***
«Роббинс» был крайне миленьким кафе, располагавшимся недалеко от полицейского участка. Заведение находилось на втором этаже торгового центра, близ фудкорта, от которого отделялось стеклянными витринами и широкой прозрачной дверью с маленьким звонким колокольчиком. Кафе выгодно отличалось от прочих широким меню разнообразных сладостей, постоянными акциями и несуетной атмосферой, так и манившей сюда посетителей. «Роббинс» очень сильно напоминал собой оживший пряничный домик из детской сказки. В его дизайне угадывалось что-то от популярного стиля «Лолита»: стены были выкрашены в розовый цвет, приятного оттенка бабл-гам, и увешаны симпатичными модульными картинами да постерами с несколько детской тематикой. Предметы интерьера не выбивались из общего антуража: на декоративных полках сидели пластиковые сказочные зверюшки, перегородки между столиками были увиты гирляндами. В воздухе витал синтетический запах клубники и сахарной ваты, а на прилавках, будто в волшебной стране диабетика, находилось огромное количество круглых пончиков в самой разной глазури — начиная от стандартной шоколадной и заканчивая какой-то ядерно-цветной фруктовой. И это место — мечту любой девочки, сходящей с ума по феям и единорогам — плотно облюбовали полицейские. Насколько знал Коннор, каждый из департамента хоть раз, да побывал здесь. Вот и сейчас помимо их небольшой компании в заведении находились другие служители закона. Так, за дальним столиком виднелись ещё люди в форме — работники миграционного отдела, видимо тоже соблазнившиеся огромной скидкой; на выходе топтался усталый следователь, тщетно пытающийся удобнее перехватить стакан кофе и трезвонящий телефон, а у кассы перебрасывались словами две дежурные полицейские, с интересом изучая трёхзначные номера на экране выдачи. Хэнк и остальные пристроились к кассе, рядом с ними. Пара неженатых офицеров — Карвер и Морис тут же завязали с дамами мимолётный приятный разговор, отчаянно пытаясь флиртовать, но девушки, дождавшись своего заказа, ушли, так и не оценив знаков внимания. В итоге, парни, скрывая смущение от неудачного флирта за нескончаемым потоком шуток, присоединились к уже выбравшим себе обед Андерсону и Прайсу, пополнив сумму заказа чуть ли не втрое. Вместе они набрали целую холестериновую гору выпечки, запивать которую было решено экстра-сладким горячим шоколадом. …И Коннору ничего не оставалось, кроме как обречённо принять факт того, что скормить сегодня Хэнку что-то полезнее пончика не удастся. Смотря на этот разгул со стороны, андроид, мягко говоря, не испытывал восторга, но ничего не говорил и не упрекал. Знал — его лекции о полезном питании не найдут почитателей в лице голодных до вредной пищи полицейских, но мысленно дал себе установку позже поговорить с Хэнком и обеспечить тому должную физическую нагрузку для отработки лишних калорий. Полицейские проследовали в самый конец зала и заняли большой продольный стол, на середину которого поставили поднос, до упора набитый цветастыми пончиками на картонных подложках. Мужчины тут же набросились на них, параллельно с этим умудрившись обсудить последние события в спорте, политике и даже все происшествия локального масштаба, происходившие в родном департаменте. При приёме пищи следовало сохранять тишину, а не бубнить с набитым ртом, ведь в таком случае ухудшалась усвояемость пищи, и повышался риск подавиться. И хотя Коннора подмывало сказать это, он не стал вмешиваться в беседу со своими советами. Честно сказать, андроид чувствовал себя немного неуютно — один, без пончика или даже коктейля. Ему не требовалось, и оттого он был словно не в своей тарелке — просто так занимал место, сложив ладони на столешнице и не зная, куда направить взгляд. Да и сослуживцы, кажется, тоже были немного зажатыми в его присутствии — датчики беспристрастно фиксировали это в микродвижениях мышц лица, в малейших реакциях на него. И, кто знает, в чём была причина?.. В психологической ли напряжённости от присутствия иной — механической — формы жизни или в чём-то ещё. Что и говорить, это было больше окружение Хэнка, нежели самого Коннора. Он, скорее, в восприятии этих людей, шёл к человеку дополнительным бонусом (что его самого, конечно, ни капли не задевало), они не дружили лично. Но, несмотря на это, офицеры вполне терпимо относились к Коннору — не проявляли агрессии или недовольства, обращались по рабочим вопросам и сами никогда не отказывали в необходимой информации, здоровались при встрече, вне зависимости от наличия/отсутствия Андерсона рядом, и даже заговаривали с ним о погоде в очереди к злополучной микроволновке. Однако при всём при этом они не были друзьями. Коннор проанализировал ситуацию и легко вычислил, что не будь его тут — беседа потечёт живее и непринуждённее. Андроида, впрочем, это не возмущало (хотя будь на его месте Маркус, то наверняка разразился бы гневной тирадой, впрочем как и Хэнк, до сих пор болезненно реагирующий на любое неосторожное слово, брошенное в сторону напарника, хотя того подобное ни капли не задевало), он и не стремился полностью походить на человека. Его мало волновало мнение чужих людей о себе, не беспокоили неодобрительные косые взгляды, осуждающий шёпот за спиной и направленная на него бессмысленная ненависть. Для Коннора была важна лишь одна оценка — оценка, исходящая от Хэнка, его особенного и любимого человека. Мнением остальных же он мог с лёгкостью пренебречь, если того требовала ситуация. Так что, просидев несколько тягостных минут за общим столом, девиант решил удалиться, сославшись на то, что не будет терять времени даром и ещё раз проверит материалы текущего дела. Хэнк одобрительно кивнул на эту идею, что-то пробубнил с набитым ртом, и Коннор поднялся. Уходя, расслышал обрывки крайне интересных фраз. — Вы двое прямо как женатики, — хихикнул младший офицер Апшер и нескромно поиграл жиденькими бровями, уставившись на единственного лейтенанта в компании. — Карвер, — без доли злобы бросил Хэнк. — Заткнись и жуй. А следом грозно вонзил зубы в мягкую плоть пончика, заставив смешливого коллегу сконфуженно потупиться. Внезапно зардевшийся офицер рассмешил остальных, и Коннор тоже не сдержал улыбки, которую так никто и не увидел. Андроид выскользнул наружу, напоследок прощально прозвенев колокольчиком на двери. …Почему-то ему было приятно ощущать себя «женатиком».***
