Лабиринт для Ариадны

Корабль прибыл быстро, даже быстрее, чем Ариадна рассчитывала. Она, конечно, не видела, как он швартовался, как афиняне шли ко дворцу – она в это время была занята последними приготовлениями к приёму в честь почётных гостей. Она впервые помогала готовиться к нему: когда афиняне приезжали в прошлый раз, Ариадне было только восемь, и все, что она могла делать – это подносить старшим сёстрам, Федре и Кседонике, то, что они попросят. Сегодня все изменилось: она заботилась о хозяйстве наравне со старшими, и более того – когда Кседоника и Федра удалились в свои покои, она, Ариадна, осталась в зале, где должны были принимать гостей, под удивлёнными взглядами братьев. – Что это ты тут делаешь, красавица? – вкрадчиво промурлыкал Главк, как всегда, незаметно подкравшись к ней сзади. Ариадна подавила рефлекторную дрожь, но спина у неё непроизвольно окаменела. – Все хорошие девочки уже лежат в своих постелях… Верно я говорю, Минотавр? Минотавр загоготал. Конь, а не бык. Бросив на него взгляд, полный клокочущей и бурлящей ненависти, Ариадна едва повернула голову к Главку и окатила его ледяным презрением. – К твоему сведению, не ты один когда-то потерял брата… – Она с силой стиснула и выломала себе пальцы. – Я хочу насладиться местью вместе с нами. Братья удивлённо переглянулись, принялись мяться, не зная, как реагировать… Жалкие щенки. Породистые, конечно, высокие и сильные, способные переломить её позвоночник о крепкие колени одним движением, но такие жалкие… Ариадна чуть заметно скривила губы и бросила: – Отец мне позволил. Молодые мужчины испустили вздох облегчения. Если отец позволил – значит, все правильно. – Ну, что ж, если так… – немного растерянно пожал плечами Девкалион. – То как скажешь. «Да. Верно. Как я скажу». Ариадну напугало бы удовольствие, с каким отдались в ней эти слова, если бы она не была так сильно сосредоточена на своих мыслях. Этот вечер – её единственный шанс… Сейчас она – как игрок, напряжённо наблюдающий за тем, как мелькают напёрстки под ловкими пальцами мошенника. У неё есть только один шанс, чтобы сделать ставку, и дальше от этого будет зависеть вся её жизнь… Осознание этого так тяжко давило ей на грудь, что девушка даже не сразу отреагировала, когда её плечи неожиданно крепко стиснули слишком знакомые руки. – А я рад, что ты сегодня с нами! – Глаза Минотавра и вправду искренне блестели. – Я так и думал, что ты такая же, как я, как мы все… Моя дорогая, милая, послушная сестрёнка… – жарко прошептал он уже возле самого её уха, так, чтобы только она могла расслышать, и подарил ей ещё один отвратительный поцелуй за ухом. Ариадна судорожно сглотнула, надеясь, что никто не заметил, как дёрнулось её горло. Тело непроизвольно сводило напряжением, как судорогой, но девушка старалась не каменеть в объятиях брата слишком сильно. Вместо этого она с мягкой улыбкой провела ладонями по рукам Минотавра и прошептала в ответ, чуть повернув к нему голову: – Убей их всех для меня, мой любимый брат. Лицо его просияло радостью, прежде ей незнакомой: жестокой и одновременно удивительно… детской?.. Ариадна чуть встряхнула волосами, отказываясь об этом думать, и перевела пристальный взгляд на двери, ведущие в зал – высокие, резные, украшенные позолотой двери с ручками в виде голов быка. Минос обладал мрачноватым чувством юмора. Совсем скоро они должны были распахнуться, впуская внутрь несчастных афинян… И спустя несколько мгновений это произошло. С громким треском, отразившимся от высоких стен (Ариадна почему-то была уверена, что слуги нарочно распахивают двери так помпезно, возможно, по приказу отца или с его одобрения), двери широко раскрылись, и четырнадцать тонких фигур медленно, одна за другой, вплыли