сопротивление любому движению. Она надеется, что последнее испытывает не только она в этой квартире. — Не поубивайте друг друга, — просит Изуна, уже нацепивший свой длинный и черный пуховик. — Он сейчас придет в себя и начнет раздражаться по любому поводу. Сакура, планирующая почитать Маленького принца, повыводить пару листов прописей, узнать много нового и написать Ино, пожимает плечами. Закрывает за ним дверь. Решает, что вернуться на солнечную кухню и выпить еще чаю — это неплохой способ продлить момент покоя. До того, как Мадара начнет раздражаться по любому поводу. Из коридора кухня кажется золотисто-солнечной. Сакура не заходит внутрь — остается за теневой чертой, которую медленно отодвигают лучи. У Мадары, сидящего к окну спиной, закрыты глаза. Несмотря на прогноз Изуны, он кажется спокойным — на столешнице лежит расслабленная рука, а голову он склоняет слегка набок. Над макушкой, в белом свету, вьются мелкие пылинки. Он — единственное темное пятно такого размера в пространстве. Сакура следит за тем, как медленно приподнимаются и опускаются его плечи, из темноты. Мирно дремлющий утром Мадара почти не кажется человеком, способным на жуткие вещи. Внутри, неподалеку от места, куда вгрызается зов, мягко что-то сжимается. Вертящиеся в голове слова и воспоминания не помогают. Сакура ощущает зуд на кончике языка, когда собирается с мыслями... — Что? — спокойно спрашивает он, не открывая глаз. Она моргает и практически сразу забывает то, о чем думала. Сложно иногда держать в памяти то, как Мадара чувствует направленный на него взгляд. — Почему там стоишь? — он все-таки приподнимает тяжелые набухшие веки, чтобы внимательно и оценивающе посмотреть. Прислонившаяся к стене левой стороной тела Сакура пожимает правым плечом. Ей не хочется говорить, как ей нравится смотреть на него — спокойного, полусонного, слегка припорошенного пылью и солнцем. На секунду, всего на одну, у нее проскальзывает ощущение, что он тоже имеет отношение к небу. До тех пор, пока он не шевелится, собираясь подняться. — Как насчет улицы? — соулмейт поводит головой в одну сторону, потом в другую, стряхивая оцепенение и прекращая пропускать сквозь себя солнце. — Пока там ясно. На улицу — это в холод, где придется греть руки и прятать щеки и нос от ветра. Согретая с утра горячим душем, а потом слоем свитера — того самого, розового — поверх майки Сакура передергивает плечами. В первой реакции много желания остаться внутри, закуклиться в книжные страницы и плед, сделать вид, что не услышала. Но Сакура вспоминает, что скоро пойдет пить с Ханаби кофе, что Шизуне научилась ориентироваться на улице благодаря практике. Возможно, что никак иначе и не выйдет. А… — Твоя нога, — Сакура опускает взгляд на его бедра, — ты же ее ушиб. Тебе не больно много ходить?.. Когда мы покупали вещи, ты в конце сильно хромал. Растирающий шею Мадара надламывает черную бровь, бездумно посматривает вниз и тут же переводит взгляд на Сакуру. — Нет, — говорит он отрывисто, явно подумав о чем-то другом. — Не так много… Час, не больше. Холодно. — Тогда пойдем, — она переступает через солнечную черту и подходит к нему. Мадара смотрит на нее сверху-вниз, перегораживающий и свет, и вид на небо из окна. У соулмейта безмятежное выражение лица. Он сам делает последний шаг, оказываясь близко-близко, смотрит внимательно и выжидающе. Сакура решается. Чтобы прикоснуться, нужно преодолеть десять слоев осторожности. Сакура медленным движением кладет пальцы ему на грудь, туда, где срастаются половинки ребер. Мадара не дергается, только всматривается в нее пронзительно и цепко. Ей... ей хочется отмахнуться от прогулки, отложить и поговорить о другом или хотя бы набраться для этого смелости. Они ведь давно собирались. В памяти стоят слова — и злые, и теплые, и чужие, и его, и свои. Перебирать их как бусины и решать: стоит ли сказать сейчас, — оказывается невыносимо. Проще, когда напротив, в каком-то жалком полушаге, пустота, а