***
Башня «Меркурий». Все условия и удобства у участников, все прихоти исполняется чуть ли не по щелчку пальцев. Каждый день видят новых известных людей, накапливают опыт для себя, черпая самое нужное для каждого. Каждый день их показывают на все экранах страны. Их знают, за них голосуют. «Что нужно еще для жизни?!» - подумаете вы. Вы считаете , что вот оно, счастье.… в известности! Но нет. Вы категорически не правы. Вот сейчас они прекрасно понимают , какими глупыми были, когда отказывались ходить с друзьями на пикники, когда отказывались от встречи с близкими. Когда бухтели недовольно, жалуясь на дождь. Когда недовольно и с каплей злости закрывали окна, услышав, как на площадке собирались ребята со двора и пели песни под гитару, неумело, но с душою. А теперь проклинают себя каждый за то, что когда-то не хотели бегать по утрам, гулять в зеленеющих парках, что наполнены ароматами только что пробившейся листвы, вдыхать этот прохладный утренний воздух. Не ценили. А теперь понимают ценность. Теперь понимают насколько были глупы. От участников, что были вроде совсем недавно румяные и подтянутые, наполненные жизненной энергии, что лилась, казалось, нескончаемым фонтаном, осталось лишь измученное побледневшее лицо, под глазами которых красовались темные мешки,***
Вечер , на удивление всех жителей башни , выдался довольно спокойным и умиротворенным. За окнами лишь слышался дождь, что продолжался уже который день, а в далеке раскаты грома, что нагоняла грусть и сонливость. При приглушенном свете, в уютном зале сидит темноволосая девушка, чье лицо, шея и ключицы усыпаны океаном родинок, дрожа от холода, что царил в комнате***
Трущев, замечая, что девушка вовсе не слушает его, присаживается напротив Авазашвили и вглядывается в эти стеклянные глаза, будто пытается прочитать все, что скрывает эта, вроде бы всегда счастливая и радостная, девочка за перегородкой разочарования и недоверия. - Сонь, я понимаю все. Но песня... - говорит тихо он, понимая насколько неуместны сейчас его слова и уже корит себя за это. Девушка с трудом выныривает из своих многочисленных мыслей и слегка дергается, почувствовав чью-то ладонь на плече. На просьбу товарища она ничего не отвечает, а лишь недовольно хмурится и просит отложить написание песни на завтра, ссылаясь на недосып и усталость. Но Сережа знает, что сейчас является ее причиной "недосыпа" - парень, которого она так презирает и ненавидит, но так любит и сходит с ума. Трущев с какой-то братской любовью и переживанием смотрит на темноволосую, и лишь откладывает в сторону ручку и блокнот, понимая, что сейчас нужно помочь ей разобраться в себе, помочь в чувствах, а не в написание глупой песни. - Соня, - шепчет он, заключив ее ледяные и нервно дрожащие ладони в свои, - я знаю каково сейчас тебе. Я сам знаю, как это больно, терять близких людей , так еще и таким подлым способом. Тебе, безусловно, тяжело перенести такое, тебе сейчас больно от потери, я сам знаю. Ты боишься доверять теперь всем, но это не значит , что нужно абстрагироваться, замыкать в себе. Но скажи, раз он такой подлец, раз он заставил тебя биться в истерики, он достоин твоих слез и страданий? Нет. Он бросил тебя не из-за того, что проблема в тебе, проблема в нем, раз он потерял такого прекрасного человека, такую девушку с родинками на лице. Иди сюда. - шепчет он и прижимает к себе дрожащее тело. PLC и Soufee никогда особо не общались, никогда не беседовали наедине. Изредка только второпях перекидывались парочкой словами, пересекаясь за завтраком, а потом расходились по своим делам. А сейчас Трущев , будто уже дружит с ней 10 лет, понял состояние "соседки", ведь как никому знать, каково это быть преданным родным человеком. Софи сама не смогла до конца понять, как два почти незнакомых человека могут общаться , будто дружат с самого рождения. - Ты прекрасный человек, ты единственная, кто полон этой энергии, ты больше всех тут стремишься... Ты космическая, твоя музыка космическая. Ты должна научиться ценить себя. Должа полюбить то, что у тебя получается. Должна полюбить себя. Ведь если ты сама себя не полюбишь , то никто другой даже не взглянет в твою сторону и