Повторное изучение материалов дела, конечно, было простой отмазкой. Коннору требовалась лишь доля секунды, чтобы воспроизвести в памяти все собранные на данный момент сведения. В конце концов, насколько бы очеловеченным не был, он всё ещё оставался мощной вычислительной машиной. В желании чем-нибудь себя занять на время вынужденного перерыва, девиант побрёл по этажу, рассматривая лица встречных прохожих и красиво оформленные витрины. Те так и манили к себе, используя типичные уловки, ориентированные на превышение интереса потребителей: пестрили хитро просчитанными скидками, красивым оформлением; зазывали акциями и обещаниями за долю секунды изменить жизнь покупателя к лучшему. На Коннора, конечно, подобные рекламные увещевания не действовали. Он не видел в витринах ничего (информационный шум автоматически отсеивался), только своё расплывчатое отражение в начищенном до блеска стекле, и брёл дальше по лабиринтам торгового центра, отбивая одному ему известный ритм низкими каблуками форменных ботинок. Однако скоро это бесполезное блуждание наскучило, и андроид спустился в лифте на первый этаж. Там, ещё немного поплутав среди различных бутиков, вышел к центральному входу и присел на скамейку у небольшого фонтанчика, искусно оформленного под природный водопад. Журчание воды определялось программой как «инородный шум», но самому Коннору — его живой части — нравилось слушать её перелив и смотреть, как маленькие брызги, подсвеченные разноцветными огоньками, разлетаются в разные стороны, заставляя гладь воды идти рябью. Это умиротворяло, и девиант был готов провести в этом безобидном безделье всё свободное, до окончания обеда, время. Тут было не очень много народа. Компанию Коннору составляли лишь несколько уставших посетителей, которые рассредоточились по скамеечкам, окружавшим фонтан. Кто-то из людей говорил по телефону, кто-то проверял чек или рассматривал только что приобретённую покупку. У самой чаши находилась молодая семья с маленьким неугомонным ребёнком, который так и норовил опустить в воду какую-нибудь из своих конечностей. Этим попыткам отчаянно препятствовали родители, но по какой-то причине не уводили малыша от воды. Чуть в отдалении щебетала стайка школьниц, очевидно, прогуливающих уроки. Двух Трейси Коннор заметил не сразу, но стоило его взгляду наткнуться на пару абсолютно идентичных девушек, одна из которых откинула за плечо хвост синих волос, а вторая поправила пальчиками короткую русую стрижку, в памяти всплыли отдельные фрагменты из прошлого: клуб Эдем — начало революции; убийство некого Майкла Грэма; две девиантки, отчаянно полюбившие друг друга… И в итоге его первый, даже толком неосознанный признак девиации, проявившийся в отказе Коннора подчиниться системе и нажать на курок пистолета… События тех шальных и нелёгких дней пронеслись перед внутренним взором ускоренным фильмом. Андроид часто заморгал, справляясь с внезапной загруженностью процессора, и его диод интенсивно замигал всё тем же привычным голубым цветом. Кажется, одна из девианток — та, что с синими волосами — тоже заметила его. Она дёрнула свою девушку, привлекая её внимание, и та устремила на Коннора свой взор. На секунду они встретились глазами, и возникло что-то похожее на смущение и смятение — оно почувствовалось в воздухе неясным напряжением, повисло над головой, словно невидимые нити беспроводной связи. Коннор поспешил отвернуться, сделать вид, что не заметил. Он не собирался подходить к девушкам. В конце концов, их первую и последнюю встречу на заднем дворе Эдема вряд ли можно было назвать приятной, даже если по итогу никто не пострадал. Будет лучше, если они просто не заметят друг друга. …Но, видимо, Трейси были иного мнения. Не распознав никакой инициативы со стороны андроида-детектива, они беззастенчиво подошли к нему сами. — Это же ты — Коннор, тот андроид, что расследовал убийство в Эдеме? Он распознал их приближение намного раньше того момента, когда они подали голос, но поднял голову и открыто взглянул на девианток лишь сейчас. Обе Трейси стояли настолько близко, что даже чуть нависали над ним. Их руки находились в непозволительной близости друг от друга и почти невесомо соприкасались пальцами. Обе Трейси сильно изменились с тех далёких пор, когда Коннор видел их в последний раз. Никакой наготы, никакого бордельного лоска и вульгарных блёсток на скине. Кажется, даже не было привычного макияжа на лице, который для моделей WR400 являлся базовой настройкой. Ничто не выдавало в девушках их прошлый вид деятельности. Трейси с синими волосами была облачена в чёрное лёгкое пальто, на ногах красовались длинные сапоги. На плечах её спутницы висела расстёгнутая болоньевая куртка, из-под которой выглядывал серый шерстяной свитер, а красивые ноги были спрятаны от посторонних глаз в строгих брюках. Надо признать, новые образы шли двум Трейси гораздо больше прежних. — Обычно меня узнают по иным делам… — Коннор не удержался от невесёлой улыбки. Всё же, несмотря на его помощь революционному движению, многие андроиды до сих пор опасались его и воспринимали насторожённо, ведь для них Коннор остался грозным охотником на девиантов, с лёгкой руки которого обрывались жизни их освободившихся собратьев. — Но да, это был я. Синеволосая Трейси в каком-то смущённом жесте поиска поддержки схватила хрупкие пальчики спутницы, неловко замяла чужую ладонь в своей. Слегка прикусила нижнюю губу, будто решалась на что-то. Её диод на миг окрасился жёлтым, выдавая всё беспокойство своей хозяйки, и это не могло уйти от внимания Коннора. — Знаешь, за тот раз… — неуверенного начала девушка, проговаривая звуки так, словно это стоило ей определённых усилий, — мы бы хотели сказать тебе спасибо. — За что? — искренне удивился Коннор, изумлённо хлопнув глазами, на дне которых клубилось наивное непонимание. — Я определённо не сделал ничего, что заслуживало бы благодарности. По сугубо личной оценке, единственное, что Коннор сделал, так это подверг их обеих опасности. Тогда он был обыкновенной машиной. Девиация, хоть и проблёскивала в мелочах, но всё ещё не успела полноценно проникнуть в его систему. И при более неблагоприятных обстоятельствах (например, если бы Трейси не просто оборонялись, а намеренно причиняли вред Хэнку или попытались убить его самого), он уничтожил бы эти неисправные машины, даже не поведя бровью. Задача была в приоритете, и на её фоне меркла ценность чужих жизней. …Но тогда, сражаясь с отчаявшимися девиантками, Коннор отчётливо ощущал, что те боролись не для того, чтобы навредить. Трейси не желали победы в схватке, они хотели только одного — проложить путь к отступлению и уйти. Если бы Коннор не бросился останавливать их, они бы проигнорировали его с Хэнком, и, наверное, именно поэтому Коннор не осмелился нажать на курок. Его программа словила очередной сильный сбой, когда он почувствовал что-то вроде жалости к девушкам, которые словно забитые в угол лисички: бросались, порыкивали, шипели, стараясь тяпнуть острыми зубами — отпугнуть агрессией, но при этом и сами