***
Ярина проснулась одна и некоторое время лежала, закрыв глаза, прислушиваясь. Её очень хотелось услышать, как любимый мужчина ходит по дому, дышит, живёт. Но было тихо. — Светлан, — позвала она, никто не отозвался. Может быть, он во дворе? Ярина встала, оделась, умылась, заплела волосы и укрыла голову серым платком, думая о том, что скоро сменит его на цветной замужний. И бусы будет носить, и юбку нарядную… Во дворе Светлана тоже не было. Ярина с сомнением посмотрела в сторону леса. Может быть, он что-то забыл в лесу, но почему не предупредил, что уйдёт? Или он зачем-то пошел в деревню? Ярина несмело пошла к ближайшему дому. Сосед о чём-то ругался с женой, а когда увидел подошедшую к плетню травницу, обратился к ней. — Ярина, ты случаем вчера не видела: у сарая я топор оставил или где? — Нет, не видела, — покачала головой Ярина. — А что случилось? — Да вот помню, что у сарая оставлял, а сегодня смотрю — нет его там. Моришке говорю: «Ты куда топор дела?», а она говорит, что никуда не девала… «Если бы видели, как Светлан вышел из моего дома, спросили бы, кто и откуда…» — подумала Ярина, ещё раз сказала, что ничего не знает про топор и пошла к себе. На душе было тревожно. Ведь не мог он уйти просто так? Или мог? Не зная, куда себя деть, она схватила корзину и решила пойти в лес. В корзине лежал листок бумаги, который она туда не клала. Ярри, славная моя… Кто ещё это мог написать, как не он? Смотрю на тебя спящую и не могу наглядеться, такая ты красивая. Одел бы тебя в шелка и жемчуга, дом бы тебе большой и крепкий построил, прожил бы с тобой всю жизнь, защищал бы от всех бед. Да не получится, радость моя. И так, и эдак смотрел, не получится… Ярина покачнулась и осела на лавку, продолжая читать. Моё прошлое пришло за мной, и мне от него не спрятаться. Единственное, что могу, это уйти подальше, чтобы вас с малышом оно не коснулось. Не ищи меня, если смогу, вернусь, а не смогу… значит, не заслужил… Как не заслужил? Да ведь он ей жизнь вернул! Как теперь жить-то без него? Не плачь по мне, не стою того, только сердце твоё растревожил и сгинул. Была возможность правильно жить, не хотел, а как захотел, так и возможности не стало. Всё бы отдал, чтобы не оставлять тебя с ребёнком одну, да ничего у меня нет, кроме жизни, да и ту скоро заберут… Да что же он пишет такое? Ведь не может такого быть, чтобы… И какого ребёнка всё время упоминает? Не может быть у неё ребёнка. Ведь не может? Никому не говори обо мне. Вчера нас никто не видел, сегодня тоже уйду незаметно, письмо сожги… Не сожжёт! Никогда! ...или спрячь хорошо. Никому не показывай. Они ещё придут, будут обо мне расспрашивать, нельзя чтобы о тебе узнали. Береги себя, любимая моя… Горло начинало перехватывать от еле сдерживаемых чувств. Страх мешался с болью и сковывал грудь, не давая дышать. Люблю тебя, душа моя Яррини. Не было у меня большего счастья, чем ты. Всякое было, а счастья не было. Один час с тобой слаще всей моей прошлой жизни. Убереги тебя Боги ото всякого зла. Пожалуйста, будь счастлива, живи и радуйся. Сокровище моё, свет мой, жизнь моя, прости меня, недостойного... Нет, нет, нет! Не может такого быть! Он не может её покинуть! Зачем же так? Только показали счастье и уже отбирают! Он вернётся! Он не может не вернуться! Помнишь тот раз, когда я поднял тебя на руки и три раза обошел вокруг костра? Ты спросила: «Зачем?», а я ответил: «На удачу»… Конечно она это помнила, ведь после он спросил, распустит ли она для него волосы. Так спросил, что стало ясно, в его землях это означало то же самое, что и у них: женщина распускала волосы только перед тем, с кем хотела лечь в постель. Ярина расплетала дрожащими руками косу и переживала о том, как всё будет. Переживала ровно до того момента, как Светлан её обнял… Это было совсем не то, что