Лабиринт для Ариадны

Как всегда, стоило ей переступить порог трапезной, как воцарилось мёртвое молчание. Ариадна с вызовом усмехнулась: думаете, что я буду прятаться в каюте, словно крыса, и там, в одиночестве, поспешно глодать объедки? Да как бы не так! Нравится вам это или нет, я – принцесса Крита, и не вам мне указывать! Гордо вздёрнув подбородок, девушка прошла вглубь трапезной, не обращая внимания на чужие взгляды, но каждую секунду чувствуя их кожей. Особенно – взгляд Дидимы. Пронзительный, тяжёлый, полный упругой, осязаемой ненависти, твёрдой, будто свинец... Каждый раз девушке хотелось поговорить с ней. Попытаться объяснить, что ей очень жаль, что она не виновна в смерти её брата, но понимает её горе всецело: она тоже потеряла близкого человека, самого близкого и любимого на свете... Но, понимая, что это бесполезно и может обернуться ещё одним скандалом и дракой, принцесса, как обычно, прошла мимо, делая вид, что вовсе не замечает её ненавидящих глаз. Она знала, что через некоторое время кто-то снова начнёт разговор, опять зазвучит музыка, польются весёлые песни – о ней постараются забыть, будто она – пустое место, и... И её это устраивало. Даже нравилось. Несмотря на свою гордость, Ариадна всегда садилась на место, где никому не помешает, и зачарованно наблюдала за чужим весельем. Как прекрасна делается золотоволосая, гордая, статная Елена, когда смеётся. Как звенит, будто серебряный, голос Гиании, когда она читает стихи. Как грациозно двигается танцовщица Кадма – танцуя, она будто превращалась в хариту, может, даже в саму Афродиту или Тепсихору, хрупкая и нежная, окутанная хитоном, будто жемчужной утренней дымкой, а густые, платиновые волосы её превращались в мягкие потоки прохладного тумана... Полной её противоположностью был Фавий. В том, как его изранили, Ариадна угадывала Девкалиона: множество лёгких ранений, не насмерть – лишь поиграть, поиздеваться... Девкалион явно не воспринимал хромоногого, безоружного Фавия всерьёз – и это, как ни странно, спасло ему жизнь. Парень едва не истёк кровью во время побега, девушки буквально волокли его, бесчувственного, на себе до корабля (и хорошо, что он потерял сознание, иначе его стоны могли бы привлечь внимание стражи), но сейчас он немного восстановился. На корабле был один из лучших врачей в Афинах (на тот случай, если кто-то из обречённых попытается покончить с собой), который тут же взял Фавия в оборот: перевязал, напоил какими-то снадобьями... И вот теперь он с гордым видом восседал в трапезной, правда, вместо мяса и фруктов питался в основном куриным бульоном, и одна рука у него висела на перевязи (и, скорее всего, будет висеть так всегда: один из ударов Девкалиона пришёлся в локоть), но это не мешало ему заразительно хохотать, звонко петь весёлые и иногда постыдные песни, декламировать во весь голос стихи... Ариадна смотрела на него, как зачарованная: огненно-рыжий, смешливый, сияющий, с улыбкой до ушей, он напоминал ей Икара. И солнце. Но сначала – Икара. Он единственный поприветствовал Ариадну, когда она проходила мимо: – Радуйся, Ариадна! – одарил лучезарной улыбкой, поймал за руку, легонько стиснул пальцы. – Как поживаешь? – Радуйся и ты, Фавий, – мягко откликнулась девушка, с тёплой улыбкой глядя в зелёные глаза. – Спасибо, хорошо. Как твоя рука? – Не знаю, – рассмеялся тот, – я её не чувствую, но, полагаю, хорошо. Передать ей от тебя привет? Ариадна хихикнула: – Было бы очень мило с твоей стороны. Фавий сунул нос под перевязь. – Дорогая рука, передаю тебе привет от Ариадны! – и высунулся обратно: – Она говорит – спасибо, мне очень приятно. Ариадна рассмеялась в голос... Остро чувствуя при этом, с каким осуждением все вокруг смотрят на Фавия лишь оттого, что он проявил к ней дружелюбие. «Не обращай внимания, это их дело, не твоё. А Фавий очень милый». Всю жизнь она видела доброе отношение только от Икара и Дедала, и потому теперь, пожалуй, острее, чем другая девушка на её месте, радовалась весёлому дружелюбию и ласке от незнакомого человека. И глаза у него такие красивые – яркие и живые, полные