***
— Молодой человек, вы на время смотрели? Часы посещения будут завтра утром, — медсестра за стойкой строго и с подозрением смотрит на Луи. Вид у того оставляет желать лучшего: синяки под глазами от недосыпания, взъерошенные грязные волосы, мятая одежда — всё это прибавляет парню возраст и вид бездомного. Последнее, в принципе, является правдой. — Можно я просто посижу здесь? — Луи устало кивает на стулья в холле больницы. Медсестра с сомнением смотрит на него, но всё же кивает. — И без инцидентов, пожалуйста, — бросает она вслед парню. Да, он снова в той больнице, где лежит Стайлс. Не спрашивайте его. Он больше не видел никаких вариантов. Была идея заявиться к кому-нибудь на вечеринку и заснуть в одной из комнат, но от этого Томмо чувствует себя ещё более жалким. Он слишком горд, чтобы возвращаться домой. Да и никто его там не ждёт. Мать названивала ему первые несколько часов, но потом бросила эту затею. А Луи злился, что она прекратила попытки вернуть его. Он бы ответил на её звонок, если бы она была более настойчивой. Он планировал это сделать на следующий же день после побега из дома, но Джей перестала звонить. Луи не планирует идти в палату к Стайлсу, он просто хочет где-то переночевать. Стулья не очень удобные, и парень знает, что он не сможет нормально выспаться, но у него нет вариантов ночлега получше. На секунду в голове проскальзывает мысль о спальне Элеонор, но Томмо давит её в зародыше, не давая прорасти во что-то более для себя разрушающее. Он не замечает, как начинает дремать. В течение ночи он иногда открывает глаза и в дымке сна видит, как напротив него то появляются, то исчезают люди. Никто его не тревожит, и даже если кто-то и косится на него с подозрением, то ему совершенно плевать. Где-то под утро Луи кажется, что он окончательно заснул, но кто-то упорно начинает трясти его за плечо. Если это медсестра, то парень просто её пошлёт. Он отмахивается, открывает глаза и видит перед собой блондинистого парня, смутно похожего на Как-там-его Хорана. Луи фокусирует взгляд. Его тело ещё не проснулось, а мозг отказывается воспринимать информацию, но перед ним, похоже, Наел? Найал? Ниал? Короче, Хоран. — Томлинсон, что ты тут делаешь? Луи не уверен, что понял, о чём тот его спросил, чёртов ирландский акцент, поэтому тупо уставился на парня, который всё ещё держит руку на его плече. — Ммм? — Луи садится прямо, потягиваясь, и Найл убирает руку. — Ты что здесь забыл? — Тот же вопрос я могу задать и тебе, — хриплым голосом огрызается Луи, разминая затёкшую шею. — Я к другу пришёл. — К Стайлсу, что ли? — Именно. — Понятно. Луи оглядывается в поисках автомата с кофе. У него есть немного денег. — Так что ты здесь забыл? — снова спрашивает Хоран. Луи считает его надоедливым, поэтому отвечает: — Не твоё дело, ирландец, свали с глаз долой. Иди к своему ущербному другу. — Ты такой грубый, Томлинсон. — А ты бесишь меня. — Найл, пойдём. Блондин оглядывается на голос, позвавший его, и видит мать Стайлса. Чёрт. Та замечает Луи. Расслабленное выражение полностью исчезает с лица женщины. — Томлинсон, я же тебе сказала не подходить к моему сыну, — Энн подошла и встала рядом с Найлом. Тот непонимающе посмотрел на неё. — На вашем сыне свет клином не сошёлся, — пробубнил Луи. Ему совсем не хотелось выслушивать всякую дребедень в свой адрес, всё, что он хотел в данный момент — это выпить кофе. — Я здесь спал. — Спал? — брови женщины взметнулись вверх. — Да, я нашёл его спящим, — подтвердил Найл, и Луи стрельнул в него злым взглядом. Мать Стайлса пристально его оглядывала. Луи поёжился. Ему неожиданно стало стыдно за свой неопрятный внешний вид. — Почему ты спал здесь? — спросила Энн. — Из дома ушёл. Луи был не в настроении врать, поэтому сказал правду. Он нервно оглянулся на автомат с кофе, словно проверяя, на месте ли тот. На самом же деле он чувствовал себя ничтожеством под взглядом женщины. — Это, конечно, не моё дело, — Луи снова посмотрел на Энн, которая начала говорить, её голос был по-прежнему стальным, а лицо в непроницаемой маске злости, но взгляд чуть-чуть смягчился, — но тебе не стоило этого делать. Я уверена, что твои родители переживают за тебя. Луи на эти слова только фыркнул. — Вы ничего не знаете обо мне, и это не ваше дело, — зло проговорил он, вставая, — а теперь извините, но я хочу выпить кофе. Энн и Найл отошли в сторону, пропуская Луи. Выбирая кофе, парень покосился в сторону тех мест, где он сидел, там уже никого не было. Томмо прислонился лбом к автомату, и ему очень захотелось заплакать.***
