солнечным светом по моим венам

      Едкий запах горелого заставил Женю недовольно повести носом, а затем резко присесть на диване и мутным взором окинуть гостиную. Из кухни доносились сдавленные ругательства, звон посуды и ароматы подгоревшей еды, разбудившие Одинцову в грёбанные шесть утра. Она всегда считала себя жаворонком, но трудно было встать с той ноги, когда до двух ночи не могла сомкнуть глаз, прокручивая разговор с Кокориным. — Сестрёнка! — нервно воскликнул Антон, пытаясь прикрыть своим телом место преступления в виде дымящейся на плите сковородки. — Доброе утро! Ты сегодня рано. — Вас это так удивляет? — сухо поинтересовалась Евгения, в очередной раз напоминая братьям, что прощением тут и не пахло. А теперь ещё и испорченная утварь, испорченный завтрак, испорченное утро — Одинцова с сожалением оглядела заляпанный кухонный стол и встретилась взглядом с Лёшей, который выглядел хуже, чем побитый щенок. Впрочем, Антон, хоть и храбрился, но всё-таки опустил глаза в пол и отошёл от плиты, чтобы сестра увидела весь масштаб катастрофы. — Мы хотели приготовить тебе завтрак… — …и это получилось случайно… — …мы, правда, умеем готовить яичницу… — …мы посмотрели кучу роликов на ютубе. Евгения предупреждающе сжала поднятую ладонь в кулак, желая, чтобы близнецы умолкли. На самом деле она давно уже простила Миранчуков, и её паршивое настроение объяснялось обыкновенным недосыпом — лишний час валяния на диване всё равно бы ничего не решил. — Я пойду умоюсь, а вы тут, пожалуйста, постарайтесь больше ничего не испортить, — Женя тяжко вздохнула. — Я сама уберу всё. — Но мы могли бы… — Не надо! — резче, чем хотела, отрезала девушка и удалилась в ванную, понимая, что и так уже всё испортила. И всё из-за этого Артёма — по крайней мере, было легче обвинять его бездонные голубые глаза, чем саму себя в глупости. У неё не было никаких сил объясняться перед братьями, хотя их косые взгляды бесили Евгению всю молчаливую дорогу до ресторана. Одинцова лишь молилась, чтобы в ближайшие сорок минут до начала смены ей не встретилась Лиза, потому что тогда бессонная ночь пойдёт насмарку, и вся уверенность, которую официантка кое-как собрала после разговора с Александром растворилась бы в котле раздражения. На входе троицу встретила лучезарная улыбка Кобе, которая в это утро вызвала у Жени одну лишь головную боль, а не желание ответить тем же. Кристина не заметила эту перемену только потому, что врождённое любопытство не давало ей покоя — почему Миранчуки и Одинцова всегда приходили вместе? Она спрашивала об этом Дениса, но того этот вопрос мало волновал — «может, они живут близко и всё время в метро встречаются, или ещё что». Куда более был заинтересован Головин, которому, в принципе, было интересно всё. — Думаешь, у них тройничок? — однажды выдал Сашка, отчего Черышев чуть не выронил из рук бутылку дорогого коньяка, а Кобе даже задумалась. Денис тогда послал их работать. Евгения понимала, что их совместные появления не остаётся без внимания, но не хотела заниматься такими глупостями, как «заходи, а я зайду через десять минут, чтоб не палиться». Да, ей не хотелось примешивать в работу какие-то личные мотивы, в которых её обязательно бы кто-нибудь да обвинил бы, но и не очень-то было страшно, если бы коллеги догадались. Но, судя по всему, они были не очень сообразительными, потому что единственная версия, которая прозвучала — это тройничок. Женя тогда долго смеялась с близнецами. — Доброе утро, Евгения Викторовна! — Костя Кучаев, уже переодетый в форму, как-то странно улыбался и сверкал глазами из-под чёлки. Неподалёку маячил Головин с точно таким же выражением лица. — Как прошёл выходной? — Ну, он прошёл, — равнодушно пожала плечами старшая. — А у тебя? — О, просто супер! Ходили с Саньком в Луна-Парк. Одинцова замерла перед входом в раздевалку, пытаясь понять, есть ли в словах Кучаева какой-то намёк, но додумать