любопытства, часто смеющиеся и лукавые... Кажется, что Лабиринт вовсе на нём не сказался. Только вокруг глаз обозначились тёмные круги – знак бессонных ночей, быть может, проведённых в плену кошмаров. – Кстати, не присядешь ли ты со мной, Ариадна? – дружелюбно осведомился Фавий. – Тут как раз есть свободное место. Девушка остолбенела. Поражённо уставилась на афинянина. Растерянно приоткрыла губы, будто хотела сказать: «Ты это серьёзно?», или «Ты уверен?», или... Кажется, кто-то из афинян возмущённо выругался у неё за спиной, кто-то из девушек – ахнул. – Д... Да... Конечно... С удовольствием, – растерянно пробормотала Ариадна и опустилась на самый краешек соседнего кресла – медленно, словно в любой момент готовая вновь взвиться на ноги и жёстко ответить на издёвку. Спина её напряжённо застыла, и Фавий, словно заметив это и решив немножко успокоить принцессу, дружески, мягко коснулся её руки. – Расслабься, Ариадна. Хочешь вина? – Спасибо... Девушка спрятала растерянный взгляд за ресницами, так сосредоточенно глядя в протянутый ей Фавием кубок, будто рассчитывала увидеть там чей-нибудь глаз. «Поверить не могу. Афинянин пригласил меня за свой стол. Афинянин ласково со мной разговаривает... Ох, не разочаровать бы его!» Ариадна поспешно вновь вскинула наполненные лихорадочным блеском глаза и широко улыбнулась. – Ваш повар очень хорошо готовит. Многих блюд я никогда прежде не пробовала. – Правда? – искренне удивился Фавий, глаза его заблестели любопытством. – А что ты ела на... на... дома, хочу я сказать? Ариадна пожала плечами и, придвинув к себе пустое блюдо, принялась накладывать себе ужин: немного хлеба, немного оливок, яблоко, солонина. – У нас любят готовить рыбу и мидии. Кносс, наша столица, приморский город, большинство мужчин там промышляют либо рыбной ловлей, либо добычей мидий и жемчуга. А вот почва у нас не очень плодородная, поэтому... – Ариадна смачно откусила от яблока. – Таких вкусных фруктов я сроду не пробовала. – В Афинах тоже много даров Посейдона, но климат у нас, очевидно, получше: фрукты мы выращивать умеем и любим. – Фавий с гордостью вскинул кудрявую голову. – У нас лучшие оливковые рощи во всей Греции, и мы делаем замечательное масло. А какие виноградники! Ты должна это увидеть, это восхитительное зрелище. Лежать на траве под виноградными гроздьями и любоваться солнечным светом, ласкающим налитые соком ягоды... – Фавий мечтательно улыбнулся. – Это было моё любимое место в детстве, особенно для чтения. Я забирался в отцовский виноградник и часами мог там лежать, читать, спать... Время, благословленное Гебой. Зачарованная его речью и ещё больше – его откровенностью, Ариадна даже не притронулась к еде, хотя была голодна. ...И лишь когда Фавий замолчал и принялся за свой бульон – она почувствовала какой-то лишний предмет под ладонью. В памяти тут же угодливо воскресли пара лёгких прикосновений тонких пальцев в руке, пока Фавий говорил... Насторожившись – внутри неё словно натянулись и завибрировали чуткие струны – девушка бросила быстрый косой взгляд вниз... Бумажка. Крошечная бумажка, очевидно, записка... Сердце её бешено заколотилось. Что там? Даже предположить трудно. Угрозы? Какая-то шутка? Признание в любви? Бррр, ну это уже совсем глупости... Ариадна сделала глубокий-глубокий вздох и провела свободной рукой по волосам, изо всех сил делая вид, что всё в порядке. – А моё любимое место – высоко на одной из скал вокруг дворца, у моря. Там растёт старое дерево... Очень старое, раскидистое, с мощными корнями. Одни только боги знают, как оно умудрилось вырасти там, на камнях, выстоять во время бурь и штормов... – Ариадна незаметно смахнула записку вниз, к себе на колени, и развернула лёгким движением пальцев. – Я люблю забираться туда и смотреть на море. Оно бывает таким разным... Обычно у нас бушует непогода, налетает злой северный ветер, но так мне нравится даже больше. Фавий с улыбкой склонил голову, изучая её внимательным взглядом. – Ты... Необычная девушка, Ариадна. Щёки её вспыхнули горячим румянцем. – Почему это? – Любишь бурное