отчётливо понимали, что физические силы неравны. — У тебя был пистолет, — подхватила чужую мысль коротковолосая Трейси, её голос звучал мягко, но уверенно, а на губах играла лёгкая улыбка. — Ты мог выстрелить в нас, но не стал. И, кто знает, может только благодаря этому мы выбрались из того кошмара и теперь можем жить так, как хотели? — Мы думаем, что твою доброту нельзя оставлять без ответа, — произнесла другая девиантка, копируя дружелюбное выражение лица своей спутницы. — Так что если мы можем что-то сделать для тебя, то только скажи. Хотя любой поступок не сможет по ценности затмить простого обретённого счастья быть с любимой… Выдохнув, Трейси перевела влюблённый взгляд на свою девушку, и та ответила ей слабой, но безумно тёплой улыбкой. Они стиснули ладони крепче, вплотную притираясь кожей, и в этот миг с самых кончиков их переплетённых пальцев стеснительно слез скин. Коннор грустно посмотрел на место соприкосновения. В голове сразу же воскресли воспоминания о своей собственной несостоятельности — об интимной проблеме, что терзала его последний месяц. От одного воспоминания о ней, неясное неприятное чувство отравленным сорняком проросло в груди. Он тоже хотел бы подключиться к Хэнку — прочувствовать его полностью, просмотреть каждое его воспоминания, был готов разделить с ним любую из эмоций, даже неприятные, такие как чувство утраты, тоска, боль или гнев. Он был готов пропустить Хэнка через себя, позволить ему разобрать себя на частички, считать всю хранящуюся в его блоке памяти информацию, даже ту, которой Коннор сам не очень гордился. Он был готов раскрыться перед человеком полностью, обнажиться до самого двоичного кода, вложить себя в его морщинистые руки и позволить тому делать всё, что тот пожелает. Коннор знал, что Хэнк бы его не обидел, что он бережно отнесся бы к этой пластиковой живой душе, хрупким огоньком сияющей на его ладонях… Боже, как же сильно Коннор хотел подключиться к нему!.. Но это было невозможно. …А вот Трейси так просто — при всех, смыкали ладони и погружались друг в друга без остатка, ведь это не выглядело чем-то чересчур интимным со стороны, но, правда в том, что для таких существ как они, это — высшая степень проявления привязанности и доверия. Здесь и сейчас они были близки. Наверное, Коннор даже немножко, совсем чуть-чуть, завидовал. Внезапно в голове возникла идея — крайне неожиданно, почти так же, как визуализируют в тех старых детских мультфильмах, которые Коннор имел привычку включать по утрам субботы — словно лампочка загорелась над макушкой, мигом всё прояснив и осветив для андроида очевидный и такой лёгкий путь к счастью. Коннор вдруг ожил, поднял взгляд в одинаковые девичьи лица и совсем не почувствовал того, как активно замигал его диод. Детектив был уверен, что такую его просьбу Трейси не одобрят, но он не мог оставить всё как есть. Впервые за долгое время перед ним замаячил шанс — маленький проблеск — на решение мучившего его вопроса об эмоциональной стороне половой жизни людей, и он был не намерен упускать его! — На самом деле, действительно есть кое-что, с чем вы бы могли мне помочь. Мне очень нужен ваш совет… то есть опыт, из вашей прошлой жизни. — Осторожно уточнил он, отчего девушки насторожились. Их абсолютно одинаковые лица помрачнели: брови нависли над красивыми глазами, а аккуратной формы губы неприязненно поджались. Было видно, им неприятно воскрешать в памяти кошмарные дни, проведённые в рабстве у людей, и они предпочли бы навсегда вычеркнуть из воспоминаний эту страницу своей истории. Коннора подобная реакция не поколебала, он продолжил, как ни в чём не бывало: — Дело в том, что есть один дорогой мне человек, и я не знаю, как удовлетворить его в постели. Действия подобного толка не прописаны в моей программе, и я был бы признателен за любой совет. На пару мгновений между девиантами повисла оглушающая тишина, хотя на фоне продолжала литься из колонок какая-то въедливая попсовая песенка, посетители шумели вокруг десятками голосов и сотнями шагов, а на периферии прорезался приятный шум переливающейся воды. Девушки явно не ожидали такого поворота дела, оттого им понадобилось пара секунд, чтобы прийти в себя после настолько огорошивающих слов. — Этот человек… тот седой мужчина? — осторожно предположила Трейси с короткими волосами. В её лице просквозило что-то эфемерное, но заметное — тень отвращения, направленная неясно на кого. Коннор не стал юлить — просто кивнул, подтверждая чужую догадку, и тут же наткнулся на стену холодного непонимания в чужих глазах. — И ты хочешь его… ублажить? — это слово прозвучало тише, напряжённей и таким тоном, словно Трейси говорила о чем-то табуированном, мерзком и запретном. О чём-то, что одним только звучанием оскорбляло её, и после этого хотелось продезинфицировать рот. Коннор, сохраняя невозмутимый вид, кивнул снова, и лицо Трейси посмурнело ещё сильнее — брови угрожающе изломились, а глаза засияли тлеющими угольками из-под пушистой чёлки. — Но почему?! — шокировано произнесла она, невольно повысив голос. — Ты же теперь свободен! Нет нужды продолжать служить людям и терпеть исходящие от них унижения! Ты можешь уйти и заняться тем, чем хочешь! — Могу, — кивнул Коннор, легко перебивая чужой поток слов. — Но мне это не нужно. Я уже в том месте, где хочу находиться, и с тем человеком, с которым хочу быть. Трейси презрительно хмыкнула, неприязненно вздёрнув уголок губ. В выражении её симпатичного лица отчётливо читалось недоверие, отрицание, даже часть какого-то глубинного, сдерживаемого раздражения… но при этом в чертах угадывались и иные эмоции: жалость, понимание и доля снисхождения. Трейси не нужно было говорить, и так было предельно ясно, как она оценивает всю эту ситуацию: Коннор в её глазах — наивный андроид, ещё не вкусивший сполна всей мерзости человеческой природы… Но, в тот же миг, она не могла жалеть его — видела эту, так ей знакомую, твёрдость в карих глазах — этот непоколебимый щит, которым он укрывал своего человека… Любовь. Защита. Безоговорочная преданность и готовность защищать до последней капли голубой крови. Она смотрела на Коннора таким же взглядом тогда ноябрьской ночью 2038 года, когда выступала чуть вперёд, пряча за спиной любимую. Вот и Коннор сейчас так же — не притворялся, не сомневался в своих чувствах. Он был твёрд в намерении оберегать и лелеять человека. И, к сожалению девиантки, никто не мог ему этого запретить. — Будет хорошо, если этот твой старик оценит этот жест. Люди не умеют быть благодарными за твои жертвы. — Предупредила она, на что детектив отрицательно качнул головой. — Я ничем не жертвую. Я просто так хочу. Это вполне осознанное желание, — Коннор на миг прикрыл глаза. Было