солнечным светом по моим венам

      Женя лежала лицом в подушку, безвольно опустив руки по швам, и, когда кровать прогнулась под весом Артёма, что-то неразборчиво пробубнила. — Повтори, лисёнок. — Я никуда не полечу, — и сказано это было таким тоном, будто Одинцовой не тридцать, а пятнадцать лет, и родители заставляют её ехать в деревню на все лето. — Малыш, ты только вдумайся, — вкрадчиво прошептал Дзюба, всё ещё удерживая одну ладонь между лопаток девушки. — Наш Кокорыч женится. Вполне серьёзно настроен, втрескался в эту Дашку, устроил ей романтик-стори, и сколько же пространства он дал нам для подколов! Ну, и для поздравлений, конечно… — Во-первых, какой я тебе «малыш», Артём? — зло поинтересовалась Евгения, сбрасывая руку возлюбленного и усаживаясь по-турецки. — А во-вторых, я. Никуда. Не. Полечу. Я поздравлю их по скайпу — может, в Питер успею к ним слетать, лично всё сказать, но нет — никакой Калифорнии, никакого Д-Джонса, — стук зубов друг о друга выдал её страх с головой. У неё в груди расползалась холодная пустота только от одной мысли, что она вновь встретится с Оуэном — он наверняка ей улыбнётся, как ни в чём не бывало, отсалютует бокалом с шампанским и шепнёт какой-нибудь грязный комплимент своей плюс один, которая точно будет заказана из лучшего борделя модельного агентства. Оуэн будет выглядеть счастливым, как и всегда — эту маску он освоил в совершенстве, приклеил её к лицу, и теперь при всём своём желании не сможет стянуть противную вторую кожу, потому что Дженни Росс и так выставила его идиотом. Потому что во всём виновата эта русская дура Евгения Одинцова, у которой не хватило мозгов «проглотить» измену и жить дальше, не вынося сор из избы. Зачем она обо всём этом думает, если так больно? Почему она просто не может заснуть в объятьях Артёма, который так понимающе смотрит, касаясь подушечками пальцев её предплечья? Ведь легче без конца страдать, чем учиться быть счастливой. — Тём, я боюсь, — коротко, на выдохе, так чтоб сердце на миллисекунду остановилось, а затем забилось в бешеном темпе о клетку рёбер. — Я боюсь, что если встречу его — разрыдаюсь, как маленькая девчонка. Или сломаю ножку бокала, завидев его, продолжающего жить в том же темпе, пока я сама из-за него застряла в этом отравляющем болоте, которое не даёт мне быть только с тобой, безраздельно, — она спрятала лицо в ладонях, надеясь, что Дзюбе понятно хоть что-то. — Я боюсь, что покажу ему свои истинные чувства — нет, не преданную влюблённость, Тём, а банальный страх перед ним. Он ведь поймёт всё сразу, он чует все трещины человеческой души и залезает в них своими щупальцами, чёртов манипулятор! Поэтому я не могу, нет, не могу — даже ради Сашки. Артём, не вслушиваясь в последующие слабые протесты, прижал девушку к себе — она с готовностью уткнулась ему в грудь, но слёз не было. Только рваные вздохи; пальцы, вцепившиеся в плечи мёртвой хваткой, чтобы не упасть, чтобы не остаться одной; и куча мыслей-мыслей-мыслей, от которых разрывался череп. — Я буду с тобой, — объятья стали крепче. — Со мной-то тебе нечего бояться, правда, малыш? — он разговаривал с ней, как с неразумным ребёнком, но сейчас Женя даже не могла на него обидеться. — И мы будем веселиться на свадьбе, потому что она ж не наша — чужие свадьбы самые крутые, поверь мне, — Одинцова издала полузадушенный смешок, отчего давление в районе сердца Артёма ослабло. — Жень, я с тобой счастлив, — нужные слова так некстати застряли в глотке, Дзюбе пришлось прочистить горло. — Я… я тебя люблю. И, может быть, про «нас» говорить ещё рано — ты сразу скажи, вдруг всё-таки у тебя остались чувства к Оуэну, потому что в этом