Гарри говорят, что его скоро выпишут. Его это радует. Вроде бы. Ну, он улыбается, когда врач сообщает ему «потрясающие», по его словам, новости. На самом же деле Гарри ничего не чувствует, впрочем, как и всегда. Но ему уже до смерти (как иронично) надоела эта больничная рутина. Встречи с какими только возможно специалистами: психологами, психиатрами, неврологами, логопедами. Гарри всегда считал, что всё это одно и то же. Мама даже записала его в бассейн и на ЛФК, и успехи Гарри поражают всех, кроме него самого. На самом деле, он до сих пор ложку-то в руках держать не может, а про восстановление памяти и говорить не стоит. Только почему-то никто не произносит плохого вслух, и это сбивает Гарри с толку ещё больше. — Ты такой молодец, — постоянно напоминает ему мама. А Гарри хочется заснуть летаргическим сном. Сегодня она пришла с Найлом. И Гарри рад этому. Хоть какое-то развлечение в лице блондина. Ему нравится его непоседливый и болтливый друг, правда, иногда Найл его утомляет. Но Гарри и слова плохого не смеет сказать в адрес своего товарища. Он искренне благодарен за такого друга, хоть и не помнит, откуда тот взялся. Найл всё говорит про какую-то школу, куда они вместе ходили. Но Гарри ходил только в специализированную школу, а задержки в развитии у Найла явно не наблюдается. Только если он не может вовремя заткнуться? Это считается? Так что Найл явно не из его прошлой жизни, а это значит, он из того отрезка, который Гарри начисто забыл. Да и речь Гарри до сих пор оставляет желать лучшего: язык заплетается так, словно парень пьян или же набрал полный рот каши. Но логопед говорит, что он идёт на поправку. То ли врёт, то ли это и правда так. — Я бы не сказал, что он совсем отвратителен, просто строит из себя невесть что, — Найл о ком-то говорит маме Гарри, когда они заходят в палату. Гарри до сих пор видит только размытыми образами, но это хотя бы не сплошная пугающая темнота. Что там об улучшениях? Так бы и сказали, что он бесполезный, неподдающийся лечению случай. — Всё равно… ты бы слышал, что он говорил о Гарри мне в глаза. Как только они заходят в палату, разговор тут же прекращается. Все взгляды устремлены на Гарри, которому «ну совсем неинтересно», кого они обсуждали. — Милый, с добрым утром, — Энн целует Гарри в щёку. Тот морщится. Да, только это и вернулось, — его непереносимость прикосновений, теперь даже маминых. — Привет, приятель, — Найл стоит неподалёку, смущённо перекатываясь с пяток на носки и спрятав руки в карман. Гарри знает, что тот никак не может привыкнуть к тому, что его не помнят. Никому не хочется быть забытым. — П-пр-вет, — выдавливает из себя Гарри. Энн начиняет ворковать над сыном: она поправляет подушки, капельницы, проверяет его лоб. — Врач сказал, что ты скоро будешь дома, милый. И Гарри пытается улыбнуться. Выходит криво. Он чувствует это. Найл говорит что-то о том, что он будет продолжать помогать Гарри. Между ним и Энн завязывается разговор, а Гарри слушает, глядя на их смутные силуэты. В глаза до сих пор будто песок насыпали, но доктор говорит, что это пройдёт. Гарри думает, что врачи слишком много говорят. Не по делу. Он жестами просит маму подать ему стакан простой воды, но Энн отчего-то решает, что Гарри непременно нужен сок, поэтому она выходит из палаты, а Гарри хочет пить и не может возразить. Окей, сок — тоже хорошо. Он остаётся вдвоём с Найлом. Тот неуклюже садится на лавку у стены. Гарри не видит его лица, но цвет волос друга белый. И всё равно он не может ничего вспомнить. Гарри подмечает, что Найл сегодня какой-то на удивление молчаливый. Минута проходит в полнейшей неловкой тишине. — Уже начинают подавать заявки на рождественский концерт талантов, — начинает разговор Найл, пытаясь завязать беседу, но Гарри не понимает, о чём он, — жаль, что ты не сможешь участвовать. Гарри хмурится. Он и выступления на публике? Найл что, смеётся над ним? — Я всё ещё мечтаю о том, как ты порвёшь этих глупых куриц, которые косят под дрянных девчонок, — вздыхает Хоран. И Гарри окончательно перестаёт понимать, о чём рассказывает ему друг. Конкурс талантов? Курицы? Дрянные девчонки? Как это всё может быть взяимосвязано? — Н-не п-помню, п-прости, — виновато отвечает Гарри, пытаясь казаться заинтересованным. — Я очень надеюсь, что память вернётся к тебе, — серьёзно говорит Найл. Гарри тоже на это надеется. Он не думал, что забыл что-то супер-пупер важное, но было какое-то чувство, которое зудело на подкорке и не давало покоя. Это было как-то связано с тем, почему он здесь. А ещё это было связано с его вторым другом, Луи, который окончательно забыл про Гарри. Но это неважно. Луи всё равно каждый раз пытался вывести его из себя обидными словами, может, лучше и не вспоминать о нём совсем? В этот момент в палату вернулась Энн с маленькой коробочкой сока. — Купила тебе яблочный. Гарри не хотел яблочный сок, он хотел простой воды. Энн вытащила соломинку из пакетика, вставила её в коробку и поднесла к губам Гарри. Тот попытался взять коробку самостоятельно, но руки просто скользнули по картону. — Тише, я помогу тебе, — успокаивающе сказала ему мама. И Гарри зубами сжал соломинку. Какой же он жалкий, что даже попить не может самостоятельно. Поскорей бы вернуться в родную комнату с удобной кроватью, на которой можно будет лежать бесконечно, не прилагая усилий и не пытаясь оправдывать чьих-либо надежд.