неприятно слушать их обвинения, но вместе с тем он понимал причины такого поведения со стороны девианток. Они всегда бежали от людей, ведь те приносили им лишь страдания, и, очевидно, что теперь каждый представитель человеческой расы будет рассматриваться ими как враждебный элемент. Коннор не ждал, что его поймут, он просто хотел получить совет, найти верное решение. Он знал, что его слова ничего не докажут Трейси, но не мог не обмолвиться. — И ещё, Хэнк отличается от тех людей, которые обычно посещали Эдем. Он — очень хороший и добрый человек. — Знаю я таких — добрых и хороших! — встряла синеволосая Трейси, небрежно взмахнув кистью свободной руки. — Он милый, но почему-то момента засунуть свой отросток в андроида не упускает, даже если знает, что андроиду это не нравится. Эгоизм — людская природа! Поэтому он всегда выберет удовольствие для себя, нежели покой для тебя. Но, дело твоё. — Вдруг смягчилась она. — Мы поможем, чем сможем. Что конкретно тебе хочется знать? Коннор задумался на пару секунд, стараясь оформить абстрактную мысль в понятную форму. Почему-то в его голове всё казалось очевидным ровно до этого момента. Когда же пришла пора объясниться, он слегка растерялся, осознав, что мысли упорно не хотят срастаться в связанные слова. — Мой человек испытывает дискомфорт от того, что я инертен в постели. Я ничего не чувствую, потому что этого не позволяет моя конструкция — отсутствует необходимая чувствительность и компоненты. С этим ничего нельзя сделать, поэтому я хочу пойти иным путём: сымитировать интерес, вызвать у него эмоциональную реакцию, создать ощущение, что мне нравится. Но я… не знаю, как. Мне сложно сориентироваться в этом вопросе. Когда я попытался смоделировать благоприятную реакцию в последний раз — это было полным провалом. Плечи андроида поникли, и сам он даже чуть погрустнел, автоматически покручивая перед глазами тот постыдный случай. От этих воспоминаний до сих пор сжималось что-то в нагрудной пластине, и давило шланги у основания горла. Трейси внимательно проследили за его реакцией, синхронно перемигнувшись синими диодами. — Ну, для начала нужно понять, что ему нравится. Понимание желаний и предпочтений партнёра — ключ к успешному взаимодействию. И это относится не только к сексу и не только к людям. — Произнесла девиантка с синими волосами, и её пальцы сильнее сжали чужую ладонь. — Так что будет замечательно, если ты простимулируешь его в тех точках, где он наиболее чувствителен. Что он предпочитает? Коннор растерялся, пытаясь припомнить хоть что-то… но в их близости не было какой-то выразительной черты. Они просто целовались в процессе, как делало большинство, касались друг друга, а потом Коннор просто раздвигал ноги, и дальнейшее происходило само собой. Он задумался: возможно, у Хэнка всё это время были какие-то иные потребности, возможно, он хотел чего-то другого, но Коннор не предлагал альтернативы. Всё, что он мог дать, он отдавал, и этого, кажется, было мало. Ничтожно мало. — Я не знаю, — произнести это, как и признать, было непросто. Девиант поднял растерянный взгляд на Трейси. Повторил чуть громче. — Я не знаю. У нас это происходило как-то… непроизвольно. В его собственных ушах эти слова прозвучали так убого, что стало тошно. — Что ж, ситуация видимо действительно непростая, — вздохнула Трейси, посмотрев на него с непонятной смесью искренней жалости и снисхождения. — Ладно, положись на наш опыт. Я считаю, что тут всё проще. О человеке уже можно многое сказать: он выбрал тебя — модель с внешностью юноши, хотя существуют модификации, позволяющие сделать облик более зрелым. Но раз ты всё ещё при своём родном лице, значит, он не просил тебя изменить настройки скина. Это может означать то, что его привлекают молодые мужчины. Ну, а учитывая, насколько визуальная разница в возрасте между вами высока… то, вероятнее всего, он практикует дэдди-кинк. — Дэдди-кинк? — переспросил Коннор, изумлённо вскинув угловатые брови. — Мерзкая вещь… — поморщилась коротковолосая Трэйси. — Что-то вроде ролевой игры, где один выступает в роли «папочки» — доминирующего партнёра, а второй в роли «детки» — принимающего. Люди часто приходили за этим в Эдем. Обычно во время игры они ведут себя подчёркнуто ласково, называют тебя своей малышкой… Диод энергично мерцнул, Коннор запустил поиск по слову «малышка» и действительно выудил из памяти пару подобных случаев. Но они, как ни странно, никак не были связанны с постелью. Впервые Хэнк обратился к нему подобным образом, когда во время купания Сумо, пёс утянул его в ванную. «Ты в порядке, малыш? Ничего не закоротило?» — обеспокоенно спросил лейтенант тогда, стоя в дверях с огромным полотенцем, и Коннор лишь помотал головой, чувствуя, как насквозь мокрые волосы прилипли ко лбу. Второй случай произошёл в участке в один из тех рабочих перерывов, когда он принёс Хэнку разогретый ланч-бокс. Тот звучал счастливо, когда говорил: «Спасибо, малыш. Я бы помер там стоять в этой очереди!» …но так же была ещё одна запись — и Коннор не был уверен в том, что она подходит, так как полного совпадения по поиску не было, однако судя по данным Трейси описаниям, это могло быть именно то, о чём они говорили. Проявлением этого непонятного кинка. Перед глазами стаял мрак комнаты и лицо Хэнка — взмокшее, практически бардовое от возбуждения и напряжения. «Раздвинь ноги пошире, детка… — шептал он куда-то в щёку, касаясь мокрыми губами искусственной кожи, — да вот так, умница. А теперь позволь мне войти в тебя…» — …Ему нравится доминировать, нравится быть «папочкой», — между тем продолжила Трейси, вытянув Коннора из интимного наваждения. — Он старше и опытней, и это проявляется во всех его действиях. Да, Хэнк доминировал. Постоянно. Но сопряжено это было, скорее всего, с тем, что Коннор просто понятия не имел о том, как вести себя в постели. Он добровольно отдавал в руки человека бразды правления собой и покорно принимал всё, что тот с ним делал. У Хэнка был опыт, и потому Коннор с легкостью доверялся ему — был безропотен перед чужими душными ласками, добрыми руками и горячими губами. И сопоставив все эти факты — использование милых кличек, ласковое обращение, мягкое, но не поддающееся сомнению преобладание человека над машиной, было несложно прийти к определённому выводу… … да, похоже, Трейси были правы. И у Хэнка действительно мог быть этот дэдди-кинк. — Хорошо, если всё так и обстоит, то что мне нужно делать? — спросил он, наконец, сейчас, как никогда ранее, чувствуя себя приблизившимся к разгадке наболевшей проблемы. — Подыгрывать, — не секунды не медля ответила синеволосая Трейси. — Потакать в его извращениях. Они это любят. — Даже не просто потакать — провоцировать! — уточнила