Это всегда был ты

У Чарли метка появляется рано, ещё в пятнадцать. И это словно отшвыривает их друг от друга. Билл всё силится понять, как же так, почему брат молчит. Это так странно, потому что он всегда обо всём ему рассказывал. Они оба. С самого детства. Чарли пятнадцать, и всё становится не так. Они отдаляются друг от друга, и Биллу кажется, что всё бесполезно, потому что невозможно разорвать то, что под кожей пульсирует, заряжает вены и кипятит кровь. То, что разливается теплом и трепетом необыкновенным, слишком искристым, слишком будоражащим для братьев. Чарли восемнадцать, и он заявляет, что уезжает в Румынию. А Билл смотрит, всё смотрит, не в силах от него оторваться и думает, что будет гореть в адском пекле, но он подаётся вперёд и умоляет его не уезжать. Целует, разлетаясь на части, и словно горит изнутри. На следующий день солнышко Чарли переступает порог Норы, и резко холодает.

Биллу двадцать, и он почти забывает. Забывает о чувствах, столько лет не дававших покоя, забывает о том, что он пропал, его нет, что влюблён в младшего брата. Что влюблён до краёв, не наивно, не глупо, не по-детски совсем. Ударяется в работу. Вкалывает так, чтобы вечером не ощущать ничего, кроме усталости, чтобы не находилось сил даже на то, чтобы выпить восстанавливающее зелье. Биллу двадцать два. И ему приходится вновь увидеть его. Вновь пропасть, провалиться, признать. Он влюблён. Влюблён так, как многим и не снится. До звёздочек перед глазами, до дыхания рваного, сбитого. До мурашек по коже от его шёпота. — Что мы делаем, Билли? — Ты так нужен мне, Чарли, умоляю, молчи. Биллу двадцать два, и он рад тому, что сходит с ума. Губами впивается в губы, до боли, чтобы после быть нежным, ласковым, чтобы любить его так, как никто и никогда. И пусть он уже с кем-то был, Билл не хочет думать об этом. Он Чарли жаждет присвоить, оставить себе навсегда. Чтобы никто и никогда не смел, не позволял себе даже претендовать на него. — Тебе плохо? — Нет, мне хорошо... Билли... — Что же ты творишь, мой хороший? Биллу двадцать два, и он совершает ошибку. Когда тянется к запястью, где на ощупь проступает метка, и силится рассмотреть, узнать. — Не трогай. — Ты мне не доверяешь? — Это здесь не при чём. Биллу двадцать два, и его солнце гаснет во второй раз.

***

Биллу двадцать четыре, когда он встречает её. Она красива, очаровательна, и какое-то время он действительно верит, что, быть может, она ему и нужна. Она мило картавит, улыбается обворожительно и смотрит на него с восхищением. Биллу двадцать четыре, а метка всё не появляется. Он почти мирится с тем, что пустой, и неожиданно приходит к выводу, что Чарли повезло больше. Вероятно, он быстрее умчится навстречу судьбе и найдёт того, кто подходит ему идеально по законам Вселенной. Или уже нашёл, воссоединился со своей второй половиной. Эта мысль отдаётся тупой болью в груди. Биллу двадцать пять, и он учится жить с пустотой. Учится целовать её и не чувствовать ничего. Учится улыбаться натянуто, и все верят. Для всех вокруг они идеальная пара. Он не спрашивает её о метке, она не лезет в душу, и, кажется, хотя бы в этом они совпали, но что-то не так. Биллу двадцать шесть, когда у неё появляется метка. Она картавит на порядок меньше, по-прежнему сражает улыбкой и предлагает расстаться друзьями. Они сражаются вместе с Пожирателями в Хогвартсе, и у него в груди обрывается что-то, когда его задевает Сивый, а она кричит его имя столь яростно, что впору оглохнуть. Он просыпается от какого-то шума, в лазарете прохладно, и он не верит своим глазам, когда видит его. Мать утирает слёзы рукавом кофты, шмыгает носом, отец поддерживает её за локоть, Джинни обеспокоенно смотрит на него, а Флёр бормочет, как рада, что он жив. Джордж и Фред отпускают парочку шуток, и становится легче. — Оставьте нас с Чарли, пожалуйста. Он подмигивает Джинни, и она понимает всё без слов. Выталкивает родных, не спешащих выполнять его просьбу. Прежде чем Джордж уходит, он бросает на них слишком уж кричащий, понимающий взгляд. — Мерлин, я так испугался. Билли, я думал, что тебя потерял. — Иди сюда. — Я... — Я так скучал по тебе, пожалуйста, подойди ближе. Чарли послушно садится на край кровати. Вздыхает, будто решается на что-то. Прикосновение мозолистых пальцев к руке обжигает. Пускает ток разрядами, к сердцу, прошивая насквозь. Кожу жжёт практически нестерпимо. Метка. «Чарльз Уизли». Билл смотрит на неё изумлённо, не зная, что сказать. Чувствует, как напряжение отпускает, и становится легче. Пружина внутри распрямляется, и он дышит полной грудью впервые за десять лет. А Чарли целует его метку, скользит по ней губами, и, кажется, плачет. — Ты чего? Он снимает с запястья чёрный напульсник. «Уильям Уизли». — Ты знал всё это время? Голос будто не его вовсе, чужой, незнакомый. — Я думал, что ты сможешь стать счастливым с кем-то ещё. Без меня. Билл приподнимается и притягивает его к себе, чтобы обнять. Чтобы заклеймить и присвоить, как собирался давно. — Неужели не понял? Без тебя не выходит. Биллу двадцать шесть, и солнце вновь появляется на небосводе.