***
Он проснулся сам. В приятном полумраке маленькой комнаты, закутанный в плед по самую шею, и с теми же проблемами и переживаниями, с которыми заснул. Но в этот раз без мигрени, без дрожащих от нервов рук и навязчивых тревожных мыслей. Сон был ему необходим, и Хантер был Джуте как никогда благодарен. Поднявшись с кровати, он на ощупь отыскал переключатель, снова обулся, поправил измятую постель, аккуратно — как Себастиан учил — сложил плед. Расправив на себе костюм, у которого теперь был крайне пожеваный вид, Хантер осторожно вышел наружу к медицинскому посту, надеясь не попасться на глаза кому-то любопытному. Он все еще точно не знал, насколько правила больницы были лояльны к посетителям медсестер. Да и к тому же не хотел ненароком пустить слухи про ту, кто столько ему помогала. — Уже проснулся? — Джута появилась в его поле зрения с внушительным подносом, полным таблеток и различного размера ампул и шприцов. — Не боись, тут ничего не для тебя. Она жизнерадостно рассмеялась и, грохнув поднос на стеллаж у стены, расправила плечи, хрустя суставами. — Устала как собака. Хантер невольно улыбнулся и против воли посмотрел в сторону палаты Себастиана. Свет был погашен, а сам он, казалось, мирно спал. Или же плакал, проклиная своего мужа на чем свет стоит. Или вынашивал план жестокой мести и последующего убийства. Его передернуло. — Он на седативных, — Джута положила ладонь ему на плечо. — Вызвал меня и сказал, что его последнее время мучают кошмары, попросил дать снотворное. Доктор Форман сказал сделать ему укол Диазепама, и он быстро уснул. Знаешь что-нибудь об этих его кошмарах? — Больше, чем хотел бы, — сказал Хантер и вздохнул. — Подожди меня на улице, — она поджала губы, снова взволновавшись. — Я передам отчет дежурной медсестре и спущусь. Тут есть симпатичное кафе с отличным горячим шоколадом, а тебе нужно больше сахара. И судя по всему, собеседник. — Ты невероятная, я говорил? — О, прошу тебя, у меня нет времени на банальщину всякую, — хохотнула Джута и подтолкнула его к двери. — Иди. Я спущусь через десять минут. Ее пунктуальность Хантера впечатлила — ровно через десять минут она отчитывала его за очередную сигарету и читала лекцию о том, насколько курение вообще-то вредит и ему, и всем, кто вынужден его окружать. Без халата Джута выглядела непривычно — бежевый плащ, алый шарф и губы ему в тон, шляпка, которая последний раз была в моде до рождения Хантера. Он невольно уставился на нее во все глаза. — Думал, я — старуха, которая только и умеет, что халат носить и всеми командовать? — она подхватила Хантера под локоть и потянула за собой. — Я же говорила, что кружила головы всем вокруг. Эх, молодой была да глупой. — Ты прекрасно выглядишь, — уверил ее Хантер, цепляясь за последнего близкого друга как за соломинку. Конечно, у него всегда оставался Джефф, чтобы поговорить и пожаловаться, но он еще не упал так низко, чтобы платить кому-то за дружбу. К тому же, подобное поведение наверняка классифицировалось как харассмент в каком-нибудь из учебников по бизнес-этике. До кафе они дошли быстро. Джута явно была там частой гостьей, потому что все официанты тут же поспешили подойти к ним, лично с ней поздороваться, забрать их верхнюю одежду и предложить лучший столик. Судя по удивленным взглядам всех остальных клиентов, никому из них такого сервиса не доставалось. — Их шеф-повар попал к нам с инфарктом, — пояснила она, когда услужливые официанты испарились, оставив их наедине с меню. — Я была простой медсестрой тогда еще и ухаживала за ним, выхаживала, когда совсем плох был. Он вернулся к работе, и теперь все они знают, кто я такая, и очень стараются каждый раз, когда я прихожу. Хантер улыбнулся и посмотрел в список предложенных блюд. У него аппетита не было совершенно, но отказаться он тоже не мог. — Может, порекомендуешь мне что-нибудь? — наконец сдался он, откладывая меню в сторону. Джута внимательно на него посмотрела, а потом кивнула