в залу. Ариадна напряжённо замерла, стиснув вместе тонкие руки. Все мышцы её крепкого, молодого тела напряглись под хитоном; сейчас она как никогда напоминала одну из статуй, которую Икар ваял, опираясь на её облик – «Артемида на охоте». Пристальный взгляд переходил с одного молодого человека на другого. Вот первый, самый высокий, с пшеничными густыми волосами до плеч. Старается держаться, голова высоко поднята, губа закушена, но подбородок, успевший зарасти немного щетиной, видимо, за время плавания, чуть-чуть дрожит. Длинные ноги в выпуклых сухих мускулах выдают в нем хорошего бегуна, но упрямо развёрнутые плечи и решительный взгляд ярких глаз, похожих на летнее небо в сумерках, подсказывают, что бегать он не будет. «Удачи тебе, бегун». Рядом с ним – стройная, тонкая девушка с сияющей кожей, белой, как молоко, с тонким силуэтом изящных, хрупких плеч. Пухлые губы искусаны докрасна, глаза опухли и покраснели, но старается не плакать. На длинных пальцах Ариадна заметила несколько чернильных пятнышек… Поэтесса, возможно? Минос велел присылать на Крит не просто парней и девушек, которых можно было бы набрать из бедняков, тюремных заключённых и проституток – нет, он велел присылать себе лучших. Все они были хорошо одеты, и каждый, вероятно, обладал каким-то талантом или, по крайней мере, происходил из богатой семьи. «Наверняка афинские аристократы готовы заплатить царю Эгею любые деньги, лишь бы в следующий раз отправили не их детей…» – подумала Ариадна и перевела взгляд на вторую пару. Эти выглядели почти смешно: девушка – высокая и крепкая, явно занимается атлетикой, на крепком бицепсе – толстый золотой браслет, спина почти по-мужски широкая, под тонкой тканью хитона угадываются крепкие мускулы. Оглядывается внимательно, остро, как воин, осматривающий место для сражения. Парень с ней рядом – плотный и крепко сбитый, но невысокий, с затравленным взглядом тёмных глаз. Настороженный, кожа белее снега, только на скулах горячечные пятна, и жилы на шее вздулись от волнения... Ариадна прикусила губу. Что-то в нем было… Похожее на Минотавра, как ни иронично. Тот же невысокий рост, грубые черты лица, чёрные волосы, широкие плечи, ощущение силы. Но почему-то этот юноша не пугал её, как брат, и глаза у него были… Глаза – тёмные, но взгляд – светел и ясен, даже сейчас, в плену грозовых туч тревоги и страха. «Может быть, и мой брат мог бы стать таким… где-нибудь вдали от Крита». Ариадна ещё несколько долгих секунд смотрела на Минотавра, каким он мог бы быть, и скользнула взглядом дальше. Следующий юноша – всем им было едва ли больше, чем ей самой – воином явно не был, более того, он прихрамывал, и хромота его отдалась в сердце Ариадны, слишком сочувствующем и мягком для этих мест, тянущей болью: этот умрёт первым или вторым, сразу после девушки-воительницы или того парня, что шёл впереди всех – они, скорее всего, первые бросятся на Минотавра, а затем, когда все остальные бросятся врассыпную, придёт черёд этого несчастного юноши. Тонкий, высокий и стройный, он сразу же напомнил ей Икара и Дедала – может быть, Дедал был таким когда-то, прежде, чем его кудри выбелила седина? – и воспоминание о них отдалось болью вдвое сильнейшей. Крутые тёмно-рыжие кудри, очень тугие и густые на вид, украшали его голову, обрамляли тонкое, точёное лицо с ярким коралловым ртом и ещё более яркими зелёными глазами. Странно, но в его глазах кроме тревоги и страха она заметила ещё и огонёк любопытства. Его губы шевелились, словно что-то проговаривая или беззвучно высказывая мысли, большие глаза жадно скользили вокруг, сбирая в себя каждую деталь, беспокойные пальцы лихорадочно барабанили по его же собственному запястью. «Красивый, – вздохнула Ариадна про