***
POV Лето Атрейдес (копия) Я стоял в атриуме дворца, изучая записку под светом единственного горящего светильника, плавающего в воздухе. До рассвета оставалось несколько часов, и я делал вид, что ощущаю неимоверную усталость, играть необходимо было так, чтобы поверили все. Записку только что принес гонец от фрименов — вручил ее охраннику на внешнем посту, как только я вернулся с полевого командного пункта. В записке было сказано только: «Столб дыма днем, столб огня ночью» Подписи не было. Что бы это значило? Посланный ушел, не дожидаясь ответа, и его не успели ни о чем спросить. Он просто растворился в темноте, как туманная тень. Я сунул записку в карман мундира. Показать ее Хавату всё равно не успею, но так было надо. Я отбросил со лба прядь волос, глубоко вздохнул. Как будто мало было дел с обороной, пришлось провести еще нелегкую, беспокойную беседу с Хаватом: тот докладывал о своей встрече с Джессикой. — /Иду в технические помещения/, — мысленно сказал я всем, кто меня понимает. — /Продолжаю играть в канон/. Я остановился у служебного коридора — оттуда, из этого служебного коридора, доносились странные, похожие на мяуканье звуки. Уже знаю, что я там увижу. Я бесшумно крался по служебному проходу, проклиная про себя тусклое освещение. Здесь, с промежутками в восемь метров, висели самые маленькие плавающие светильники, притом прикрученные до минимума. Темные каменные стены поглощали почти весь свет. В полумраке я увидел впереди какую-то темную тень на полу, протянувшуюся через весь коридор. Я тихо подошел к тени и увидел человека, лежащего лицом вниз на каменном полу. Держа нож наготове, я перевернул тело и нагнулся рассмотреть в тусклом свете лицо. Это был контрабандист Туек, и на груди у него темнело большое мокрое пятно. Из мертвых глаз смотрела пустая темнота. Не задавая себе дурацких вопросов, я просто оживил его и вернул душу в тело, прошло не больше часа, с тех пор как он умер. Проморгавшись Туек в ужасе посмотрел на меня. Я же, приложив палец к губам отправила его в сиетч Табр, Стилгар ему всё объяснит. Мяукающий звук здесь слышался громче. Он доносился из бокового прохода впереди — этот проход вел в центральную комнату, где установили главный силовой генератор дома. Все еще держа руку на выключателе щита, хотя для меня это бесполезно, что он будет включен, что нет, сжимая кинжал, я обошла место где лежало тело и создала проекцию, проскользнула по коридору и осторожно выглянула из-за угла, пытаясь рассмотреть генераторную. Там, в нескольких шагах, на полу темнела еще одна тень. Тень мучительно медленно ползла в мою сторону, бормоча что-то и судорожно, со стоном, хватая ртом воздух. Я бросилась к ползущей фигуре, наклонилась к ней. Это была Мэйпс. Ее лицо было закрыто рассыпавшимися волосами, одежда в беспорядке. По спине и по боку тянулась темная, тускло отсвечивающая полоса. Ее глаза, скрытые тенями, казались пустыми черными провалами. — Вы… — выдохнула она, играя свою роль, она согласилась с нашими планами, но выключать её из сценария было бессмысленно. — Охрана… убили… послала… за… Туеком… спасти… миледи… вас… вы… здесь… нельзя… — Она упала, ударившись лицом о камень пола. Я попробовала нащупать пульс в височной артерии — пульса не было, взглянув на темное пятно, я начала подниматься на ноги, и увидела отскочившую иглу-дротик и усмехнулась. В открытой двери генераторной стоял Юйэ. В свете более яркого светильника — над дверью его лицо отливало желтизной. Из генераторной не слышался характерный гул генераторов — они были отключены. — Ну здравствуй предатель, — усмехнулась я, превращаясь в себя обычную. — А где герцог? — спросил он спросил в ужасе глядя на меня. — В сиетче Табр, — ответила я, — уже два дня, с тех пор как вышел с банкета. — А почему ты мне об этом рассказываешь? — спросил он. Я же в этот момент оживляла Мэйпс. — Паула, — набросилась она на меня и разглядывала своё помолодевшее тело, я же фыркнула и поцеловала её. — Мм… — Я открою портал в сиетч Табр, — сказала я, — и хорошо, я не буду заставлять тебя проходить через это в будущем. Кивнув Мэйпс ушла в портал. — Что же касается тебя, предатель, — сказала я, создавая его копию, — ты отсюда не уйдешь. Взглянув на полную свою копию Юйэ, казалось лишился опоры. А копия, вломившись в его сознание получила всё, что необходимо было знать о происходящем. Убив Юйэ безболезненной авадой я отправила его в пространственный карман, как будет время оригинал создаст что-нибудь из этого тела. END Pov POV Джессика Я проснулась в темноте, ощущая, как тяжелое предчувствие наполняет мертвую тишину вокруг. Я не могла понять, отчего мозг и тело так вялы и тяжелы, но почувствовала, как мутации, превращающие меня в терранку вычищают организм и тут увидела Паулу. Она приложила палец к губам и создала мою копию, которая лежала рядом со мной, а потом просто разорвала путы и вытащила кляп и приложила палец к губам. — /Мама/, — сказала она мысленно, когда мы ушли в невидимость, — /канон случился, Юйэ предал нас, у нас примерно полчаса до прибытия «актеров»./ Кивнув я посмотрела куда показывала дочка. — /Переодевайся/. Сняв с себя ночную рубашку, я переоделась в дистикомб и только после этого увидела, что Паула стоит рядом со мной в каком-то странном серебристом костюме. — /А теперь ждем/. И тут мы увидели тушу барона, вплывающую в комнату. — Вы уже пришли в себя, — прогудел он своим густым басом. — Не надо притворяться. Моя копия открыла глаза. Над ней возвышался барон Владимир Харконнен. Это была та подвальная комната, где оборудовали спальню для Паулы. Я увидела и походную койку — пустую. Свет исходил от плавающих ламп, принесенных охранниками барона, вставшими у дверей. Коридор был освещен так ярко, что не будь я частично терранкой, мне бы было больно смотреть в сторону двери, а так ничего особенного, несколько охранников и какой-то мужчина с женоподобным лицом. Копия подняла взгляд на моего отца, хотя я его таковым не считаю, просто понадобились его гены и всё, а моя мать при этом его ещё и заразила. Выпуклости под желтым плащом выдавали портативные силовые генераторы, поддерживавшие могучую тушу, ангельски розовели жирные щеки под черными паучьими глазками. — Доза наркотика точно рассчитана, — пророкотал он. — Мы с точностью до минуты знали, когда вы очнетесь. — Как жаль, что нельзя освободить вас от кляпа, — заметил барон. — У нас могла бы состояться очень интересная беседа. Паула мысленно фыркнула, я тоже подумала, что было бы, если бы барон узнал о том, что мы уже освободились. Барон, полуобернувшись, бросил в коридор: — Питер, войди. Раньше я никогда не видела человека, вошедшего и вставшего рядом с бароном. Но я узнала его лицо, узнала и самого человека. Это был Питер де Врийе, ментат-ассасин. Теперь я изучала его: ястребиные черты, сплошь синие глаза, судя по которым он мог бы быть уроженцем Арракиса, однако движения, поза — в мельчайших деталях, заметных внимательному взгляду, сказали мне, что это не так. К тому же его тело было слишком уж хорошо напитано водой. Высокий, худой, несколько женоподобный. — Да, жаль, жаль, дорогая леди Джессика, что мы не можем побеседовать, — продолжал меж тем барон. — Но я знаю, на что вы способны. — Он глянул на своего ментата. — Верно, Питер? — Да, мой барон, — отозвался тот. У него оказался тенор. Тенор, от звука которого по спине пробегал холодок. Раньше мне не приходилось слышать такой морозящий голос. Для всякого, обученного приемам Бене Гессерит, этот голос звучал точно крик: убийца! — А знаете, у меня для Питера есть небольшой сюрприз, — сообщил барон. — Он-то полагает, что явился сюда, чтобы забрать свою награду, свой трофей. То есть вас, леди. Однако я собираюсь продемонстрировать, что на самом деле вы ему не нужны. — Вам угодно играть со мной, барон? — спросил Питер. И улыбнулся. Я изумилась, что при виде этой улыбки барон не схватился за оружие и не отпрыгнул от этого Питера. Хотя, поправила она себя, барон не мог прочесть эту улыбку, у него не было нужных для этого навыков. — Питер во многом наивен, — сказал барон. — Вот, к примеру, он не желает понять, насколько вы опасны, леди Джессика. Я бы продемонстрировал ему это — но к чему бессмысленный риск? — Барон улыбнулся Питеру, чье лицо превратилось в неподвижную маску ожидания. — Я же знаю, чего хочет мой Питер на самом деле. А Питер хочет власти. — Вы обещали мне ее, — проговорил Питер. —Женщину. — Его голос утратил какую-то часть своего ледяного спокойствия. Я же, слыша заметные здесь только мне и Пауле угрожающие нотки в голосе Питера, внутренне посмеялась, мне он теперь был не страшнее мухи. Как сумел барон превратить ментата в животное, в такое чудовище? — Но я предлагаю тебе выбор, Питер, — сказал барон. — Что за выбор? Барон прищёлкнул толстыми пальцами. — Либо эта женщина и изгнание из пределов Империи — либо принадлежавшее Атрейдесам герцогство Арракийское, которым ты будешь править от моего имени по своему усмотрению. Я видела, как паучьи глазки изучают Питера. — Ты можешь быть герцогом здесь, Питер, — сказал барон. — Во всем, кроме только титула. Барон не сводил взгляда с ментата. — Ты должен понять, чего хочешь, Питер. Ты хочешь ее потому лишь, что она была женщиной герцога. Символом его власти — прекрасной, полезной, великолепно тренированной для своей роли. Но — герцогство, Питер! Целое герцогство! Это куда больше, чем символ. Это уже реальность. Реальность, которая может дать тебе много женщин… и куда больше того. — Вы не смеетесь над Питером? Барон развернулся к нему с той легкостью, которую давала ему силовая портупея. — Смеюсь? Я? Не забудь, что я и Фейд-Раута отказались от девчонки. Или ты забыл, что рассказал изменник о подготовке этой девки? Они оба, и мать, и дочь, смертельно опасны. — Барон улыбнулся. — А сейчас я должен идти. Я пришлю стражника, которого оставил пока в коридоре: Он глух, как камень. Ему приказано сопровождать вас двоих на первом этапе твоего изгнания. Если он увидит, что эта женщина начинает подчинять тебя, берет над тобой контроль, — он приведет ее к покорности. Он не позволит тебе вынуть ее кляп до тех пор, пока вы не покинете Арракис. Если же ты сделаешь другой выбор… тогда и его приказ меняется. — Не нужно его звать, — сказал Питер. — Я уже выбрал. — Ах-хах!.. — фыркнул барон. — Такой скорый выбор может означать лишь одно. — Я беру герцогство, — объявил Питер. Я подумала: неужели он не понимает, что барон обманывает его?! Хотя — как ему понять? Ведь он — порченый ментат! Разум его извращен… Барон взглянул вниз, на меня. — Разве не чудесно, что я так хорошо знаю Питера? Я побился об заклад со своим начальником стражи, что Питер сделает именно такой выбор. Ха! Ну что ж. Я ухожу. Так будет лучше. Да, гораздо лучше. Надеюсь, вы меня понимаете, леди Джессика. Ненависти к вам у меня нет. То, что я делаю, — я делаю по необходимости. Так будет лучше. Да. Потом, собственно, я ведь не приказывал уничтожить вас. Когда меня спросят о том, что случилось с вами, я смогу вполне искренне пожать плечами. — Значит, вы оставляете эту работу мне? — спросил Питер. — Стражник, которого я пришлю, выполнит твои приказы… — ответил барон. — Что бы ни случилось, это будет на тебе. — Он уставился в глаза Питеру. — Да. На моих руках крови не будет. Да. Я ничего не знаю. Ты подождешь, пока я уйду, и только потом сделаешь то, что должен. Да. Ну… а, да. Да. Так лучше. Последний раз взглянув на меня, барон повернулся и вышел. Я проводила его взглядом. Вошли двое стражников в харконненских мундирах. За ними следовал третий, лицо — маска из сплошных шрамов. Он остановился в дверях, держа наготове лучемет. «Это и есть глухой», — поняла я, разглядывая изрезанное лицо. — «Барон понимает, что против всякого другого я могу использовать местную недопсионику». «Резаный», как я назвала его про себя, посмотрел на Питера. — Девчонка снаружи, на носилках, — сообщил он. — Какие будут приказания? Питер обратился ко мне: — Я