нет ничего удивительного: он красив, богат, обаятелен и наверняка до сих пор в тебя влюблён. Ты… Евгения предупреждающе положила ладошку на губы Артёма и, чувствуя, как его слова штопают раны на сердце, твёрдо вымолвила: — Меня с Оуэном больше ничего не связывает. И чтобы доказать тебе это, я… я полечу с тобой на свадьбу Сашки, — в глазах Дзюбы читалось какое-то разочарование, так что она поспешила добавить: — И я тоже тебя люблю, Тём. Хоть мне приходится каждый день негласно конкурировать с фильмами Marvel. Ты про «нас» говорил — это ты, я и кино про супергероев? — Знаешь, не думал, что когда-нибудь скажу такое, — ресторатор наигранно тяжко вздохнул, — но я люблю тебя больше, чем все фильмы Marvel вместе взятые. — Это самое романтичное признание, которое мне кто-либо говорил, — чуть ли не плача от умиления, как пятнадцать минут при разговоре с Кокориным, прошептала Евгения, прислонившись своим лбом ко лбу Артёма. — То ли ещё будет, лисичка. Дзюба не хотел оставлять возлюбленную одну, поэтому тоном, не терпящим возражений, заставил её поехать к Игнашевичу вместе с ним. Вытерпев «мне нечего надеть», «мне что, в халате ехать, там такая жара!», «ладно, натяну джинсы», «и, ладно, твою дурацкую майку», Артём с довольным видом заводил мотор автомобиля и собирал всю свою силу воли в кулак, чтобы не напомнить о своём предложении в виде секса на заднем сидении. А вообще, Дзюба готов был согласиться даже на то, чтобы Женя просто медленно стянула бы с себя всю одежду, кроме его зенитовской майки. И неважно, что передние стёкла не затонированы. А хотя, нет, это важно. Никто не должен пялиться на его лисёнка. — Тём, ты чего завис? Игнашевич там уже все волосы вырвал, наверно, от отчаяния. — Это уже пройденный этап, — хмыкнул ресторатор, выезжая в сторону московского «Arrabol». — А это образное выражение. В прошлый раз, когда Женя оказалась в московском ресторане Артёма, она толком не успела разглядеть его внутренне убранство и персонал. Разве что, Анжелику — хостес, которая теперь улыбалась ей чересчур натянуто и только потому, что она была вместе с Дзюбой. «Возможно, они общаются с Лиз», — легко промелькнуло в мыслях Евгении, потому что не хватало ей ещё запариваться насчёт этих женских разборок. А может, просто Анжелике не хватает того мастерства, что Кристине, которая излучает добро, даже когда Денис вконец достаёт её своими подгоревшими блинами за завтраком в их общей квартире. Московский «Arrabol» хранил в себе свою собственную атмосферу, которая сквозила по залам, отделанным в том же стиле, что и в Сочи, но чизкейк здесь был совсем не такой вкусный, каким его делал Ерохин; кофе — не таким свежим, как у Черышева, да и вообще Женя начинала скучать по своим сочинским коллегам. И по братьям — в добавок, они подозрительно долгий промежуток времени не звонили ей. «Пусть только попробуют опять пойти бухать к Смолову», — недовольно цокнула Одинцова, задумчиво вертя в руках телефон с вопросом в глазах — стоит ли позвонить им? Но что могло приключиться с ними за день? Да… вообще-то, много чего. Эта же ходячая катастрофа «вообще-то я Антон» и «меня Лёшей зовут» могла вляпаться в неприятности за один миг, а вот разгребать их — бесконечно и без энтузиазма. — Это не мы рассказали Кокорину о вашем с Артёмом отъезде, — тут же атаковал Антон, едва взял трубку. — Это Федя. — А Федя откуда узнал? — Наверно, Артём сказал. — Давно хотела тебя спросить, нос не слишком длинноват? Младший Миранчук замолчал на секунду, и Евгения хорошо представила, как он задумчиво касается своего носа, щупает его, а затем, осознав прикол, фыркает: — Нет, в самый раз, сестрёнка! — Кто там, Женя? — крик