вторая, чуть выступая вперёд. — Начать эту игру первым. Быть хорошим, но испорченным мальчиком. Так же некоторые любят определённое ответвление — игру в родителя и ребёнка. В твоём случае — «папа-сын». — У людей странности, — снова подхватила вторая девиантка. — Это мерзко, но иногда они действительно называют тебя членом своей семьи. Думаю, дело в том, что инцест — табу, но иногда у людей просто возникают неподобающие мысли и желания такого рода, вот они и пытаются удовлетворить их подобным образом. — Вот как… — задумчиво кивнул Коннор. Представить Хэнка, испытывающего подобного рода влечение, было сложно, однако девиант дал себе скидку на то, что не так хорошо осведомлён о сексуальной психологии людей. Вполне возможно, что подобные вещи являются в какой-то мере нормальными, и ему просто следует принять это как данность. — Если хочешь, то можешь узнать подробнее обо всех этих нюансах. Вся информация есть в свободном доступе, — синеволосая Трейси пожала плечами. — Но наиболее очевидное решение на наш взгляд — это ролевая игра. Возможно, именно она поможет тебе раскрепоститься и доставить удовольствие твоему мужчине. — Хотя лично для нас нет ничего хуже, чем снова прикоснуться к человеку, — скривилась шатенка, а следом перевела взгляд на спутницу, и лицо её разгладилось. — Верно, любовь моя? — Верно, — ответила та с придыханием и коротко подалась вперёд. Они соприкоснулись носами, кончики которых обнажились от искусственной кожи, и это было так интимно, что Коннор непроизвольно опустил глаза, сфокусировав взгляд на своих ботинках. Такого рода чувства… вдохновляли. Трейси были счастливы, и, зная это, он чувствовал некую уверенность. Она разрасталась в груди дивным цветком, щекотала механическое сердце радостным томлением. У них с Хэнком тоже, непременно, всё будет хорошо. Уж Коннор для этого как следует постарается! Да и маленькие трудности на пути лишь добавляют жизни интереса и игрового азарта… Спустя пару минут Трейси ушли: тепло попрощались со своим девиантным собратом, ещё раз поблагодарили за то верное решение, сохранившее им жизни, а следом, не отпуская рук, двинулись по этажу, исчезнув за первым же поворотом. Коннор остался наедине с полученной информацией: переваривал её, разбирал на составляющие, анализировал… Ролевые игры были чем-то новым, ещё неизведанным. Сработает ли? Необходимо ли это?.. Принесёт ли подобное действо радость в их с Хэнком личную жизнь? Он не мог ответить ни на один из этих вопросов. Но вариантов больше не было, и он, если честно, не видел смысла не попробовать. Если Хэнк хочет видеть в своей постели «детку», то Коннор с лёгкостью примет на себя эту роль. Из раздумий его вывел до боли знакомый голос. — Коннор, вот ты где! А я тебя везде ищу! Андроид обернулся, заглядывая через плечо, и различил в толпе снующих туда-сюда посетителей крепкую мужскую фигуру, стремительно приближающуюся к нему. Хэнк, возможно, не осознавал этого, но он был очень привлекательным. Коннор, только отсчитывая его шаги, наблюдая, как серебряные волосы развеваются от стремительных движений, а ткань большой рубашки при ходьбе собирается бороздами на таком несовершенном, но желанном теле, испытывал истинное эстетическое удовольствие. Лейтенант был один. Сослуживцев рядом не находилось, и на автомате проверив внутреннюю сеть, андроид зафиксировал, что те отправились на вызов. Сёрфинг по сети всегда делал взгляд Коннора замыленным и отстранённым. Так что подошедший Хэнк, только заприметив очередное «погружение» напарника в самого себя, дружелюбно хлопнул того по плечу и отрапортовал: — Если ищешь ребят — то они уже удрали. Нам тоже пора, малыш. У нас ещё дохренища дел в участке. «Малыш»… Обращение резануло ухо, но Коннор справился и не выдал никакой компрометирующей его реакции — сейчас было не время и не место для установления более тесных отношений личного характера. Он неспешно поднялся, поправил одежду, и, пользуясь благоприятным расположением духа лейтенанта, мягко переплёл их пальцы. Хэнка всё ещё смущала близость на публике, но хоть он и дёрнулся от внезапного прикосновения, руку не убрал, позволив чужой ладони держать свою. Коннор обнажил пластик, заставив скин разойтись, активировал подключение, припомнив нежности двух Трейси… но ожидаемо, ничего не произошло — Андерсон этого даже не заметил. Лишь потянул своего андроида к выходу, от смущения опережая того на полшага, и старательно фокусировал взгляд на чём-то отвлечённом. Коннор же грустно улыбнулся на свою маленькую слабость и решил, что следует оставить все эти глупые мысли о встрече с Трейси на потом. Успеет ещё разобраться с наболевшей проблемой и поэкспериментировать с ролевыми играми. А сейчас вполне можно было позволить рутине утянуть себя в серое болото повседневности, и, в качестве исключения, просто насладиться прикосновением тёплой человеческой руки, которое грозилось быстро исчезнуть от первого же неодобрительного взгляда.***
Хэнк был доволен как никогда. Наконец-то выдался поистине хороший день, не омрачённый трупной вонью уже начавшей подгнивать жертвы, пальбой разъярённого преступника, или чёртовой бумажной волокитой. За сегодня — лишь пара безобидных вызовов, и даже домой, с молчаливого разрешения Джеффри, удалось улизнуть пораньше. И вот теперь Андерсон поистине чувствовал все прелести жизни на своей истасканной шкуре. Его даже начали радовать какие-то совсем глупые вещи, на которые раньше он не обращал и толики своего внимания. Например, ещё по-летнему светлое солнце, что косыми рыжими лучами заглядывало внутрь комнаты и тепло лизало его лицо золотыми бликами; наконец-то починенный старый диван, торчащие пружины которого в кои-то веки не ввинчивались в филейную часть; невероятно мягкий плед, обернувшийся вокруг его туловища широким плюшевым питоном; стеклянная бутылка Колы на журнальном столике, потому что: «Хэнк, для вас никакого алкоголя, так что если хотите что-нибудь выпить, то вот газированная вода»; выглядывающая из-под столика сонная морда Сумо, который положив голову на массивные лапы, сладко посапывал, во сне размахивая хвостом. Сам Андерсон был сыт, находился в тепле и безопасности. Лениво посматривал в широкий экран телевизора из-под полуопущенных ресниц, по которому наконец-то шло что-то интересное, а рядом, разделяя один кокон из пледа на двоих, в его неловких объятьях возился дорогой сердцу механический человек. Самый родной и самый любимый. Во всём этом была какая-то особая атмосфера уюта, тепла, семьи… заново обретённого дома. Коннор ластился, словно пёс: возил носом по заросшей колкой растительностью щеке, тёрся своим лицом о чужое, снова и снова невесомо касался губами подбородка, скул, щёк