море, сильный ветер... Помогла нам, врагам твоего отца, сбежать... Сбежала вместе с нами... Я не встречал прежде таких девушек, как ты. Несмотря на жаркий румянец, заливающий её щёки, и участившиеся сердцебиение, Ариадна не могла не отметить, что он говорит тихо, так, чтобы не слышали все остальные (уже вернувшиеся к своим разговорам, но иногда всё ещё поглядывающие на них с Фавием). И ещё – что на них смотрит Тесей. Тесей сидел на самом почётном месте, как и полагается принцу. Он мало веселился вместе со всеми (лишь один раз Ариадна слышала, как он поёт красивую старинную песню), но, конечно, разделял трапезу со своими соотечественниками. И с ней, Ариадной, хотя они не разговаривали и даже не встречались глазами. По позвоночнику принцессы Крита пробежала волна холодной дрожи. Пальцы сильнее сжали записку на коленях – и девушка очень медленно опустила взгляд, старательно делая вид, что просто выбирает на блюде кусочек получше. «Тесей собирается казнить тебя на рассвете. Его уговорили, я пытался тебя защитить, но не смог. Мне очень жаль. Фавий». Холод хлынул во все стороны от её позвоночника – и охватил её целиком, всю, до самых кончиков пальцев. Ариадна сдержалась – не вскрикнула, не вскочила, ничего не опрокинула со стола в приступе ярости и опустошающего отчаяния, хотя видят боги – ей безумно этого хотелось! Но девушка лишь мертвенно побледнела и медленно подняла на Фавия тяжёлый, тёмный, мутный от боли взгляд. Сердце её словно уже сдавливала ледяная рука Чернокрылого. – Спасибо, Фавий... – прошептала чуть слышно, ожесточённо комкая злосчастную записку. – Мне очень... очень приятно. Его глаза – такие красивые, зелёные, яркие – светились искренним состраданием.

***

Ариадна плохо помнила эту ночь, долгую и страшную. Спала ли она хоть минуту? Наверное, нет. Девушка бесконечно нарезала круги по своей каюте, а совсем недалеко, в трапезной, веселились и праздновали афиняне. Весёлые песни и танцы, звон струн кифары, торжественные стихи, звонкий девичий смех... Ледяная дрожь пробегала по телу от мысли: они празднуют её будущую казнь. За что?! Неужели Тесей настолько неблагодарен, настолько ненавидит всё, что связано с Критом, настолько не желает разделить с кем-либо свою победу?! От осознания бессмысленности каких-либо действий тяжёлыми, страшными волнами накатывало отчаянье. Что она могла сделать? Как Ариадна ни силилась что-то изобрести – ничего не приходило в голову. Под утро, измученная долгой, страшной, бессонной ночью, девушка покинула каюту, пропитанную запахом её страха и отчаяния. Корабль окутала тишина: празднество утихло, Нюкта уже почти скрылась с небосклона, готовясь уступить место розоперстой Эос, но в светлеющем небе ещё мерцали последние звёзды. Подойдя к борту, Ариадна зябко обхватила себя руками, болезненным и в то же время безжизненным взглядом всматриваясь в небосклон цвета тусклой лазури. Отупляющее спокойствие охватило её, хоть она и не пила вина, как в тот раз, в ту страшную ночь... Теперь Минотавр не придёт, чтобы её обнять – он убит, и она сама поднесла меч его убийце. И никто не придёт, никто... Сейчас она была бы рада кому угодно, даже ему, Минотавру, чудовищу, изуродовавшему её жизнь... Ариадна хрипло и страшно рассмеялась, и чёрное безумие полыхнуло в её глазах. О, как она была бы ему рада! Он бы убил их всех. А потом потребовал бы вознаграждение, изнасиловав её на трупах, но сначала – он убил бы их, убил бы их всех, неблагодарных, ничтожных, мерзких... Ариадна вновь засмеялась, надтреснуто, жутко, словно безумная, и глаза её подёрнулись жутковатой, горячечной дымкой. В зыбком предутреннем свете казалось, будто с ней рядом танцует и кривляется тонкая темноволосая фигурка – Ата, богиня обмана и помрачения ума, Ата, чьё имя значит – несчастье. Минотавр... Или Дедал и Икар... Из груди Ариадны вырвался глухой стон. Существовали ли они хоть когда-то, её добрые, светлые друзья, её любимый, прекрасный Икар?.. Или они – лишь тени, созданные её воспалённым воображением, чтобы не сойти с ума под багровым небом Крита? Ничего от них не осталось ей на