не соулмейт. Он занимает пространство, собирается из атомов, самый настоящий человек, и сказать ему что-то настолько человеческое, возможно, большая глупость... И мысль тоже глупая. Сакура же не собирается влезать во что-то, не предусмотрев хотя бы пару событий? Нет. Она даже сейчас зря так делает. Возможно... даже не возможно — точно стоит отложить. Руку накрывает чужая ладонь. Но не сдвигает, не сжимается, не отталкивает, а осторожно ложится поверх. Греющая и тяжелая, удерживающая. Мадара не отпускает ее взгляда. Под ладонями медленно расширяется и сужается грудная клетка. Движение воздуха в таком варианте наблюдения кажется чем-то большим, чем простой физиологический процесс. Сакура покусывает нижнюю губу. У нее ощущение, что ладонь лежит не на его груди, а на ее, и оно уязвляет. Вот что чувствуют люди перед тем, как заговорить? Вот почему Ханаби и Шикамару предпочитают быть друг с другом такими едкими? Как иначе чувствовать себя, если смотрят так пронзительно и так насквозь... Нет. Она осознает себя резко — прижимающей ладонь к чужой груди, замершей и не моргающей, дышащей через раз и пойманной врасплох, очень напуганной. Вздрагивая, Сакура отводит взгляд. Запустившееся вместе со временем сердце кажется слишком шумным. Насколько она становится похожа на людей, если тоже боится, откладывает и становится уязвимой? — Что с тобой сегодня? — спрашивает Мадара, и в его голосе звучит старательная усмешка. Его большой палец поглаживает тыльную сторону ее ладони. Он из чего-то ищущего и пугающе пронзительного Мадары снова становится утренним: разморенным солнечным светом и ленивым завтраком, почти безмятежным. Ощущение уязвимости медленно растворяется в повисшей тишине. Сакура мотает головой, пытаясь не краснеть, и осторожно вытягивает руку. — Одевайся, — Мадара отпускает ее легко, будто и не замечая, что все это время придерживал. — Я пока, — он обводит стол острым взглядом, — разберусь с посудой… Ничего не случилось. Сакура повторяет это себе несколько раз и старательно отвлекается на сборы. Не то чтобы ей нужно долго одеваться. Она надевает теплые мягкие штаны, самые яркие носки. Не зная, брать ли с собой рюкзак, решает не брать. Мадара к тому моменту только домывает посуду, хотя вид у него такой, будто руки действуют отдельно от головы, которая спит. Странное и непривычное, но почему-то щемящее что-то внутри зрелище. Сакура наблюдает за Мадарой, не обращая внимания на щемление. Кто знает, вдруг Изуна окажется прав? Непохоже, что соулмейт вот-вот придет в раздраженную боевую готовность, но... вдруг? Нужно вовремя заметить. На улице в противовес яркому солнцу холодно и ветрено. Сакура прячет нос в шарф, чтобы не обморозиться сразу, и поплотнее натягивает капюшон. Мадара что-то быстро набирает в телефоне, поэтому у нее есть время на акклиматизацию. Она на пробу растирает мыском прозрачный настил льда на сером асфальте и чуть не поскальзывается. Поднявший голову на шорох соулмейт встречается с ней взглядом. Сакура улыбается ему, стараясь скрыть нервозность, пробравшуюся внутрь легко и непринужденно, будто бывшую там всегда. — Куда пойдем? — интересуется она. — Думаю, направо, — отвечает абсолютно серьезно Мадара и протягивает ей руку. — Я заметил: тебе не нравятся светофоры. Да, сонливости как ни бывало. — Пешеходные переходы, — поправив, Сакура охотно берется за чужую ладонь и приподнимает подбородок, чтобы заглянуть соулмейту в лицо. — А направо много светофоров? — Налево их не меньше, — легко раскусывает ее интерес Мадара и ухмыляется клубом белого пара. Сакура поджимает губы, вздыхает, посматривает искоса на соулмейта, решает, что в крайнем случае ей ничего не будет грозить. Если, конечно, она не потеряется. В этот раз людей больше. У каждого разная скорость и каждый из них двигается непредсказуемо. Особенно сложно это все замечать. Сакура старается изо всех сил и следит за тем, что происходит вокруг, с мощной нервозностью. Если бы не идущий