хотел связать вас угрозой для жизни вашей дочери… но теперь вижу, что это не сработало бы. Я дал было чувствам затмить разум — для ментата это скверная политика! — Он посмотрел на первую пару солдат, повернулся лицом к глухому, чтобы тот мог читать по губам: — Отвезите их в Пустыню, как советовал поступить с девчонкой изменник. Он недурно придумал. Их тела никто не должен найти. — Вы сами не хотите убить их? — переспросил Резаный. — Я следую примеру барона, — ответил Питер. — Итак, доставьте их туда, куда предложил изменник. В голосе Питера я услышала нотки ментат-контроля. «И он тоже боится встречи с Правдовидицей», — подумала я. Питер пожал плечами, повернулся и вышел. На пороге он мгновение помедлил, и я подумала было, сейчас он обернется — бросить на мою копию последний взгляд. Но он вышел не оглядываясь. — Что до меня, то и я не хотел бы встретиться с Правдовидицей после нынешней работы, — пробурчал Резаный. — /Да вы придурки и не встретитесь с ней,/ — услышала я мысленный голос Паулы, — /я лично вас уничтожу/. — Да ты-то вряд ли когда столкнешься с этой старой ведьмой, — успокоил один из стражников. Он подошел к голове моей копии, склонился над ней. — Ну что, если трепаться тут, так мы никогда дело и не сделаем. Берись за ноги, и… — Так, может, кончить их прямо тут? — предложил Резаный. — Пачкаться… — возразил первый стражник. — Разве что ты хочешь придушить их. Я-то предпочитаю делать дело как велено, по-простому. Свезем их в Пустыню, как изменник говорит, там резанем, подманим червя… И следов не останется. — Ну, пожалуй… да, пожалуй, ты прав, — согласился Резаный. Я наблюдала за ними, отмечая необходимое. Резаный сунул бластер в кобуру, взял меня за ноги. Они подняли меня, как мешок с зерном, вынесли из комнаты и бросили на висящие в силовом поле носилки рядом с еще одним связанным человеком. Укладывая, они повернули меня набок, и в десяти сантиметрах от своего лица я увидала лицо копии дочери. Она была связана, но кляпа у неё во рту не было. Её глаза были закрыты, она ровно дышала. END Pov Моя копия еще раз слегка приоткрыла глаза и посмотрела на копию матери. Кто, интересно, сумел схватить ее? Со мной самой все ясно — я легла, приняв данную доктором Юйэ капсулу, сделала вид, что уснула и со стороны наблюдала за событиями, и «проснулась» уже связанной, на носилках при этом сразу же освободилась и создала вместо себя копию. Носилки слегка накренились — харконненские стражники выводили их сквозь двери дома в освещенную звездами ночь, один из силовых генераторов зацепился за косяк. Вот они пошли по песку мы же с Джессикой и моими Рыцарями Смерти шли вслед за ними. Подойдя к орнитоптеру солдаты опустили носилки на землю. — Так что, нам этот топтер брать? — спросил второй стражник и обернулся, чтобы видеть губы второго. — Изменник говорил, что именно он оборудован специально для работы в пустыне, — последовал ответ. Резаный кивнул: — Ладно, только ж это — штабная машина связи. Там, как этих, двоих сунем, места будет только разве еще для двоих… — Двоих хватит, — отозвался его собеседник, подставляя лицо слабому свету приборов, чтобы хорошо читались движения губ. — Мы теперь и сами о них позаботимся, Кайнет. — Барон мне велел удостовериться во всем лично, — возразил Резаный. — А чего ты беспокоишься? — спросил стражник, стоявший по другую сторону носилок. — Все будет нормально. — Она — Бене-Гессеритская ведьма, — объяснил глухой. — Она опасна. — А-а… — Стражник суеверно поднес кулак к уху. — Из этих, значит?.. Ясно. Второй стражник фыркнул: — Так что с того? Мы ж ее скормим червям. А я не думаю, чтоб даже Бене-Гессеритская ведьма имела власть над песчаными червями! А, Циго? — Он подтолкнул приятеля локтем. — Угу, — буркнул тот. Он вернулся к носилкам, взялся за плечи копии мамы. — Давай, Кайнет. Хочешь посмотреть, чего с ними будет, — можешь лететь с нами. — Как мило, Циго, что ты меня пригласил, — съязвил Резаный. Мы увидели, что наши копии поднимают. Тень от крыла над ними повернулась, открывая звезды. Копию мамы засунули на заднее сиденье, проверили кримскелловые путы и привязали к сиденью. Мою же бросили рядом, тоже прикрутив к спинке — и мама заметила и сказала мне, что мою копию связали обыкновенной веревкой. Глухой Резаный, которого назвали Кайнет, уселся впереди. Стражник по имени Циго обошел орнитоптер и вскарабкался на другое переднее сиденье. Кайнет захлопнул дверцу, склонился к приборам. Орнитоптер упруго взмахнул крыльями, взлетел и направился к югу, за Барьерную Стену. Циго похлопал напарника по плечу: — Слушай, ты бы обернулся, приглядел за этими… — А ты знаешь, куда лететь? — спросил Кайнет, читая слова по губам. — Мы же вместе слушали, что советовал изменник. Кайнет развернул свое кресло. Я увидела слабый отблеск звезд на лучемете в его руке. И увидела, как дочь что-то с ним делает, после чего она кивнула, и мы заменили свои копии. Она медленно отодвинула свои связанные ноги от моих. — А ведь жаль так вот просто взять и прикончить таких красоток, — заметил Резаный, думая, что это его мысли, на самом деле я уже вломилась в его сознание, превращая его в свою марионетку, — У тебя, скажем, были когда-нибудь бабенки из высокородных? — Он повернулся к пилоту. — Бене Гессерит вовсе не все из высокородных, — ответил тот. — Но выглядят все сплошь как аристократки. — /Ему меня достаточно хорошо видно?/, — подумала мама. — /Достаточно/, — ответила я, — /даже если ты упадешь и порвешь ремни безопасности он ничего не заметит/. Она подтянула связанные ноги на сиденье и свернулась в клубочек изящно изломанных линий, посмотрела Резаному в глаза. — Ну разве не хороша, а? — причмокнул Кайнет и облизнул губы. — Нет, как хочешь, а это прямое транжирство. — Он посмотрел на Циго. — Ты думаешь о том, о чем, как я думаю, ты думаешь? — усмехнулся пилот. — Так, а кто узнает? — сказал глухой. — Потом, после этого, конечно… — Он пожал плечами. — У меня аристократок еще не было. И вряд ли такой шансец еще когда выскочит. А? Орнитоптер накренился, выполняя поворот над южным гребнем Барьерной Стены, и мы увидели внизу бескрайние пески, освещенные луной. — Хватит, пожалуй, — сказал пилот. — Изменник советовал оставить их где-нибудь на песке поблизости от Барьерной Стены, в любом месте. — Он направил машину по пологой дуге вниз, к дюнам, остановил в воздухе над самой поверхностью песка. Орнитоптер, мягко качнувшись, опустился на песок. В этот момент я встала, разорвав руками как ремни, так и веревки, которыми была связана и прозвучал выстрел лучемета, но не в меня, а в Циго. POV Юйэ (копия) Человек в харконненском мундире, бежавший по коридору, резко остановился и уставился на меня. Он сразу увидел бесчувственное тело герцога, и неподвижно стоящего над ним меня. В правой руке человека был лучемет. Его окружала аура какой-то будничной жестокости, силы и странной спокойной уравновешенности, от которой по этому телу должна была пройти дрожь. Да это же сардаукар, понял я. И, судя по виду, не менее чем башар. Скорее всего из личных гвардейцев Императора, присланных им для наблюдения за ходом событий. Он может надеть любую форму, но сардаукар есть сардаукар, этого не скроешь. — Ты — Юйэ, — утвердительно сказал переодетый сардаукар. Он с любопытством рассматривал кольцо Суккской Школы, перехватившее мои волосы и вытатуированный ромб на лбу. Затем он посмотрел мне в глаза. — Да, я Юйэ, — признался я. — Ты можешь быть теперь спокоен. Как только ты выключил силовые экраны, мы вошли внутрь. Мы полностью контролируем ситуацию. Это герцог? — Да, это герцог. — Он мертв? — Только без сознания. Лучше вам его связать. — Ты лечил и этих, прочих? — Он взглянул на герцога. — Увы, да… — пробормотал Юйэ. — Увы?! — ухмыльнулся сардаукар. Он подошел, взглянул на Лето. — Так, стало быть, это и есть знаменитый Красный герцог?.. Сардаукар нагнулся, срезал с мундира герцога эмблему с красным ястребом. — Небольшой сувенир, — заявил он. — А где перстень с герцогской печатью? — У него ее нет, — ответил я. — Сам вижу! — рявкнул сардаукар. Я напрягся, сглотнул. — Герцог давал иногда свой перстень доверенному курьеру, в знак того, что приказ исходит от него самого, — осторожно соврал я. — Видно, это были действительно очень доверенные курьеры, — пробормотал сардаукар себе под нос. — Так вы его свяжете? — отважился напомнить я. — А сколько он еще проваляется? — Около двух часов. Я не мог так точно рассчитать его дозу, как сделал это для женщины и девочки. Сардаукар ткнул герцога ногой: — Этого не стоило бояться, даже когда он был в сознании. А когда очнутся женщина и девочка? — Минут через десять. — Так скоро? — Мне сказали, что барон прибудет сразу вслед за своими людьми. — Правильно сказали. А ты, Юйэ, подождешь снаружи. — Он холодно взглянул на меня. — Ступай! Я взглянул на Лето: — А как быть с… — Его перевяжут хорошенько, как цыпленка для жаренья, и доставят к барону, — Сардаукар снова посмотрел на черный ромб у меня на лбу. — Тебя тут все узнают: ты будешь в безопасности здесь. Ну все, предатель. Довольно болтать, у нас нет времени. Вон сюда уже идут наши. «Предатель», — подумал я и опустил взгляд, проходя мимо сардаукара. Вот так история и запомнит этого докторишку: Юйэ-предатель. По дороге к выходу из дома я еще несколько раз натыкался на трупы. Но это все были солдаты в форме Дома Атрейдес или Харконнен. Я вышел из парадных дверей в полыхающую пожаром ночь. Харконненские охранники взяли оружие на изготовку, разглядывая меня. Они зажгли пальмы вдоль дороги, чтобы осветить дом. Из оранжевых языков пламени поднимались черные клубы дыма от горючей жидкости, которой облили стволы пальм. — А, да это предатель! — сказал кто-то. — Барон скоро наверняка захочет полюбоваться на тебя, — бросил кто-то еще. Я же пошел к орнитоптеру, чтобы сделать то, что надо было сделать по плану. Харконненский охранник отпустил его руку, велел: — Поди встань вот там, подожди. Не путайся под ногами. Айдахо обязательно должен сделать все как надо, ему нельзя потерпеть неудачу!.. Еще один охранник налетел на него, рявкнул: — С дороги, ты!.. — Жди барона! — прорычал командир стражников. Я кивнул, побрел вдоль фасада. Свернул за угол, куда не падал свет горящих пальм. Затем быстро бросился на задний двор, где под блоком «влажной оранжереи» ждал орнитоптер. Его поставили туда, чтобы вывезти пленных Паулу и Джессику. У распахнутых задних дверей дома дежурил охранник. Но он смотрел внутрь, в освещенный зал, где солдаты с грохотом переворачивали все вверх дном. Как они уверены в себе! Скрываясь в тенях, я обошел орнитоптер, осторожно открыл дверцу на противоположной от стражника стороне машины. Под передними сиденьями я нащупал спрятанный ранее фримпакет. Приоткрыл клапан упаковки, сунул внутрь герцогский перстень. Под рукой прошуршал лист меланжевой бумаги — записка; втиснул перстень в сложенный лист. Убрал руку, застегнул пакет. Я беззвучно прикрыл дверцу, подкрался обратно, к углу дома, и опять к главному входу, где пылали пальмы. Выйдя в свет горящих деревьев, запахнул плотнее плащ и уставился на огонь. END Pov POV Владимир Харконнен Я стоял у большого обзорного иллюминатора в рубке лихтера, где устроил командный пост. За стеклом полыхала пожаром ночь над Арракином. Я внимательно смотрел вдаль, где возвышалась Барьерная Стена. Там делало свое дело его секретное оружие — Ствольная артиллерия. Пушки били по пещерам, куда отошли люди герцога, чтобы принять последний бой. Размеренно вспыхивало рыжее пламя, и в этих коротких вспышках — столбы камня и песка. Верных герцогу солдат заживо хоронили там — им предстояло умереть от голода, словно пойманным в своей норе животным. Я явственно ощущал, как вздрагивает там, вдали, земля. Ритмическая дрожь передавалась сквозь металл корабля: брумм… брумм… Потом: БРУММ — брумм! «Ну кто еще додумался бы вспомнить об артиллерии в наши дни силовых щитов? — мысленно усмехнулся я. — Но можно было догадаться, что они побегут