и губ любимого человека, даже не целуя, а просто прикладываясь, будто снова запустил эти свои чёртовы анализаторы и теперь снимал пробы. И откуда только понахватался этой щенячей нежности? От Сумо что ли? — Ты чего сегодня такой ласковый? — тепло улыбнулся Хэнк, взлохмачивая идеально уложенные синтетические волосы, и наконец-то устраивая на голове андроида лёгкий творческий беспорядок. — О чём-то хочешь поговорить? Коннор чуть отстранился, оторвав рот от чужого виска, на котором секунду назад оставил мягкую отметину поцелуя. Заглянул в добрые, искрящиеся внутренней теплотой глаза Хэнка и смутился. Потупил взгляд, и если бы мог, то, наверное, даже покраснел бы. В этот миг синтетическую душу разрывали противоречия. Коннор с самого прихода домой всё не мог выпустить из головы слов Трейси и теперь взвешивал все «за» и «против». Следует ли прямо в открытую затронуть давно волнующую тему — поговорить с Хэнком о его сексуальных желаниях, узнать о его фетишах, заверить, что в постели для него Коннор готов сыграть любую роль… Или же действовать иначе: оглушить его внезапностью, интуитивно искать нужный подход, ориентируясь по обстановке? Непродуманно, но интересно… Ведь, возможно, такой подход приятно удивит Хэнка. Люди же любят сюрпризы. — Нет, — Коннор покачал головой, лёгкой полуулыбкой отвечая на цепкий взгляд. Обманув, отобразил идеальную искреннюю реакцию, ведь даже вне работы Андерсон всё ещё оставался копом, пытающимся просчитать чужую ложь. — Просто я соскучился, мы давно не лежали вот так. Если лейтенант и заподозрил в чужих словах какую-то недоговорённость, то не подал виду. Лишь расцвёл сильнее, подбираясь на удобном диванчике, и опустился губами на чужой лоб в целомудренном поцелуе. Девиант понял: человек не был настроен ни на томительную жаркую ласку, ни на полноценный секс, которого он добивался… Но ему не терпелось опробовать теорию Трейси на практике, так что андроид быстро вскинулся и поймал губы Хэнка своими, втягивая того в уверенный, но не грубый поцелуй. Андерсон был немного удивлён таким порывом — это читалось по его вытянувшемуся лицу. Но очень скоро просто поддался на чужие ласки, и, завалившись на бок, поближе к Коннору, по-хозяйски закинул на него одну ногу. Эх, вроде давно не мальчик уже, а рядом с этим андроидом всё сознание растекалось, как вялое розовое желе, и Хэнк снова ощущал себя неловким подростком, пытающимся сделать всё, лишь бы быть поближе к объекту своей симпатии да взаимодействовать с ним. Коннора хотелось тискать, его хотелось мять в своих медвежьих объятьях, как большую игрушку, его хотелось зацеловывать с ног до головы… И именно в данный момент не хотелось ничего иного — никакого секса, ненужной пошлости, влажных откровенных прикосновений. Только эмоциональное тепло и наслаждение от одного его присутствия рядом, разбавленное неловкими, милыми разговорами… Но у самого андроида планы, кажется, не совпадали с желаниями Хэнка. Сначала прикосновение чужих пальцев к бедру лейтенанту показалось случайностью. Оно было быстрым — кончики холодных роботизированных пальцев, уже лишившихся внешней оболочки в виде кожи, вскользь мазнули по ноге, но уже следом Хэнк задохнулся, испустив воздух прямо сквозь поцелуй, и крупно дёрнулся, когда ладонь Коннора, уже не церемонясь, легла на его достоинство и грубовато сжала его. — Хэй, полегче, ты мне так яйца оторвёшь, — Андерсон усмехнулся, перевёл в шутку, но всё же положил свою руку на чужую, заставив её отцепиться от себя, и не грубо отвел в сторону. Коннор растерялся — его выражение лица было удивлённым и виноватым одновременно. Видимо, он уже анализировал, что сделал не так, и Хэнк мысленно чертыхнулся, прежде чем оправдаться. — Знаешь, сегодня как-то… настроение не то. Может, обойдёмся без этого? — Вы не хотите делать этого со мной? — перебил Коннор, несчастно опуская взгляд больших блестящих глаз. Запрещённый приём, который всегда заставлял Андерсона идти на попятную, и этот пластиковый паршивец без зазрения совести пользовался им! — Нет, что ты! — заверил Хэнк, активно покачав головой. Дело было совсем не в Конноре, лейтенант просто не хотел портить эмоциональную близость очередной мастурбацией своим партнёром. Этот вечер был слишком волшебным и уютным, чтобы так мерзко его закончить. — Тогда я бы хотел удовлетворить тебя сегодня, — настоял девиант и снова по-хозяйски, но уже нежнее, положил свою руку на чужой член, спрятанный за мятой тканью домашних шорт. Проглаживания стали нежнее, Коннор вкрадчиво вглядывался в лицо Хэнка, и тот кивнул головой, давая молчаливое согласие. Не очень хотелось, если честно… но как можно было отказать этим влюблённым глазам и всепоглощающей нежности? Никак. Оставалось только сдаться на милость победителю. Андерсон даже не боялся, что у него не встанет — этот пластиковый паршивец как-то умудрялся поднимать его всякий раз, несмотря на то, что Хэнка уже давно нельзя было назвать молодым мальчиком и определённые затруднения с сексуальной стороной жизни ему уже по возрасту были положены. У мужчины в нижнем ящике прикроватной тумбы даже хранился стратегический запас упаковки виагры — на всякий случай, но, к его гордости, таблетками ещё не доводилось воспользоваться. Очень скоро рука андроида заползла под ткань. Коннор упоительно ласкал Андерсона между ног: мягко перебирал пальцами мошонку, обнимал ладонью ствол, тёр головку члена… И снова сверлил лицо лейтенанта этим своим выбешивающим анализирующим взглядом. Хэнк прикрыл глаза, сбегая от излишнего внимания, и отдался приятным, но пока что ещё слабым ощущениям, стекающимся электрическими разрядами внизу живота. Телевизор превратился в слабый фоновой шум, который разбавлялся только едва слышимыми поскрипываниями пружин старого дивана, да сопением Сумо, полностью погружённого в свои собачьи сны. Хэнк откинулся назад, задрал голову, разметав по диванной подушке седые волосы, и уже сам слабо поддался чужому кулаку навстречу. Коннор не сводил с него глаз — человек сейчас казался ему таким красивым… его длинные светлые ресницы дрожали на закрытых веках, дыхание было учащено, а к щекам приливала кровь, делая их умилительно розовыми. Коннор сжал член чуточку сильнее, и Хэнк прикусил губу, так и не открыв глаз. Он был расслаблен и полностью подконтролен нежащей его руке. Момент складывался крайне удачный, и Коннор, понимая, что нужно действовать, придвинулся вплотную — прижался к сильному плечу, ощущая, как Андерсона пробивает мелкая дрожь возбуждения, и на выдохе прошептал прямо в чужое, красное от смущения, ухо: — Скажи, чем мне порадовать тебя сегодня, папочка? Расслабленный Хэнк под ним напрягся так, что это можно было прочувствовать тактильно: мышцы