солнечным светом по моим венам

      Смена Миранчуков заканчивалась в шесть, но они упорно отказывались уходить, ссылаясь на то, что Женя и так уже еле стояла на ногах от усталости, и ей нужна будет помощь. Одинцова действительно с непривычки чувствовала, что, если присядет — точно больше не встанет, поэтому и отправила вместо себя отдохнуть Головина, забирая у него поднос. — Ребят, от вас никакой пользы, — она подошла ближе к близнецам, которые, запрокинув головы назад и прикрыв глаза, подпёрли стенку. — Идите уже домой. Я справлюсь. — Протестую, — сонно пробубнил Антон, разлепив веки. — Или нет?.. Лёх, ты как? Евгения ласково потрепала братьев по волосам и более настойчиво отправила их в раздевалку. Удостоверившись, что они плетутся в правильном направлении, Одинцова вернула всё внимание гостям, сдержанно улыбаясь. Она окинула взглядом каждый столик, отметила, что никто из официантов пока не отлынивал, а Елизавета скрылась в своём кабинете. Сочинский вечер влюбил в себя Женю. Её часто не покидало желание нарисовать персиковый закат, но вместо этого она либо разносила заказы, либо готовила ужин. Временами казалось, что так дальше продолжаться не может, но — продолжалось. Закольцованная жизнь, где на старте — утренняя потасовка с близнецами за первенство в душ, а на финише — прекрасные закаты, которые приходилось молча провожать глазами. С одной стороны — стабильность, о которой мечтали все взрослые, а с другой — приевшаяся предсказуемость. Громкий всплеск смеха заставил Евгению очнуться и перевести осмысленный взгляд в сторону Артёма и виновника торжества, который едва ли мог дотянуться до плеча Дзюбы в попытках приобнять. Артём Дзюба — единственная и такая необходимая непредсказуемость в жизни Одинцовой. — Все довольны едой? Женя наконец отвлеклась от высокой фигуры ресторатора и обернулась на источник звука: в проходе стоял Игорь, с прищуром глядя на заходящее солнце. — А разве может быть иначе? — Бывает всякое, — пожал плечами шеф-повар. — А ты сама как? За целый день, по-моему, так и не присела. — И лучше мне этого не делать, потому что в противном случае я засну прямо в положении сидя. Акинфеев бросил на неё нечитаемый взгляд и едва заметно улыбнулся своим мыслям. Они ещё постояли вдвоём, больше не говоря ни слова, а затем Игоря окликнул Артём, и тот, закатив глаза, без особого энтузиазма направился к ресторатору. Дзюба пафосно представил его бизнесмену и долго не отпускал, заставляя шеф-повара выслушивать абсолютно бессвязные похвалы. К счастью, через пятнадцать минут на веранду вывезли долгожданный двухъярусный торт, который сразу же стал центром маленькой подвыпившей вселенной гостей. У Дзюбы к концу вечера неприятно сводило щёки от не сползающей улыбки, которую ему пришлось носить весь банкет, поэтому он не удержал облегчённого вздоха, когда веранда потихоньку начала пустеть. Ему не хотелось открывать глаза, даже когда чья-то ладонь настойчиво легла на его плечо. — Артём Сергеевич, мы закрываемся. Это была Евгения. Снова она со своими выразительными глазами, в серой радужке которых можно было разглядеть бессистемно разбросанные зелёные крапинки. Видимо, Артём так долго их разглядывал, что Одинцовой пришлось отвести взгляд, и он сам не расслышал сорвавшихся с губ слов, но немного погодя, Женя присела рядом с ним. Дзюба отчётливо расслышал сладостный выдох и усмехнулся, увидев, как девушка буквально растеклась по мягкой обивке диванчика. — Теперь вам придётся тащить меня на руках до дома, потому что я отказываюсь вставать. — Без проблем, — спокойно ответил Артём, замечая, как покраснели щёки официантки. Он бы улыбнулся, да только скулы до сих пор сводило. — Я хотела сказать спасибо, — прошептала Евгения, смело глядя мужчине в глаза и читая в них возникший вопрос. — За то, что взял меня на работу, хотя моё резюме — полный отстой. Это всё потому, что в двадцать пять я улетела в Америку и… так и не нашла там работу. Одинцова не слушала голос разума, вопящего о том, что её прошлое неинтересно, чёрт возьми, никому — особенно Артёму. По его уставшему виду вполне можно было понять, что у него и своих проблем хватает — так зачем Женя вообще начала этот разговор, которого сама же старательно избегала? — И что же ты тогда там делала все пять лет? — Откуда вы… — У меня, может, и была в школе тройка по математике, но уж вычесть тридцать минус двадцать пять я в состоянии. И ты же не думала, что я, изучив твоё резюме, не посмотрю на дату рождения? — Честно говоря, я надеялась, что ты не будешь в него заглядывать. — Ну, я не