рядом Мадара, который поддерживает средний темп и будто подстраивается под нее… Впрочем, такие мысли не для такого утра. А утро действительно красивое. Одни облака, рассыпанные по высокому и холодному голубому небу как обрывки ваты, чего стоят. Подсвеченные, они кажутся даже не белыми — розово-желтыми. Она смотрела бы только на них, если бы была такая возможность. Но смотреть приходится себе под ноги, по сторонам и вперед. Лавирование — это что-то о том, чтобы двигаться через такие течения и в одиночку, и вдвоем, но пока ведет только Мадара, а ей приходится чутко следить за тем, как это делается. У него очень хорошо получается. Он не делает резких движений и двигается так, будто людей вокруг не существует. Заметившая это Сакура думает, что у нее так получится только после того, как ее рост станет больше хотя бы на четверть. Хотя… Ино выше ненамного, думает Сакура, нервно посматривая на шумную и непредсказуемую компанию из нескольких парней, оказавшуюся сбоку. Если Ино ненамного выше, но все равно в таком броуновском движении оказывается почти неприкасаемой, надо узнать, как у нее получается. Можно обойтись без каблуков или с ростом Сакуры это неизбежно? Они останавливаются на одном из светофоров, почти у края тротуара, дальше — только белые полосы и ездящие с большой скоростью машины. Сзади набираются люди, и Сакура, которая оборачивается всего раз, решает больше так не делать. Ощущение, что сзади целая толпа, которая вот-вот шевельнется и выпихнет Сакуру на проезжую часть, холодит позвоночник. Как об этом теперь забыть? Когда пешеходный переход остается позади, а широкие улицы с высокими домами, прозрачными витринами магазинов кончаются, начинаются переулки. Там гораздо меньше людей, темнее, а одноэтажные дома нависают с обеих сторон. Пространства, где узко и где не могут пройти одновременно больше двух человек, заставляют Сакуру нервничать. Пускай там не так оживлено, от высоты зданий не кружится голова — это старый жилой район, как объясняет Мадара — там есть возможность оказаться на пару секунд в тени прохода. Когда они неожиданно оказываются в одном таком проходе, выводящему на развилку, Мадара тянет ее по пути, ведущему вниз. Наклон ощутимый, но тут на удивление почти не скользко. Сакура осматривает все такие же невысокие здания, чем-то похожие друг на друга, где-то полускрытые заборами по половину, с интересом. Они сталкиваются с тремя старичками, неспешно прогуливающимися и о чем-то спорящими. Сакура юркает Мадаре за спину, старички выстраиваются в очередь, так и расходятся. Получается настолько слаженно, что Сакура хихикает еще пару минут. Мадара кажется невозмутимым, но по его прищуру, по морщинкам около глаз и по вздрогнувшим губам она определяет: ему тоже смешно. Они набредают на небольшую закусочную, и Мадара предлагает ей перекусить. — Ты в окно смотрела, а не завтракала, — со странной ноткой, которая обычно преобладает у Изуны, говорит соулмейт. Не согласиться глупо — она слегка замерзает, а еще переполняется какой-то нервной энергией, которой слишком много и которая заставляет дергаться и постоянно осматриваться. Мадара замерзает тоже — у него холодная тыльная сторона ладони, порозовевшие щеки и кончик носа. Вдобавок от закусочной тянет теплом и запахом еды. Сакура с интересом выбирает себе рамён и разглядывает простую обстановку. В отличие от кафе, где они едят лапшу после покупок, тут все выглядит более блеклым и достаточно старым. А еще внутри много людей, поэтому еще и шумно. Но запахи, которые витают в воздухе, над деревянными столами, предлагают немного подождать и не составлять впечатления заранее. За соседним столом сидят несколько пожилых мужчин, которые передвигают по доске черные и белые камешки и следят за происходящим. Один из них ворчливо комментирует каждое движение. Не понимающая правила игры и поэтому очень интересующаяся Сакура, вывернув голову, внимательно следит за перемещениями камешков. Мадара что-то