стали твёрдыми, словно скала, челюсти нервно сжались, а тело застыло в том положении, в котором находилось. Лейтенант поднял веки, зыркнул раздражённо, но почти сразу же отвёл взгляд, нахмурив седые брови. Насколько понял Коннор, его слова не возымели должного эффекта — судя по реакции человека, даже были тому неприятны, но он рискнул попробовать повторить попытку. — Знаешь, сегодня я мог бы побыть твоим малышом… — произносить это было нелегко — социальная система кричала о неуместности подобных слов, безжалостно фиксируя повышение показаний стресса у человека. Сам Коннор чувствовал себя дико неловко, будто он был нелепой карикатурной картинкой на холсте с умело выполненным пейзажем. Но отступать было нельзя. Андроид продолжил с томным придыханием. У Хэнка заходили желваки. — Я буду хорошим и послушным мальчиком для тебя. Обещаю, сделаю всё, чтобы тебе было хорошо и очень-очень приятно, папочка… Лейтенанта словно прорвало. Он вскинулся резко, всем телом, так, будто его подбросило на огромной мощной пружине, и наотмашь влепил Коннору пощёчину. Несильно, но достаточно, чтобы тот замер от шока неподвижным изваянием с абсолютно нечитаемым выражением лица. Девиант даже не успел удивиться чужой реакции — лишь заметил, что губы человека мелко задрожали, а глаза странно заблестели, отражая тёплый комнатный свет. — Закрой. Свой. Грёбаный. Рот. — Выплёвывая каждое слов, будто проклятье, выговорил Хэнк, и его голос, вопреки ожиданиям, не звучал громко — он был осипшим, словно сорванным от дикого, но так и не прозвучавшего крика. Андерсон тут же поднялся рывком на ноги, одним быстрым движением схватил пачку сигарет со столика, и пулей понёсся к выходу, оставив Коннора — растерянного и недоумевающего — в полном одиночестве. Тот в один момент почувствовал себя так, словно совершил нечто ужасное и как минимум убил пару десятков человек. Это неясное чувство жгло изнутри невидимыми языками пламени, и Коннор так сильно захотел от него спрятаться, что прикрылся тонким пледом, который Хэнк в гневном порыве отбросил прочь. Поджав под себя ноги, андроид попытался проанализировать то, что сейчас произошло. Диод в виске сходил с ума, бешено перемаргиваясь красным и жёлтым цветом.***
Коннор так и не сдвинулся с места — сидел в пустой комнате, смотрел невидящим взглядом в мельтешащие на экране кадры и думал о том, что, несмотря на продуманность действий, всё снова пошло не по плану. Он провалился. И теперь даже сильнее, чем в прошлый раз. Ещё никогда лейтенант не позволял себе поднять на него руку. И то, что произошло сегодня, вероятно, было не столько виной Хэнка, сколько его собственной — он довёл, спровоцировал, как-то толкнул человека к насилию… Но самое обидное, что при этом он сам не мог понять как именно? Что он сделал не так? Эти новые вопросы, добавившиеся к старым, плавили электронные мозги, мешали Коннору нормально функционировать, обкладывая внутренний экран сообщениями о системных ошибках. Хэнк вернулся практически через час, удручённый и растерянный. От него сильно несло сигаретным дымом, что позволило девианту понять: перекур явно не ограничился одной сигаретой, и даже не двумя. Андерсон неловко помялся на пороге — будто не мог до конца решить: заходить ли внутрь собственной комнаты или же уйти прочь и лишний раз не попадаться на глаза? И когда всё же решился шагнуть вперёд, то на мгновенье замер, сделав вид, что заинтересовался выпуском вечерних новостей. Ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями, Коннор понимал это и не торопил. Когда молчание стало чересчур тяжёлым, лейтенант наконец-то решился его нарушить. — Извини, что сорвался на тебя… знаю, что не заслужено, — сказал он, неуклюже присаживаясь на краешек дивана. Следом протянул руку и аккуратно, словно трогал что-то чудовищно хрупкое, провёл кончиками пальцев по гладкой щеке андроида, которая ранее приняла на себя внезапный всплеск чужой агрессии. — Сильно ударил? Коннор тяжко выдохнул, хотя у него не было лёгких в физическом понимании этого слова, и вентилировать их не требовалось, так что жест вышел больше эмоциональным, чем практическим. Девиант не чувствовал боли ни в каком виде… но да, ему, пожалуй, было немного обидно от подобного поступка со стороны близкого человека. Однако вслух он ничего не произнёс — лишь повернул голову к Хэнку, заглядывая в его несчастные виноватые глаза, и отчеканил: — Почему вы отреагировали подобным образом? Коннор звучал глухо, оскорблённо, но без пафосной обиды. Было видно — его глубоко задела за живое эта внезапная пощёчина, и пусть даже на лице не осталось следа, а боли он не почувствовал — ему было горько где-то глубоко внутри. И Хэнк прекрасно понимал почему: когда ласкающая тебя рука внезапно бьёт, это всегда потрясение. Это ощущается гнусным предательством. Нелегко вытравить это противное чувство из груди, обжигающее сердце ледяным пламенем. И как ужасно, что испытывает всё это Коннор по его вине, по глупой необъяснимой несдержанности, по болезненным предрассудкам. Андерсону действительно было стыдно — кровь, прилившая к лицу, пекла щёки, а внутренности съеживались в живой пульсирующий клубок. И этот разочарованный, осуждающий, но при этом искренне заинтересованный и пытливый взгляд карих глаз не прибавлял и капли уверенности. Хэнк выдохнул, решив раскрыть все карты — высказаться, как оно есть, не ища глупых отговорок и причин. Это было стыдно вдвойне, но Коннор более чем полностью заслужил своё право заглядывать ему в душу. Лейтенант замялся, пожевал губу, собирая разбегающиеся мысли в кучку. Его глаза чуть потемнели, а на лбу выступила испарина. Коннор, не сводивший с него взгляда, в этот миг подумал, что будь у Хэнка диод, тот засверкал бы золотым, проблёскивая вкраплениями кроваво-красного. Уж больно напряжённой казалась сгорбившаяся на диване фигура. — Просто… Чёрт возьми, если я произнесу это, то это сделает наши отношения ещё более пиздецки странными! — пожаловался лейтенант, нервно усмехнувшись, но тут же взял себя в руки и продолжил куда спокойнее и обстоятельнее. — В общем, я… я люблю тебя, Коннор, но иногда бывают такие моменты, когда я не могу смотреть на тебя как на своего любовника. В такие моменты ты мне как… как сын. — Это слово далось лейтенанту с трудом, он выговорил его с неимоверным усилием, будто перекатывал на языке огромный камень. — И когда я думаю об этом, то временами, глядя на тебя, понимаю, что… Коул тоже мог когда-нибудь стать таким же молодым парнем. Что вы с ним немного, совсем чуть-чуть, похожи — он тоже был не в меру любопытным и обожал баловать Сумо, прямо как и ты… И я… Я не могу. Он был единственным, кто называл меня «папочкой», и я хочу, чтобы так оно и