настолько легкомысленный начальник. — Ты и так не легкомысленный, — серьёзно возразила Одинцова. — За неделю я не услышала от сотрудников ни одного плохого слова о тебе. Это, правда, восхищает. К тому же, мои братья сдали тебе квартиру — значит, ты пользовался у них большим доверием, что, если честно, не такой уж и подвиг. Артём позволил себе тихонько рассмеяться, и этого того стоило, потому что ему представилась уникальная возможность услышать искренний смех Жени в ответ. Подперев голову кулаком, Дзюба уже откровенно пялился на девушку, но, кажется, её это нисколько не смущало в этот раз. Она задумчиво изучала свои пальцы, которые то и дело нервно заламывала, пока ресторатор вновь не подал голос: — Так, почему ты вернулась в Россию? До этого момента Евгения и подумать не могла, что такой логичный вопрос заставит её похолодеть. Она рассчитывала, что отшутится «в гостях хорошо, а дома лучше», но язык отказывался поворачиваться при виде Артёма, который смотрел на неё с такой заинтересованностью и ожиданием, как будто бы от честности её ответа зависела его жизнь. — Потому что я раз… — Жень, все уже ушли, — Дзюба был готов разорвать возникшего на веранде Головина. — И я ухожу. Закроешь тогда? Евгения ловко поймала ключи и вскочила с диванчика, осознав, что почти призналась Артёму, который по-прежнему оставался для неё едва знакомым человеком, в своей ужасной неудаче. И она бы не остановилась на разводе, она бы встретила рассвет в ресторане, но описала бы Дзюбе весь тот спектр эмоций, раздиравший её долгие годы. Потому что говорить вслух означало не только острую боль, но и освобождение. — Я подвезу тебя до дома. — Нет, — чересчур резко возразила Евгения, — не надо, мне идти совсем недалеко. — Уже темно, и я не спрашивал тебя, а ставил перед фактом, — Артём галантно открыл перед девушкой дверцу автомобиля и, дождавшись, пока рыжая макушка покорно скроется в салоне, сам сел за руль. Не нужно было быть гением, чтобы понять — Одинцова никогда не захочет продолжить этот разговор. И Дзюбе придётся жить с оборванным «потому что я раз…», а ведь несколько часов назад он собирался стереть Евгению из ряда постоянных своего уравнения. Женя вышла из машины с чуть слышным «спокойной ночи Артём Сергеевич», пробудившее в них обоих чувство дежавю, и захлопнула дверь прежде, чем ресторатор успел что-либо ответить. Но, на самом деле, исход этого длинного вечера был не так уж важен — важно было то, что ещё одна тонкая ниточка прочно зацепилась за запястья молодых людей.

***

      Воскресным вечером Миранчуки, как малые дети, слиняли из квартиры под предлогом «Саня Головин просил помочь, у него новый шкаф из Икеи». На их счастье Евгения даже не обратила на них должного внимания, продолжая выводить карандашом в блокноте новый набросок. Она проспала до обеда и было уверена, что ей не удастся заснуть раньше полуночи, поэтому не напомнила близнецам про ключи — навряд ли они надолго. — Какие люди! — Федя широко развёл руками в стороны, как будто бы желая обнять братьев, но они-то были в курсе — никаких обнимашек со Смоловым, табу. — Вам завтра разве не нужно на работу, м? — С каких пор тебя это волнует? Мы ж теперь не на тебя работаем, — смело фыркнул Антон, забравшись на барный стул. — У нас завтра выходной, — просто ответил Лёша. — А ты что теперь, вместо бармена? — Жопу уже отсидел в вип-зоне, решил тряхнуть стариной, — Фёдор ловко перекинул за спиной бутылку какого-то непременно дорогущего алкоголя, довольно улыбнувшись на восхищённые взгляды Миранчуков. — Итак, господа, чего желаете? — Чего-нибудь, чтоб крышу сорвало — отрываться так отрываться! Смолов еле сдержал рвущийся наружу смешок, но отговаривать не стал — взрослые парни, сами могут за себя отвечать. По крайней мере, Федя очень на это надеялся, но в любом случае, их будущее состояние — не его проблема. Главное, чтобы не разнесли в клуб в порыве пьяной дерзости, а то их гиперактивность при трезвом уме уже наталкивала на пугающие мысли. У близнецов перед глазами мелькали танцующие люди, быстро мигающие огни сливались в одно разноцветное пятно, и никому из них было совершенно не до вибрирующих телефон в кармане джинсов. Они частенько веселились в клубах, потому что проводить выходные в четырёх стенах совершенно одним — хуже этого и быть не могло. Только они не учли, что на этот раз их ждали, названивали на мобильный, нервничали. — Ещё один коктейль! — Антон? Миранчук расфокусированным взглядом посмотрел на мужской силуэт по правую руку. — Меня Лёшей зовут, — заплетающимся языком вымолвил Алексей