Чешуя Змеедевы

— Госпожа Змейка-а! — летело по всему лесу на этот раз не с радостью, а с тревогой. «Надо же, всё-таки есть у него чувство страха…» — думала Арриши заползая дальше под куст. И как он её нашел? Ведь и не скажешь теперь, что бестолковый… И какой же он шумный! Уже совсем близко. Арриши, превозмогая боль, чуть передвинула хвост, чтобы его точно не было видно, и неожиданно потеряла под ним опору. Куст, под который она бросилась, едва услышав, как Хиван её зовёт, как оказалось, рос на краю большого оврага, и туда-то она сейчас и падала, вскрикнув от неожиданности и хватая руками ломкие колючие ветви. Только ладони исцарапала, и по почти отвесному склону скатилась вниз. Конечно же, он услышал. Но Арриши было уже всё равно, ей хотелось свернуться на дне оврага калачиком и как следует разреветься. Что ж за день-то за такой? Хиван спрыгнул к ней одним махом, хотя высота была в полтора человеческих роста. А не слишком ли он ловкий для простого деревенского пастуха? — Госпожа Змейка! Что с вами? — Уходи! — хныкала она, отвернувшись и прижимая к груди раненые руки, сил не было даже на то, чтобы сесть. Парень будто не слышал. — У вас хвост… — сказал он, с беспокойством её разглядывая, хвост был на месте, только цвет стал чуть светлее. — А там что тогда? Он указал наверх, откуда она скатилась. — Это я старую кожу сбросила! Змеи так делают, если ты не знал! — А, ну да. Фух, как гора с плеч! А то я испугался! А почему вы плачете? — Уходи! Всё из-за тебя! — Простите… я не хотел… не думал… — Насчёт «не думал» это точно! — прошипела она, а потом сама же устыдилась. Как он будет думать, если у него в голове не пойми, что творится? Штаны с рубахой не путает, и то хорошо. — Съели бы меня и не мучились! — насупился Хиван. — Да не могу я никого есть! — Почему? Вы болеете? — Хиван снова забеспокоился, наклонился к ней, а потом и вовсе опустился на четвереньки. — Матушка моя, когда заболела, тоже ничего есть не могла… А потом ушла на небо… Последние слова он произнес так, что Арриши ничего не оставалось, как застонать от бессилия, посмотреть на него и сказать, чтобы перестал переживать: — Я не умру… По крайней мере не от этого… — И не уйдёшь?.. Не уползёшь, то есть? Уже и на «ты» перешел… А что? Пребывание в одном овраге сближает людей и нелюдей… Арриши нервно захихикала. — Куда я уползу, если не могу ползти? — Почему не можешь? — Чешуя новая, не окрепла ещё. Больно… И руки болят, и спина, которой она во время падения ударилась о какой-то выпирающий из земли корень, тоже болит. Только бы не расплакаться снова… Змеелюди очень сильны, выносливы и практически неуязвимы, а уж способные на боевую трансформацию, так вообще! Тонкую на вид чешую не повредить никаким оружием, движения быстры и точны, гибкость и сила в несколько раз превосходит человеческую, если добавить способность превращать волосы в змей, к такой твари ни с какой стороны не подберёшься. Но всё это компенсируется тремя днями уязвимости после сбрасывания старой кожи раз в семь лет. Для того и вспышки гнева: запугать всех так, чтобы в ближайшее время никто и близко не подходил. «Слабость нам даётся, чтобы мы поумерили свой эгоизм и нашли тех, кому сможем довериться» — говорила бабушка Шаани. Как же Арриши её сейчас не хватало! Прижаться бы к ней сейчас, почувствовать, как обнимает, гладит по голове, ласково шепчет: «Риш, девочка моя, маленькая моя змейка…». Не время сейчас вспоминать и тосковать, надо взять себя в руки и спасать свою жизнь… Нет, парня можно не бояться, он ничего плохого не сделает, самое большее, опять ерунды какой-нибудь наговорит. Но он может рассказать другим о её слабости, а другие придут и убьют… «Великий Шеша, что мне делать?» Воспользоваться возвратным кольцом? Это на крайний случай… А сейчас надо как-то спровадить деревенского приставалу и найти хоть какое-то убежище. Каждое движение хвоста по земле сопровождалось болью, но деваться некуда. — Тебе надо домой. Когда болеют, лежат дома, — назидательно сообщил Хиван. — Знаю! — Я тебя отнесу. — Не сможешь, я слишком тяжелая. — Правда? — У змеелюдей кости прочнее и тяжелее человеческих, а ещё хвост в два с половиной человеческих роста… Ты что делаешь?! — Потяжелее коровы, конечно… — задумчиво изрёк парень, поднявшись на ноги и взвешивая змеюшку на руках. — Пойдём? И косу подбери, а то по земле волочиться будет. Прикосновение к царской дочери… А не всё ли равно сколько раз он мертвец? Арриши вздохнула и морщась от боли в исцарапанных руках, перекинула косу через плечо и начала убирать с неё приставшие травинки. Хиван, как обычно сияя улыбкой, пошел по дну оврага в обратную сторону. — Мои вещи! — вдруг встрепенулась Арриши и чуть ли не спрыгнула на землю. — Коровы поспокойнее будут, тут ты больше на козу похожа, — услышала она, пока Хиван ссаживал её на траву. — Сейчас принесу. Вот понятно, что не хотел обидеть, но мысленное: «Сам баран!» у неё в голове всё же прозвучало. Парень быстро нашел в кустах котомку, повертел в руках, потом, сообразив, надел её себе на спину. Арриши внимательно наблюдала за ним, чуть склонив голову: не сходится, всё в нём не сходится, противоречие на противоречии… — Кто ты? — спросила она, когда он снова поднял её на руки и понёс. — Я — Хиван, пастух. Ты забыла? Это ничего, я тоже много чего забываю, но все уже привыкли… — Что ж меня-то не забыл? — Ну, важное-то я не забываю… — Кто были твои родители? — Мать — Ярина-травница, она вдова была, а отца я не видел, он до моего рождения погиб. Мама говорила, он был хороший. — И красивый? — Ага. — И сильный? — Ага. — И не из этих мест? — Откуда ты знаешь? Ты волшебная? Голубые глаза снова смотрели на неё с восторгом. Арриши на секунду смутилась, а потом взяла себя в руки. — Ты не похож на других жителей деревни… — начала было объяснять она. — Да! Ты и это знаешь? Ты точно волшебная! А когда ты поправишься, ты меня съешь? «Не опять, а снова! Проще съесть, чем объяснить, что не хочешь!» — Арриши застонала и закрыла лицо ладонями. — Что-то болит? — тут же забеспокоился Хиван. — Потерпи немножко, госпожа Змейка, тут рядом родник, сейчас дойдём, ручки твои помоем и полечим. Не плачь, пожалуйста. Так сильно больно, да? Нет, больно почти не было. Всё ещё ныли руки и спина: после сбрасывания старой кожи регенерация шла медленнее, все силы организма тратились на то, чтобы как можно быстрее упрочнить новую чешую. Сам хвост почти не беспокоил, хотя большая его часть скользила по земле, но это было не то же самое, что ползти самой, давление куда меньше. Да и не плакала бы она от боли, боль можно перетерпеть. Но сейчас, когда растеряна, уязвима, расстроена, вдруг встретить чужое искреннее беспокойство и заботу… Слёзы сами потекли из золотых глаз, не помогал ни стыд, ни напоминания, что царская дочь всегда должна держать лицо.