себя. – Так, наверное, и выглядят красивейшие афинские мужчины… Бедный мальчик». Она ещё несколько секунд смотрела в его лицо, так похожее на тонкое, живое, прекрасное лицо Дедала, и нехотя перевела взгляд дальше. И сердце её подпрыгнуло к горлу, как у охотника, завидевшего беззаботно гуляющего по поляне оленя. Ариадна сделала нарочито глубокий и спокойный вдох, силой заставляя себя скользить взглядом по следующему мужчине так же равнодушно, как и по всем другим. Она с первого взгляда поняла, что он отличается от всех. Осанка, разворот плеч, то, как он держал голову и как лежали складки хитона вокруг его поджарого, крепкого тела – все выдавало в нем дворянина, причём дворянина очень богатого, привыкшего к власти и огромному достатку. У него единственного из всех, кроме девушки с браслетом на предплечье, были украшения: золотой обруч на лбу, такой же, как у Ариадны, только толще, сдерживал густые золотисто-каштановые локоны, на пальце девушка заметила крупный перстень, который юноша время от времени поворачивал. И самое главное… В его глазах – глубоких, влажных, тёмных, как вишнёвое дерево – Ариадна не видела страха. Вообще. Он оглядывался с любопытством, чуточку настороженно, цепко и внимательно. «Так вот, как тут все устроено, – будто говорил этот взгляд. – Я это запомню». «Может, мне показалось? – нахмурившись, подумала Ариадна. – Разумеется, он боится, все боятся, это естественно. Даже того, хромоногого, который тоже любопытничает, тоже трясёт, и в лице у него ни кровинки. Может, он просто очень хорошо скрывает?» Девушка скользнула по парню с обручем задумчивым взглядом ещё раз, прежде чем продолжить изучать входящих. Вошли ещё три пары: явно брат и сестра или возлюбленные, цепляющиеся друг за друга, затравленные, они выглядели очень худыми, болезненными и хрупкими, с торчащими острыми скулами и ключицами – может быть, исхудали за время плаванья, или, возможно… «Крит испортил меня, – с тоской поняла Ариадна. – Я дышу отравленным воздухом этих мест и смотрю на кровавое критское небо, глухое к мольбам и стонам». ...Возможно, отец этих двоих решил избавиться от болезненных и слабых, неугодных ему отпрысков, таким патриотическим способом, пожертвовав ими на благо Афин. За братом и сестрой – необычайной красоты девушка с настоящим плащом из густых, длинных, тёмно-золотых волос, отливающих медью в сиянии закатных лучей, сероглазый юноша с длинными музыкальными пальцами и лёгкими движениями танцора, и последними – девушка очень скромной наружности, явно выплакавшая себе все глаза за время путешествия и теперь с трудом держащаяся на ногах, и высокий, явно обладающий огромной физической силой, молодой мужчина, осторожно поддерживающий её за локоть. Девушка вздрогнула и обернулась, когда двери за ними захлопнулись, и хоть Ариадна не видела её лица – она была уверена, что его исказила гримаса отчаянья. Из горла последней афинянки вырвался какой-то задушенный звук, но мужчина с ней рядом крепко стиснул её плечи и даже слегка встряхнул – и она запихнула внутрь нерождённый вопль. В её глазах трепетали крылья Фобоса, когда она медленно повернулась обратно. Ариадна прикусила губу, чтобы не послать ей сочувствующую улыбку. Нельзя: с ней рядом братья. Отец величественно поднялся с места. Неожиданно светлая, яркая улыбка осветила его лицо… Ариадна сдержалась и не стала изумлённо распахивать глаза. Она никогда не видела, чтобы её отец так улыбался… Теперь он казался ей почти красивым, даже помолодевшим, и глаза его сияли ясным и тёплым светом… Может, в такого человека когда-то влюбилась её мать и потому до самой смерти бешено ревновала его к любовницам. Может быть, он был таким до того, как погиб Андрогей, незнакомец-брат, укравший её