проверяет в телефоне с сосредоточенным лицом и отвлекается, только когда им приносят заказ. Сакура убеждается, что рамён — это слишком вкусно, чтобы обращать внимание на что-то еще. Мадара напротив берет то же самое, и по нему видно, что он доволен. Его взъерошенные волосы влажные и от этого топорщатся еще сильнее. Он слегка напоминает дикобраза, и, подумав об этом, Сакура фыркает прямо в бульон. Соулмейт с удивительной сдержанностью не комментирует веер брызг, которые попадают и ему на свитер. Только смотрит в упор и не моргая. — Это случайность, — смущенно бормочет она и копошится палочками в ароматной лапше. Мадара только закрывает глаза и медленно качает головой. Доедают они в мире и спокойствии. Наслаждающаяся этим Сакура внезапно проникается симпатией к небольшим и затерянным в таких кварталах закусочным. Из морозного утра возвращаться в теплую квартиру оказывается просто потрясающим опытом. Она даже на время забывает об отложенном разговоре — так здорово оказывается согреться. Мадара предусмотрительно включает чайник, пока Сакура отогревает подмерзшие даже в перчатках руки и умывает лицо. Теплая вода ощущается кипятком. Приходится недолго настраивать комфортную температуру. Когда Сакура вываливается из ванной в клубах пара, ей под ноги бросается Роши — трется боком, обнимает хвостом лодыжки и явно чего-то хочет. — Изуна в это время его обычно кормит, — замечает Мадара, заметивший это через кухонный дверной проем. Приходится подсыпать коту, который активно мешается и тычется в руки мордой, корма. Сакура делает это сама, потому что Роши ей нравится. Несмотря на то, что у него есть привычка иногда запрыгивать на нее утром, кусаться в игривом настроении и вообще путаться под ногами. Тихо журчит чай. Мадара заваривает его в прозрачном чайничке и наливает с некоторой скованностью, чуть склонившись над столом. Видимо, его ребра будут долго заживать… Вдобавок ему тяжело дался подъем по лестнице, хотя он и делал вид, что не испытывает трудностей. Он идет с ней гулять и терпит из-за этого боль. Сакура, так и не переодевшаяся, забирается на стул с ногами — поджимает их к груди, упирается в колени подбородком и следит за соулмейтом. Дрожь от мысли, что он пострадал частично из-за нее, крадется по острым кончикам пальцев. Сакура обхватывает ноги руками, чтобы не было заметно. Помогает — становится спокойнее. Еще немного наблюдения за движениями Мадары, и она забывает о колющей совести. В следующий раз она попробует погулять сама. Решив это, Сакура успокаивается окончательно. Они отогреваются. А потом возвращается Изуна. Изуна решает, что для обеда ему нужны помощники, и Сакура согласна учиться резать мясо, а Роши — сидеть рядом. Мадара выбирается к ним с ноутбуком, устраивается за столом лицом к окну, видимо, чтобы не высвечивало экран, и что-то читает, быстро печатает и снова читает. Отправившая Ино смс-ку с просьбой ее извинить и объяснением, что она очень волновалась, что подруга решит взяться за это сама, Сакура не может сосредоточиться. Мясо так и норовит выскользнуть из рук, а нож — попасть по кусочку пальца. Заметивший это Изуна отправляет ее на «скамейку запасных», к Мадаре, и она решает, что лучше тоже заняться делом. Читать напротив соулмейта обществознание как-то… спокойно? Сакура убирает телефон в карман штанов, чтобы не отвлекаться на него, и изо всех сил вглядывается в строчки, фокусируясь на смысле. Вкусно пахнет поджаренным луком и грибами, тепло и уютно. Сакура внезапно ощущает себя почти на месте. Она принята обоими братьями. Мадара внимателен и осторожен с ней, с Изуной сложнее, но он смиряется с ее присутствием. Если бы она, только спустившаяся и напуганная всем, представляла, что все получится так... Как бы проще ей было? Сакура тяжело вздыхает, задумавшись, и старается выгнать эти мысли из головы. У нее обществознание, как раз глава о морали, самое то!.. Но голова, как назло, заполняется другим. Она ловит направленный на нее