ей не дало появление арт-директора в зале, и Евгения быстро прошмыгнула к своему шкафчику с формой. Она на автомате улыбнулась всем присутствующим, не вслушиваясь в приветствия, и переоделась за минуту, чтобы с непроницаемым выражением лица занять первое место в рядах утренней летучки. Елизавета Ильинична была как никогда кратка: работаем, работаем и ещё раз работаем и вишенка на торте: — К нам сегодня заглянет хороший друг Артёма Сергеевича, мнение которого всегда очень важно для него, поэтому давайте хотя бы сегодня обойдёмся без клоунады, — при этом арт-директор красноречиво покосилась на Зобнина. — Обслуживать их будет Евгения, — старшая официантка никак не отреагировала на холодный взгляд Лиз, — потому что вы уж точно должны понимать всю ответственность мероприятия. Одинцова кивнула, незаметно поглядывая в сторону кабинета Дзюбы. Она физически ощущала, как теряла всю свою решительность с каждой секундой. До обеда Женя увлечённо следовала ежедневной инструкции Елизаветы — работала, периодически разгоняя маленькие стайки официантов, которые подозрительно замолкали при её появлении. Она могла бы прямо спросить, что у них за темы обсуждения такие, но ей было откровенно плевать — Артём Сергеевич, как оказалось, с самого утра заседал в кабинете Акинфеева. — Жень, — Антон потрепал сестру по плечу, заметив её ответствующий взгляд в пустоту, — у тебя всё хорошо? Не считая, конечно же, что Лёха похерил завтрак… — Эй! — Алексей возмущённо отпихнул брата. — Женька, прекращай киснуть. И прости нас. Хочешь, на колени встанем? Миранчуки, схватив друг друга за плечи, подогнули колени, но Евгения тут же недовольно зашипела на них: — Нет, не хочу! Я вас давно уже простила, идиоты, только идите работать! — Правда простила? Или просто хочешь отвязаться? — Правда-правда! Ребят, идите… Близнецы крепко обняли сестру, и ей на секунду показалось, что она слышала отчётливый хруст рёбер, но на самом деле это хрустели сухарики в кармане Антона. Женя даже не стала спрашивать ничего об этом. Стоящий неподалёку Головин непонимающе поглядел на Костю. — Ты думаешь?.. — Да не, — Сашка фыркнул, — она не может встречаться одновременно с тремя парнями. — С четырьмя, если считать Артёма Сергеевича. — Костян, то, что мы сделали на них ставку, ещё не значит, что они вместе, — цокнул Головин, устанавливая на поднос кофе под скептичный взор Черышева. — А что ты так смотришь, Ден? Не радуйся раньше времени, я чувствую химию между людьми и, поверь мне… — Я сделал эту ставку чисто, чтобы тебя позлить, цыплёнок, потому что твоя самоуверенность у меня уже вот здесь сидит, — бармен красноречиво дотронулся ребром ладони до горла. — И вообще, вам заняться что ли нечем? Если Женя сейчас подойдёт, я вас выгораживать не буду. — Ну ты и зануда, черешня, — не сдавался официант, хотя Одинцова без конца кидала на него прожигающие взгляды. — У нас так драйва не было со времён, как Зобнин начал встречаться с Раминой, вопреки просто отвратительному флирту и советам Кутепова. Костя внезапно ткнул друга острым локтем в бок, и он даже не успел возмутиться, как встретился лицом к лицу с Евгенией. — Четвёртый столик в шаге от того, чтобы закатить скандал, — Одинцова без надобности поправила чашки на подносе официанта. — И это моё последнее предупреждение. И если Головина с Кучаевым это отрезвило, то насчёт остального персонала впору было переживать. Потому что Сашка умел обратить любую новость в сенсационную, так что Миранчуки не могли скрыть удивления, когда одна из официанток, столкнувшись с ними на кухне, доверительно им прощебетала: — Я начинаю волноваться за свои деньги, парни, а вы? — Ты о чём это? — Вы вообще, где были, когда Костик с Саней рассказывали о том, как они вчера видели нашу Евгению в компании какого-то «красавчика-блондина». Они романтично гуляли в Луна-Парке, катались на колесе обозрения и выглядели, в общем, как влюблённая