память, ничего, что она могла бы сжать пальцами и понять: да, они были, я помню их руки, их тепло, помню их ласковые голоса. Ах, если бы сейчас, прямо сейчас, они слетели бы к ней с неба цвета тусклой лазури, и Икар, смеясь, подхватил бы её на руки, и стремительнее ветра унёс бы её куда-то далеко-далеко... Ариадну даже не волновало – куда именно. Просто – подальше отсюда. Просто – в его руках, и чтобы он улыбался... Ариадна скользнула измученным взглядом по горизонту, охваченному дымкой. Уже совсем близко виднелся Наксос... Как жаль, что здесь не было шлюпок! Все – ради предотвращения побегов афинян... и теперь – критских принцесс. Криво усмехнувшись, Ариадна скользнула взглядом вниз, к морю, и блики на воде вдруг показались ей сияющими, белоснежными перьями. Теми самыми перьями, которые она сама собирала для своих друзей. Резко встряхнув головой – не плакать, только не плакать, у неё ещё есть гордость! – Ариадна решительно отвернулась от борта и зашагала обратно к каюте. Если она не сумеет справиться со слезами, то лучше плакать там, где её позора точно никто не увидит. – Ариадна. Вздрогнув, девушка резко обернулась на голос... И в тот же миг выхватила нож, пригнувшись к земле, будто дикая кошка, с горящими глазами травленного зверя. Перед ней – уставший, с запавшими, потемневшими ещё больше глазами, словно тоже не спал эту ночь – стоял принц Афин Тесей. – Ариадна... – Он иронически возвёл глаза к небу. – Ради всех богов, не делай глупостей. Ты прекрасно знаешь, что это бесполезно. Как ни бунтовало всё внутри – дурная кровь выла, умоляя продать свою жизнь подороже – Ариадна вынуждена была признать, что он прав, с крепким и сильным мужчиной, убившим её брата, ей точно не сладить. К тому же, едва ли он будет убивать её прямо сейчас – Фавий сказал, что это афиняне уговорили его, значит, они захотят и увидеть... Внутри вновь всё похолодело. Девушка медленно спрятала нож обратно под хитон и бросила на Тесея холодный, настороженный взгляд. – Что тебе нужно? – Фавий тебе всё рассказал, так? Проклятье! Всё-таки заметил! Ариадна замерла в растерянности, не зная, стоит ли безропотно признавать это: что, если Тесей захочет наказать Фавия за его доброту? – Это неудивительно, – продолжал принц бесконечно уставшим, тусклым голосом. – За это я его и полюбил за время плаванья сюда. Он совсем не испытывает ненависти к Криту. Странно, правда? – он усмехнулся, задумчиво, совсем как она недавно, скользя взглядом по линии горизонта. – Он очень любопытный, ко всему незнакомому относится с интересом. Без предвзятости, без ненависти или гнева... Для меня это удивительно. – Для меня тоже, – невольно вырвалось у Ариадны. – А ты ему понравилась. Брови девушки изумлённо взлетели вверх. – Я всё понять этого не мог... – Тесей медленно обвёл её глазами с головы до ног, и под его взглядом она ощутила себя особенно мерзким подвидом насекомого. – Уж прости, но для меня ты – не женщина. Ты... – Отродье Крита, – выплюнула Ариадна, надменно и холодно глядя прямо в его запавшие, измученные глаза. – Я знаю. Учтивости в тебе столько же, сколько и благодарности. «Тварь». «Интересно, почему вокруг меня столько тварей? – тоскливо подумалось ей где-то на самом краешке сознания, там, где теснились неважные сейчас мысли. – Может, правду говорят: если кругом все монстры – значит, ты сам один из них? А Икар и Дедал... И Фавий... Только исключения из правил?» Тесей неожиданно встретил её взгляд своим – холодным, но полным затаённой ярости, точно так же, как у неё. – Ты думаешь, я не благодарен? – в его голосе вибрировал гнев, которому лишь стальная воля не давала вырваться наружу, гнев и... Боль? Ариадна решила, что ослышалась. – Я всю ночь об этом думал! – Тесей провёл пальцами по воспалённым векам. – Ты спасла меня, спасла всех нас, но... Они тебя ненавидят. Не все, но... Но многие. Особенно Дидима, и остальные заражаются её гневом. Мы стали почти семьёй, пока плыли туда, на смерть, и... – Им нужно кого-то обвинить, – горько усмехнулась Ариадна. – Я знаю – я не глупа. – Тесей на этих словах едва заметно