счастливое детство и семью. – Добро пожаловать на Крит! – тёплый голос отца звучно разнёсся по залу. – Должно быть, вы все устали с дороги… Я, царь Минос, рад приветствовать вас всех, друзья! Проходите, ешьте и пейте в моем доме. Я счастлив видеть вас гостями. Афиняне и афинянки стали растерянно переглядываться между собой. Невысокий мужчина, похожий на Минотавра, машинально провёл рукой возле бедра, явно в поисках рукояти меча, но там ничего не было. Сердце Ариадны отозвалось тоскливым сочувствием: она понимала его беспомощность, наверное, как никто другой. Юноша, каким мог бы быть её брат, плотно сжимал губы и смотрел на царя Миноса исподлобья, пристально, вопросительно, будто спрашивая «В чем подвох». Так же смотрели и все остальные (а кое-кто – и вовсе откровенно напуганно), и только юноша с обручем смотрел спокойно и ясно, лишь чуть приподняв бровь, будто… заинтересовался. Будто все это было для него интересным приключением. Аид его забери, что не так с этим парнем?! – Это мои дети, – продолжал Минос с улыбкой. – Катрей, Девкалион, Главк и… – Он сделал эффектную паузу, дождавшись, пока последний из его сыновей выйдет вперёд и встанет в небрежно-красивую позу. – Минотавр. Послышались изумлённые возгласы. – Что? Как такое возможно?! – воскликнул хромоногий рыжеволосый юноша. Юноша с обручем на голове хмурился и пристально рассматривал Минотавра, чуть покусывая полные губы. – Ведь минотавр… – Легенда, – оборвал его Минос, будто отец, убеждающий ребёнка, что никакие монстры из подземного царства не прячутся в глубоких тенях его комнаты. – Не более, чем легенда. Я нарочно создал её, чтобы припугнуть моих врагов… На деле Минотавр – обычный человек, такой же, как вы все. – А Лабиринт? – с вызовом бросила воительница с браслетом на руке. – Не более, чем украшение моего дворца. Никто не причинит вам вреда, друзья, – мягко промолвил Минос. – Как и другим, тем, кто прибыли семь лет назад, четырнадцать лет назад… Они остались на Крите, потому что они – дань. Плата за… – Он смахнул со щеки несуществующую слезу, его горло напряглось, будто подавляя комок, голос прозвучал хрипло, но вовсе не сочувственная дрожь пробежала по телу Ариадны. – Плата за гибель моего сына… – Он прочистил горло и сморгнул влажную пелену с глаз. «Ух ты. А я и не знала, что мой отец, оказывается, умеет вызывать слезы по своему желанию… Или я к нему предвзята?.. Боги, дайте мне разума… – Ариадне захотелось судорожно стиснуть пальцами собственные виски. – Дайте мне разума, мне так страшно совершить ошибку…» Голос Миноса вновь окреп, словно он справился с собой. Главк обнимал его за плечи – любящий сын, поддерживающий отца. Ариадна заметила, как глаза девушек-афинянок наполнились сочувствием, и сердце её болезненно сжалось. Глупые, глупые, глупые… – Впрочем, это было давно, – голос Миноса вновь окреп, словно он справился с горестным порывом. – Садитесь за стол, ешьте, пейте и веселитесь. Сегодня сама принцесса Крита будет развлекать вас. Ариадна скользнула вперёд – мягкое, плавное движение охотницы – и склонилась перед афинянами в глубоком поклоне, длинные тёмные локоны упали на лицо, почти полностью его закрывая, и сквозь густые, тяжёлые пряди не было заметно, как внимательно она осматривает их снова и снова. Ей предстояло сделать ставку… Но на кого? Афиняне медленно расположились за столами. Двигались они осторожно, как звери, затравленные косули, которые чувствуют на себе прицел умелого лучника, но Минос улыбался так тепло и искренне, братья Ариадны так весело шутили и смеялись, стремясь развеселить гостей, и сама Ариадна так ласково улыбалась, поднося им кубки со сладким вином или с поклоном предлагая отведать запечённых со сливами голубей, или пирог с ягодами