Жалость неуместна.

Вода с грохотом падает вниз, скатываясь с высоких камней и разбиваясь на множество маленьких капель. Пахнет свежестью и разноцветьем трав. Кое-где стрекочут сверчки, но вблизи водопада их почти невозможно услышать. Листва здесь тёмная и густая, она немного поблёскивает в свете полной Луны из-за осевшей на ней влаги. Франкенштейн сидит, склонившись над поверхностью воды; она шла рябью. Послышался треск ткани. Учёный оторвал небольшой лоскут от испорченной белой рубашки и сложил его несколько раз, затем опустил в воду, чтобы тот намок, и стал стирать кровь с рук и лица. Приходилось делать это "на ощупь", он не видел своего отражения в чёрной воде. Только иногда лунные лучи отражались от неё и резали глаза резкой вспышкой. Сегодня Франкенштейн договорился о встрече с благородным, чтобы провести тренировочный бой. Тот согласился, и вечером они уже были на просторной поляне в окружении деревьев. Сначала всё шло довольно хорошо, что, несомненно, насторожило человека. Копьё вело себя подозрительно спокойно. Но через какое-то время оно резко взбесилось, мир перед глазами поплыл и исчез. Учёный очнулся от истошного вопля, который издало внутри него копьё. Франкенштейн рухнул на колени, хватаясь за голову. Примерно через минуту он смог немного прийти в себя. Благородный слегка потряс его за плечи. - Франкенштейн? Как ты? - блондин поднял глаза: лицо главы клана, частично скрытое маской, выражало беспокойство. - Всё нормально, - ему помогли подняться. - Спасибо. Теперь он сидел, оттирая кровь трясущимися руками. Как хорошо, что в тот момент учёный был не один. Главе клана пришлось его хорошенько приложить, чтобы он пришёл в себя. Франкенштейн облегчённо вздохнул. Повезло, на благородном было всего лишь несколько неглубоких царапин, которые уже успели затянуться. Блондин прополоскал и положил лоскут на небольшой камень, некогда белая ткань приобрела розоватый оттенок. Он закатал продранные рукава рубашки и опустил руки в воду, по коже побежали мурашки - вода была ледяная. - Извини, что так получилось. - В этом нет твоей вины, - к сожалению, Франкенштейн так не считал. - Каково это? - М? - учёный вынул руки из воды и повернул голову, смотря на благородного. - Что ты чувствуешь, когда копьё берёт над тобой верх? - блондин отвернулся, думая, что ответить. - Сложно описать словами... но страха в этих чувствах больше, чем чего-либо другого. Это громкие крики истерзанных душ, в которых слышатся только проклятья. Они хотят убить меня. Погрузившись в размышления, учёный не сразу заметил, как благородный сел рядом с ним на колени. Он взял с камня сложенный в несколько раз лоскут, легко сжал, избавляясь от лишней воды, и провёл им вверх по шее Франкенштейна. Затем коснулся челюсти, щеки и приложил ткань к виску. - Кровь ещё не остановилась. Учёный коснулся ледяными пальцами руки благородного, та казалась тёплой. Потом он полностью накрыл его ладонь своей, едва ощутимо сжимая, и решился посмотреть главе клана в глаза. Неимоверно притягательные сейчас они немного подсвечивались алым в сумерках. Сердце начало гнать кровь быстрее, его стук раздавался в груди, а в висках била кровь. Франкенштейн отвёл взгляд, негромко вздыхая. Благородный наклонил голову к плечу в немом вопросе. Повисло напряжённое молчание. - Я же вижу, что что-то случилось, - голос прозвучал тихо и мягко. - Говорить или нет - твой выбор. Учёный закрыл глаза и нахмурил брови, снова вздохнув. Он боролся со своими желаниями. То, в каких отношениях они были сейчас, - непозволительная роскошь для такого человека. А хотеть чего-то большего... Да это просто кощунство. - Рагар, я... - Франкенштейн с неким смущением и нерешительностью посмотрел на благородного: лёгкий наклон головы как бы говорил: "Я слушаю тебя, продолжай", а уголки бровей были приподняты и сведены, что придавало глазам печальное выражение. Но учёный только упрямо закусил губу, опуская голову вниз; светлые локоны упали на лицо, прикрывая его. Франкенштейн всё ещё держал чужую ладонь. Он убрал её с виска, беря двумя руками, и прижал костяшками к своим губам. Затем приложил тыльной стороной ко лбу, сильно сгибаясь и горбя спину. - Идиот! Что я делаю?.. - одними губами произнёс блондин, желая сгореть заживо или провалиться сквозь землю. Те несколько секунд гробового молчания показались Франкенштейну вечностью. Он было хотел подняться и сбежать как нашкодивший мальчишка, бросая обидное: "Забудь". Но в то мгновение учёный готов был поклясться, что его сердце пропустило удар и рухнуло куда-то в желудок, когда он почувствовал руку благородного в своих волосах. Его успокаивающе гладили по голове как промокшего и побитого котёнка из самого паршивого переулка. - Ты... - глава клана наклонился ниже, чтобы услышать свистящий шёпот Франкенштейна. - Я понял. Прости, но-.. - тихо и осторожно, чтобы не сделать слишком больно. - Не извиняйся, я этого не заслуживаю, - над ухом учёного раздался тяжёлый вздох, опаляя его горячим дыханием. Блондин медленно выпрямился, решаясь посмотреть на благородного. Тот тоже смотрел на учёного, но как-то мягко и грустно. Они придвинулись поближе друг к другу, соприкасаясь лбами. Франкенштейн нежно коснулся кончиком носа чужого и немного потёрся им о кожу. Ему ответили тем же, оба слегка улыбнулись. - Рагар... - Жалость неуместна, - человек почувствовал на своих губах едва заметное движение других. - Да... - учёный отстранился, он не мог позволить себе большего, просто не мог; но он безумно благодарен, этого было достаточно, чтобы успокоить бушующие внутри него эмоции. - Пойдём.