парочка! У близнецов присох язык к нёбу, и девушка замолкла только тогда, когда за её спиной возник Артём Сергеевич в компании шеф-повара. Игорь первым подал голос, заставив официантку резво подхватить поднос с заказом и юркнуть в зал. Миранчуки тоже бы смотались, если бы не мрачный взгляд Дзюбы, заметно задержавший их. Лёша сразу же решил, что это из-за воспоминаний о том, как ресторатору пришлось тащить его, пьяного, до дома, и вконец побледнел. Неловкость сковала его по рукам и ногам, так что Антону пришлось буквально выталкивать брата с кухни. — Почему она нам ничего не сказала? — младший Миранчук запустил пятерню в волосы, глядя на фигуру сестры, маячившей между столиками. — Лёх… — М? — А вдруг это был её Оуэн? — Антон и сам был в шоке от своей догадки, но описание «красавчик-блондин» чертовски подходило Джонсу, которого близнецы по большей части знали только по статье из Википедии. Там была размещена не самая удачная фотка бизнесмена, но всё же. — Ты что, с дуба рухнул? Если бы по какому-то нелепому стечению обстоятельств этот Оуэн и встретил бы Женю, то они уж точно не выглядели бы как «влюблённая парочка»! — слова брата заставили Лёшу отмереть, забыв о Дзюбе и своём смущении. — Да этот урод растоптал её, унизил, испортил всё впечатление о целой стране! Братья одновременно направились к ничего не подозревающей Евгении и, мягко схватив её за локоть, отвели в сторону. Кучаев чуть голову не свернул, наблюдая за ними, но Миранчукам было вообще не до этого — их сестрёнка вчера гуляла не пойми с кем и даже не сказала им об этом. — Ходят слухи, что у тебя кто-то появился, — без предисловий выдал Антон, ожидая от Одинцовой, видимо, вылупленных глаз и тысячи оправданий, но вместо этого она вырвалась из их братской хватки и недовольно скрестила руки на груди: — И кто же эти слухи распускает? — Сашка с Костей. Они сказали, что видели тебя в компании «красавчика-блондина». Жень, мы так-то ничего против не имеем, но ты хоть скажи, кто он? Мы волнуемся за тебя, серьёзно, — Лёша скорчил печальную моську, как будто бы ему было снова десять, а семнадцатилетняя Женька не давала ему поиграть в свой компьютер, общаясь со своим бойфрендом. — Давайте не здесь, — сдалась Одинцова на выдохе. — Я всё расскажу вам дома, парни… — Евгения. Она целый день так желала увидеть Артёма, но, встретившись с ним взглядом, ей захотелось сбежать, как трусливой восьмикласснице, на край света — лишь бы не видеться больше с крутым одиннадцатиклассником, который, кстати говоря, был отчего-то очень зол. Дзюба всеми силами не желал показывать своё истинное состояние, но Женя читала его по стиснутым зубам, по неспокойной глади голубых глаз, по ладоням, спрятанных в карманы брюк. Она запоздало отметила, что именно сегодня на шее Артёма по какой-то причине красовался синий галстук, контрастирующий с белоснежной рубашкой с закатанными рукавами. Казалось, Одинцова не моргала даже, изучая узор вен, выступавший на руках. Евгении не оставалось ничего другого, кроме как признать — Артём Дзюба красив до невозможности, до исступления, до сухости во рту, до подгибающихся коленей. А ведь она была замужем за человеком, который входил в список Forbes и о котором мечтала добрая половина Америки. Оуэн Джонс тоже был красив, до смазливости и приторного привкуса на языке, и он тоже много работал, как Дзюба, и, если подумать, Женя могла придумать ещё сотню «тоже», но, чёрт, Артём был другим. К нему не клеилось пресловутое «тоже», он как будто всегда был сам по себе, «один-единственный». У Оуэна Джонса было слишком много лишних движений, фраз, пустых улыбок и любезностей. Он разбрасывался собой, как вздумается ему или инвесторам. Он швырял кусок себя Дженни Росс, потом компании, друзьям, журналистам — и всегда они были идентичны между собой. Одинаковый со всеми, различаясь мелочами вроде романтических подарков и секса, но и это оказалось прерогативой