Лёши в отдалении и мрачное «угу» Антона, который с радостью передал трубку брату. — Эй, Женёк, как проходит импровизированный отпуск? Надеюсь, Артём Сергеевич не обижает? На губах Одинцовой расплылась блаженная улыбка, а пальцы сами собой по нескольку раз сложили и развернули салфетку на столе. — Тёма, он… замечательный. — О, так вы уже на «Тёму» перешли? — Стоит ли нам уже говорить с ним о важности предохранения и о том, что мы набьём ему морду в случае чего? Женя закатила глаза. — Ребят, мне уже третий десяток пошёл. И мне, в принципе, контрацепция даже противопоказана. А во-вторых, на Тёму ваши угрозы не подействуют — скорее он вас припугнёт увольнением. — С тебя сотка в банку, — довольно прощебетал Тоша. — Чт- — Ты фактически только что пошутила про свой возраст. А это тебе ой как не нравится. — Ну вы и засранцы, — Евгения искренне рассмеялась, неотрывно наблюдая за тем, как Дзюба разговаривал с Сергеем возле бара. — Слушайте, парни… тут такое дело — Кокорин женится, и мы с Тёмой приглашены, но суть в том… — Он играет свадебку в Калифорнии. А ещё у него в списках гостей — Оуэн хренов Джонс. Миранчуки, честно говоря, знатно удивились трём приглашениям, вывалившимся из почтового ящика, но когда Саня перезвонил им через два часа, то всё стало ясно, как белый день. Валитова за каким-то хером пригласила ублюдочного Джонса на торжество, и теперь Кокорин вертелся, как белка в колесе, лишь бы они не столкнулись с Женей или она хотя бы была под присмотром. Фотограф больше переживал, что подруга отправит крутого бизнесмена в нокаут в порыве ярости — слабо верилось, будто она трусливо спрячется за колонну. Ведь Саша знал немного больше остальных, сколько ярости копилось в Одинцовой — о, чаша была переполнена ещё в их последнюю встречу в Америке. — Мы его сразу предупредили, что если что — останавливать тебя не собираемся. Более того — мы ему добавим сверху, на что Санёк поворчал что-то про «превратите мою свадьбу в кровавое месиво, класс», но отговаривать не стал, — с гордостью вымолвил Лёша. — Так что тебе-то, Женёк, волноваться не о чем. Мы прикроем. Евгения с облегчением осознала, что готова вернуться за океан; что бояться Оуэна — нет никакого резона; что показать ему средний палец — это почти мечта; что не вспоминать о его персоне за всё торжество, наслаждаясь Тёмой — это то, что должно стать реальностью. — В таком случае, вам придётся прикупить костюмы. — Да у нас есть. — Антон, выпускные — не считаются, — довольно отрезала Женя. — Мы подберём вам самые сногсшибенные смокинги — может, подцепите на свадьбе какую-нибудь подружку невесты. Я прилечу дня через два, готовьтесь, братишки. — Ты изверг, — только и пробубнили Миранчуки, но всё-таки пожелали «хорошего отдыха» и «секса, разумеется», после чего Евгения наконец сбросила вызов и, закусив губу, задумчиво посмотрела на Артёма, смеющегося над шуткой бармена. Все девушки в этом ресторане непременно уже потекли только от того, как Дзюба поднёс стакан воды к пересохшим губам и сделал пару глотков, чуть приподняв подбородок и открыв доступ к загорелой шее. А ещё эти узкие джинсы, которые Женя не заметила в машине, но сейчас — не могла оторвать жадного взора от крепких икр. — Артём Сергеевич, — севшим голосом произнесла Одинцова, подходя к барной стойке и вклиниваясь в далеко не рабочую беседу возлюбленного и Игнашевича, — я прощу прощения, что перебиваю, но… когда вы освободитесь? Она перешла на «вы» чисто инстинктивно, посчитав, что Дзюбе будет не слишком приятно, если она перед его подчинёнными станет с ним… фамильярничать? В конце концов, никто же не в курсе, что он закрутил роман с официанткой, так