взгляд и неловко улыбается. Мадара приподнимает брови. Чтобы избежать вопроса, Сакура утыкается в учебник чуть ли не носом. Вокруг столько мешающих звуков: движения Изуны, хлопок дверцей холодильника, бодрое шкворчание тушащихся овощей и мяса, шкрябание деревянной лопаточки по дну сковородки, шипение воды в кране, шорох пластика и бурление в заново вскипающем чайнике... Помимо всего еще и взгляд Мадары, который чувствуется кожей. Когда в кармане джинсов звенит и вибрирует телефон, Сакура этому почти счастлива. Но звонит ей не Ино, а Шизуне. — Я хотела бы узнавать новости сразу после их появления, — вежливо и очень спокойно говорит она после приветствия, но у Сакуры по затылку бегут ледяные мурашки. — Вы с Ино… знаете, я не могу лезть в вашу дружбу третьей. Но все-таки я хотела бы узнавать что-то важное не самой последней. От мучительно горячей краски, залившей лицо, Сакуре сложно даже выдавить звук — любое движение губ сейчас заставит кожу стать еще горячее. Шизуне ведь узнает даже о свойстве волос после Сакуры. Причем не самым приятным образом! Это может сильно обижать? Так не поступают? Это те самые двойные стандарты? — Шизуне. Ты не третья, — растерянно бормочет Сакура, чувствуя стыд всей кожей. — Я не знаю, как тебе объяснить, но нас просто трое. — Тогда почему вы постоянно забываете, что мне тоже нужно все знать? — с улыбкой в голосе спрашивает Шизуне, и вот тут ответов уже становится больше. — Потому что с тобой постоянно что-то случается, — со вздохом признается Сакура. Изуна, который помешивает что-то в блестящей кастрюльке, выдает сдавленный смешок. Даже Мадара иронично приподнимает брови, хотя он-то занят — все еще что-то читает. Сакура смотрит то на одного, то на другого. Она-то имеет в виду то сотрясение мозга, то поврежденные ребра Шисуи… И если быть честными, не только с ней тут что-то случается. Мадара то и дело приходит с травмами! — Если со мной постоянно, то с тобой еще чаще, — говорит вслух то, над чем усмехаются братья Учихи, Шизуне. — Но я звоню не ругаться. Мы же собирались все встретиться. Да. Это точно было. Сакура высчитывает дни до встречи с Ханаби и облегченно вздыхает: возможно, на выходных найдется время для обеих встреч. Потому что отказываться от подруг — нечестно, они давно не виделись, а от Ханаби — еще нечестнее. Она же настоящий человек! — Нужно спросить у Ино, когда, где и во сколько, — соглашается она, встречаясь взглядом с Мадарой. Тот смотрит поверх экрана ноутбука и, похоже, что-то планирует. — Я думаю, что это стоит сделать тебе, — скользко замечает Шизуне, и становится понятно, что их разговор не прошел так идеально, как случился вчерашний с Сакурой. — Мы вчера немного… не сошлись во мнениях. Иногда ее восхищает, как Шизуне может обтекаемо что-то сказать. Не сошлись во мнениях — это поссорились? Разругались? Накричали друг на друга? Судя по формулировке, все-таки первое. Спрашивать она не хочет, потому что очень надеется, что они решат это вдвоем. Сакура не знает, чем может помочь. Она не умеет ни хорошо ругаться, ни спокойно мириться. С этим точно нужна практика, но Сакура не уверена, что хочет ее нарабатывать. — Я поговорю с ней снова позже. Когда мы обе остынем, — добавляет Шизуне с неловкостью. Насколько они далеко зашли, если Шизуне надо остывать? Сакура не представляет ее себе выведенной из себя. Шизуне, спокойная и здравомыслящая, успокаивающая и невозмутимая? Что нужно было обсуждать, чтобы она разогрелась? — Я помню тебя сумасшедшей, попытавшейся выпрыгнуть в окно, — сообщает ей Изуна, стоит только попрощаться и сбросить вызов, и опирается об столешницу рабочего стола поясницей. — У меня были сомнения… но, кажется, ты действительно со временем с нами сольешься. Мадара смотрит на него с иронией. В его позе, во взгляде, даже в изменившейся мимике читается превосходство. Не то чтобы Сакуре было интересно, но у них был об этом разговор?.. Видимо, был, потому что Изуна отвечает на молчаливый взгляд