***
На пятом курсе открываются врата в его личный ад. Заносчивость Поттера достигает немыслимых масштабов. Он пробует на нём какое-то заклинание без предупреждения. Его тупорылые дружки, кроме Люпина, щерятся и подначивают. — Что, обделался, Нюниус? — ядовито спрашивает Джеймс, а Блэк хлопает его по плечу. Как будто это повод чем бы то ни было гордиться. Идиоты. Северус позволяет ненависти пропитать его до костей. Он сливается, срастается с топящей его яростью, с обжигающим презрением, которое способно разъесть даже металл. Поттер не оставляет ему выбора. Ситуацию спасает рыжий ураган — всегда улыбчивая, добрая Лили напоминает фурию, когда принимается отчитывать гриффиндорскую компашку. Он испытывает что-то отдалённо напоминающее удовлетворение. Черта, когда он быстро отходил после их закидонов и подколов, давным-давно пройдена. Как бы Эванс ни старалась, обратно не повернуть.***
Поттер умилительно расшаркивается перед Лили. Непонятно зачем рисуется перед ней, выставляет себя в выгодном свете. Северусу тошно. — Да ты влюбился, Джим! — Блэк треплет его по и без того торчащим в разные стороны волосам. — Просто заткнись, Сириус. Он пытается сделать вдох, когда его накрывает лавиной странное чувство. Злость, что мешает дышать, от которой мутит, двоится перед глазами, и картинка смазывается, плывёт, а грудную клетку сдавливает тисками. А ещё мешает необъяснимая горечь. Чуть позже Лили спрашивает у него, всё ли нормально, и он почти не чувствует привкуса лжи, когда бормочет неуверенное «да». Нет. Ничего не нормально. Желанная серая, стабильная норма уехала куда-то далеко, оставив его одного разбираться с этим дерьмом.***
На Рождество в замке остаётся от силы дюжина студентов, которым некуда податься на праздники. Северус искренне удивлён, когда видит Поттера, сидящего за завтраком в Большом зале. Он один. Без привычной свиты в лице Блэка, Люпина и Петтигрю. Просматривает утреннюю газету и хмурится. Отпивает что-то из кубка и задумчиво качает головой. Он кажется абсолютно адекватным. Будто спала маска дерзости, и за ней скрывается обыкновенный мальчишка. Стоп. Что? Северус долго думает, куда бы сесть — столы факультетов убрали, накрыв один общий для всех. Он оглядывается, словно собирается совершить преступление. Поттер фыркает и цедит: — Садись уже, Снейп, не съем же я тебя. Насмешливый ответ вырывается сам собой: — Нет зрителей, Поттер? Без публики не так занимательно? Джеймс не говорит ни слова. Лишь смотрит на него. Впивается яркими глазищами в него, как булавками, и пронзает насквозь. Северус и не думал, что по кромке радужек рассыпаны золотистые крапинки. Он не дышит. Он забывает, каково это. И чтобы вернуть контроль над ситуацией, добивает колким: — Эванс не оценила твои способы привлечения внимания, так что и стараться нечего, да? Поттер сжимает губы в тонкую линию и шипит практически по-змеиному: — Не лезь, куда не просят.***
На шестом курсе Эванс начинает засматриваться на Поттера. Она наверняка считает, что у неё получается делать это втихую, но Северус всё замечает. То, как она упоминает будто бы вскользь его в разговоре, как показушно хмыкает на каждую из его выходок. Он не идиот. Лили прячет улыбку, и не то чтобы у неё это выходит. — Сходим вместе в Хогсмид? — предлагает Лили. — Разве Поттер не составит тебе компанию? — поддевает её, понимая, что она не заслужила этого. — Причём тут Джеймс? — вскидывается она, и ему хочется смеяться от того, как фальшиво звучит её изумление. Джеймс. Для неё он не Поттер, не «несносный зазнайка». Теперь он Джеймс. Что-то определённо пошло не так, раз сердится Северус не на него. Северус вне себя из-за Лили.***
Всё начинается снова. Отбиваясь от Блэка, Северус приходит к выводу, что никогда и не заканчивалось. В этот раз разборки чинили не заклятьями — кулаками. Сцепились из-за чьей-то ехидной издёвки, брошенной как бы ненароком. Блэка оттаскивает Поттер. — Бродяга, уймись, я прошу. Не дай Мерлин увидит кто из преподавателей, и мне не видать квиддичного матча в субботу. Северус закатывает глаза: отмазка что надо. Его потрепало — в драках он никогда не был силён, но видеть растерянность на лице Сириуса отрадно. — Так и скажи, что всё дело в Лили. А не то увидит твоё истинное обличье и вновь решит отшить. Он знает, что нарывается. Он знает, что это не пройдёт бесследно. Поттер прищуривается и вздёргивает его за грудки. — Идите, — не то просит, не то приказывает — мантикора его раздери. Блэк и не думает уходить. — Точно? — Да. В коридоре они остаются одни. Поттер не обрушивается на него с криками и претензиями. Он не пользуется моментом и не бьёт. Северус чувствует себя загнанным в клетке — предсказать, предугадать дальнейшие действия попросту невозможно. — Ревнуешь? — вполголоса, несмело. И всё же ему удаётся лишить его опоры. Почему-то сейчас нет желания лгать. Быть может, потому что Поттер раскусит в два счёта. Быть может, потому что он просто слишком устал. Уже давно разучился воспринимать себя таким, как прежде. Прилежным студентом, угрюмым умницей Северусом, отличником по зельям и неудачником, которым его считали, в принципе, небезосновательно. С чёртовым Поттером всё полетело под откос, и поздно пытаться чинить, латать. Северус не терял надежды, но вытравить из себя это так и не сумел. — Да, — отвечает, уставившись на сплетённые в замок пальцы. Поднять взгляд — чересчур опасно. Губительно. Смерти подобно. Иначе всё разрушится мигом. Всё обречено на крах, стоит ему посмотреть за стёкла очков. Северус воскрешал это в памяти не единожды и презирал за то, что не способен забыть одним лишь усилием воли. — Тебе не стоит тревожиться насчёт Лили. Северус бы рассмеялся, но в глотке застывает нечто похожее на хриплый лай. Он шагает прямиком к своему концу, когда всё же смотрит Поттеру в глаза. И произносит, усмехаясь: — Не её. Тебя. У лучшего игрока школы в квиддич нет слов. Он замирает, и в распахнутых глазах читается испуг и неверие. У высокомерного Поттера нет остроумных реплик в запасе, коих всегда было великое множество — на любой случай, Северус помнит. Его сконфуженность вопреки абсурдности ситуации пускает по венам искры удовлетворения. — Не бойся, Поттер, я унесу это в могилу. Он оставляет за собой последнее слово, и ему наплевать.***
Понимание того, что именно он натворил, настигает чуть позже. Когда он трясущимися руками залечивает ссадины и синяки у себя в спальне, осознание обезоруживает своей однозначностью: за ненавистью к проклятому Джеймсу Поттеру уже давно кроется нечто большее. И теперь он из-за идиотского порыва в курсе. Он знает. Дрожь никак не проходит — его тело словно измывается над ним. Он истерично смеётся, глядя на своё отражение в зеркале. Наверное, это и называется взрослением — принять тот факт, что его чувства никогда не будут взаимными.