Карамель

У Игоря было обычное утро футболиста, только теперь ещё с любимым душе и сердцу человеком рядышком. Небольшая разминка отдохнувшего после сна тела, водные процедуры, завтрак. Но всё не самостоятельно и в гордом одиночестве, а с Артёмом рядом. Тот с утра подумал помыть голову, Акинфеев тогда решил, что в это время может побриться, хотя изначально планировал он это сделать ещё вчера. Поехали футболисты, конечно же, на двух машинах, однако Дзюба долго уговаривал голкипера ехать на его (потому что кому-то лень было заправляться на обратном пути). Но, взвесив все «за» и «против», поехали раздельно. Тренировка проходила в штатном режиме, парни готовились к игре с Латвией. Вот только бедный Дзагоев опять повредил ногу и не тренировался вместе со всеми. — Двадцать второй, не спи - замерзнешь! — прикрикнул Черчесов, наблюдая за тем, как Дзюба лениво бежит, но при том, очень оживлённо болтая с Ерохиным. — Не-не-не, Станислав Саламыч, — отмахнулся Артём и врезался в Лёшу Миранчука, специально остановившегося перед ним, но не предполагавшего, что столкновение будет настолько болючим и, к тому же, сопровождаться падением. — Лёха, блять… Ты че делаешь? — форвард засмеялся вместе со всеми, подавая руку Миранчуку, чтоб тот встал. — Чтоб ты не спал, — Лёша пожал плечами и поднялся. — Спасибо. — О-о, заебись метод! Надо запомнить. — И что это такое? — удивился тренер и не сдержал ухмылки. — Поезд врезался в газовую трубу, с кем не бывает, — прокомментировал ситуацию Саша Головин и вызвал волну смеха. — А следующий этап, Сань? — усмехнулся Черчесов. — Самолет у нас врубится в заправку? — Спасибо, Станислав Саламыч, что верите в мою меткость, — театрально сказал Акинфеев и поклонился. — Красно-белые, готовьтесь! — Ну вы куда расслабились так, а? — тренер добавил голосу строгости. — У нас игра не с Саудовской Аравией. А ну собрались! — Ага, ещё круче - с Литвой! — с наигранным пафосом сказал Смольников. — С Латвия, Игор! — поправил его Фернандес и засмеялся. — Мда, Игорёк, лучше молчи… — ухмыльнулся Черчесов, качая головой. — Марио, красавец! Денис с гордостью посмотрел на бразильца, который делал такие успехи в русском языке благодаря ему. Правда над окончаниями нужно поработать, но это уже мелочи… Смольников виновато опустил взгляд в пол, но смеялся вместе со всеми над своим же проколом. Перепутать Латвию с Литвой, почему нет? Швецию с Швейцарией, а Австрию с Австралией… Парни правда поднапряглись, потому что понимали - после «минутки расслабона» нужно стараться ещё больше и выкладываться на полную. После тренировки все приняли душ и разъехались, кто куда. Перед игрой никуда выбираться не следует, хотя они бы все вместе с радостью где-нибудь посидели и выпили по кружке пива. — Тём, как нога у Кокорина? — спросил Черчесов. Они последними вышли с тренировочной базы. Артём с Игорем и тренером шли к машинам, которые были припаркованы рядом. Акинфеева этот вопрос смутил, но он виду не показал. — Да не знаю, — пожал плечами Дзюба. Его вопрос тоже смутил. — живой. Дома сидит. — А вы не общаетесь с ним разве? — удивился Станислав Саламович. — Не, ну общаемся… Во время тренировки. Но я никогда не звоню ему каждые пять минут, не спрашиваю, как он там, неважно, травма у него, не травма… Мы далеко не лучшие друзья, как может сначала показаться. — Ну правильно! Хотя он затирает, что вы с ним по 17 часов в сутки вместе проводите... — прищурился тренер, произнося последнее предложение тихим невнятным голосом. — Зато мне, Станислав Саламыч, — начал рассказывать Акинфеев. Ревность пробудилась в нем, он решил поговорить, наверное, думая, что таким образом, избавится от неё. — я, дурак, как-то рукой об ворота ударился, Артём это увидел, испугался и звонил мне потом весь вечер. Это года три назад было. А мне даже больно не было! Ну ерунда какая-то, об ворота рукой, ну сколько раз за тренировку так ударишься? — А так всегда, — усмехнулся Черчесов. — ногу сломаешь, колено вылетит, мениск разорвётся, под капельницу положат - никто не позвонит, не спросит, как ты. Зато да, из-за ерунды какой-то всегда позвонят, пожалеют. — Не дождёшься от меня больше слова доброго, капитанишка! — усмехнулся Артём и обнял Игоря, якобы прощаясь. — Да и пожалуйста, — вратарь улыбнулся и обнял двадцать второй номер в ответ. — До завтра. Станислав Саламович. Акинфеев пожал руку тренеру, прощаясь, Дзюба проделал то же. Разошлись по машинам, разъехались. Так вышло, что нападающий ехал перед тридцать пятым номером. — Артё-ё-ём, — голкипер позвонил любимому спустя пять минут. — Да-да? — низким голосом спросил форвард и засмеялся от своей интонации. «Я видел один прекрасный немецкий фильм, который начинался так же, и герой говорил там таким же тоном…» — Ты же приедешь ко мне? — Игорёша, ну ты дурак? — задал вопрос двадцать второй номер и умилительно засмеялся. — Э-э-э, ты мне сейчас в зад въедешь! Ты куда так поджимаешь-то? — Не, в зад я тебе попозже въеду, — сказал Акинфеев и улыбнулся. Возможно, это кому-то покажется странным, но они проговорили по телефону всю дорогу, до самого дома Игоря. Причем разговоры были такие дружеские, а темы менялись и менялись. «Так ты, оказывается, в рыбалке разбираешься?» - успел удивиться вратарь. «Да просто знаешь, у меня сейчас вот то самое состояние, как когда парень начинает слушать музыку, которая нравится девчонке, в которую он влюблен, про актера её любимого типа невзначай речь заводит… Э-э, короче, мне пришлось погружаться в эту тему рыбалки, тебе же нравится… Ну и потому что ради любви нужно идти на жертвы» - рассказал правду Дзюба и смеялся сам над собой.