кивнул, и Ариадна не могла не признать, что ей польстило это подтверждение. – А обвинять своего ненаглядного принца, национального героя... Где же это видано, верно? Ваше Высочество, принц Афин? Он вновь встретил её дерзкий взгляд – теперь она уже не сдерживалась от дерзостей, ведь всё равно погибать, так какой смысл? – и в его глазах она увидела столько боли, что непроизвольно дрогнуло сердце. «Он собирается тебя убить, – жёстко и спокойно отрезвил её разум. – Если ты вздумаешь его жалеть – ты непроходимая дура». Убить... Да, убить. А жить ей всё-таки очень хотелось. – Ты мог бы взять меня в жёны, – безнадёжно предложила Ариадна, бессильно делая пару шагов назад, к борту корабля. – Я... Ты сам сказал – я не глупа. И я... Я не разбираюсь в военных делах... – Мысли путались в голове: бессонная ночь, полная горечи и отчаяния, дала о себе знать. – Но я знаю характер своего отца... – Тут Ариадна лгала: она, как и сёстры, почти не проводила времени с Миносом. – Я знаю, как устроен флот Крита, и... Слабость охватила её, и она опёрлась рукой на борт корабля. Кажется, усилилась качка? Или это шатает её саму? – Я думал об этом, – Тесей с грустью покачал головой. – Нет. В Афинах не примут наш брак, даже если я представлю тебя как трофей, как способ унизить Миноса. Ты сама видишь, как относятся к тебе афиняне. Представь, если таких будет больше? Ариадна с горечью усмехнулась. Оказывается, у них весьма схожий образ мыслей. – Что ж... Тогда, очевидно, выхода нет. Тебе придётся меня убить, – отрешённо проговорила девушка. Море покачивалось и маняще блестело за бортом, и будто сотни белых перьев плавали на волнах... Интересно, получится ли собрать из них крылья? И улететь далеко-далеко... Тесей взглянул прямо ей в глаза. – Если я скажу, что мне жаль – ты поверишь? Измученные, невыразимо уставшие глаза – глаза старика на молодом, красивом лице. Заострившиеся скулы и нос, истончившиеся губы, такие полные и чувственные совсем недавно, запавшие под глазами глубокие, серые тени, придававшие ему болезненный вид. Кажется, он не спал эти три дня, совсем. Может, и он, как Дидима, потерял кого-то близкого и важного там, в темноте? Как они, оказывается, похожи. – Поверю. Ты думаешь, мне от этого легче? – Я знаю, что нет. Ариадна легко улыбнулась ему, и Тесей печально улыбнулся в ответ. – Окажи мне услугу, принц Афин. Тесей поднял брови – и склонил голову, будто без слов говоря, что готов выполнить всё, что она попросит. Кроме одного, о чём действительно стоило бы просить. – Позволь мне самой прийти на свою казнь. Не унижай меня, волоча туда силой. Юноша вновь склонил голову. – Конечно. – Они уже ждут? – Нет, но уже скоро. Уже рассвет... – Эос действительно воцарилась на небе, как всегда, пунцовая от стыда за прошедшую ночь, и лучи от её нежных пальцев били из-за спины Ариадны, стоящей возле борта, так, что он не видел её чуть опущенного лица. – У тебя есть ещё какая-нибудь просьба? Говори, я всё сделаю. Я правда... правда хотел бы тебя спасти. Ариадна сдержанно усмехнулась. Что толку от его слов? Хоть и, пожалуй, приятно. – Оставь меня одну, – попросила она мягко. – Пожалуйста. Я... Мне нужно... – Я понимаю, – немного поспешно оборвал Тесей. – Конечно. Прости, что побеспокоил. Поклонившись, как кланяются наследники одних держав – наследникам других, Тесей удалился прочь. Ариадна дождалась, пока его шаги затихнут где-то в глубине корабля. Обернулась к высокому, чистому, сияющему небу, охваченному нежным румянцем заката. Взглянула на море, где мерцали и манили её к себе перья, которых давно уже здесь не было. Может быть, именно на этом месте когда-то Икар и Дедал... «Помогите мне. Прошу, помогите». Она просто не видела, не видела другого выхода. Кинжал снова выскользнул из-под складок ткани – и вошёл на треть в дерево корабля. Повинуясь её тонким, не трепещущим пальцам, вокруг рукояти обвился обрывок пергамента: «Ваша неблагодарность слишком тяжела, чтобы её вынести. Возможно, Посейдон будет ко мне благосклоннее». Вода маняще покачивалась под кораблём. Прыгать было совсем не страшно.