будет вытирать ноги об тебя. - продолжает так усердно поддерживать друг, крепче обнимая Соуфи. Слушая нравоучения друга, девушка легонько улыбается и с едва уловимой ухмылкой произносит: - Тебя серьезно волнуют мои проблемы? Скажи, зачем тебе это? Зачем загружать себя проблемами других людей, если у самого проблем не меньше? Почему ты так волнуешься и пытаешься помочь, ведь мы даже не общались толком? - Не обязательно общаться с человек, чтобы помочь ему. Ему может и помочь обычный прохожий. А поддерживаю я тебя, потому что когда-то мне тоже нужна была поддержка. Я не мог оставить тебя в таком состоянии. Главное - поддерживать друг друга, понимать, слушать. - теребит черную макушку девушки, - И запомни, мы - одна.... - ...Семья. - заканчивает фразу собеседника она и благодарственно кивает.***
Время льется, словно вода. Ночь уже давно играет свою колыбельную, а часы давно отгремели за двенадцать. Но двое, вроде почти не знакомые друг другу приятели, продолжают беседовать в зале, позабыв о времени. От недавней грусти, что так усугубляло состояние девушки, не осталось и следа. Напряжение и плохое настрое, царившее только что в комнате, развеялись, подобно утреннему туману, и друзья уже во всю разговаривали, попутно делая небольшие зарисовки в блокнот. Иногда эхом раздавался искренний смех темноволосой, что чуть ли не ломалась в истерике несколько минут назад. - Почему ты думаешь о бывшем? - резко меняет обороты беседы парень и пристально следит за подругой. Та лишь нервно сглатывает , не успевая так быстро переключиться на другую тему разговора , и старается всеми силами удержать подступающие к глазам слезы. - Я...я не знаю. Я люблю его. Наверное... - едва слышно отвечает она, запинаясь, совершенно не зная, что ответить. Трущев лишь усмехается от услышанных слов девушки и закатывает глаза. - Уверена? Скорее , это просто сильная привязанность, граничащая с любовью, но все же не любовь. Трущев еще долго объяснял разницу между любовью и привязанностью, а Авазашвили с каждой минут только больше понимала, что ее любовь к этому человеку, которому она посвятила 8 лет ее жизни, давно угасла, благополучно заменяясь на привязанность. Тем самым медленно приближаясь к самой раздражительной теме для Софи. - Ты просто привязана к бывшему. Но есть один человек, к которому у тебя уж точно не привязанность. - ехидно смеется Сережа, заставляя краснеть и дуться Соню. -Сережа, пожалуйста, не о нем! Я не хочу о нем слышать! - раздраженно отвечает она, понимая к чему ведет друг. - Нет, ты постой! Почему? Почему ты его так ненавидишь и презираешь, тем более после того, как он помог тебе в тот вечер, не прошел стороной, выслушал, просто был рядом?! Именно он проигнорировал твои просьбы всех уйти, именно он не дал тебе сорваться с обрыва. От услышанного девушка заливается краской, понимая, что ее такое отношение к Терновому - безумно неправильно и несправедливое. Ведь разве не он выслушал ее, разве не он наплевал на все, лишь бы прости обнять и подбодрить, просто быть рядом. Он мог продолжать подкалывать, мог продолжать унижать, но нет, в тот вечер он помог ей. Он помог ей выжить в ту ночь. Никто-нибудь , а он, парень, которого она так беспощадно "поливает грязью". Девушке становится безумно стыдно. - Ты любишь его? - спокойно спрашивает он подругу, хоть прекрасно знает ответ на свой вопрос. Девушка лишь что-то невнятно мямлит и тянет с ответом, но самой так хочет кричать об этой пожирающей любви к этому самовлюбленному идиоту. Все же она собирается с мыслями и совершенно уверенно кивает, подтверждая слова Трущева. - Не волнуйся, никто не узнает... - говорит Сережа, понимая девушку с полуслова, - сколько ты планируешь молчать? Сколько будешь скрывать то, что уже и так понятно? - Много.... Он ничего не узнает. - отвечает Софи и смотрит в пол, пытаясь скрыть от глаз Сережи скатившуюся слезу, - Он никогда ничего не узнает. Ему это не нужно, ему на меня все равно. - Глупая ты, Соф... - усмехается тот, - он любит тебя, а ты его. Темноволосая лишь мотает головой, отрицая. Она, хоть и надеется, что чувства ее взаимны, уверена, что Терновой лишь использует ее. Она ему и нахрен не