***
Тэхён подорвался с места, вбегая в лифт и тут же оказываясь на цокальном этаже в ломбарде. Как он разогнал охрану перед собой и оказался рядом с омегой, загораживая его и пачкаясь в свежей рвоте он понять не успел. Да и, сейчас то, в чём он испачкался или как до сюда добрался волновало меньше всего. — Вон отсюда! Вы больше не имеете права приходить в это место! — Тэхён тоже на грани истерики, но не от страха, а от злости и беспомощности (?). А Юнги что? Ему смешно до боли в животе. Тот самый, лично выдрессированный им Чон Чонгук, терпеливее всех омег, с которыми он играл, сейчас бьётся в истерики, от одного его вида. А… Погодите, уже не бьётся. Уже просто валяется в собственной блевотине, прячась от мира. Ну разве не забавно? Разве не забавно, когда человека бросает в крупную дрожь, от одной чьей-то улыбки? Когда колени подкашиваются и слезы наварачиваются от хриплого и придавливающего к земле голоса? Когда человек захлебывается своими собственными органами и теряет сознание — вот оно - истинное счастье, истинная забава. А ведь Юнги ещё ничего и не сделал, лишь достав из кармана какую-то тупую швейную иголку, просто чтобы поиграть на нервах и, о, как же хорошо это у него получилось, потому что в этой маленькой, душной комнате, полностью пропахшей рвотой, потом и страхом трясёт абсолютно всех. Чонгука от животного страха даже во сне. Тэхёна от злости и страха за Чонгука. А Юнги от смеха. И сказать, что атмосфера напряжена до предела — соврать. Потому что напряжение уже давно перешагнуло эту черту и, кажется, просто взгляда хватит, чтобы поджечь всё вокруг, охватив комнату горячими языками пламени. — Охрана, уведите его, и на сто метров к зданию не подпускайте, иначе лично застрелю, — кричать или выяснять отношения нет смысла, ведь и так всё понятно. Без слов. А Юнги и не сопротивляется, поднимая руки вверх в поражении выходя из Narko_queen.***
Страх потерять — это, наверное, одно из самых непонятных чувств, когда вместо инстинкта самосохранения срабатывает какой-то другой, неизвестный науке. Когда нужно спасать себя, но ты спасаешь другого, утопая в нём полностью, захлебываясь в этих непонятных, но по истине прекрасных чувствах. Что двигало Тэхёном в тот момент, когда он аккуратно прижимал к себе вцепившегося в него уже очнувшегося Чонгука, после вытирая его от рвоты? Наверное, тот самый непонятный инстинкт. Потому что желание защитить своего крольчонка достигло апогея и уже не важно ничего, кроме счастья и улыбки этого золота. Тэхён убивал и убивал не раз, а за этого омегу готов убить и ещё миллиарды, пусть только хоть кто-нибудь плохо подействует на Чонгука. Хоть из-за кого-нибудь он уронит кристаллы слез на пол и отстранится от реальности, пряча свою белоснежную и самую прекрасную улыбку от этого мира. Тэ готов оберегать этот комочек счастья ценой собственной жизни, забывая о том, как дышать, потому что отдал свои лёгкие, свой воздух, свои запахи ему. Своему Чон Чонгуку. Ви тихонько берет на руки омегу, которого всё ещё потряхивает, выказывая остатки истерики в виде бесконечных слёз и цокающих зубов, и обнимает, занося к себе в кабинет. На сегодня Narko_queen закрыта и на следующий день тоже, но об этом позаботяться охрана, менеджеры и кто там ещё есть. Это абсолютно не интересно, потому что сейчас интересен только Гук. Такой родной, тёплый и свой. — Тэх..Тэхен...Н.. — он ещё заикается, пытается успокоиться, но получается не очень хорошо, ведь альфа медленно расстегивает портупею, а за ней и рубашку. — Я сам.. — Нет, крольчонок, не сам, — Тэхён снимает тугие ремни, но рубашку оставляет расстегнутой, наклоняясь к омеге и обнимая ещё, ещё и ещё. — Всё хорошо, я тебя не трону~, — в этом сладком голосе ничего не стоит раствориться, Гук поклясться может. Ему страшно, он не очень доверяет Тэ, но что-то внутри подсказывает, что так будет лучше. Что он не тронет. По крайней, мере хуже, чем с Юнги ему явно не будет. Поэтому омега расслабляется, прикрывая глаза и сосредотачиваясь на спокойном сердцебиение, а не на холодных пальцах, раздевающих его до нижнего белья, избавляя от грязной одежды, после начиная обратно одевать во что-то. Чонгук слишком устал, слишком измотан, чтобы замечать, во что его одевают, пока Тэхён чуть не ахает от восторга, завидев младшего в своем официальном костюме. В этот момент Ви сам восхитился своей выдержке, потому что смотреть на такого Чонгука до боли в паху больно, но самое страшное ещё в переди — его надо вымыть, потому что на ногах Чонгук ещё самостоятельно не стоит, а в машине вообще уснул, иногда чуть вздрагивая во сне, просыпаясь на секунду и снова засыпая. «-Не идут ему костюмы..