брата — снисходительным, еще и сдабривает многозначительной ухмылкой. Мадара на секунду прикладывает пальцы к переносице и медленно выпускает воздух сквозь приоткрытые губы. — Блестящий вывод, — у него в голосе ни одной лишней эмоции, кроме всепоглощающего сарказма. Похоже, выдохнуть нужно было для того, чтобы место воздуха занять ядовитостью. — Я бы сказал, что такое блестящий вывод, — с не менее внушительной насмешкой сообщает ему Изуна. — Но тебе придется еще часа полтора объяснять Сакуре, что я имел ввиду. Они меряются взглядами еще минуту, не меньше, после чего оба делают вид, что ничего не произошло и возвращаются кто к чему: Мадара — к ноутбуку, Изуна — к плите. У наблюдения за ними есть один большой плюс: Сакура видит столько примеров для выражения взглядом чего угодно, что может перенять навык без проблем. Ей, конечно, больше нравятся слова — их проще истолковать... Но и внушительные взгляды пригодятся. Хотя иногда такие молчаливые разговоры раздражают. Как сегодня. Что имел в виду Изуна? Почему они так легко прекращают? Ино отвечает на вопрос: «когда мы можем встретиться?», — спустя целую вечность. Время струится между пальцев весь день так, будто становится водой. Сакура отвлекается звонком от бессмысленной попытки вникнуть в основы морали и нравственности. Кажется, ее внимание ничуть не лучше времени — растворяется с каждым прочитанным предложением. А ведь она переселяется с кухни в комнату, где устраивается в пледе на подоконнике. Никаких лишних навязчивых звуков!.. Ино как чувствует, что ей рады, и проясняет по пунктам: нет, она больше не злится; да, она хочет встретиться и готова выделить на это выходной; да, она переругалась с Шизуне, но собирается остыть и извиниться. Еще Ино добавляет, что Шизуне может сердиться не только на нее, но еще и на Сакуру. — Я уже поговорила с ней утром, — Сакура закладывает страницу пальцем и свешивает ноги с подоконника. — Она сердится только на тебя. Плед неудобно скатывается с плеча, и опираться об стекло становится холодно. Приходится повозиться, чтобы вернуть его на место. — Интересно, почему крайняя я, если все началось с тебя? — Ино фыркает так выразительно, что у Сакуры звенит от этого в ушах. — Это риторический вопрос, не волнуйся. Только на будущее: люди не любят, когда от них скрываешь важное и с ними связанное. Мы не люди, но тоже не любим, когда так делают. — Я заметила, — тонко замечает Сакура, болтая ногами в воздухе. Иногда она хочет составить список того, что люди не любят, того, что люди терпят, и того, что людям нравится. Эту идею портит другая: тут не обойдется без исключений... Человеческий мир — сплошное исключение из исключений. Лучше уж в нем рождаться, чем приходить так, как они... но и тут есть исключение: большинство людей кроме полезных знаний усваивает и кучу условностей и глупостей. Как, например, неумение обсуждать тело или, наоборот, умение говорить гадкие вещи. На улице темно. Совсем недавно отцвел закат, оказавшийся не таким ярким, какой хотелось бы видеть. В комнате горит свет, поэтому тени ног, падающие на пол, видны отчетливо. Сакура следит за их движениями, вертит левой ступней... Они молчат, и в этом нет неловкости. Общая тишина, в которой всем всё понятно. — Я потом позвоню Шизуне. Ну, когда она отойдет, — вздыхает Ино как-то устало, а на фоне слышен звон и звук закрывающейся двери. — Как думаешь, эти выходные? И Сакура, резко вспомнив, с гордостью рассказывает ей о Ханаби. — Она будет говорить о сладком. Много! Очень много, — предупреждает Ино. — Целая гора новых слов... но Ханаби нравится объяснять, поэтому не стесняйся и спрашивай. А... Ханаби немного прямолинейная и любопытная, а иногда даже резкая... Но я думаю, что вы встретитесь не зря. Она очень хорошая! Должно ли это обнадеживать? Если вовремя задавать вопросы о сладком... возможно, Ханаби будет много рассказывать и окажется, что Сакуре не придется говорить о себе? — На всякий случай, — Ино, видимо, выходит