***

— Сейчас кто-то расслабится по-настоящему, — сладко прошептал Акинфеев, стоя на носочках, целуя губы форварда. Они зашли в спальню. — А может, я кого-то расслаблю? — хитро улыбнулся Дзюба, разомкнув поцелуй, и подставляя шею. — Я первый, — настоял на своем Игорь, начал снимать одежду с двадцать второго номера, ощущая его каменный член; затем форвард проделал с любимым то же. Смотря в глаза Артёму, он ждал пока тот ляжет на кровать, чтобы лечь сверху. И на этот раз капитан решил начать ласкать любимого с низу. Игорь встал на колени у края кровати. Крепко взял форварда за согнутые в коленях ноги и раздвинул их, целуя внутреннюю сторону бедра и всё ближе подбираясь к самому сокровенному. Акинфеев стал ласкать член двадцать второго номера языком, сжимая и поглаживая бедра. Форвард постанывал и время от времени было слышно, как он глубоко дышит. Голкипер сжал ягодицы Дзюбы, стараясь взять в рот его большой возбужденный орган хотя бы на половину. Далее Игорь стал массировать член рукой, а сам целовал живот Артёма, оставляя влажные следы, которые практически сразу же высыхали. Дзюба оперся на локти и запрокинул голову назад, не сдерживая восхищенных вздохов и стонов. Тридцать пятый номер поднимался выше, целуя теперь грудь, проводил своим членом по промежности форварда, не прекращая дрочить тому рукой. Дзюба снова лёг на спину, мурлыча и лапоча себе что-то под нос. Когда вратарь подобрался к губам, перестал мастурбировать ствол и перешёл к нежному переминанию яичек. Расцепив поцелуй, Игорь перестал массировать член Артёма. Акинфеев дал понять ему, что хочет, и Дзюба послушно приподнял задницу и раздвинул ноги ещё шире. Капитану предстоит входить под углом, но перед этим ему следовало принять позу поудобнее. Он встал на колени, заняв место прямо между ног Артёма, придерживал того одной рукой за поясницу. Акинфеев, тихо застонав, ввёл член в анал форварда, смотря ему на лицо. Стал вводить сильнее и глубже, наблюдая за тем, как морщится Дзюба, непристойно матерясь, и жадно глотает воздух. Почувствовав, что Артём начинает привыкать, Игорь стал тихонько набирать темп. — Больно, — не выдержав, хрипло сказал нападающий, закатывая глаза, непонятно от чего: от боли или от удовольствия. Голкипер облизал свободную руку и чуть смазал свой член, в надежде, что это поможет. Игорь стал входить ещё глубже и грубее, уже не обращая внимания на завывания двадцать второго номера. Акинфеев почувствовал, как жар разлился по всему телу, почувствовал, как розовеют его бледные щеки, а на лбу выделяются капельки пота. Понимая, что ему остается ещё чуть-чуть, он начал дрочить Артёму, вызывая очередную порцию мата и бесстыдных вскриков. — Быстрее! — буквально рыкнул форвард, раздвигая ноги всё сильнее. И, совершив последний толчок, оба кончили. Сперма двадцать второго номера забрызгала не только его живот, но и грудь Акинфеева, потому что больно высоко прыснула. — Господи, Игорь, — тяжело дышал Артём, чувствуя, как семенная жидкость капитана проникает в него. — Когда ты уже… всё? — Теперь да, — Акинфеев, придерживая Дзюбу за талию, вышел из него, вызвав шаткий стон, и лёг рядом. Форвард, наконец, опустил задницу и вытянул ноги, закрыв глаза от удовольствия. — Ты бесконечный, — Дзюба улыбнулся и прикоснулся к лицу любимого, смахнув солёные капельки со лба. — Как это понимать? — вратарь взял двадцать второго номера за запястье и поцеловал тому ладонь. — Как хочешь. Для меня, ты бесконечный во всех смыслах.