не только его жены. Ей не стоило сравнивать Артёма и Оуэна, это всегда плохо заканчивается — прошлое никогда не сочетается с будущим. Одинцова нервно поправила идеально сидящую блузку — она только что впустила Артёма в своё будущее, едва ли сблизившись с ним в настоящем. Здесь, в настоящем, Дзюба пропустил её в кабинет, тихо прикрыл дверь и опустился в кресло, зажав между пальцев шариковую ручку. Её круговые движения чертовски отвлекали Женю, и она уже хотела открыть рот, чтобы первой начать разговор, но ресторатор её опередил: — Миранчуки выглядят, как огурчики. Это, наверно, стоило вам больших усилий, Евгения. — Нет, нисколько. На самом деле, единственная моя заслуга в том, что я налила им воды и достала аспирин. — Звучит прелестно. Ведь именно для этого я выделил вам выходной. Женя не могла поверить, что Артём Сергеевич говорил с ней в таком серьёзном тоне о сущей ерунде. Может, ей ещё каждое воскресенье отчитываться, куда она идёт и с кем проводит время? В горле заклокотало возмущение, и от внимания Дзюбы не укрылось, как кулачки официантки грозно сжались. Очень интересно. — Я так полагаю, вы уже наслушались местных сплетен? О том, что вчера я провела прекрасный вечер в компании «красавчика-блондина» в Луна-Парке? «Просто скажи мне, что это всего лишь чёртовы сплетни, — практически обречённо подумал Артём, — я почти влюбился в тебя». Почти? Ой ли. — Да, это правда. Внутри Дзюбы всё оборвалось, ухнуло в бездну, всего три грёбанных слова чуть не заставили его заорать на Женю. Даже если здравый смысл услужливо подсказывал, что «между вами ничего не было — так какого хрена». Но каждая встреча, каждый разговор, каждое совпадение — Артём всегда верил в судьбу, что бы ни говорил Смолов, начитавшийся своих книг и ни разу не испытав всё на своей шкуре. — Но это был мой друг, мы познакомились с ним ещё в Америке и давно не виделись, — Евгения чувствовала себя предельно странно, оправдываясь перед начальником о своей личной жизни. Которую она, впрочем, давно просрала. — И мы просто… — Выглядели «как влюблённая парочка», — заботливо подсказал Дзюба, откидываясь в кресле и оставляя наконец ручку в покое. Чёрт, нахера он вообще завёл этот разговор? Чтобы Женя посмеялась над ним? Покрутила у виска и напомнила ему о своих правах? Просто блеск. — Да мы… — Одинцова чуть не задохнулась от каменного выражения лица ресторатора. Она ночь не спала, чтобы придумать, как ей аккуратно подкатить к Артёму, пригласить его на свидание, представить их первое свидание, помечтать, надавать себе мысленных подзатыльников за розовые воздушные замки, чтобы сейчас, ничего не понимая, хлопать глазами? — Знаете что, думайте, что хотите! Мне и самой стало интересно, что это там про меня говорят? Пойду, загляну в зал, может, узнаю что-то новое — вдруг мы ещё и переспали в кабинке колеса обозрения, в чём проблема? Артём Сергеевич, не хотите составить мне компанию? — язвительно протараторила Евгения, упираясь руками в стол. И ей было плевать, если бы Дзюба за это красноречиво положил перед ней приказ об увольнении — она бы эту бумажку швырнула прямо ему в лицо, а может быть, и поцеловала бы, ведь «сгорел сарай — гори и хата». Но Артём вообще ничего не сделал. Лишь в глазах у него плясали недовольные огоньки, как будто бы Дзюба её… ревновал? Нет, у него просто был пунктик на контроль, а Женя всё похерила — как же, вместо заботы о страдавших от похмелья близнецах она пошла гулять с «красавчиком-блондином»! Что может быть хуже? — Я не желаю слушать подробности твоей половой жизни, — голос Артёма звучал максимально отстранённо, грубо играя на чувствах девушки. Словно она какая-то старая, забытая всеми, гитара, о струнах души которой можно и не волноваться. Всё равно порвутся. И никто не услышит… — Можешь идти работать. Елизавета Ильинична предупредила о намечающейся встрече? «Да пошёл ты» — Да, всё под контролем, Артём Сергеевич.