терновника, какой пекут только на Крите, или громадных рыб, выловленных здесь же, у каменистых берегов, что юноши и девушки постепенно расслабились. Первым рассмеялся тот самый хромоногий рыжеволосый красавец, кто спрашивал про Минотавра. – Погодите… – начал он тоном радостного недоверия. – Так это значит… Мы не погибнем?! – До тебя только сейчас дошло, приятель?! – раскатисто расхохотался Минотавр, звучно двинув его по плечу рукой, да так, что бедолага даже покачнулся. – Никто из вас не погибнет! Ариадна всей душой, каждым вздрагивающим от напряжения нервом ненавидела эту белозубую, широкую, обаятельную улыбку. Она беззвучно скользила мимо, за спиной у брата, с подносом в руках, и пальцы её сжимались сильнее, сильнее… «Взять кубок. Взять кубок и изо всех сил врезать по этой сияющей физиономии, прямо по зубам, чтобы посыпались на пол, а потом бить его, бить, бить, пока не сломаю кубок об его тупую голову, а потом схватить нож, а потом…» Ариадна сделала глубокий-глубокий вздох. – Вот прекрасно! Да благословит Афродита этот светлый дом! – радостно продолжал рыжеволосый. – Тогда можно мне исследовать Лабиринт? Я слышал, его строил сам Дедал, это правда? У Ариадны в горле застрял жёсткий ком. – Да, правда, – отозвалась она, старательно скрывая болезненную хрипотцу в голосе. – Тогда я хочу его исследовать ещё больше! – рыжеволосый юноша хлопнул в ладоши с живым огнём в глазах. – Я архитектор, – продолжал он с волнением, доверительно глядя на Минотавра, – и мне давно было интересно… Как устроено такое легендарное сооружение. Может быть, твой отец согласится рассмотреть мои придумки? – он прикусил нижнюю губу и трепетно сжал на груди тонкие ладони. – Я придумал несколько интересных изобретений, которые могут очень пригодиться в хозяйстве, и… И у меня ещё есть чертежи дворцов… Может быть, ему захочется летнюю резиденцию? Не было у отца никакой летней резиденции. Он любил свой дворец на Крите, своё личное маленькое государство в государстве, где он был не просто царём, а почти богом. Но откуда об этом было знать несчастному архитектору, которого так ласково убеждали, что да, да, непременно, все так и будет? Кажется, его звали Фавий… Сердце у Ариадны заныло почти по-звериному тоскливо. Ей нравился этот юноша. Его светлая улыбка, живые глаза, полные любопытства, лёгкие, порывистые движения, словно он ещё не привык к своему увечью и вспоминал о нем лишь изредка, его яркие волосы, сверкающие в закатных луках и отблесках от множества свеч, его яркие зелёные глаза. Он нравился ей, он был похож на Икара… И, как Икар, он никогда уже не создаст ничего прекрасного. Братья Ариадны веселили афинян, шутили, смеялись, рассказывали о Крите, у них были сотни смешных историй в запасе, и они так весело и искренне улыбались – наверное, только одна Ариадна видела опасность в изгибе их ртов, похожем на изгибы сабель, и блеске, которым наполняли их глаза свечи вокруг. Сама девушка с гостями почти не говорила, лишь улыбалась им, поднося вино и кушанья, и с жадностью рассматривала. Она провела всю жизнь во дворце, практически взаперти, и у неё никогда не было друзей, кроме Дедала и Икара. Слуги были слишком запуганы отцом и братьями, чтобы осмелиться даже поднять на неё глаза (даже сейчас служанки, вместе с которыми Ариадна ухаживала за гостями, старались лишний раз на неё не смотреть и не прикасаться), а Минотавр так бешено ревновал её, что у Ариадны не было шансов сблизиться с детьми богатых семей, приближенных к королевской. Даже Дедала и Икара, хоть Минотавр и относился к ним как к забавным зверушкам, девушка отвоёвывала себе едва ли не силой… Ей не хотелось вспоминать, какие вещи она делала в постели с братом, чтобы он не отобрал у неё даже