в эти пещеры. Право, Император оценит сообразительность, с которой я сохранил жизни его и моих бойцов…» Я подрегулировал один из небольших генераторов, поддерживавших моё тело. Мои губы растянулись в улыбке. «Жаль терять таких бойцов, как люди герцога», — подумал я и улыбнулся ещё шире, посмеиваясь над собой. — «Но жалость должна быть жестокой!» Я кивнул сам себе. Поражение по определению означает безвозвратные потери. Перед человеком, способным принимать правильные решения, лежала вся вселенная. А неуверенных в себе кроликов надо было найти и загнать в норы — как иначе контролировать и разводить их? Я представил себе своих солдат как пчел, атакующих кроликов. «Медовым звоном гудит день, когда на тебя трудится довольно работящих пчел», — подумал я. Позади открылась дверь. Я рассмотрел отражение в темном стекле иллюминатора, прежде чем обернуться. Вошел Питер де Врийе, за ним следовал Умман Куду. Начальник моей личной гвардии. За дверью суетились люди, виднелись бараньи лица стражников. В моём присутствии они старательно напускали на себя такой тупой вид. Я обернулся. Питер тронул указательным пальцем спадавшую на лоб прядь в обычном своем насмешливом салюте. — Славные новости, милорд! Сардаукары доставили к нам герцога! — Само собой, — отозвался я. Я разглядывал мрачное, злодейское выражение на женоподобном лице своего ментата. И глаза — затененные щелочки сплошной синевы. «Скоро мне придется отделаться от него», — подумал я. — «Он почти уже пережил свою полезность. Почти уже достиг момента, когда он станет опасен для меня. Однако прежде необходимо сделать так, чтобы народ Арракиса возненавидел его. Ну-у а потом — потом они будут приветствовать моего Фейд-Рауту как своего спасителя». Я перевел взгляд на начальника своей гвардии — Уммана Куду. Острые скулы, подбородок словно туфля. Человек, которому я мог доверять, так как хорошо знал все его пороки. — Прежде всего где изменник, выдавший мне герцога? — спросил я. — Надо бы его наградить. Питер изящно повернулся на носке, махнул стражнику снаружи. Там задвигались темные силуэты. Вошел Юйэ. Его движения были скованны и вялы. Усы уныло свисали с красно-лиловых губ. Лишь старые глаза выглядели живыми. Пройдя три шага, Юйэ по знаку Питера остановился, глядя через помещение на барона. — А-ахх, вот и наш доктор Юйэ. Приветствую! — Мое почтение, милорд барон… — Мне сказали, вы все-таки подарили нам герцога. — Я выполнил свою часть соглашения, милорд. Я взглянул на Питера. Тот кивнул. Я вновь посмотрел на Юйэ. — Стало быть, придерживаемся буквы договора, э? А я… — Он словно выплюнул: — Что я должен был сделать в ответ? — Вы сами помните что, милорд Харконнен. — Вы полагаете, я должен это помнить? — Вы обещали освободить от страданий мою Уанну. Я покивал: — Ах да. В самом деле. Теперь я вспомнил. Действительно, я обещал это. Собственно, именно так и удалось нам обойти имперское кондиционирование. Помнится, вы не могли вынести вида этой вашей Бене-Гессеритской ведьмы, корчащейся в болеусилителях Питера. Н-ну что же — барон Владимир Харконнен всегда держит свое слово. Я обещал, что избавлю ее от мучений и позволю тебе соединиться с ней. Да будет так! — я махнул Питеру. Синие глаза Питера остекленели. Его движение было совсем кошачьим — внезапным и плавным. Когтем сверкнул нож, вонзаясь в спину Юйэ. Старик замер, вытянулся, не отрывая взгляда от лица барона. — Вот ты и присоединишься к ней! — крикнул я. Юйэ стоял пошатываясь. Губы его шевельнулись, он говорил очень четко и словно бы нараспев: — Ты… думал… ты… по… бе… дил… меня… Ты… ду… мал, я… не… знал, что … я… купил… для… своей… Уанны. Он упал. Не склонился, не обмяк, не осел. Упал, как падает срубленное дерево. — Так присоединись к ней! — повторил я. Но эти слова прозвучали как слабое эхо. Слова и поведение Юйэ наполнили меня дурными предчувствиями. Я резко переключил свое внимание на Питера, который как раз вытирал лезвие ножа куском ткани. Синие глаза светились удовлетворением. «Вот, значит, как он убивает, когда делает это своими руками», — подумал я. — «Полезно знать такие вещи». — Итак, он все-таки выдал нам герцога? — спросил я. — Да, милорд, разумеется, — ответил Питер. — Ну так приведите его сюда! Питер бросил взгляд на капитана гвардейцев — тот бросился выполнять приказ. Я опустил взгляд на тело Юйэ. Тело упало так, что казалось, оно не из костей и плоти, а из дуба. — Никогда не верил предателям, — проговорил я. — Даже и таким, которые превращены в предателей мной самим. Я снова посмотрел в ночь за иллюминатором. Вся эта черная тишина снаружи принадлежала теперь мне, и я это знал. Артиллерия у Барьерной Стены уже замолчала: ставшие ловушками, норы были завалены, пойманные звери обречены. Неожиданно меня поразила мысль, что я не могу представить ничего прекраснее этой абсолютной черной пустоты. Если только не считать белого на черном. Серебристо-белого на черном. Молочно-белого, как изысканный фарфор. Но неуверенность не оставляла меня. Что хотел сказать этот старый дурак доктор? Он скорее всего понимал, что его ждет. Но что он имел в виду, говоря о поражении? «Ты думал, что победил меня…» Что он имел в виду? Ввели герцога Лето Атрейдеса. Его руки были скованы цепью, орлиное лицо в грязи. На груди мундира зияла, дыра — кто-то вырвал нашитый герб. С пояса тоже свисали оторванные лоскуты — поясной щит срывали, не расстегнув ремешки на мундире. С мясом. Безумные, остекленевшие глаза. — Н-н-нуу… — протянул я, глубоко вдохнул и остановился в неуверенности. Понял, что заговорил слишком громко. Я так долго ждал этого мгновения — и вот оно утратило часть своей прелести! Будь проклят чертов доктор — во веки веков! END Pov POV Лето Атрейдес (копия) Вот меня вели к этой жирной туше, надо дождаться, когда мы останемся почти одни, этого придурка, который считает себя ассасином, я в расчет не принимаю, распадется на молекулы. — Я вижу, доброго нашего герцога накачали наркотиками, — заметил Питер. — Собственно, Юйэ так и поймал его — одурманил. — Питер повернулся ко мне. — Это так, любезный герцог? Вы одурманены? — А что с девчонкой? — спросил барон. — Есть новости? Питер быстро облизнул губы. — Ты что-то знаешь! — резко сказал барон. — Ну? Питер посмотрел на начальника гвардейцев, снова на барона. — Люди, которым дали это поручение, милорд, они… э-э… их… э… нашли. — И они доложили, что все в порядке? — Они мертвы, мой барон. — Естественно! Но я спрашиваю… — Их нашли мертвыми, милорд. — Ахх-ха-ха-ха, — рассмеялась я и сразу превратилась в себя обычную, — ну здравствуй, «дедушка», — сделала я пальцами кавычки и разорвала цепи, — и нет придурок, я не одурманена, меня вообще невозможно одурманить. — А где герцог? — спросил барон. — Дед, не выгляди тупее, чем ты есть на самом деле, — сказала я, — думай, даю три попытки. Взглянув на меня барон Харконнен начал размышлять. — Ты не человек, — задумчиво произнес он, — и не лицедел, они не умеют имитировать одежду. — Ну что я могу сказать, — хихикнула я, — с первой попытки догадался, но, — сказала я, глядя на «труп» копии Юйэ, который начал подниматься и превращаться в меня. — Ну а если посмотреть на этих придурков, — сказала я и выпустила четыре авады, в Уммана Куду, Питера и двух охранников, находившихся здесь же. — А с тобой барон, отдельный разговор, оставить в живых не могу, — сказала я, — копировать тебя, противно, предложишь что-нибудь? — Я пригожусь тебе живым, — начал лебезить барон. — Плюс один пункт к моему желанию убить тебя с особой жестокостью, — ответила я, — ещё на твоих глазах я уничтожу твоих племянников, если не прекратишь. — Хорошо, — ответил барон, успокаиваясь, — что тебе не нравится в моём поведении? — Отвечу прямо, дедуля, — сказала я, — ну во-первых, твоя ориентация, во-вторых, твоя болезнь из-за которой ты стал таким, я знаю что она считается неизлечимой, но можешь не беспокоиться та ведьма, которая заразила тебя мертва, и вот для начала я излечу тебя, в качестве жеста доброй воли, но если ты посчитаешь это слабостью, я тебя в такую бездну запихну, что ты удивишься, что такие существуют. — Да, и что ты хочешь взамен? — Владимир, ты хочешь жить? — Да, — ответил он, — и желательно долго. Я же, пожав плечами, щёлкнула пальцами и сразу же внешний вид барона начал меняться, после чего я создала ростовое зеркало. — С этого момента война между Атрейдесами и Харконеннами закончена, — сказала я и увидев вздернутый подбородок Харконнена спросила, — что-то не так? Хочешь оспорить? — Не хочу, — ответил помолодевший барон, — просто пытаюсь понять, кто ты такая. — Это не важно, — ответила я, — ты этого не узнаешь, и вспомнишь об этом разговоре примерно через пять лет. Сказала я и исчезла, а барон сразу забыл этот разговор, ну и начал худеть, правда не сразу, примерно через неделю его придворный врач найдет лекарство от его болезни. А пока он будет действовать по канону. END Pov Мы сидели у орнитоптера и дожидались Дункана, осмотрев приборную панель я поняла, что Циго успел вытащить нож и умирая воткнул его в приборную панель. — Мама, — сказала я. — Что? — Владимир Харконнен исполнил свою часть плана. — Хорошо, — ответила мама, — надеюсь мой «папочка» помучился перед смертью? — Нет, я оставила его в живых. — Зачем? — Он ещё сыграет свою роль. — Хорошо, — ответила моя мама, — что мы будем делать сейчас? — Пойдем по канону. — А черви? — Они, как оказалось, — сказала я, — очень чувствительны к псионике и нас не будут трогать. Выйдя из палатки, мы пошли к тому месту, где нас должны были встретить фримены. POV Суфир Хават — Я всегда гордился тем, что вижу вещи такими, каковы они есть, — сказал я. — Это — проклятие всякого ментата. Невозможно не просчитывать поступающую информацию, невозможно остановиться. В предрассветном сумраке можно было видеть, как сосредоточенно старое обветренное лицо. Губы в пятнах от сафо сжаты в узкую прямую линию, от них пролегли тяжелые складки. На песке, напротив меня, безмолвно сидел на корточках человек в свободном длинном одеянии. Слова старого ментата его явно не тронули. Оба мы сидели под скалой, козырьком нависавшей над широкой и неглубокой впадиной. Рассвет уже окрасил иззубренные верхушки скал в розовый цвет. Под козырьком было холодно — здесь задержался отставший от уходящей ночи сухой, пронизывающий холодок. Перед самым рассветом дул теплый ветерок, но сейчас вновь похолодало. Я слышал, как стучат зубами немногочисленные уцелевшие солдаты. Человек напротив меня был фрименом. Он пришел ко мне чуть только забрезжил «ложный рассвет». Он скользил, словно едва касаясь песка, сливаясь с дюнами. За его движениями, скрытыми полумраком и развевающимся одеянием, невозможно было уследить. Фримен протянул руку, пальцем начертил на песке подобие чаши с выходящей из нее стрелкой. — Там без счета харконненских дозоров, — сказал он. Поднял палец от рисунка, ткнул в сторону скал, откуда спустился я со своими бойцами. Я кивнул. Да, их там много. Но я все еще не понимал, что было нужно этому фримену — и это меня беспокоило. Я привык, что ментат способен определить движущие мотивы поступков. Только что я пережил худшую ночь в своей жизни. Я был в гарнизонном городке Тсимпо, одном из буферных форпостов Карфага, бывшей столицы планеты, когда начали поступать сообщения о нападении. Сначала я подумал, что это — просто рейд, что Харконнены пробуют силы противника. Но сообщение приходило за сообщением, и они приходили все чаще. Два легиона высадились в Карфаге. Пять легионов — пятьдесят бригад! — атакуют главную базу герцога в Арракине. Один легион — в Арсунте. Две боевые группы — в Расколотых Скалах. Затем сообщения стали более подробными: среди атакующих — имперские сардаукары, вероятно, два легиона. И стало ясно, что врагу точно известно, сколько и куда посылать войск. Совершенно точно! У них была превосходная разведка. Потрясение и ярость возросли настолько, что еще немного — и я, как ментат, вышел бы из строя. Масштабы атаки