что… — Сергей, познакомься, моя девушка — Женя, — Артём уверенно притянул опешившую Одинцову к себе за талию и ослепительно улыбнулся, как будто бы хвастался перед Игнашевичем победой в лотерее. Но ведь Евгения и не догадывалась, что, в сущности — так и было. Дзюба сорвал огромный куш неизмеримой ценности — он в кои-то веки обрёл любовь и не собирается это скрывать. — Не знаю, зачем она ко мне на «вы», — ресторатор чмокнул Женю в макушку, подмечая её смущение. Усмехнулся, проводя кончиком носа по её виску, и немного выпал из окружающего мира, забыв и об Игнашевиче, и обо всех людях вокруг. Только сносящий крышу запах кориандра с манго, собственного парфюма, которым была пропитана его зенитовская майка — Тёма кайфовал от того, как белая ткань идеально смотрелась на его Жене. И она, видимо, чувствовала себя комфортно в тёминой одежде — её бедро недвусмысленно прижалось к его, пока она мило улыбалась Сергею, приветственно пожимая ему руку. — Впрочем, мы очень спешим, — Дзюба одним взглядом заставил управляющего отпустить ладонь девушки и натянуто ухмыльнулся. — Я позвоню завтра, всё мне расскажешь. — До свидания! — махнула на прощание Одинцова, светившаяся от счастья, словно новогодняя ёлка. Она совсем не понимала, почему Артём с таким мрачным видом запихал её в салон автомобиля. — Ну и по какому поводу ты так лыбилась Игнашевичу? — Разве неочевидно — я втёрлась к тебе в доверие, чтобы быть ближе к Серёже, а теперь, когда мы лично познакомились, меня больше ничего не держит, — наигранно мечтательно вздохнула Женя и, не выдержав, рассмеялась, заметив по-детски ошарашенные глаза Артёма. — Опять твои шуточки?.. Евгения нагло и так по-хозяйски пересела к нему на колени, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала, прижимаясь ближе, сплетаясь языками, прикусывая нижнюю губу — вдохнула она, только ощутив чужие лапищи на своей заднице. — Тём, не надо меня ревновать, — Женя нежно провела большим пальцем по брови Дзюбы. — Ну, кому я нужна с таким количеством закидонов? Я даже не… — Мне, — оборвал её на полуслове Артём, — ты нужна мне, Евгения Одинцова, и я тебя никуда не отпущу. Особенно в Калифорнии. Будем ходить везде за ручку, пить шампанское на брудершафт и букет невесты будем ловить тоже вместе. От такой картины девушка опять не сдержала смешка и, хитро сверкнув глазами, запустила горячие ладошки Артёму под ремень. Тот задохнулся от неожиданности и буквально выбил из лёгких: — Что ты… делаешь? — Мы на полупустой парковке, передние стёкла не затонированы, поэтому сделай вид, будто очень недоволен тем, что я пытаюсь сбавить напряжение в твоих штанах. Это не было похоже на секс в машине, но Артём всё равно в немом удовольствии откинул голову на спинку, чувствуя чужую руку на своём члене, то ускоряющуюся, то издевательски замедляющую темп — Дзюба шипел что-то сквозь зубы, пытаясь управлять процессом, но Женя неожиданно решительно пресекала все его попытки, и в какой-то момент расфокусированным взглядом мужчина уловил то, как она поднесла руку ко рту и слизала его семя. — А ты, оказывается, таишь в себе много сюрпризов, — в серых глазах напротив мелькнуло недоумение, и Женя хотела уже перелезть на своё сиденье, но Артём продолжил: — Я и представить себе не мог, что возможно втрескаться в тебя ещё больше, лисёнок, — он осмотрел испорченную майку. — Можешь снять её. — Дома, Тём, дома, — обжигая его губы, прошептала Евгения и, не дав втянуть себя в поцелуй, вернулась на место. Она предусмотрительно пристегнула ремень безопасности, чтобы не накинуться на Артёма на ближайшем светофоре и отвернулась к окну, игнорируя пожирающий взор возлюбленного.