Это всегда был ты

Билл читает последние новости в «Ежедневном пророке». Вроде всё тихо. Блаженно втягивает носом аромат крепкого кофе. — Снова подорвался в такую рань… — Чарли проводит рассеянно рукой по коротко стриженным, только вымытым волосам. Наливает кофе и себе, добавляет сахар и молоко — только так может переваривать чересчур горький напиток. Он садится рядом и вдруг спрашивает: — Эй, ты в порядке? Билл кивает, зная, что Чарли уличит во лжи. Кивает на автомате, не желая признаваться во всей сумятице, что нарезает круги в его воспалённом сознании. Он снова не выспался. Всему виной тревожные сны, расплывчатые, неясные, заканчивающиеся, впрочем, неизменно одинаково: он теряет в них Чарли и давится криком, залипающим где-то на стенках гортани. Билл переводит взгляд на истерзанные огнём руки брата, которые из-за постоянного контакта с драконами уже не заживают так быстро. Не сдерживает хриплого выдоха. Чарли накрывает его руку своей. Поглаживает легонько, успокаивая. Утихомиривая бушующий внутри ураган. Чарльз смотрит на него недоверчиво, но он слишком тактичен, чтобы лезть с расспросами. И Билл благодарит высшие силы за то, что характером тот пошёл не в мать. — Давай прогуляемся. Билл улыбается и обещает собраться за пять минут.

Он не может оторвать от Чарли взгляда. От того, как восторженно он фотографирует окрестности. Как с чисто детской любознательностью исследует каждый дюйм гористой местности. — Посмотри, Билли, это невероятно красиво! Билл соглашается. «С тобой всё равно ничто не сравнится». Когда они спускаются к побережью, холодные порывы ветра хлещут прямо в лицо, и Чарли ёжится. Билл снимает куртку. Накидывает ему на плечи. Чарли не вздрагивает, нет. Лишь замирает, чуть подаётся назад, чтобы почувствовать тепло его рук. Прижимается спиной к его груди, и Билл думает, что не хватит слов всех языков мира, чтобы выразить чувства, переполняющие его. Это словно жить годами взаперти под землёй и увидеть солнце. Это словно согреваться вопреки леденящему нутро холоду, вопреки стихии, погоде, всему вопреки, потому что он рядом, он тёплый, родной. Он греет. Это словно быть поломанным, разобранным, и только с ним обретать целостность. Собираться по частям и никогда. Никогда его не отпускать. — Так хорошо. Чарли смеётся и уговаривает его всего на одну фотографию. Билл гонит все откровенности, шипящие на языке. «Для тебя — хоть целый мир, братишка».

Мать разражается проклятиями, отец смотрит с недоверием, но пытается сдержать поток оскорблений, о котором Молли может пожалеть после. Перси с малышкой Джинни удаляется, осознавая, что назревает скандал, не предназначенный для детских ушей. Рон держится позади Фреда и Джорджа, явно сомневаясь, идти за Перси или нет. Фред незаметно ведёт рукой по спине Джорджа, и Билл впитывает сочувствие, волнами исходящее от них. Они знают. Они понимают. Единственные, на самом деле, кто мог бы понять. Чарли крепко держит его за руку, не отпуская. — А после он уедет в Румынию, и эта блажь выветрится у вас из головы! Как вы могли... У него внутри что-то обрывается. Он оседает на землю, всё так же цепляясь за Чарли, не отпуская. ….и просыпается. Чарли осторожно трясёт его за плечи. Ведёт рукой по лицу. Он дышит, будто загнанный хищником зверь. — Уилл, посмотри на меня. Это несмелое «Уилл» оживляет. Выдёргивает из кошмара окончательно. Никто не называет его так, кроме Чарли. А значит, он здесь, он реален. Он рядом. Он подвигается ближе. Порхает пальцами по лицу, — Билл чувствует каждый шрам от ожога, каждую затягивающуюся рану — смотрит изумлённо на влагу, оставшуюся на них, и к удивлению примешивается горечь, — он плакал? — притягивает к себе мягко. А Билл признаётся, не в силах больше бороться со страхом: — Я думал, что тебя потерял… Чарли не задаёт больше вопросов. Ложится рядом. Накрывает одеялом их обоих. Произносит шёпотом: — Никогда, ты слышишь? Ты ни за что меня не потеряешь. Обещаю. И прежде чем Билл проваливается в сон, страх разжимает капкан. Он верит.