ты ещё ответишь за такой наглый пиздеж, Чон Чонгук", — Тэ яростно бьет руль большим пальцем, стоя на светофоре. До дома осталось буквально пару минут, а до конца терпения альфы. Сколько? Слишком много, чтобы сравнивать с обычной выдержкой и слишком мало для того, чтобы долго держать себя в руках рядом с этим чудовищем-кролем, от которого запах шлейфом остаётся, осядая в легких ещё трех машин сзади. Про то, что творится в мозгах у Тэхёна вообще говорить не стоит, потому что он буквально слюни подбирать может, в попытках успокоить разбушевавшиеся инстинкты. Думать о чём-то другом, отсесть подальше, сосредоточиться на дороге — ничего не помогает, до одури жарко, в штанах узко и выть хочется от безысходности. Как Ви доехал до дома и не попал в аварию? Восьмое чудо света, не иначе. Хотя нет, постойте-ка, девятое. Восьмое — это сам Чонгук, сам крольчонок. Невероятно, сколько чудес появляется в жизни простого(?) альфы с появлением всего одного необычайно-сложного(?) омеги. Чонгуку так же непривычно, ведь где это видано, чтобы его раздевали второй раз за день. Причём не просто раздевали, а чтобы обмыть, накормить, а после спать уложить. Не изнасиловать (!!!), а позаботиться, отмывая от черных пятен на налитом кровью сердце. И это так тепло и хорошо, но ровно до того момента, как неуверенно, слегка дрожащими пальцами Тэ не касается кромки боксеров, переводя вгляд на потерявшегося омегу, как бы спрашивая разрешения. В этих глазах можно увидеть миллионы оттенков цветов и эмоций: Вот здесь, возле угольного зрачка, глубокий темный шоколад, в котром читается какое-то странное спокойствие и уравновешанность. Рядом, в бронзово-коричневых цветах — беспокойство и забота о человеке, которого любишь и желаешь оберегать. А в серединке, в самой освещенной части радужки, в коньячно-охристых оттенках затаилась буря похоти, страсти и по истине животного желания. Всё это подчеркивается ярким бликом, слегка заходящим на голубоватое из-за освещения глазное яблоко, которое раз в несколько секунд накрывают густыми, пепельно-черными ресницами. И какому из оттенков этих глаз верить? На каком выборе остановиться и можно ли доверять своим эмоциям? А чувствам и цвету глаз? Может, запахам или стилю в одежде? Цвету и мягкости волос? Что именно заставляет человека начать доверять другому человеку? Скорее всего поступки, правдивые слова и... Конечно же глаза, да, именно глаза. Если бы месяц назад Чонгуку сказали, что скоро его будет раздевать Тэхён, чтобы вымыть и привести в порядок, то он бы громко рассмеялся, а потом ещё и показательно слезу вытер, потому что это какой-то дичайший бред. Однако… Ви берет обнаженного омегу на руки, поднося к уже наполненной горячей ванне. Так забавно наблюдать за тем, как он резко дергается, покрываясь крупными мурашками, расслабляясь в распаривающей воде. Как кончики волос намокают, собираясь в потемневшие мокрые «сосульки». Наконец-то чонгуковы глаза оживают, проявляя свой янтарный, по-настоящему прекрасный цвет. Снова белоснежная, очень слабая из-за стресса, но такая искренняя улыбка. Дрожь в зубах унялась, колени выпрямились, пока Гук запракинул голову на бортик акриловой ванны и тяжело, но наконец полной грудью, выдохнул, закрывая глаза. — Слюни подбери, — тихая усмешка в сторону откровенно пялившегося на него альфы. — Хах, уже грубишь? Значит, «выздоровел»? — кажется, они соревнуются в выдержке и низости охрипших голосов. И, о, знают ведь, что оба проиграли. Ведь, не дождавшись ответа, Тэхён медленно подходит к ванной, присаживаясь на корточки и инстинктивно облизываясь. — А я смотрю, твоё тело активно реагирует на меня, — Чонгук приоткрыл один глаз, расползаясь в ехидной улыбке. Он всегда любил ходить по лезвию, и сейчас — не исключение. Указательным пальцем омега спокойно ведет по шее, огибая кадык, плавно переходя на накаченную грудную клетку, проводя языком по губам нарочито-медленно, проверяя, насколько хватит Тэхёна. А Тэхён хватает не надолго, он заканчивается в этот же момент, припадая к сладким, искусанным губам, зарываясь пальцами в мокрые волосы и слегка оттягивая их, в надежде услышать тихий стон. И он его получает..