нужна. - Почему? Почему не скажешь ему правды? - Я ему не нужна , Сереж, да пойми ты! Ему нужны деньги, слава, победа, приз! Ему нужны все эти девушки, которые за стенами башни! Ему важна его внешность, планка, важен статус, важно быть первым! Я ему не нужна! - переходит на крик Авазашвили, но во время прикусывает язык, понимая, что может обидеть Трущева. -Не права ты. Ты просто внушила себе это все! Ты просто боишься вновь обжечься, боишься быть отвергнутой, так? Девушка уже устала отрицать все и смиренно соглашается со словами друга. А ведь все так и есть. Она любит его, но понимает, что это невозможно, а поэтому и стала делать из Терри ужасного и самовлюбленного кретина. - Вы должны разобраться! Ты должна сказать все! - настаивает Трущев, а Софа вновь соглашается. - Клуб обиженных и угнетенных! Снова ноет эта? - слышится за спиной до безумия знакомый голос, что так крепко засел в голове темноволосой. Услышав посторонний голос , девушка моментально оборачивается и озлобленно сверлит взглядом пришедшего. Тот вновь со своей ухмылкой, что так раздражала Соню, не торопясь приближался к друзьям, что мгновение назад мило беседовали. Все хорошее отношение, что только недавно выстроилось из слов Сережи, в сторону Олега моментально улетучилось, заменяясь вновь на ненависть и желание задушить этого несносного и зазнавшегося парня. Авазашвили подскакивает, сверля взглядом приближающегося Олега и нервно сжимает руки в кулаки, стараясь держать себя в руках, лишь бы хорошенько не двинуть ему. - Что, солнышко, скучала? - ехидно улыбается Терри и, ухватив подбородок девушки, приподнимает к себе лицо темноволосой. Та с отвращением отдергивается и продолжает нервно сжимать кулаки, учащенно дыша и посылая в адрес парня молнии и гром. - Так, послушай-ка сюда! Я ненавижу тебя! Я не могу терпеть тебя и твое поведение! Ты ужасен. - кричит она, а Трущев закатывает глаза и обреченно утыкается в подушку , понимая , что сейчас начнется атомная война. -Солнце, я это уже слышал. Мы это уже прошли. - расплывается в пошлой улыбке Олег. - Может мне уйти? - аккуратно вылезает Сережа, боясь сделать лишнее движение. - Нет! - кричат оба, оборачиваясь к другу, что так усердно пытался спрятаться. - И не смей меня так называть! - кричит она, а глаза наполнятся кровью, - Почему? Почему ты так относишься ко мне?! Почему ты вечно ковыряешь меня, вечно ищешь минусы? Тебя все во мне раздражает. Тебя бесит каждый мой шаг и каждое мое сказанное слово. Ты постоянно ищешь к чему придраться, постоянно пытаешься унизить. Но, согласись, ты меня ненавидишь, но все равно целуешь меня каждый чертов раз, каждый раз сверлишь меня взглядом! Согласись, ты просто слишком сильно меня любишь, не отрицай! Либо слишком ненавидишь. Но тогда зачем? Зачем касаешься? Зачем ищешь встреч? Зачем помог мне в тот вечер? Зачем остаешься рядом? Высказав все, Авазашвили судорожно выдыхает и не понимает , как могла решиться на такое, лишь иногда переводит взгляд на шокированного Трущева. Ухмылка, что так красовалась недавно на лице парня, давно исчезла, а глаза расширились, будто готовы вывалишься из орбит, не менее шокированный Терновой нервно хватал раскаленный воздух, пытаясь как можно быстрее осмыслить услышанное. А ведь она права. Терновой любит ее, давно. Разве он не хотел вдыхать этот дурманящий ее аромат? Разве не хотел касаться ее? Разве не хотел быть рядом с ней? Он хотел именно этого. Он хотел обнимать ее, хотел считать родинки на ее лице, хотел впиваться в эти алые губы, хотел оставлять багровые отметины на ее шее. Хотел быть рядом, хотел стать с ней одним целым. Он любит ее, но уже не отрицает. Он готов кричать о любви к ней на всю страну. Он утонул ее.... Безвозвратно. - Я люблю тебя, чертов ты мудак, Терновой! - выкрикивает она из последних сил и, не удержавшись , кидается на шею своему "ненавистнику", а тот лишь прибывает в оцепеневшем состоянии. - Я люблю тебя, Авазашвили! - тихо отвечает он, прижимая к себе дрожащее Софи и утыкаясь в черные волосы. Были друг другом найдены, но для целого мира потеряны.... Они одно целое. Они нашли друг друга. Он нуждается в ней, как в антидоте, а она в нем. Неизбежно.