и нахмурился. — А… Ар-ртём Сер-ргеевич? Дзюба попытался отыскать в дрыгающейся под музыку толпе второго брата-акробата, но в глазах рябило от быстро сменяющегося света неона, поэтому он молча подхватил одного близнеца под руку и повёл на свежий воздух. Ему было всё равно, выходной завтра у братьев или нет, но так напиваться заведомо было плохой идеей. — Где твой брат? Лёша осел прямо на асфальт, у него закружилась голова от резкого потока ночного воздуха вместо духоты клуба. Он вспоминал, что вообще-то в прошлый раз обещал себе не идти на поводу у Антона и пить ядрёные коктейли Фёдора, но что-то опять пошло не так… а тут ещё Артём Сергеевич, его босс, на которого Алексей никогда не сможет смотреть без смущения. — Где-то на танцполе. Оставить парня в таком состоянии одного на улице Дзюба не решился, а потому набрал Смолова и попросил его провести на выход недостающего Миранчука. Фёдор вначале не понял, зачем другу понадобились эти двое из ларца, но, когда Антон безвольно повис на его плече, ответ всплыл сам собой. — Они пьяные в хламину, — констатировал Федя, сочувственно глядя на обнявшихся братьев. — Молодёжь совсем разучилась пить. — Тебе стоит запустить свой курс «Как правильно пить, чтобы не нажираться, как свинья», — во все тридцать два улыбнулся Артём и бесцеремонно достал из кармана одного из Миранчуков телефон. На дисплее высветилось двадцать четыре пропущенных от «Сестрёнка» и парочка беспокойных сообщений, плавно перетекающих в гневные. — Что ещё за «сестрёнка»? — Смолов чиркнул зажигалкой и выпустил дым прямо на экран смартфона. — Евгения. — Она что, их сестра? — Сводная, — зачем-то поправил Артём и, сделав одну затяжку отнятой у товарища сигаретой, перезвонил по номеру Одинцовой. Прозвучало гудков пять, прежде чем в трубке послышался женский голос, который даже Дзюбу заставил внутренне вздрогнуть: — Единственное, что вас спасёт, это грёбанное похищение инопланетянами, бесчувственные засранцы! Где вас носит?! — Кхм, — ресторатор откашлялся, — это Дзюба. Миранчуки немного выпили, и поэтому вряд ли смогут сейчас с тобой поговорить, — рядом хмыкнул Смолов, реагируя на «немного выпили», за что заработал мрачный взгляд друга. — Не волнуйся, скоро будем. Скинь смс-кой номер подъезда и квартиры. — Я… м… да, конечно, — помявшись, согласилась Евгения. — Артём, с близнецами… всё хорошо? — Сейчас — да, а вот завтра им придётся терпеть муки адовы, так что советую запастить бутылками воды и коробками аспирина, — Дзюба повернулся к братьям, которые, по-видимому, заснули, облокотившись о стену. — Хорошо, жду. Федя помог Артёму донести близнецов до его машины и уложить их на заднем сидении. Спящие Миранчуки производили впечатление скромных мальчиков-зайчиков, и это наверняка заставит Женю приберечь серьёзный разговор до утра. — Я начинаю думать, что сама судьба сводит тебя с этой Евгенией. — Как знать, — загадочно усмехнулся Дзюба и, попрощавшись со Смоловым, завёл мотор. В клубе он успел выпить где-то три стопки виски, но ещё никогда не ощущал себя настолько трезвым. Одинцова ожидала знакомый автомобиль на пороге подъезда — не потому что не доверяла Артёму, а потому что не хотела взваливать на его плечи двойную ношу. Не слушая возмущения ресторатора, она перекинула руку Лёши через свою шею и неспеша направилась к лифту. На третьем этаже двери распахнулись, и Евгения, позвенев ключами, впустила Дзюбу вместе с близнецами в квартиру. Женя осознала, что всё это время, пока Миранчуки были непонятно где, она буквально не дышала. Она успела разбудить Головина, который совершенно не мог взять в толк, причём тут он и братья; взбудоражить больницы, и к часу ночи ей оставалось лишь бессильно мерить шагами гостиную, стараясь игнорировать громкий стук собственного сердца. А потом позвонил Артём, и Одинцова наспех натянула первые попавшиеся джинсы и оставленную кем-то на диване футболку, чтобы через секунду вылететь из дома, чьи стены нещадно давили на и без того расшатанные нервы. — Чай будешь? — не своим голосом поинтересовалась Евгения после того, как уложила Миранчуков по кроватям. Артём заметил, что руки у неё подрагивали, когда она тянулась к чайнику, и мягко остановил её: — Давай я сам. Дзюба заваривал чай в небольшой сочинской квартире, стоя спиной к рыжеволосой девушке с повышенным чувством ответственности за братьев. Он молча протягивал ей кружку, ловя в уголках её губ очертания улыбки, и чувствовал кожей невысказанную благодарность, веявшую от Жени. Ему и не хотелось, чтобы кто-то разрушал между ними непривычно уютную тишину.