***

Франкенштейну больно. Очень больно. Он в ярости и сильно беспокоится, не находя себе места. Его Мастер пропал, а он всё ещё ничего не может сделать. Он ищет, ищут и благородные, но этого не достаточно. - Значит, уходишь? Да, уходит. Он не знает на сколько, его сейчас не волнует время. Он лишь хочет вернуть, вернуть всё как было. Его жизнь начала стремительно рушиться. - Я не могу доверять... - он делает паузу, которая сейчас совсем не нужна, - ...никому из вас. Они молчат, а в воздухе витает лёгкое напряжение. - Надеюсь, мы когда-нибудь ещё встретимся, - Франкенштейн стоит спиной и не видит едва заметной и такой грустной улыбки. Он чувствует. - Да. Я был бы рад этому. Учёный не оборачивается, но и не начинает идти быстрее. Внутри всё закипает. Он уходит, возможно, навсегда. Они больше не смогут даже мельком увидеть друг друга. А он, упрямый, продолжает идти, удаляясь всё дальше и дальше. Ему нужно найти Мастера. Ладони сами собой сжимаются в кулаки. Каждый следующий шаг становится тяжелее, сердце, изводясь, истерично бьётся о рёбра. Учёный чувствует. Франкенштейн готов сорваться, но, чёрт его возьми, терпит. Это всё, что ему остаётся. Не выдерживая, он резко развернётся назад, быстро приближаясь к благородному. Сорвёт с лица чёрную маску, прижимая того всем своим весом к дереву, и, грубо дёргая на себя воротник плаща, вопьётся яростным и отчаянным поцелуем в чужие губы. Будет сминать их, кусая до крови и ощущая во рту вкус соли вперемешку с железом. Потом, немного успокоившись, нежно проведёт языком по нёбу и станет зализывать укусы, собирая маленькие рубиновые капли с губ благородного - извинение за столь несдержанные эмоции. Он снова прильнёт к нему, целуя уже так, как любят французы. Пальцы разожмутся и отпустят воротник, ладонь ляжет на шею. Другая рука проскользнёт между жёсткой корой и спиной, крепко обнимая за гибкую талию. Франкенштейн настолько сильно сжимает кулаки, что отросшие ногти больно впиваются в кожу ладоней. О чём он только думает? Явно не о том, о чём нужно сейчас, а о том, чего ему действительно хочется в данный момент. Он вздыхает и оборачивается: там уже никого нет. Франкенштейн будет безумно скучать по их тёплой дружбе...