на улицу, на фоне появляется столько шума, что становится понятно — это не в помещении. — Ты всегда можешь сказать… — «Я не хочу об этом говорить», — почти одновременно с ней произносит Сакура и смеется. — Я помню, Ино. Спасибо. — Если будешь волноваться — начинай дышать, — тут же советует Ино. — Считай вдохи и выдохи! Если устанешь, скажи... скажи, что у тебя еще и свидание в этот день! А можешь в начале сказать ей, что у тебя на встречу не больше часа. Ханаби очень обязательная, она не станет тебя задерживать. Тебе будет сложно поддерживать разговор... но ты можешь свести разговор на тему соулмейтов! А еще у тебя же потеряна память! До этого ты, например, жила далеко от большого города... Как же Ино хороша в том, чтобы помогать в человеческих разговорах. Становится меньше тревога, просыпающаяся от мысли, что придется оказаться с Ханаби один на один. Сакура кивает. Спохватываясь, подтверждает вслух. — Спасибо, — благодарит она, смотря на босые ступни. — Ты хорошая учительница. — Пожалуйста и спасибо, — в голосе Ино звучит гордость собой. — Как твои дела? Твой соулмейт еще ничего не говорил о том, что кто-то нашелся… — Ничего, я тоже жду, — вздыхает Сакура. — А я... хожу по улице. Пока с Мадарой. Но думаю, что со временем я научусь и сама! Только светофоры... пугают. — Ты молодец, — подбадривает весело Ино. — Как, привыкается? Ах если бы. — Не очень, — она признается без особенного желания. — Ино, у меня есть… немного вопросов. Я хотела спросить, как… как люди разбираются в отношениях? Я имею в виду... есть что-то, что мне стоит знать? Я думаю, в отношениях еще больше сложностей, чем без них. Как… точнее, можно ли как-то заранее разобраться? Вчерашний день и ночь, когда Мадара спит рядом с ней, когда он не демонстрирует раздражение после глупого поступка с красками, когда сегодня ждет чего-то, придерживая ее руку на своей груди... Воспоминания оказываются неудобными, они пробираются в мысли — не получается ни почитать, ни подумать. Внутри замирает, как перед тем, как нарушить баланс и сорваться в многоэтажную пустоту. А она всего-то думает о Мадаре! Даже не о мерзкой девушке с родинкой!.. Гнать это от себя и надеяться разобраться попозже — не помогает. И… если не помогает… Сакура с замиранием сердца готовится встретиться с новым тяжелым пластом знаний. — Хороший вопрос, — Ино вздыхает, и кто-то на фоне громко кашляет. — У тебя практический интерес или так? Приходится рассказать безобидную часть: ей страшно не предусмотреть, страшно ошибиться и оказаться в ситуации, в которой пойдет не так всё. — Мне сложно делать вид, что все как раньше, — вдобавок признается подруге она и кусает губы. — Я не знаю, как это объяснить… Я хочу поговорить, но мне кажется, что Мадара... что он... как объяснить?.. что он посмеется? Молчать сложно, но выяснять не по себе. Я почти понимаю, что чувствую... но я не могу об этом сказать. Соулмейт занят на кухне — все еще занимается чем-то на ноутбуке. Он точно не станет подслушивать, да и... Мадара, который будет подслушивать? Это не про него. Поэтому она несмело озвучивает то, что кажется ей неразрешимым. — Сакура, — мягко говорит Ино, несмотря на то, что похоже находится посреди оживленного движения, — если он посмеется, ты можешь бросить его и переехать ко мне. А если нет? Жизнь станет на каплю проще, если вы поговорите. Что бы он ни сказал, ты будешь знать точно. Хорошо? Ты не предусмотришь всего. Это невозможно! Идеальный план проваливается. — Тогда я могу ошибиться!.. — расстроенно пинает воздух Сакура. — Ты ошибешься. Даже не один раз — много раз. А еще ошибаться будет и он. Но если вы через это пройдете, — подруга тяжело вздыхает, — считай, ты спустилась не зря. Ошибаться — это по-человечески. Неприятно? Страшно? Ну и что? Ты можешь попытаться и ошибиться, а можешь ничего не делать и тоже ошибешься. Разница в том... в первом варианте ты что-то сделаешь, и это уже будет победой! Похоже, что она