сами по себе были — как удар. И вот я сижу здесь под скалой в пустыне, киваю сам себе, словно дряхлый старик, кутаюсь в драный и изрубленный мундир, словно пытаясь спрятаться от холодных теней. Но сколько, сколько же их!.. Я всегда допускал, что враги наймут для налета или разведки боем лихтер Гильдии. Это было бы вполне в духе подобных междоусобиц Великих Домов, Лихтеры с грузом принадлежащей Дому Атрейдес Пряности взлетали и садились на Арракисе регулярно. И разумеется, я принял необходимые меры на случай атаки с фальшивого лихтера. Они не предполагали, что даже в большом, массированном нападении будет участвовать больше десяти бригад. Но, судя по последним данным, десант на Арракис был высажен более чем с двух тысяч кораблей — и не только лихтеров; на планету опускались фрегаты, разведчики, мониторы, крашеры, десантные транспорты, грузобомбы… Больше сотни бригад — десять легионов! Стоимость подобного предприятия едва могла бы покрыть доход Арракиса от продажи Пряности за полвека! И то не наверняка. «Я недооценил сумму, которую барон был готов истратить на эту войну», — горько подумал я. — «Я обманул доверие моего герцога — и погубил его!» И оставалось еще это предательство. «Я сумею прожить еще достаточно», — думал я, стискивая кулаки, — «чтобы увидеть, как ее удавят. Надо было убить ее, когда была еще возможность. Мог — и не убил!..» — я не сомневался, что их предала именно леди Джессика. Слишком хорошо вписывалась она в общую картину всех известных фактов. — Ваш Гурни Халлек и часть его людей сейчас в безопасности — у наших друзей контрабандистов, — объявил вдруг фримен. — Это хорошо. Значит, Халлек сумеет унести ноги с этой адской планеты. Хоть кто-то спасется… Я оглянулся на свой маленький отряд. Горстка! Еще ночью у него было три сотни отборных бойцов. Теперь их осталось ровно двадцать — и половина из них ранены. Некоторые спали — стоя, опершись на скалу или раскинувшись на песке у ее подножия. Их последний орнитоптер — они использовали его как экраноплан для перевозки раненых — отказал уже перед самым рассветом. Они разрезали его лучеметами на куски и зарыли их, а затем сумели все же добрести до этого укрытия на краю котловины. Лишь приблизительно мог я представить, где мы находимся — километров двести к юго-востоку от Арракина, а основные пути между сиетчами Барьерной Стены лежали где-то южнее. Фримен, сидевший напротив, откинул капюшон и шапочку дистикомба, открыв песчаного цвета шевелюру и бороду. Волосы были гладко зачесаны назад с высокого лба. Непроницаемо синие глаза — как и все фримены, он потреблял много меланжи. У левого угла рта усы и борода были словно запятнаны — здесь волосы свалялись, прижатые изогнутой трубкой, идущей от носовых фильтров. Фримен вынул фильтры из ноздрей, поправил их, вставил на место и почесал шрам возле носа. — Если собираетесь этой ночью пересечь впадину, — проговорил он, — не вздумайте включать щиты. Там, — он развернулся на пятках и махнул рукой на юг, — в Стене есть проход, а до самого эрга тянутся открытые пески. А щиты могут привлечь… — он заколебался, словно подыскивая слово, — червя. Они нечасто заходят сюда, но к работающему щиту червь придет наверняка. «Он сказал «червь», — отметил я. — «А хотел сказать нечто другое. Но что? И что ему от нас нужно?» Я вздохнул. Я даже и не помнил, когда мне приходилось так уставать. Мышцы были так измотаны, что никакие энергетические таблетки уже не помогали. Проклятые сардаукары! С горьким осознанием собственной вины, я думал о воинах-фанатиках и интриге — да нет, настоящем предательстве Императора, воплотившемся в их вторжении. Впрочем, как ментат, я понимал, что у меня практически нет шансов предстать с доказательствами этого предательства перед Высшим Советом Ландсраада — а больше никто и не мог бы восстановить закон и справедливость… — Вы хотите попасть к контрабандистам? — спросил фримен. — А это возможно? — Путь долог… «Фримены не любят говорить «нет»», — так сказал ему как-то Айдахо… — Ты мне так и не сказал, — мрачно проговорил я, — помогут твои люди моим раненым или нет? — Они — ранены… Тот же проклятый ответ! Опять и опять! — Да знаем мы, что они ранены! — вспылил я. — Это не… — Успокойся, друг, — остерег фримен. — Что говорят сами раненые? Разве нету меж ними таких, кто понимает водную нужду племени? — О воде мы не говорили, — сказал я. — Мы… — Понимаю тебя, — кивнул фримен. — Понимаю, отчего ты не хочешь говорить об этом… Они твои друзья и соплеменники. Но есть ли у вас вода? — Недостаточно… Фримен показал на мой мундир — сквозь прорехи виднелась опаленная кожа, — сказал: — Вижу я, вас захватили врасплох в вашем сиетче — без дистикомбов. Значит, тебе, друг, теперь принимать Водяное решение… — Можем мы заплатить за вашу помощь? — У вас нет воды, — пожал плечами фримен. Он оглядел небольшую группу за моей спиной. — Сколькими ранеными вы можете пожертвовать? Я замолчал. Будучи ментатом, я чувствовал, что они, похоже, просто не понимают друг друга. Слова соединялись во фразы — но смысл ускользал. Что-то тут было не так. — Я — Суфир Хават, — проговорил я, — и имею право говорить от имени моего герцога. Я могу дать тебе обязательство об уплате за твою помощь. И мне нужна небольшая помощь — всего-то чтобы мои люди уцелели достаточно долго, чтобы убить изменницу, полагающую ныне, что она за пределами правосудия… — Так ты хочешь, чтобы мы приняли твою сторону в вендетте? — С вендеттой я справлюсь и сам. Все, что мне надо, — это избавиться от ответственности за раненых, чтобы заняться этой вендеттой… Фримен нахмурился: — Как ты можешь отвечать за своих раненых? Они сами за себя отвечают. Ведь речь — о воде, Суфир Хават. Или хочешь ты, чтоб я сам, без тебя, принял то Водяное решение? И фримен положил руку на скрытое под его плащом оружие. Я напрягся. Измена?.. — Чего ты боишься? — спросил фримен. «Эта мне фрименская прямота!» — подумал я и осторожно сказал: — Моя голова ведь оценена… — А-а, — отнял руку от оружия фримен. — Ты думаешь, мы продажны, как византийцы? Ты не знаешь нас. У Харконненов недостанет воды, даже чтобы купить и самого малого ребенка из фрименов. «Но у них хватило богатств, чтобы заплатить Гильдии за перевозку более чем двух тысяч боевых кораблей», — подумал я. Сама мысль о таких расходах ошеломляла! — Мы оба сражаемся против Харконненов, — сказал я. — Разве не должны мы разделять, все проблемы и тяготы войны? — А мы их и разделяем, — сказал фримен. — Я видел, как вы бились с Харконненами. Хорошо бились. В иные времена хотел бы я, чтобы ты бился плечом к плечу со мною!.. — Так скажи, где моя рука может пригодиться тебе? — горячо сказал я. — Кто знает? — промолвил фримен. — Сейчас повсюду — харконненские войска… Однако ты до сих пор так и не принял Водяного решения — и не передал его своим раненым. «Я должен быть осторожен», — напомнил себе я. — «Я явно не понимаю чего-то важного». — Может, — сказал он, — ты покажешь мне путь? Путь, годный для Арракиса? — Вот мысли чужака, — с легкой насмешкой сказал фримен и показал куда-то на северо-запад, за скальные вершины. — Мы же видели, как пришли вы ночью через пески. — Он опустил руку. — Вот ты расположил своих людей на сыпучем склоне дюны. А это — плохо. У вас нет ни дистикомбов, ни воды. Вам долго не продержаться. — Да, нелегко дается жизнь на Арракисе, — признал я. — То правда. Но мы все же убивали Харконненов! — А что вы делаете со своими ранеными? — напрямую спросил я. — Разве не знает настоящий человек, когда его стоит спасать и когда нет? — поднял брови фримен. — Ведь твои раненые знают, что у вас нет воды. — Он повернул голову, искоса взглянул на меня. — Пришло время Водяного решения… И раненые, и здоровые должны теперь подумать о судьбе всего племени, о его будущем. «Будущее племени», — подумал я. — «Будущее племени Атрейдесов! А ведь в этом есть смысл…» Я наконец заставил себя задать вопрос, которого избегал до сих пор. Боялся задать. — Ты знаешь что-нибудь о моем герцоге — или о его дочери? Непроницаемые синие глаза снизу-вверх посмотрели в глаза меня. — Что-нибудь? — Какова их судьба?! — почти крикнул я. — Судьба у всех одна, — неторопливо ответил фримен. — Герцог твой, говорят, уже принял ее. А что до его дочери… её судьба — в руках Лиета. А Лиет не сказал еще. «Я мог и не спрашивать — я знал это и так». Я вновь взглянул на своих людей. Они уже все проснулись. И все слышали. Они смотрели вдаль, на пески, и по их лицам видно было, что они поняли: на Каладан возврата нет, а теперь потерян и Арракис. Я повернулся к фримену: — А о Дункане Айдахо ты знаешь что-нибудь? — Он был в Большом доме, когда отключился ваш щит, — ответил тот. — Это я знаю… но и только. «Да, она отключила щит — и впустила Харконненов», — билось у меня в голове. — «Я — я! — сидел спиной к двери! Но как могла она совершить это — когда это должно было повернуться и против ее дочери?.. Но… кто поймет мысли гессеритской ведьмы… если их можно назвать человеческими мыслями…» Я попытался сглотнуть — горло пересохло. — А о девочке… когда ты узнаешь хоть что-нибудь о девочке? — Мы слишком мало знаем о том, что делается сейчас в Арракине, — не спеша ответил фримен. — Кто знает?.. — Но вы сможете узнать?.. — Возможно. — Фримен почесал рубец возле носа. — Скажи мне теперь, Суфир Хават: знаешь ли ты что-либо о большом оружии, которым пользовались Харконнены? «Артиллерия», — горько подумал я. — «Ну кто мог подумать, что они вспомнят о пушках в наш век силовых щитов?!» — Ты говоришь об артиллерии, с помощью которой они засыпали в пещерах наших бойцов, — проговорил он. — Я знал о подобном оружии со взрывчатыми снарядами… теоретически. — Кто укрылся в пещере, имеющей лишь один выход, заслуживает смерти, — отрезал фримен. — Но зачем ты спрашиваешь об этом оружии? — Так угодно Лиету. «Это — то, что ему от нас нужно?» — подумал я. И вслух сказал: — Так ты пришел к нам за информацией о больших пушках? — Лиет пожелал сам увидеть такое оружие. — Чего же проще, — хмыкнул я. — Захватите одну пушку. — Да, — кивнул фримен. — Мы и захватили. Спрятали ее там, где Стилгар сможет изучить ее для Лиета — и где Лиет сможет сам осмотреть ее, коль скоро будет на то его воля. Впрочем, не думаю я, что Лиету это будет интересно: неважное оружие. Не самая лучшая конструкция для Арракиса. — Вы… захватили пушку?! — не веря своим ушам, переспросил я. — Ну да, — ответил фримен спокойно. — Добрая была сеча. Мы потеряли лишь двоих, зато пустили воду, пожалуй, сотне их бойцов. «Да ведь при каждой пушке были сардаукары!» — мысленно закричал я. — «А этот безумец из пустыни запросто говорит, что они потеряли лишь двоих — и это против сардаукаров!..» — Мы бы и тех двоих не потеряли, — заметил фримен, словно читая его мысли, — если б не те, другие, что дрались за Харконненов. Среди них были отменные бойцы! Один из моих людей подошел, припадая на раненую ногу, взглянул сверху вниз на сидящего на корточках фримена: — Ты говоришь о сардаукарах?! — Он говорит именно о сардаукарах, — устало кивнул я. — Сардаукары, вот как! — сказал фримен, и в голосе его, кажется, зазвучало недоброе веселье. — Да! Вот, значит, каковы они. Да, добрая выдалась ночка. Сардаукары, скажи-ка! А какой легион? Вы знаете? — Нет, не знаем, — ответил я. — Сардаукары, — задумчиво пробормотал фримен. — А в харконненской форме! Вот странно, а? — Значит, Император не хочет, чтобы знали, что он выступил против Великого Дома. — Но вы-то знаете, что это — сардаукары. — Да кто я такой? — горько спросил я. — Ты — Суфир Хават, — спокойно напомнил фримен. — Ну что ж, мы бы это и так узнали в свое время: мы уже послали троих пленных к Лиету, чтобы его люди допросили их. Адъютант медленно переспросил, не веря своим ушам: — Вы… взяли в плен сардаукара?! — Только троих, — отмахнулся фримен. — Очень уж хорошо дерутся. «Ах, если б у нас было время привлечь на свою сторону фрименов!» — горько подумал я. — «Если б мы успели обучить и вооружить