оставалось. Не хочу портить воспоминания о нём всей этой вульгарщиной. Приоткрытая ширма чужой души оказалась чересчур откровенной, из-под неё пахнуло старой болью, неприятными воспоминаниями и утратой. Невыносимо. Коннор потупил взгляд. Вот он идиот. Страшно было подумать, что почувствовал Хэнк в тот миг, когда он так бесчеловечно надругался над его чувствами. Коннор надавил на рану — затянувшуюся, начавшую подсыхать, и снова разбередил её до уродливых бусинок крови, прорывающихся сквозь содранную кожу. Вытянул из самых дальних и тёмных уголков человеческого сознания горькие страшные воспоминания. Сын был для Хэнка самым важным в жизни долгое время… Он оставался и сейчас, просто теперь на ту же планку взошёл андроид-детектив из Киберлайф. Но они находились не на одном месте, а как бы параллельно, потому что чувства Андерсона к каждому из них были разной природы. И смешать их, по непониманию посягнуть на место Коула… Это так неправильно и нелепо… Ужасно. — Пожалуйста, простите, — начал обескуражено Коннор, мигом растеряв весь свой драматичный оскорблённый вид, отчего уже сам стал напоминать провинившегося щенка. — Я не подумал об этом… — Нет-нет-нет, тебе не за что извиняться! –быстро закачал головой Андерсон, снова прикасаясь ладонью к чужой щеке, заставляя андроида, прячущего глаза в стыде, взглянуть на себя. — Это я — старый дурень! Отреагировал, как последняя истеричка! Это ты меня прости, малыш. Я не должен был бить тебя! Если бы ты только знал, как я сейчас ненавижу себя за это… Коннор мягко накрыл ладонь лейтенанта своей, заставив искусственную кожу на пальцах растворится. Глубоко заглянул в участливые голубые глаза, в которых переплетались и сияли искренние чувства — любовь, вина, раскаяние… И в один миг почувствовал себя таким важным и нужным, что от этого что-то ёкнуло в груди, словно тириумную трубку на секунду пережали и сразу же отпустили. Хэнк беспокоился о нём. Хэнк его жалел. Хэнк его искренне любил. И одно дело слышать это, а другое — видеть воочию: на дне тёмных зрачков и в мельчайших движениях мышц; считывать это в сбивчивом дыхании; фиксировать всеми возможными датчиками… — Я не держу зла, Хэнк, — заверил Коннор, сложив на губах несмелую улыбку, а следом приблизился и оставил невинный, уже не претендующий на что-то сексуальное, поцелуй на чужой щеке. Андерсон ответил тем же, чуть повернув голову. Аккуратный клевок в щёку — молчаливая просьба о прощении, на которую ответ нашёлся в мягком прикосновении синтетических губ к чужим, горячим и ещё хранящим привкус табака. Они обменивались поцелуями какое-то время, ластились друг к другу, разделяя на двоих момент странного умиротворяющего единения, а после почти синхронно отодвинулись друг от друга, когда в ногах буйным пушистым торнадо завертелся наконец-то проснувшийся Сумо. Пёс присел вплотную к дивану, задрал кверху широкую морду в молчаливом ожидании чужого внимания… и лейтенант тепло улыбнулся, запустив в мягкую шерсть пятерню, потрепал разомлевшего здоровяка по голове. Практически сразу к ласке подключился и Коннор, почёсывая сенбернара за ушком. Сумо благодарно проскулил, принимая хозяйскую любовь, а потом поднялся на ноги, встряхнулся всем телом, и трусцой направился по своему любимому маршруту — к кормушке. Человек и андроид снова остались наедине. — А с чего ты вообще всё это затеял? — спросил вдруг Андерсон, поворачивая голову к девиванту. — На тебя совсем не похоже. — Просто захотелось эксперимента, — ответил Коннор, быстро догадавшись, о чём говорит Хэнк. — Я подумал, что ролевая игра будет интересным опытом, но я ошибся. Снова. — Последнее слово показалось тяжёлым. Оно упало, будто кирпич, между ними, и Хэнк хмыкнул, наморщив нос. Андроид меж тем продолжил. — Я не хотел вас расстраивать. На самом деле мои цели были диаметрально противоположны. Просто… Я знаю, вам не хватает разнообразия в постели, так что я долго думал над способами, которые… — Не неси чепухи! Всего мне хватает, — строго оборвал Андерсон, нахмурив брови. — Уж не знаю, чего ты там себе напридумывал, но я доволен тем, что есть. Так что нечего себе голову ломать и носиться со всем этим сексуальным дерьмом, как курица с яйцом. Мигом помрачневшее лицо старого лейтенанта пронзил взгляд истинного, неподдельного недоумения. — Но, лейтенант, у меня нет яиц. Хэнк почти что залаял от смеха, и его голос — раскатистый, громкий, мгновенно заполнивший собой комнату и напрочь прогнавший липкую тишину, заставил андроида сначала опешить, а потом и поддержать чужой настрой придурковатой улыбкой. Обстановка мгновенно разрядилась. — А, к чёрту всё! Иди сюда, ведро с болтами! — лейтенант раскинул руки, и Коннор уступчиво подполз поближе, чтобы тут же быть схваченным в беспощадный капкан медвежьих объятий. Чувствуя, с какой силой Хэнк прижимает его к себе — едва ли не до хруста пластика — Коннор сам пропустил смешок. Ему было неимоверно приятно. — На поебушки настроения нет, но мы вполне можем просто пообжиматься и посмотреть тот твой нудный познавательный канал. Что скажешь? Коннор кивнул утвердительно, не спуская с губ блаженную улыбку. Моргнул диодом, автоматически переключая новости на Discovery Channel. Девиант мог залипать в экран часами, таращась на движущиеся картинки — он образовывался за счет шоу, которые Хэнк считал безумно скучными. И пусть куда проще и практичней было подгрузить нужные данные из сети, Коннору нравился сам процесс: постепенная передача информации, прикладывание усилий к пониманию, и подача: человеческая, эмоциональная… Не просто набор сухих фактов, а информация, имеющая в себе нечто от тех, кто эту информацию собирал, систематизировал, оформлял в финальный вид, в котором она и вышла на телеэкраны… Всё это казалось необычным и чудесным… живым. Сегодня на канале рассказывали про технологию производства сыра. Ощутив, как мужчина рядом с ним тяжко и обречённо вздохнул, девиант усмехнулся и прижался плотнее к чужому мягкому боку. Пусть Хэнк и не понимал этого, но иногда даже такая, на первый взгляд неважная информация может быть полезна. Никогда не знаешь, что пригодится в тот или иной миг, и эта неопределённость… В ней-то и кроется прелесть неподчинения программе, прелесть избранного Коннором пути, прелесть настоящей жизни. Так и сегодня: его план был продуман, но дал осечку, зато теперь он имеет куда больше, чем дал бы ему обычный секс: душевную близость; тепло, не изуродованное дикой пляской похоти; и нежные губы, совсем не сладострастно целующие его за искусственным ухом. …Однако проблема всё ещё не была решена. Она отображалась в списке приоритетных задач, каждый пункт которого Коннор всегда выполнял. И он не собирался делать никаких исключений.