права. Но... но как все-таки люди справляются с тем, что могут ошибиться? Как часто им приходится решать такие вопросы? Если посмотреть на Ханаби и Шикамару, можно заметить, что некоторые люди слишком боятся что-то решать... Должна ли она, считающая себя лучше и честнее людей, поступать, как они? И заслуживает ли она сама — молчания? — Ты не обязана разбираться с этим, как только положишь трубку, — словно чувствуя сомнения, добавляет Ино. — Но... вы и так многое обсуждаете. Однажды вам придется обсудить это тоже. Мадара не относится к тебе пренебрежительно, не отнесется и сейчас. И ты не относись пренебрежительно ни к нему, ни к себе. Сакура замирает. Слова Ино вспарывают что-то плотное внутри. Нельзя назвать ощущение приятным. Она будто надавливает на слой, за которым Сакура прячет нежеланные мысли. — Я постараюсь, — говорит она, чувствуя, что во рту пересохло. На кухне шумит вода и слышится звук шагов. Сакура вскидывает взгляд и внимательно прислушивается. — Постарайся, — легко разрешает Ино. — Спроси у него, чего он хочет от ваших отношений. Спроси у себя то же самое. Вы разбираетесь с тем, что он мудак, с твоим нечеловеческим происхождением... а, я совсем забыла о твоем нулевом знании о жизни людей! Если вы разобрались с этим, то и с отношениями разберетесь. Но... Сакура, ты говорила, что хочешь жить одна. Твой соулмейт принял это? В отношениях это имеет значение. Ох, Ино! Почему она всегда попадает в то место, которое хочется ото всех спрятать? Сакура вздыхает: — Он еще не знает... я скажу, но я не знаю... я боюсь, что он не примет. Контролирующий и всезнающий Мадара, согласится ли он на такое? Что будет, если не сказать? — Стоит узнать, — подсказывает Ино. — Если он закатит скандал и сделает тебе больно специально... ты знаешь, где я живу. — Знаю, — Сакура подтверждает с улыбкой. — Но, Ино, разве ты не занята Тобирамой? Вы поговорили? Ино издает внушительный саркастичный смешок. Кажется, что-то пошло не так?.. — Отлично! Мы почти расстались. Он с чего-то решил, что... не поверишь! Что чем меньше я знаю, тем лучше! Сказал, что для моего же спокойствия! А как взбесился, когда я его послала!.. Нет, хватит с меня, если он так продолжит... Я никому не позволю обращаться со мной, как!.. Как с подопечной! Тобираме не позавидовать, но он виноват в этом сам. Умалчивать что-то, ради сомнительного спокойствия, было таким... глупым. Сакура хлопает ресницами, внезапно соотнося мысли со своей ситуацией. Кажется, она понимает... — Он так уже делал, — напоминает она подруге, удивляясь тому, как действие Тобирамы ее задевает. — Это глупо и нечестно. — Я так ему и сказала, только другими словами, — гордо подтверждает Ино и ойкает. — Так!.. Давай попозже поговорим, хорошо? Я сейчас спущусь в метро, там будет такая давка. — Хорошо, — Сакура соглашается с неохотой, она не против послушать о том, как ошибается Тобирама, и вовремя вспоминает: — Ты мне очень помогла, Ино, спасибо. — Это моя обязанность как подруги, — польщенно отвечает Ино. — Мне тоже приятно, что ты меня выслушиваешь! Сакура улыбается еще несколько минут после того, как разговор кончается. Ино полезна для нее больше, чем сама Сакура для Ино. От этого не очень комфортно. Но она не может ничего сделать — Ино живет среди людей шесть лет, ее не нагнать за короткий срок. И Сакура не уверена, что сможет ей чем-то помочь даже спустя шесть лет жизни тут. Подруга останется впереди. Возможно, во всех вопросах. Но Сакура не менее упрямая и любопытная, чем она. Даже если спускается не из любопытства, а принудительно. Ее якорем становится Мадара. Мадара, с которым нужно обсудить происходящее между ними. Становится невыносимо балансировать на невидимой линии. Все смешивается, а сам соулмейт поддается этому так же, как и она. Ино права: нужно обсудить это. Но Сакура, прислушавшись к шагам на кухне, малодушно открывает учебник. Она поговорит, обязательно. Когда сможет думать об этом без замирания как перед прыжком.