***
— Чарли, я… С мозолистых, вечно обожжённых рук срывается пламя. И это пугает — то, насколько неукротимым, необузданным кажется этот огонь. Билл замирает, не в состоянии что-то сделать. Как давно он умеет вот так? Годы в Румынии с драконами явно не прошли бесследно. — Убирайся, Билли. — У него взгляд дикий и побитый. У него взгляд полон отчаяния и ядовитой тоски. — Пошёл вон! — рычит, поджигая комод рядом с ним. Это должно его испугать. Отталкивает, чтобы не ранить ещё сильнее. Билл ненавидит себя за то, что заставляет его проходить через это. Ещё сильнее, ещё яростнее, чем когда понял: он в Чарли по уши, он завяз, он погряз, пропал. Когда не смог совладать с нахлынувшими чувствами, которые пытался выдрать, вырвать с корнями. Только было поздно — Чарли уже был в нём, до последней клеточки. Билл сражался впустую, не особенно придавая значение тому, что причиняет боль не себе одному, но и брату тоже. Билл боролся бесполезно — он любил, и любовь не иссякала, не блекла ни капли. С Флёр не клеилось, потому что сердцем он был не с ней. С Флёр не срасталось, потому что ему была необходима совсем не она. — Знаешь, — продолжает Чарли шёпотом, — Фред сказал мне бороться. Он был уверен, что ты перебесишься, а мадемуазель — это несерьёзно. Легко ему говорить, — добавляет, вгоняя гвозди один за другим в его грудную клетку. — У них с Джорджем всегда было на двоих. Взаимно. Что бы ни случилось, что бы ни происходило — вместе. Чарли поднимает на него взгляд, и Билл утопает в чувстве вины. Они оба вспоминают прошлое Рождество. Мать написала им обоим, сообщила об отце, о случившемся в Министерстве, и они приехали. Столкнулись у входа неловко. На ужине пялились друг на друга, пока малышка Джинни произносила тёплые, важные слова в попытке всех приободрить. Родители ею гордились. Они — тоже. Поднялись наверх. Не успели дойти до комнаты, как застыли на месте. Услышали сбивчивое: — Ты хоть понимаешь, во что мы ввязываемся, Джордж? И ответом нежно, до одури ласково: — Мы всего лишь покажем лысому ублюдку, чего стоим, да? Они не должны были смотреть, но не могли пошевелиться. Наблюдали, словно зачарованные, как Фред коснулся губ брата. Улыбнулся ему в поцелуй, а тот ответил, взъерошил волосы на затылке, привлёк к себе. Билл среагировал первым — потащил Чарли за собой в ближайшую незанятую комнату. Они шумно дышали, будто спасались бегством. Грудь Чарли вздымалась, и, наверное, он сошёл с ума, но брат предстал перед ним неимоверно красивым. — Ты знал? — спросил тихо-тихо. И поймал себя на мысли, что это было из разряда ожидаемого. Сколько Билл помнил их, всегда — Фред и Джордж, Джордж и Фред. Никогда — поодиночке. В Хогвартс — вместе, в квиддичную команду — вместе. Они заканчивали друг за друга предложения, они улавливали настроение так чётко, до малейших оттенков, полутонов, и никто не мог привести их в чувство так, как они сами. Это не было странным — то, как сильно они привязаны друг к другу. Обратный расклад шокировал бы. И никогда не было никого вокруг, кому позволен бы был доступ в их маленький мирок. Никого не пускали — им это было не нужно. — Думаю, — шёпотом, опуская робко глаза, — такое невозможно не заметить. Ему не пришлось объяснять дважды — Билл зацепил его подбородок и заставил взглянуть. — Та ещё у нас семейка, да? — усмехнулся. — Не то слово. Их притянуло друг к другу, как магнитом. Билл жадно целовал, прощаясь с рассудком. — Я скажу ей уехать, Чарли. — Не утруждайся. Мне наплевать. Он больше не беснуется, его не кроет. Буря стихает. Билл не понимает, к добру ли это. Осматривает частично сожжённые вещи, бардак в комнате. — Ты никогда не умел врать мне.***
За завтраком мама щебечет о чём-то, поддерживает оптимистичную атмосферу, как умеет. Джинни исподтишка косится на Гарри. Рон и Гермиона дуются друг на друга — опять что-то не поделили. Близнецы сидят рядышком. И Билла осеняет: Чарли был прав — такое нереально утаить. Связь настолько очевидная, осязаемая, что не заметит разве что слепой. Фред рассеяно гладит брата по руке и улыбается. Джордж светится — отражением, зеркально, поразительно резонируя с ним, выражая удивительное единство, невыносимую нежность в каждом жесте и взгляде. Когда Чарли спускается, немного сонный и потрясающе красивый, Билл старается не смотреть. Снова провал. В какой-то момент он просто перестал справляться. — Чарли, милый, садись, пока всё не остыло, — хлопочет мама. Он нехотя оценивает обстановку: единственное свободное место — справа от Билла. Не то чтобы были другие варианты. Близнецы чертовски синхронно сверлят их взглядом — ничего не спрячешь, не скроешь от них. — Я последним спустился? — уточняет ненавязчиво Чарли. — Да, дорогой. Флёр спешно уехала ещё ночью. Неотложные дела, кажется. — По тону матери сложно понять, рада она или расстроена из-за этого обстоятельства. Джинни фыркает вполне однозначно — ей никогда не нравилась Делакур. Билл едва не давится кофе, когда Чарли ведёт ладонью по колену. Фред вскидывает бровь, а Джордж широко улыбается.***
— Выбор был сделан, как я погляжу, — окликает его Джордж, когда они остаются одни. — Он стоит того. — Знаю, Билл. Здорово, что ты это осознал. Фред появляется неожиданно, касается пальцами шеи брата. Билл снова чувствует себя неловко, словно видит что-то чересчур интимное. То, что лишь для двоих. Джордж носом утыкается ему в плечо, а Фред со смешком произносит: — Что бы они делали без нас, Джорджи? — Даже не представляю, братишка.