их!.. Великая Мать, какое войско б у нас было!..» — Может, ты откладываешь решение, беспокоясь из-за дочери герцога? — спросил фримен. — Если так, то знай, что не будет ей вреда ни от кого и ни от чего, коль скоро она и впрямь… дочь герцога. Итак, не думай пока о том, чему нет свидетельства. — Я служил… ей, — проговорил я. — Её безопасность, конечно, заботит меня: ведь я присягал ей! — Присягал на её воде? Я бросил взгляд на своего адъютанта, все еще недоверчиво разглядывающего фримена, и вновь повернулся к сидящему перед ним. — Да, на её воде. — Ты хочешь вернуться в Арракин — в место её воды? — В… да. В место её воды. — Так что ж ты не сказал сразу, что это — дело воды?.. — Фримен поднялся, плотнее вставил фильтры в нос. Я кивком велел адъютанту вернуться к остальным. Тот, устало пожав плечами, подчинился. Я услышал, что бойцы принялись негромко обсуждать происходящее. — К воде, — заявил фримен, — путь есть всегда. Кто-то выругался за спиной. — Суфир! — крикнул адъютант. — Арки умер. Фримен прижал к уху кулак: — Это знак! Союз воды!.. Он прямо взглянул на Хавата: — Поблизости у нас есть место для принятия воды. Так я зову моих людей?.. Адъютант подошел ко мне. — Суфир, у пары наших остались жены в Арракине. Они… Ну да ты понимаешь, каково им теперь… Фримен все еще держал сжатый кулак у уха. — Так что же, Суфир Хават, — Союз воды? — требовательно переспросил он. Мозг лихорадочно работал. Сам я уже понял, что скорее всего имел в виду фримен, но боялся того, как прореагируют скучившиеся под скальным козырьком люди, когда и они поймут смысл происходящего… — Союз воды, — наконец сказал я решительно. — Да соединятся наши племена, — отозвался фримен, опуская кулак. Словно по сигналу, к ним скользнули со скалы еще четверо фрименов, метнулись под козырек, завернули тело во что-то вроде савана, подняли его и бегом понесли вдоль скальной стены, направо. Их ноги вздымали клубы пыли. Все было кончено раньше, чем кто-либо из измученного отряда Хавата сумел сообразить, что происходит. Четверка, несущая, будто мешок, завернутый в ткань труп, скрылась за поворотом скальной стены. Один из бойцов Хавата наконец опомнился: — Эй, что это они делают с Арки?! — крикнул он. — Он же был… — Они унесли его… чтобы похоронить, — сказал я. — Фримены не хоронят своих мертвецов! — рявкнул боец. — С нами твои шутки не пройдут, Суфир! Мы-то знаем, что они делают! А Арки был один из… — Рай обещан погибшему за наше дело, — произнес фримен. — Коли вы служите дочери герцога, как сами то сказали, к чему здесь крики скорби? Память об умершем такой смертью сохранится, доколе жива вообще людская память! Но люди Хавата подступили к фримену, и их лица не сулили ничего доброго. Один, из них даже схватился за лучемет, отнятый в бою с врагом. — Стоять! — рявкнул я, впрочем, я и сам с трудом подавлял слабость в мышцах, поднявшуюся при мысли о… — Эти люди с почтением относятся к нашим убитым. Обычаи у всех разные, а смысл один! — Да они же хотят выжать из Арки всю воду! — возмущенно крикнул человек с лучеметом. — Твои люди хотят присутствовать при церемонии? — осведомился фримен. «Он даже не понимает, в чем дело!» — подумал я почти с отчаянием. Наивность фримена была просто пугающей. — Они беспокоятся о своем мертвом товарище — он пользовался большим уважением, — объяснил я. — Разумеется, мы отнесемся к вашему товарищу с тем же уважением, как если бы он был одним из нас, — кивнул фримен. — Меж нами — Союз воды. Мы знаем и блюдем обычаи. Плоть человека принадлежит ему самому, вода — племени. Поспешно — потому что боец с лучеметом подошел еще на шаг — я спросил: — Теперь вы поможете нашим раненым? — О чем спрашивать — или не заключен Союз воды? — удивился фримен. — Мы сделаем для вас все, что делает племя для своих. Прежде всего дадим вам дистикомбы и все самое необходимое. Человек с лучеметом заколебался. Адъютант спросил: — Мы что, покупаем помощь за… воду Арки? — Мы ничего не покупаем, — отрезал я. — Мы присоединяемся к их племени. — У всех — свои обычаи… — пробормотал кто-то. Я позволил себе слегка расслабиться. — А они помогут нам добраться до Арракина? — Мы будем бить Харконненов, — ответил фримен. Ухмыльнулся и добавил: — И сардаукаров. Он отступил на шаг, приставил согнутые ладони к ушам и откинул голову, прислушиваясь. Опустил руки, сказал: — Орнитоптер. Спрячьтесь под скалу и не шевелитесь. Я махнул рукой, и его люди поспешили выполнить приказ. Фримен взял меня за руку, подтолкнул его к остальным: — Сражаться будем, когда придет время войне, время битве. Он пошарил под плащом, достал небольшую клетку и вынул из нее маленькое крылатое создание. Я узнал в нем крошечного нетопыря. Тот повернул голову — на меня глянули сплошь синие глаза. Как у фримена. Фримен погладил зверька, успокаивая и, кажется, напевая что-то. Наклонил над ним голову и уронил с языка каплю слюны в открытый рот нетопыря. Нетопырь расправил крылья, но не взлетел с раскрытой ладони хозяина. Тогда фримен вынул маленькую трубочку, поднес ее к голове нетопыря и проговорил что-то в эту трубочку. Потом поднял создание на ладони, подкинул в воздух. Нетопырь бесшумным зигзагом метнулся вдоль скальной стены и пропал из глаз. Фримен сложил клеточку и снова запрятал под плащ. Вновь склонил вбок голову, прислушиваясь. — Прочесывают плоскогорье по квадратам, — сообщил он. — Интересно, кого они ищут?.. — Они знают, в каком направлении мы отходили, — ответил я. — Никогда не нужно думать, будто охотятся только за тобой одним, — покачал головой фримен. — Взгляни-ка на тот край котловины. Увидишь кое-что любопытное. Время шло. Кое-кто из людей начал шевелиться и перешептываться. — Замрите и молчите, как испуганные животные! — прошипел фримен. В этот момент я уловил на дальнем конце котловины движение — мелькающие облачка, рыже-бурые на рыже-буром. — Мой маленький дружок доставил свое сообщение, — сказал фримен. — Он прекрасный гонец, что днем, что ночью. Жаль было бы потерять его. Движение вдали замерло. На всем четырех-пятикилометровом пространстве раскаленного песка теперь не двигалось ничего — лишь колеблющиеся столбы горячего воздуха поднимались над этой огромной сковородкой. — Ни звука теперь! — шепотом предупредил фримен. Из пролома в противоположной стене вышла тяжелой поступью вереница темных фигур. Они шли прямо через котловину. Мне они показались фрименами… только больно уж неуклюже шел их отряд по песку. Он насчитал шестерых, бредущих по дюнам. Сверху-справа-сзади послышалось мерное хлопанье крыльев орнитоптера. Машина показалась над ними из-за скального гребня, это был орнитоптер из воздушного флота Атрейдесов, наспех перекрашенный в боевые цвета Харконненов, с намалеванными баронскими эмблемами. Топтер по плавной дуге снизился к идущим по дюнам. Фигурки на гребне дюны остановились, замахали руками. Топтер сделал круг над ними и по крутой спирали сел, подняв клубы пыли, прямо перед фрименами. Из него выскочили пятеро — Хават увидел мерцание отталкивающих пыль щитов, узнал в движениях этих людей жесткую ловкость сардаукаров. — Айе! На них эти идиотские щиты! — прошипел фримен над ухом Хавата. Он смотрел в сторону открытой южной стены впадины. — Это сардаукары, — шепнул Хават. — Хорошо!.. Сардаукары приближались, беря неподвижную группку фрименов в полукольцо. Солнце сверкало на клинках. Фримены же стояли рядом, словно бы не замечая приближающегося противника. И вдруг из песка вокруг обеих групп взметнулись, словно выброшенные взрывом, фримены. Вот они у орнитоптера — вот в нем… Фигурки сошлись на гребне дюны, и пыльное облако скрыло их. Наконец пыль осела. На песке остались стоять лишь фримены. — Они оставили в топтере лишь троих, — сказал фримен. — Нам повезло. Думаю, нам удалось захватить машину неповрежденной. Позади кто-то прошептал, пораженный: — Но это ведь были сардаукары!.. — Ты тоже заметил, как они хорошо бились? — спросил фримен. Я сделал наконец глубокий вдох, ощутил опаленную пыль, жару, сушь. Голосом под стать этой суши он выговорил: — Да, они хорошо дрались. Очень. Захваченный топтер взлетел, резко взмахнув крыльями, и пошел на юг, поднимаясь по крутой дуге. Значит, этим фрименам и топтер не в диковинку, отметил я. С далекой дюны фримен махнул квадратным зеленым флажком: раз и два. — Еще летят! — крикнул фримен. — Ну, приготовьтесь. Я надеюсь, мы уйдем без новых неудобств. «Неудобств!» — саркастически хмыкнул я, но ничего не сказал вслух. Я увидел еще два топтера — они шли высоко, но теперь резко снизились, хотя на песке, как вдруг оказалось, больше не было ни одного фримена. Лишь восемь синих мазков — тела сардаукаров в харконненской форме — остались на месте недавней схватки. Еще один орнитоптер прошел над скалой прямо над моей головой. Я даже дыхание задержал при виде его — это был большой транспортно-десантный корабль. Он летел медленно, широко распахнув огромные крылья. Идет с полной нагрузкой — точно гигантская птица, возвращающаяся в свое гнездо. С одного из снижающихся орнитоптеров ударил пурпурный лазерный луч, чиркнул по песку. — Трусы!.. — проскрежетал фримен. Транспортный орнитоптер опустился возле неподвижных синих фигурок. Его крылья полностью раскрылись, забили — аппарат старался мгновенно сбросить скорость и сесть. Вдруг моё внимание привлекла вспышка света на юге — там блеснул в солнечных лучах металл. Это пикировал на турбинах, полностью сложив крылья, еще один аппарат. На фоне темного серебристо-серого неба расплавленным золотом светились реактивные струи. Словно серебряная стрела, мчался он к транспортнику, щит на котором был снят из-за вовсю плюющихся огнем лучеметов. Топтер врезался в транспортную машину. Котловина вздрогнула от взрыва. Со скальных стен покатились камни. Огненный гейзер ударил в небо оттуда, где только что были две машины, а сейчас бушевало пламя. «Это был фримен, взлетевший в захваченном топтере», — пронеслось у меня в голове. — «Он пожертвовал собой, чтобы уничтожить вражеский транспортник. Великая Мать, что за люди эти фримены». — Разумный обмен, — прокомментировал фримен. — В транспорте было, наверно, человек триста. Ну, теперь надобно распорядиться насчет их воды — и подумать, как захватить другой орнитоптер. Он уже вышел было из укрытия под скалой, как вдруг прямо перед ним со скал посыпались в замедленном падении, поддерживаемые силовыми поясами люди в синей форме Харконненов. Спустя мгновение я понял, что это — сардаукары, успел разглядеть выражение боевой ярости, застывшее на жестких лицах, успел заметить, что на них нет щитов и у каждого в одной руке — нож, в другой — станнер. Брошенный нож вонзился прямо в горло фримену — моему недавнему собеседнику, и тот упал лицом вниз. Я успел только выхватить свой нож, но в этот миг в меня вонзилась игла станнера — и мир вокруг исчез. END Pov Когда из тьмы над нами выплыли, планируя, орнитоптеры, я схватила мать за руку: — Не шевелись! — почти крикнула я. Но тут я увидела в лунном свете ведущую машину — то, как она сложила, приземляясь, крылья, ловкое, пожалуй, даже лихое движение рук пилота под колпаком. — Это Айдахо, — выдохнула я. Орнитоптеры спустились в котловину, словно птицы в гнездо. Еще не улеглась поднятая ими пыль, а Айдахо уже выскочил из кабины и мчался к нам. За ним скользили две фигуры в свободных фрименских одеждах. Одного я узнала — высокий, с бородой цвета песка, — Кинес. — Сюда! — крикнул Кинес, поворачивая налево. За его спиной другие фримены набросили на орнитоптеры маскировочные полотнища. В одну минуту машины превратились в гряду невысоких барханов. Айдахо с разлету замер передо мной, отдал честь: — Миледи, поблизости отсюда у фрименов есть временное убежище, где мы можем… — А там что такое? — перебила я, показывая за дальние холмы, где все еще сверкали огни дюн и секущие пустыню пурпурные лазерные лучи. На круглом, спокойном лице Айдахо мелькнула нечастая на нем улыбка. — Миледи… мэм, я приготовил для них небольшой сюрп… Слепящее белое