эту, последнюю радость. После этих вещей ныло все тело, саднили соски и между ног, болела челюсть, и сколько бы она ни полоскала рот лимонной водой – не проходил омерзительный привкус. Ариадна была одинока, и теперь жадно смотрела на афинян, невольно думая не только о том, как использовать их, чтобы выбраться – но и о том, что, быть может, родись она под другим небом, в другом месте, в светлом, прекрасном городе Дедала и Икара, они были бы её друзьями. Может быть, она понравилась бы этому светловолосому бегуну Киндею, чей смех так искренен и весел? И они могли бы вместе гулять по солнечным улицам и есть инжиры, пачкая пальцы в липком соку? Может быть, с Гаей, девушкой, похожей на нимфу из охотничьей свиты Артемиды, они смогли бы вместе упражняться и гоняться за оленями? А скромную, тихую Аликмену, лучшую вышивальщицу в Афинах, Ариадна одна могла бы заставить смеяться в голос и веселиться? А похожий на Минотавра даже именем Медон и вправду смог бы стать ей братом – и никогда, никогда не полез бы ей под хитон грубыми руками? Вместе с белокожей, хрупкой поэтессой Гианией Ариадна могла бы петь дуэтом или аккомпанировать ей на кифаре: она когда-то в детстве умела, и ей даже нравилось, но Девкалион разбил её инструмент, а Главк высмеял и стихи, и музыку… Может быть, эта девушка своим нежным голосом и сияющими, мягкими, нежными глазами смогла бы возродить в ней желание петь… Может быть, однажды рыжеволосый архитектор Фавий, похожий на Икара, взглянул бы на неё с нежностью и восхищением и пригласит вечером прогуляться по побережью… Может быть, когда-нибудь в другой жизни они могли бы… «Может быть, однажды небо упадёт на землю, а Стикс повернёт воды вспять, – жёстко сказала себе Ариадна. – Думай, девочка. Думай». Большую часть девушек она отмела сразу же: Минотавр убьёт их скорее, чем бедняжки успеют даже пикнуть, сломает, как тростник. Её взгляд лишь ненадолго задержался на воительнице Гае, но затем Ариадна вспомнила, как она дерзко смотрела на Миноса… Храбрость – это хорошо, но здесь нужна храбрость не воина, бросающегося грудью на меч врага, а разведчика, способного сохранять стальное спокойствие, что бы ни происходило вокруг. По этой же причина Ариадна отмела Медона… Возможно, ещё и потому, что от их схожести с Минотавром по спине её всё равно то и дело пробегала зябкая дрожь. Очень быстро её выбор сузился до двоих: светловолосого бегуна по имени Киндей и юноши с перстнем и обручем – Тесея. Тёмные глаза девушки медленно переходили с одного на другого, внимательно исследуя черты лица, то, как они сидят в кресле, как смотрят вокруг. Тесей снова привлёк её внимание: он сидел в кресле вальяжно откинувшись на спинку, небрежно положив руку на подлокотник, и выглядел не как гость, а как хозяин – хозяин замка и положения. Ариадна даже чуть встряхнула головой, будто пытаясь прогнать наваждение. Не может человек так себя вести, если он всего десять минут назад верил, что его отправят на съедение огромному чудовищу, это какое-то безумие, так не бывает… Ну не бывает же! Может, ей только кажется?.. Или он сам безумен? Ариадна непонимающе прикусила губу, вглядываясь в лицо юноши пристальнее. Тесей. Те-сей. Тес-с-сей… Что-то знакомое… Где-то она это слышала… Нет, безумия в его тёмных глазах не было – Тесей смотрел ясно и спокойно, внимательно, пристально… И… Все афиняне боялись, даже Гая, даже Медон, просто их страх оборачивался гневом и задиристой готовностью прямо сейчас броситься в бой. Но Тесей… В его глазах Ариадна видела только настороженность, внимание и сосредоточенность. «Он не похож на загнанного зверя, как все остальные, вот, в чем дело, – поняла Ариадна. – Скорее, он сам похож на охотника». Теперь она знала, на кого сделает ставку.