делал с ней муж, это было совсем по-другому. Она забыла обо всём, даря Светлану свои первые стоны любви, потеряла и нашла себя заново, уже другой, красивой, сильной, счастливой… Я соврал тогда. В наших краях это значит взять женщину в жены. Я не сказал тебе этого, потому что мне было стыдно, что не могу дать тебе большего, не могу как следует тебя нарядить, накрыть пир на весь мир, и праздновать обретение своего счастья три дня. Я собирался взять тебя в жены по вашему обычаю и тогда сделать всё как положено, чтобы вся твоя деревня видела, что ты вышла замуж. Но не успел. Прости меня, жена моя, любимая, родная. Деревце ты моё стройное, глаза у тебя как листва зелёные, волосы цвета самого дорогого дерева, а кожа нежная и светлая как яблоневые цветы по весне, щёчки розовые, как яблочки, а губы сладкие, как яблоневый мёд, что ты мне приносила… Ярина перечитывала письмо снова и снова. Потом бросалась в домашние дела, чтобы хоть как-то отвлечься от неутихающей тревоги в сердце. Потом снова бралась читать, и когда чувства зашкаливали, и ничего уже не было видно от слёз, возвращалась к делам. Дел скопилось немало, учитывая, что всё лето она провела в лесу, домой добираясь только чтобы поспать и набрать еды для себя, и для него. Где он? Что с ним? Что ей делать? Ничего он ей толком не объяснил про себя, только велел затаиться и притвориться, что знать ни о чём не знает. И про то, что любит написал… И про ребёнка, которого не может у неё быть… Или может? Светлан всегда всё верно угадывал, неужели и тут правда? И смерть свою тоже увидел? Нет, только не смерть! Он жив! Он со всем справится и вернётся! Вот только что-то тоскливо ныло внутри…***
— Тётка Ярина! — прозвучал снаружи мальчишеский голос. — Что такое, Алектий? — вышла она на крыльцо, вытирая руки полотенцем. — Там это… мужики из лесу вернулись с телегой, говорят, писарь нужен… — Ладно, — Ярина вернулась в дом, взяла сумку с писчими принадлежностями, и почти побежала вслед за шустрым Алектием, — А зачем писарь-то нужен? — Не знаю, — пожал плечами мальчишка, непослушный вихор справа на его голове торчал дыбом, как ни причёсывай, как ни мочи водой, всё равно топорщился. — Мужики никого к телеге не пускают, и толком ничего не говорят. А дядька Юдий сказал, что письма писать нужно в другие деревни и в город тоже… «Письма, так письма» — подумала Ярина и прибавила шагу, Алек норовил побыстрее вернуться туда, где происходило самое интересное, а то вдруг что-нибудь без него случиться, все видели, а он — нет. Посреди деревни собралась толпа: в середине стояли мужики, вокруг бабы и дети — все шумели и переговаривались. Ярина не очень вслушивалась, была в своих мыслях и тревогах, мимодумно подошла к телеге, перед ней расступились… Первое, что увидела: изувеченную руку и порванный рукав с её вышивкой. Взгляд метнулся выше по недышащей исполосованной ранами груди, по грязной и будто горевшей рубахе к вороту… головы не было… Но это был он, её Светлан, узнала тут же… Тихо вскрикнула и зажала себе рот руками. И поняла, что знала, ещё утром знала, когда позвала его, а он не отозвался… Рухнула бы на землю, если бы Юдий не подхватил под локти и не оттащил в сторону. — Какого лешего бабу пустили? — рявкнул он на мужиков. — Так писарь же… — начали оправдываться те. — Ты сам сказал, что письма писать нужно… — Писать-то нужно, но показывать зачем? Мужики виновато пожали плечами, мол, не подумали. — Я могу написать, — вышел из толпы Дарик, самый старший из её учеников, ему весной стукнуло семнадцать, и невеста у него уже имелась. — Я почти без ошибок пишу, — добавил он смущённо. — Пиши, раз так, — вздохнул Юдий и передал Дарику сумку Ярины, а саму Ярину сдал подошедшей к ним Зояре, целительница-то перепуганной бабе лучше поможет. Ярина же вцепилась в его рукав и дрожащим