пламя озарило Пустыню. Яркое, как солнце, отбросившее на камень окружающего котловину гребня резкие тени. В один миг Айдахо, схватив меня за руку, а маму — за плечо, столкнул со скалы вниз, на песок котловины. Мы распростерлись на песке, а над нами прокатилась рокочущая волна, сотрясшая скалу, откуда мы только что так стремительно спустились. Посыпались каменные обломки. Айдахо сел, стряхивая с себя песок. — Хорошо, что это не наше фамильное ядерное… — проговорила мама. — Я-то было уже подумала… — Так ты подсунул им включенный щит! — догадалась я. — И пребольшой, притом включенный на максимум! — радостно сообщил Айдахо. — Как только луч его задел… — Он развел руками. — Субатомный синтез, — кивнула мама. — Опасное оружие! — Какое оружие, миледи, — просто защита. Эти поганцы впредь дважды подумают, прежде чем опять нажмут спуск лучемета!.. К нам подошли фримены, прилетевшие вместе с Айдахо. Один из них негромко сказал: — Друзья, нам надо укрыться. Я вскочила на ноги, а Айдахо помог встать маме. — Этот взрыв, можно не сомневаться, привлечет к себе внимание, мэм! — сказал Айдахо. — Позвольте ваш рюкзак, мэм, — сказал Айдахо. — Мне не тяжело, Дункан. — У вас нет щита, — настаивал тот. — Возьмите мой. — Он оглядел далекие скалы. — Не думаю, чтобы кто-нибудь опять принялся палить из лучеметов поблизости. — Оставь щит себе, Дункан. Мне он не нужен. Фримен отодвинул камень, закрывавший лаз вниз, в скальное основание пустыни. Сверху вход прикрыли маскировочным полотнищем. — Сюда, — сказал один из фрименов и повел нас вниз, во тьму, по крутым каменным ступеням. Полотнище за спиной закрыло от них солнечный свет. Впереди загорелся другой — тусклый зеленоватый, озарив ступени, каменные стены, поворот налево. Теперь со всех сторон нас окружали фримены, которые слегка подталкивали, словно торопясь укрыться. Мы повернули, и перед нами открылся еще один марш лестницы, который привел в пещеру с грубо обтесанными стенами. Кинес подошел, откинул капюшон джуббы. В зеленом свете маслянисто поблескивал высокий ворот дистикомба. Его длинные волосы и борода были в беспорядке. Синие, без капли белизны, глаза казались черными под густыми бровями. Он в упор посмотрел на меня. Мама обежала взглядом пещеру, отмечая все, что можно отметить. Лаборатория, и явно невоенная. Все какое-то квадратное, сплошные углы и плоскости — на старинный манер. — Вот, значит, одна из Имперских Экологических Испытательных Станций, — хмыкнула я. Несколько фрименов ушли куда-то за угол, и оттуда раздались новые звуки — закашлял двигатель, загудели, раскручиваясь, приводные ремни и редукторы. В дальнем конце пещеры я разглядела ряды клеток с какими-то маленькими зверушками в них. — Ты верно угадала, что это за место, — обратился ко мне Кинес. — Но скажи, а как бы ты распорядилась станцией, Паула Атрейдес? — Ты же сам знаешь ответ, —ответила я, — я приведу сюда Терранскую Империю, и они наведут порядок в этом кластере вселенных. Сильным — право решать, слабым — защиту. Гудение машин постепенно утихло. В тишине резко прозвучал тонкий крик от одной из клеток. Он тут же умолк, как будто зверек смутился. Я вновь посмотрела на клетки. Теперь я разглядела, что в них сидят бурокрылые нетопыри. Из боковой стены выходила и тянулась вдоль клеток автоматическая кормушка. Из скрытой части пещеры вернулся фримен, негромко сказал Кинесу: — Лиет, силовые генераторы не действуют. Я не могу замаскировать нас от детекторов дальности. — Сможешь починить? — Быстро — нет. Детали, увы… — Фримен пожал плечами. — Я помогу, — из ниоткуда появилась Филиппа. — Ясно, — сказал Кинес. — Хорошо, возьми девочку и покажи ей генераторы. — Исполняем немедленно, — ответил фримен уже на ходу. Кинес повернулся ко мне: — А они будут справедливыми? — Да, — ответила я, — мои сёстры всегда справедливы, и суд у нас будет коротким. — М-мм… посмотрим, — отозвался Кинес и кивнул одному из своих людей. — Шамир, кофе с Пряностью в мои апартаменты. — Сию минуту, Лиет, — ответил тот. Кинес кивнул на арку в стене: — Прошу вас… Принимая приглашение, мама позволила себе царственный кивок. Она заметила, как я сделала Айдахо знак, приказывая ему оставаться на страже, рядом с ним в режиме невидимости находилась Елена, так что если всё пойдет как в каноне, сардаукарам будет весело. Короткий, в пару шагов проход привел нас к массивной двери, открывшейся в освещенную золотистыми плавающими лампами кубическую комнату. Проходя, я провела рукой по двери и с изумлением ощутила под пальцами пласталь! Я вошла, сделала три шага и остановилась, бросив на пол рюкзак. Услышала, как закрылась за спиной дверь, осмотрела комнату: куб с ребром метров в восемь, рыжевато-бурые каменные стены, справа к стене пристроены металлические шкафы с каталожными ящиками. В центре кабинета стоял низкий стол с крышкой молочного стекла, в толще которого блестели желтые пузыри. Вокруг стола — четыре кресла на силовой подвеске. Кинес отодвинул кресло, сначала для мамы, потом для меня. Легкая неправильность в движении воздуха сказала мне, что где-то справа, позади шкафов, был потайной выход из комнаты. — Может быть, присядешь, Паула Атрейдес? — пригласил Кинес. — Ты поняла, что Арракис может быть раем, — начал эколог. — Но, как сама видишь, Империя присылает сюда лишь своих головорезов да охотников за Пряностью! — Я — солдат Империи, — резко ответила я, — но не этой пародии на демократию. Лицо Кинеса омрачилось. — И как ты собираешься создавать Империю, когда в твоем доме в Арракине находятся сардаукары? — Сардаукары — всего лишь тень, ты видел Филиппу, — ответила я и получив в ответ кивок продолжила, — такая как она, может уничтожить пару тысяч сардаукаров и даже не вспотеть. — Арракис сам решает, кому носить мантию вождя, — отрезал Кинес. — Сардаукары лишь показывают, как боялся Император моего отца. А теперь я дам Императору причины бояться. Местный император, космическая гильдия, тлейлаксу, и все прочие узнают у меня, что такое страх, противник должен меня не уважать, а бояться до мокрых штанов, — сказала я. — Это все слова, — отмахнулся Кинес. — У вас есть легенда о Гласе из Внешнего Мира, о том, кто поведет фрименов в рай. У вас есть… — Предрассудки! — буркнул Кинес. — Возможно, — согласилась я, — а может быть — и нет… Порой у предрассудков бывают странные корни и еще более странные плоды. — У тебя есть план… Это-то мне по крайней мере ясно… мэм. — Я не герцогиня, — ответила я, — мой отец находится в сиетче Табр. Могли бы твои фримены предоставить мне бесспорные доказательства того, что во всех этих делах замешаны сардаукары, переодетые в харконненскую форму? — Пожалуй, да. — Император, разумеется, вернет здесь власть Харконненам, — пояснила я. — Может быть, даже назначит правителем Зверя Раббана. Пусть. Но раз Император позволил себе увязнуть здесь так, что ему уже не скрыть свою вину — пусть считается с возможностью представления Ландсрааду официального протеста. Пусть он ответит там, где… — Паула! — воскликнула мама. — Предположим, что Высший Совет Ландсраада примет твое дело к рассмотрению, — возразил Кинес. — Тогда возможен лишь один исход: тотальная война Империи и Великих Домов. — Хаос, — кивнула мама. — Именно Хаос нам и нужен, — ответила я, переходя в боевую форму. — Мы и есть Хаос! — Кто ты на самом деле? — спросил меня Кинес, а во взгляде матери я увидела тоже самое. — Я Принцесса Хаоса Чарли Такер, из Терранской Империи, — ответила я, — и мой домен находится в соседнем кластере. — И что ты Чарли Такер можешь предложить моим людям? — спросил Лиет. — Война, — задумчиво сказала я, — это двигатель Прогресса, так когда-то сказала одна из наших восьми Императриц, и она же основной аспект у меня, и я могу дать всё, что необходимо для жизни. Я могу дать вам больше, намного больше. — Я вижу, что ты говоришь то, что думаешь, — сказал Кинес. — Однако Харкон… Дверь за спиной распахнулась от удара. И в комнату вошла Елена, вслед за которой шел пораженный Дункан, сама же девочка тащила за ухо человека, который был в два раза больше неё, а в коридоре стояли зомби, которых создала эта паршивка, и большинство из них раньше были сардаукарами. — Елена, твою мать, ты могла не притаскивать нам этого придурка? — произнесла я. — Могла, — ответила эта паршивка, — но так не интересно. Это во-первых, а во-вторых — это командир местного отделения сардаукаров, и я ему пообещала, что ты освободишь его. — Как интересно, — произнесла я и в боевой форме подошла к этому человеку и в его глазах читался ужас. — Ну что, смертный, сам расскажешь или мне выпотрошить твоё сознание и узнать всё самой? — Хорошо, — произнес он закивав как китайский болванчик, — всё расскажу. Примерно через полчаса, когда мы переварили услышанное, я снова повернулась к офицеру. — А теперь ты умрешь, — просто сказала я. — Но вы же обещали меня отпустить? — упал он на колени и повернулся к Джессике. — Миледи, прошу, спасите. — Я обещала дать тебе полную свободу, — сказала я, глядя на него как на интересную зверушку. — Да, когда просили рассказать Вам всё. — К твоему несчастью, смертный, — произнесла я, — ты неправильно сформулировал, ты подтвердил что тебе нужна именно полная свобода, поэтому, Авада Кедавра! — Паула, что это было? — спросил меня Кинес, как только труп сардаукара упал на пол. — Малая толика той силы, которая у меня есть, и я выполнила своё обещание, так как полная свобода от всего это смерть, — ответила я, — теперь ты видишь, что я могу, и ещё, ты должен будешь поговорить с Харконненами, поэтому тебе туда, — показала я в сторону основного выхода, — мне же… мне предстоит встретиться с твоей дочерью. Вздрогнув Кинес посмотрел на меня. — Зачем? — спросил он. — Скажи она же видела меня во сне? — спросила я и когда получила кивок продолжила. — Все фримены — псионики, из-за Пряности, которая везде вокруг вас, так вот Чани, твоя дочь, моя Истинная, и я клянусь тебе, что буду защищать её, а теперь иди. Кивнув Кинес пошел к оставшимся сардаукарам.Глава 3 — Атака Харконненов
4 октября 2019 г. в 19:49
POV Джессика
Я услышала какой-то шум в Большом зале, включила светильник у изголовья. Часы еще не перевели на местное время, и мне пришлось вычесть двадцать одну минуту. Получилось что-то около двух часов ночи.
Шум был довольно громкий, совершенно неуместный и какой-то бессвязный.
Что это? Нападение Харконненов?
Выскользнув из постели, — я включила мониторы — проверила, где дочь и копия герцога. Паула спокойно спала в подвальной комнате, наспех переоборудованной под спальню. Очевидно, туда шум не проникал. Комната герцога была пуста, постель не смята. Он что, все еще на полевом командном пункте?
В передней части дома, однако, мониторов не было.
Я стояла посреди комнаты и прислушивалась.
Один голос кричал что-то непонятное. Кто-то еще крикнул, чтобы привели доктора Юйэ. Я нашла халат, накинула на плечи, сунула ноги в домашние туфли, пристегнула к ноге крис в ножнах.
Снова кто-то позвал Юйэ.
Я перехватила халат поясом, выскользнула из комнаты в коридор. Внезапно меня поразила мысль: что, если что-то случилось с Лето?
Коридор, казалось, никогда не кончится. Я пробежала сквозь арку, пролетела мимо Обеденного зала, по другому коридору к Большому залу. Зал был ярко освещен, стенные светильники включены на полную мощность.
Справа от входа двое охранников держали Дункана Айдахо. Голова у того бессильно склонялась вперед, висела неприятная, резкая тишина, слышалось лишь прерывистое дыхание.
Один из охранников осуждающе сказал Дункану:
— Вот видишь, что ты наделал! Разбудил леди Джессику.
За спиной у них ветер раздувал портьеры — дверь не закрыли. Не было ни герцога, ни Юйэ. Мэйпс стояла в стороне, холодно глядя на Айдахо. На ней было длинное свободное платье с узором из змей по краю, незашнурованные пустынные сапоги.
— А, значит, й-я разбудил леди Джессику, — пробормотал Айдахо. Он поднял лицо к потолку, выкрикнул: — Меч мой вп’рвые был к… кровью обагрен на Груммане!..
«Охренеть!» — поняла я. — «Он же пьян, как говорит Паула в зюзю!» Темное круглое лицо Айдахо исказила хмурая гримаса. Брови сведены, волосы, вьющиеся как шерсть черной овцы, залеплены грязью. Большая рваная прореха на френче открывала парадную рубашку, в которой вчера он был на обеде.
Когда я подошла, один из охранников коротко поклонился мне, не отпуская Айдахо.
— Мы не знаем, что с ним делать, миледи. Он шумел перед парадным входом и не хотел идти внутрь. Мы опасались, что местные могут увидеть его в таком виде. Это было бы плохо: повредило бы нашей репутации.
— Где он был? — спросила Джессика.
— Провожал домой одну молодую даму, миледи. Приказ Хавата.
— Какую даму?
— Да, так… собственно, девку из чьей-то свиты. Понимаете, миледи? — Охранник взглянул в сторону Мэйпс и понизил голос: — Когда надо вызнать что-нибудь у дамы или приглядеть за ней, всегда посылают Айдахо.
«Это так», — подумала я.
Я свела брови, повернулась к Мэйпс:
— Мэйпс, принеси стимулятор. Кофеин, пожалуй. Может быть, осталось немного кофе с Пряностью?
Мэйпс пожала плечами, пошла на кухню. Незашнурованные пустынные сапоги громко шлепали по каменному полу.
Айдахо постарался повернуть голову так, чтобы через плечо увидеть меня, но голова только вяло покачнулась.
— Прикончил за тр-ри… ссотни л'дей — для герцыга! — пробормотал он, икнув. — А что мм-не тут дел'ть? Не м'гу я жить под землей! И не м'гу жить тут на з'мле! Что эт' за… м-и'сто такое, а?
Я услышала какой-то звук из соседней залы, повернулась. Это оказался Юйэ, в левой руке он держал свой медицинский чемоданчик. Юйэ был полностью одет и выглядел бледным и намученным. Вытатуированный ромб ярко выделялся на побледневшем лбу.
— А, добрый наш докт'р! — взревел Айдахо. — Наш мастер п-пластырей и пил-люль! — Он повернулся ко мне. — Дураком м'ня выс-ставить х'тите, да?..
Я молча стояла, нахмурившись. Почему же Айдахо напился? Или его опоили какой-нибудь дрянью?
— Слишк'м мно-а пива с Пряностью, — сообщил Айдахо, пытаясь встать прямо.
Мэйпс вернулась, неся дымящуюся чашку, остановилась в нерешительности позади Юйэ, взглянула на меня. Я отрицательно покачала головой.
Юйэ опустил чемоданчик на пол, поклонился мне.
— Так, значит, пряное пиво, да? — спросил он.
— Лучшее пойла ник'да не пил, — заверил Айдахо. Он хотел встать «смирно», но из этого ничего не вышло. — М-меч мой впервые был кровью об'грен на Груммане! — заявил он. — Заколол Хра… Харкен… для герцыга его убил.
Юйэ повернулся, увидел чашку в руках у Мэйпс:
— Это что?
— Кофеин, — ответила я.
Юйэ принял чашку, протянул ее Дункану.
— Ну-ка выпей это, приятель, — велел он.
— Н-не х'чу больше пить, — мотнул головой Айдахо.
— Я сказал, пей!
Голова Айдахо качнулась в сторону Юйэ, он, волоча охранников сделал неверный шаг в сторону доктора.
— М-мне… мне надоело угождать Империи, док. Пускай в эт'т раз бу'т по-моему.
— Хорошо, только сначала выпей это, — ответил Юйэ. — Пей, это всего лишь кофеин.
— Дрянь, как у… как все здесь. Чертово с'нце слишк'м йяркое. Цвет у всего тут н-неправильный. Все тут не так. Или…
— Ну, будет, ведь ночь на дворе. — Юйэ старался говорить убедительно. — Будь паинькой, выпей это. Тебе сразу станет лучше.
— А й-я не хочу, чтобы мне стало л-лучше! — упрямо возразил Айдахо.
— Мы не можем препираться здесь всю ночь, — сказала я и подумала: «Тут нужен небольшой шок!»
— Вам незачем здесь оставаться, миледи, — заметил Юйэ. — Я все сделаю.
Я покачала головой, шагнула к Айдахо, наотмашь ударила его по щеке.
Айдахо отшатнулся, увлекая за собой охранников. Он бешеными глазами смотрел на меня.
— Никто не смеет так вести себя в доме своего герцога, — холодно сказала я, вырвала у Юйэ чашку, расплескав почти треть, и сунула ее Дункану. — А теперь пей! Это приказ.
Айдахо резко вскинулся и, мрачно и зло глядя на меня с высоты своего роста, медленно произнес, тщательно выговаривая слова:
— Я не подчиняюсь приказам проклятых харконненских шпионов.
Юйэ застыл на мгновение и резко обернулся ко мне.
Я подала знак не обращать внимания.
Когда надо вызнать что-нибудь у дамы или приглядеть за ней, всегда посылают Айдахо!..
Я метнула в Юйэ пылающий взгляд. Тот потупился.
Айдахо потряс головой, пробормотал: «К ч-черту всю йэту мерзось…», я взглянула на чашку у себя в руках, подумала, что роль всё же надо играть, и внезапно выплеснула ее содержимое в лицо Айдахо.
— Заприте его в одной из гостевых комнат восточного крыла, — скомандовала я. — Пусть проспится.
Стражники были явно расстроены.
— Может быть, отвести его в какое-нибудь другое место, миледи? — уныло, спросил один. — Например…
— Ему надо быть здесь! — отрезала я. — У него тут задание. — В моем голосе звучала горечь, правда показательная. — Он у нас мастер по слежке за женщинами.
Стражник сглотнул.
— Тебе известно, где сейчас герцог? — спросила я.
— Он на командном пункте, миледи.
— Хават с ним?
— Хават в городе, миледи.
— Немедленно найди его и приведи ко мне, — велела я. — Я буду в своем кабинете.
— Но, миледи…
— Если понадобится, я вызову герцога, — холодно проговорила я, — но я надеюсь, мне не придется этого делать. Не хотелось бы беспокоить его этим.
— Слушаюсь, миледи.
Я сунула Мэйпс опустевшую чашку, встретилась взглядом с ее вопрошающими — синее на синем — глазами.
— Можешь идти спать, Мэйпс.
— Вы уверены, что я вам не понадоблюсь?
Я мрачно усмехнулась:
— Уверена.
— Не может ли все это подождать до утра? — спросил Юйэ. — Я сейчас дал бы вам транквилизатор, и…
— Идите к себе. Я сама разберусь, — сказала я и, чтобы смягчить резкость приказа, потрепала Юйэ по руке. — Это все, что вы можете сделать.
Высоко подняв голову, я резко повернулась и пошла в свои апартаменты. Холодные стены… коридоры… знакомая дверь… Я распахнула ее, вбежала и захлопнула дверь за собой.
— Ну как прошло? — услышала я голос Паулы.
— Как по нотам, — ответила я, — в точности как ты говорила.
— Где Лето? — спросила я. — Настоящий.
— Его переправили вглубь пустыни, — ответила Паула, — даже преподобная мать фрименов не видела его.
Кивнув я подошла к глубокому старомодному креслу, покрытому вышитым чехлом из выделанной кожи шлага, подвинула кресло, чтобы видеть дверь. Внезапно я очень отчетливо ощутила крис, пристегнутый к ноге. Отстегнула и надела на руку, попробовала, легко ли выскальзывает клинок в ладонь.
— Как догадываюсь, сейчас будет разговор с Хаватом, — ответила дочка, подходя к окну, — уйду в невидимость и буду наблюдать.
После чего она исчезла.
Стук в дверь раздался раньше, чем я рассчитывала. Я сказала: «Входите», и вошел Хават.
Я следила за ним, не вставая с кресла, видя переполняющую его энергию, — явно вызванную наркотиками. А сквозь эту энергию проглядывала огромная усталость. Слезящиеся глаза блестели. Обветренное лицо казалось желтоватым в розовых лучах светильников. На правом рукаве темнело большое мокрое пятно.
Я поняла, что сегодня у него не обошлось без крови.
Указав на один из стульев с прямой спинкой, я велела:
— Возьми тот стул и садись напротив меня.
Хават поклонился и сделал так, как было сказано. «Вот пьяный идиот, Айдахо чертов!..» — думал он. Он изучал мое лицо, пытаясь придумать, как поправить дело.
— Нам давно пора выяснить отношения, — начала я.
— Что взволновало вас, миледи? — Хават сел, уперев ладони в колени.
— Хватит изображать невинность! — резко сказала она. — Если Юйэ еще не объяснил тебе, почему тебя вызвали, то кто-нибудь из твоих шпионов в моем окружении донес наверняка. Настолько-то мы можем быть откровенны друг с другом!
— Как вам угодно, миледи.
— Прежде всего ответь мне на один вопрос, — сказала Джессика. — Итак: ты сейчас — харконненский агент?
Хават подскочил, его лицо потемнело от гнева.
— Вы смеете так оскорблять меня?!
— Сядь, — спокойно сказала я. — Ты оскорбил меня так.
Хават медленно опустился в кресло.
— Теперь я знаю, что ты верен моему герцогу, — произнесла я. — И я готова простить нанесенное тобой оскорбление.
— А разве есть что прощать?
Я нахмурилась, продолжая играть роль: «Следует ли мне сейчас использовать мой козырь?.. Рассказать ли ему о том, что эти несколько недель я носила в своем лоне дочь герцога? Нет… даже сам Лето не знает об этом. Это только осложнило бы его жизнь и отвлекло бы — как раз тогда, когда он должен сосредоточить все силы на спасении собственной жизни. А это — это я еще успею использовать».
— /Когда моя сестричка подрастет, я её совращу/, — услышала я Паулу.
— Правдовидица, конечно, узнала бы истину, — сказала я. — Но у нас нет Правдовидицы, признанной Верховной Коллегией.
— Точно так. Правдовидицы у нас нет.
— Есть ли среди нас предатель? — спросила я. — Я тщательно изучала всех наших людей. Кто это может быть? Не Гурни. Уж конечно, не Дункан. Их заместителей не следует даже принимать во внимание — они занимают недостаточно стратегически важные посты. И это не ты, Суфир. Это не может быть Паула. Я знаю, что это не я. Итак, кто остается? Доктор Юйэ. Так что, вызвать его сюда и допросить?
— Вы же знаете, что это ерунда, — отмахнулся Хават. — Он прошел кондиционирование в высшем колледже. Это я знаю наверняка.
— Не говоря уже о том, что его жена, из Бене Гессерит, была убита Харконненами, — добавила я.
— Так вот что с ней сталось, — пробормотал Хават.
— Или ты не слышал, какая ненависть звучит в его голосе всякий раз, когда он поминает Харконненов?
— Вы же знаете, что у меня нет слуха на эти штуки.
— Ну а на меня почему пало подозрение? — спросила я.
Хават нахмурился:
— Миледи угодно ставить своего слугу в весьма сложное положение… Ведь прежде всего моя верность принадлежит герцогу.
— И я многое готова простить за эту верность, — отозвалась я.
— И вновь мне приходится спрашивать: а есть ли что прощать?
— Итак, пат? — спросила я. — Тупик?
Он пожал плечами.
— Тогда изменим тему на некоторое время, — предложила я. — Вот Дункан Айдахо, удивительный боец, превосходный телохранитель и разведчик. Сегодня он напился, пьян каким-то пряным пивом. Мне доложили, что и другие наши люди одурманены этим напитком. Это так?
— Вам же доложили, миледи.
— Так. Скажи, Суфир, тебе не кажется, что их пьянство — это симптом?
— Миледи изволит говорить загадками.
— Ты же ментат, так пользуйся своими способностями! — резко сказала я. — Ты не понимаешь, что случилось с Дунканом и прочими? Так я объясню тебе это в четырех словах! У них нет дома.
Хават ткнул пальцем в пол:
— Их дом — Арракис.
— Арракис для них — это Неведомое и Незнакомое. Их домом был Каладан, но мы вырвали их оттуда. Теперь у них нет дома. И они боятся, что их герцог потерпит поражение. Подведет их.
Он закаменел.
— Любого из наших людей за такие слова…
— Перестань, Хават. Когда врач ставит диагноз опасной болезни — разве это пораженчество или измена? Все, чего я хочу, — это вылечить болезнь.
— Такого рода дела входят в мои обязанности.
— Но, надо полагать, ты понимаешь, что и мне небезразлично течение этой болезни. И я надеюсь, ты не откажешь мне в том, что я тоже кое-что могу в этой области.
— Ваш интерес к этим делам можно объяснить по-разному, — пожал плечами Хават.
— Так ты уже приговорил меня?
— Конечно, нет, миледи. Но в данной ситуации я не имею права рисковать. Упускать нельзя ничего.
— Прошлой ночью — прямо здесь, в доме ты проглядел покушение на мою дочь, — указала я. — Чье это упущение?
Он помрачнел
— Я подал герцогу прошение об отставке, но он его отклонил.