голосом спросила: — Юдий, а кто это? Пусть думает, что она не знает. Светлан об этом просил. — Не знаю, не из наших точно, может, из соседней деревни откуда. Напишем туда, вдруг это чей-то сын или муж. — А его что, пытали? — всхлипнула она притворно-жалостливо, как глупая баба, которая любит иногда про страшное послушать, чтобы понарошку испугаться. — Пытали похоже. — А голова где? — Не было головы, искали не нашли. — Страшно-то как! А кто же его так? Неужели разбойники? — Может, и разбойники. Прости, Ярина, что не уследил, и ты это увидела. Она только рукой махнула, вроде, чего уж? Бывает. Тем временем Дарик достал бумагу и перо, пристроился у телеги и приготовился писать. — Дай-ка я гляну, — пробурчала Зояра и неспешной старушечьей поступью подошла к телеге, мужикам, которые преградили ей дорогу, сказала: — Не бойтесь, меня смертью не напугаешь. Мужики расступились, знахарка потопталась вокруг телеги, осмотрела безголового мертвеца так и эдак, потрогала даже, а потом заговорила: — Пытали его, да. Пальцы ломали, калёным железом жгли… Но своего не добились, ничего он им не сказал, сердце не выдержало, отмучился. А голову уже после отсекли… Сильный мужчина был… Ярина слушала это всё с каменным лицом. Такое лицо она хорошо умела держать, в прошлой жизни только этим и занималась, прятала свои настоящие чувства от людей, которые вытирали об неё ноги… И вот пригодилось умение. Но на неё мало обращали внимание, деревенские были заняты обсуждением произошедшего. — Поляна вся в крови была… — сказал один из нашедших тело охотников. — Топор вот рядом валялся, — сказал второй и достал окровавленный топор из телеги, держа его за рукоять через тряпку. — Ох! Это же наш топор! — воскликнула соседка Ярины Морика и повернулась к мужу. — Вот! Я же говорила, что не девала его никуда! — Красивая ты у меня, — с досадой вздохнул мужик и под пристальным взглядом старосты начал рассказывать про то, как не нашел с утра топор. Много чего ещё происходило. Кто-то куда-то ходил, Дарик писал письма в соседние деревни и в город воеводе, всё-таки не простая смерть, а жестокое убийство произошло. Староста запретил женщинам и детям ходить в лес, да и мужикам велел быть осторожнее, если разбойники объявились, жди беды. Также Юдий снарядил нескольких парней, чтобы срочно ехали в город и соседние деревни с письмами. Тело несчастного было решено обложить льдом и оставить дожидаться воеводу, пусть своими глазами посмотрит, и, если что, разберётся.***
Ярина на следующий день сказалась больной и из дома не выходила. Зояра отпаивала её успокаивающими травами и сетовала на излишнюю впечатлительность подопечной, рассказывала, что приезжал воевода, прочесал с отрядом леса, и душегубов они не нашли. Из соседних деревень пришли ответы: никто у них, слава Богам, не пропадал, ни парни, ни девки, и из чьего рода может быть погибший, тоже никто не знает. Похоже, пришел издалека… Ярина никак не реагировала на эти новости. На третий день воевода дал разрешение предать тело огню, как подобает. Деревенский жрец рассказал всем, как плохо человеку умереть на чужбине, без родных и близких, которые должны подобающим образом проводить в последний путь. Таким образом, чтобы несчастный обрёл покой и не шастал по округе неприкаянным призраком, его надо похоронить как родича. Наслушавшись этого, к погребальному костру пришла вся деревня. Ярина стояла в первых рядах, и увидев, как люди, от которых она отгородилась стеной, искренне плачут и скорбят по её любимому человеку, всё им простила. Она же сама не проронила ни слезинки, без всякого выражения на лице смотрела на пламя, сжигающее тело того, кто ещё два дня назад обнимал её и шептал, что любит… Дома она всю ночь выла в подушку и дрожала под тёплым одеялом, без Светлана снова стало холодно и темно.