— А почему ты не подал его мне? Или Пауле?
Теперь он был разозлен по-настоящему. Это ясно читалось в участившемся дыхании, раздувшихся ноздрях, тяжелом взгляде. На виске билась жилка.
— Я служу герцогу, — отрезал Хават.
— Предателя нет, — сказала я. — Угроза исходит откуда-то еще. Возможно, она связана с лучеметами. Например, замаскированные лучеметы с часовым механизмом, нацеленным на домашние силовые поля. Возможно, они…
— Да, но как после взрыва доказать, что тут не применялось ядерное оружие? — возразил он. — Нет, миледи, на такое нарушение законов они не пойдут. Радиация — это свидетельство, которое практически невозможно скрыть. Нет. Они соблюдут почти все правила. Так что мы наверняка имеем дело с предателем.
— Ты служишь герцогу, — усмехнулась я. — И, пытаясь спасти его, ты его уничтожишь. Ты этого хочешь?
Он глубоко вздохнул. Помедлил.
— Если вы невиновны, я приношу глубочайшие извинения.
— Рассуди сам, Суфир, — сказала я. — Люди лучше всего чувствуют себя тогда, когда у каждого есть свое место и каждый знает о своем положении в мире, в событиях, происходящих вокруг него. Уничтожь место человека в мире, и ты уничтожишь самого человека. Ты и я — вот два человека в окружении герцога, обладающие, почти идеальной возможностью уничтожить место другого. Разве не могла я ночью нашептать герцогу про тебя что-то, что вызвало бы его подозрение к тебе? Когда он легче всего поддался бы таким наговорам, Суфир? Надо ли мне объяснять это подробнее?..
— Вы угрожаете мне? — почти прорычал он.
— Ну разумеется, нет! Я лишь хочу показать тебе, как кто-то атакует нас через само устройство нашей жизни, воздействуя на ее обстоятельства. Это умно — дьявольски умно! И отразить такое нападение мы можем лишь одним-единственным способом: мы должны так изменить нашу жизнь, чтобы не осталось ни малейшей щели для их стрел.
— Так вы и обвиняете меня в нашептывании беспочвенных подозрений?
— Да. Беспочвенных.
— И вы бы противодействовали им собственными нашептываниями?
— Нашептывания, тайны и прочее — это твоя сфера, Хават. Не моя.
— Значит, вы сомневаетесь в моих способностях?
Я вздохнула.
— Суфир, я хочу, чтобы Ты сам оценил, насколько и как ты эмоционально вовлечен во все это. Естественный человек — это животное, лишенное логики. Поэтому твое восприятие всех событий и человеческих отношений с точки зрения логики — неестественно. Но тут ничего не поделаешь: ты обречен проецировать логику на них, поскольку это оказывается полезным в большинстве случаев. Сам ты суть воплощение логики — ментат. Но твои подходы к проблемам и попытки их решения — это в самом буквальном смысле внешние проекции твоего сознания. Их надо изучать всесторонне.
— Вы учите меня моей работе? — спросил он, даже не пытаясь скрыть возмущение… и нотки презрения.
— Ты видишь все вокруг себя и применяешь к замеченному свою логику, — объяснила я. — Но особенность человеческого сознания такова, что логикой всего труднее исследовать проблемы, связанные с глубоко личными мотивами. И тогда мы бродим, вокруг в темноте и возлагаем вину за свои проблемы на все, кроме той единственной причины, которая в действительности мучает нас.
— Вы намеренно хотите подорвать мою веру в свои возможности как ментата, — отрывисто сказал он. — Если бы я узнал, что любой из наших людей пытается подобным образом саботировать любое другое оружие из нашего арсенала, я без колебаний обвинил его и уничтожил бы.
— Хорошие ментаты не пренебрегают фактором возможной ошибки в своих расчетах. Уважение к этому фактору — это здоровая черта.
— Я с этим никогда и не спорил!
— Тогда попробуй приложить свои способности к симптомам, которые мы оба видим, случаи пьянства, ссоры… Среди наших людей ходят самые нелепые слухи об Арракисе. Они запустили даже свои простейшие…
— Это все от праздности, и ничего больше, — возразил Хават. — И не пытайтесь запутать меня, напуская таинственность на самые простые вещи.
— Почему ты никогда не использовал до конца мои возможности в своей службе герцогу? — спросила я. — Или ты боялся соперника в моем лице?
Он сверкнул глазами.
— Я кое-что знаю о том, чему учат Бене Гессерит… — Он угрюмо оглядел меня и замолк.
— Что же ты? Продолжай, — усмехнулась я. — Ты хотел сказать: «Бене-Гессеритских ведьм».
— Я действительно кое-что знаю о той настоящей подготовке, которую дают в Бене Гессерит, — хмуро сказал он. — Я же видел, как все это проявляется у Паулы. И меня не обманет этот ваш лозунг на публику — мол, «мы существуем лишь для служения».
— Ты почтительно выслушиваешь меня на Совете, — сказала я, — но почти никогда не принимаешь мои советы. Почему?
— Я не верю советам, рожденным Бене-Гессеритскими мотивами, — отрезал он. — Вы можете думать, что видите человека насквозь, что можете заставить его поступать так, как вам…
— Суфир! — для виду взорвалась я. — Глупец, несчастный глупец — вот ты кто!
Хават нахмурился, заставил себя снова сесть.
— Какие бы слухи о наших школах ни доходили до тебя, — промолвила она, — правда куда больше этих слухов. Если бы я хотела уничтожить герцога… или тебя, или кого угодно из тех, кто находится в пределах моей досягаемости, — ты бы не смог помешать мне.
Хават сунул руку за пазуху, где у него всегда лежал миниатюрный пистолет с ядовитыми иглами. Я увидела, как его рука скользнула к внутреннему карману.
— Я надеюсь, между нами нужды в насилии не возникнет, — сказала я.
— Достойная надежда, — согласился он.
— Но тем временем болезнь распространяется в наших рядах и разъедает их, — продолжала я. — И я должна вновь спросить тебя: не разумнее ли предположить, что это Харконнены посеяли в нас подозрение друг к другу, чтобы разъединить и столкнуть нас?
— Кажется, мы все же вернулись в тупик, — угрюмо буркнул Хават.
Я вздохнула.
— Герцог и я заменяем этим людям отца и мать, — сказала я. — Это положение…
— Герцог не женился на вас, — перебил Хават. Я сдержалась, усилием воли сохранив спокойствие. Он хорошо парировал.
— Но он не женится и ни на ком другом, — уточнила я. — Во всяком случае, пока я жива. И, как я сказала, мы для наших людей вместо родителей. Разбить сложившиеся отношения, рассорить и запутать нас — какая цель для Харконненов будет более соблазнительной?
Он понял, куда я клоню, и его брови сдвинулись.
— Герцог? — продолжала я. — Да, это заманчивая цель; но никто не охраняется лучше, чем герцог. Разве что Паула. Я? Разумеется, они бы не отказались от такой добычи; но уж кто-кто, а они знают, — что Бене Гессерит — добыча не из легких. Но есть и другая мишень. Человек, чьи обязанности по определению создают огромное слепое пятно. Человек, для которого подозрительность так же естественна, как дыхание. Человек, вся жизнь которого построена на тайнах, интригах, намеках и хитростях. — Я протянула к нему руку. — И этот человек — ты!
Хават вскочил со стула.
— Я не отпускала тебя, Суфир! — резко бросила я, применяя псионику.
Старый ментат почти упал на стул — мышцы вдруг отказались ему служить. Я невесело улыбнулась:
— Теперь ты кое-что узнал о том, чему нас учат по-настоящему, — проговорила я.
Хават попытался сглотнуть — горло пересохло. Мой приказ был таким властным, не допускающим даже малейшего неповиновения, — и он не смог противиться. Тело послушалось раньше, чем он успел что-либо подумать. И ничто не могло бы удержать его от выполнения этого приказа — ни логика, ни гнев… ничто. Чтобы сделать то, что удалось сделать мне, необходимо глубоко, до самых сокровенных подробностей, знать того, кому приказываешь, ну или быть терранкой, но я уже почти достигла уровня прототерранки. Он не представлял себе, что возможен такой контроль над человеком…
— Я говорила тебе, что мы должны понять друг друга, — сказала я. — Я имела в виду, что ты должен понять меня. Я тебя понимаю давно. И я могу сказать тебе, что твоя преданность герцогу — это все, что гарантирует твою безопасность сейчас, когда ты рядом со мной…
Он не мог отвести от меня глаз. Облизнул губы.
— Если бы мне нужна была марионетка, я бы заставила герцога жениться на мне, — спокойно продолжала Джессика. — Причем он был бы уверен, что женился по собственной доброй воле.
Хават наконец опустил голову и исподлобья взглянул на меня сквозь редкие ресницы.
«Неужели у каждого человека есть такое «слепое пятно»?» — думал он, а мы читали его мысли. — «И каждого можно заставить подчиняться даже раньше, чем он сможет осознать все и воспротивиться?»
Эта мысль поразила его. Кто может противостоять наделенному подобной властью?!
— Сейчас ты увидел железный кулак внутри мягкой перчатки Бене Гессерит, — сказала я. — Немногие, увидев его, оставались жить… И то, что я сделала, — довольно простая вещь для нас. Ты не видел всего, на что я способна. Подумай об этом!
— Так почему вы не уничтожаете врагов герцога? — спросил он.
— Что я должна уничтожить? — переспросила я. — Или ты хочешь, чтобы герцог сделался слабым и всегда зависел от меня?
— Но с такой властью…
— Власть — это палка о двух концах, Суфир, — произнесла я. — Ты думаешь сейчас: «Ей ничего не стоит создать оружие из человека и нацелить его в самое сердце врага». Да, Суфир. Даже и в твое сердце. Но чего бы я достигла? Если бы многие из нас поступали так, разве не пало бы недоверие и ненависть на всех Бене Гессерит?
— Мне нечего ответить вам, — выговорил Хават. — Вы знаете, что нечего.
— Ты никому не расскажешь о случившемся здесь, никому и ничего, — сказала я. — Я знаю тебя, Суфир.
— Миледи… — Снова старик попытался сглотнуть сухим горлом. И подумал: «Да, у нее действительно есть великая сила. Но разве не делает ее это еще более опасным орудием в руках Харконненов?»
— Друзья могут уничтожить герцога так же легко, как и его враги, — сказала я. — Но теперь я верю — ты найдешь корни своих подозрений и вырвешь их.
— Если они все же окажутся беспочвенными, — добавил, он.
— Если? — насмешливо прищурилась я.
— Да, если, — подтвердил он.
— Ты действительно очень упорен, — сказала я.
— Просто осторожен, — ответил он, — и помню о факторе возможной ошибки.
— Тогда я задам еще один вопрос. Ты стоишь лицом к лицу с другим человеком, беспомощный и беззащитный, связанный по рукам и ногам, и этот другой держит нож у твоего горла. Но не причиняет тебе вреда, освобождает тебя, отдает тебе оружие и позволяет воспользоваться им по своему усмотрению… — Она поднялась, повернулась спиной к Хавату.
— Теперь ты можешь идти, Суфир.
END Pov
— Отпустила? — прозвучало из темноты и появилась я.
— Молодая госпожа, вы же должны быть в комнате в подвале… — начал Суфир.
— А я там, — ответила я, включая камеру в своей комнате и показывая себя спящую Хавату.
— Это… это… — ответил Суфир, — невозможно.
— Всё возможно, — ответила я, создавая кристалл и подавая его Суфиру, — «есть многое на свете друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», кристалл сжать в руке и мысленно открыть.
Кивнув старый ментат ушел в себя.
— И обязательно было цитировать ему Шекспира?
— Ну захотелось, — ответила я, — приближается час X, и мы должны быть готовы.
— Такого я не ожидал, — ответил старик, когда пришел в себя, — но готов пойти с тобой Паула или как тебя там, до конца.
— То, что ты узнал не подорвет твоей эффективности? — спросила мама.
— Нет, — ответил он, — но я не хочу служить Харконненам. И могу я устранить Юйэ?
— Юйэ я устраню сама, — ответила я, — не беспокойся на его счет.
— Но ведь… — начал Суфир, — … он предатель.
— Да, — ответила мама, — мы в курсе, но он не знает, что мы в курсе, так что не трогай его.
— Да, Суфир, — ответила я, — чтобы реакции твои были естественными, и чтобы ты не боялся допросов я заблокирую часть твоей памяти, ты вспомнишь об этом, когда снова появишься на Арракисе, и начнешь действовать.
— Зачем? — спросил он.
— Для естественности, — ответила я и подала ему емкость, — и да, это эликсир, он позволит тебе не обращать внимание на яд, которым тебя напоит барон.
Кивнув Хават выпил эликсир и кивнул.
— Я готов.
Я же вломилась в его сознание и заблокировала то, что он узнал сейчас в этой комнате, и поставила тригер на открытие этих воспоминаний.