и поманила девушку у барной стойки к их столу. Та порхнула к ним, широко улыбаясь, и вытащила тоненький блокнот и карандаш — хоть кто-то еще пользовался классическими методами обслуживания. Хантер уже мысленно подготовил десять долларов чаевых. — Нам две порции блинчиков с курицей в сливках, два горячих шоколада и ваши восхитительные пончики с карамелью. — Я столько не съем, — попытался влезть в разговор Хантер, но его не слушали. Во-первых, официантка уже сбежала сообщать об их заказе, а во-вторых, Джута не выглядела, как кто-то, принимающий «нет» за подходящий ответ. — Ладно, если что попрошу забрать с собой. — Хантер, что у тебя случилось? — она подперла лицо ладонями и посмотрела прямо ему в глаза. И у нее получилось сказать это так по-матерински мягко и нежно, что у него чуть сразу же не выступили слезы на глазах. — Я такое натворил, Джута, — сказал он, прокашлявшись. Голос все равно дрожал, и это было хорошо заметно. — И не знаю, как выбираться из этого. — У нас есть еще три часа до закрытия, — она взглянула на наручные часы. — И я не оставлю тебя в таком состоянии, поэтому рассказывай. Хантер отвел взгляд в сторону, не решаясь. Соблазн соврать о том, что они с Себастианом просто поругались по мелочи, был невероятно велик — оставался бы человек, который не осуждал его, не говорил, как он должен был поступить, и продолжал поддерживать. Но снова жить во лжи, пусть и не такой внушительной, он готов не был. Поэтому, помолчав ровно до того момента, как им обоим принесли горячий шоколад с огромным количеством взбитых сливок и маленьких розовых зефирок, Хантер все же заговорил. Джута слушала его внимательно и ни разу не перебила. Она изредка кивала, чуть хмурилась и поджимала губы, но — к искреннему Хантера — это выглядело скорее, как сочувствие и сострадание, а не осуждение и презрение, которых он заслуживал. — Когда он посмотрел на меня и сказал про это письмо, мне показалось, что у меня земля из-под ног ушла, — сказал он. Джута только подтолкнула к нему тарелку с остывшими за его монолог блинчиками. — И я ведь собирался рассказать ему обо всем вчера! А потом испугался. Убедил себя, что это будет неправильно, ведь Себастиан впервые с аварии выглядит таким счастливым, и я не имею права забирать у него этот хороший день и воспоминания о нем. Какой бред. Хантер спрятал лицо в ладонях и тяжело выдохнул. — Я так перед ним виноват. — Да, ты виноват, — спокойно согласилась Джута, и он почувствовал ее ладонь на своем плече. — Но твое самобичевание никому из вас не поможет. Возможно, ему будет приятно знать, что ты мучаешься, просто потому, что ему тоже больно, но я в этом сомневаюсь. Ты хочешь его вернуть? — Да, больше всего на свете, — Хантер резко поднял голову. — Клянусь, я все готов делать, чтобы он простил меня. — Тогда заканчивай с тем, чтобы жалеть себя, и начинай возвращать своего мужа. Все, что для этого нужно, у тебя уже есть. Вера, надежда, любовь — моя бабуля всегда говорила, что этого хватит, чтобы мир перевернуть. Он нервно усмехнулся и сделал несколько глотков чрезмерно сладкого какао, чтобы перевести дыхание. — Знаешь, Курт — это наш с Себастианом лучший друг — сегодня сказал, что у меня не было права забыть об этом документе, потому что у меня не было амнезии. А я сейчас только и могу, что думать о том, как я забыл вовсе не о документе, а о том, что люблю своего мужа. — Двойная амнезия? — с добродушной насмешкой спросила Джута, и Хантер кивнул, грустно улыбаясь в ответ. — Не обижайся на Курта. Я думаю, что он просто тоже не знает, как помочь вам, не потеряв обоих сразу. Верь в него, без друзей нам никуда. Они недолго помолчали. Пока она спокойно ела, Хантер осознавал для себя ее слова и то, что его вообще-то поддержали и дали понять, что будут рядом. — Почему ты не осуждаешь меня? — спросил он, в ту же секунду поняв, что не очень хочет слышать ответ. — Я бы сделала то же самое, — не задумываясь, ответила она. — И поверь мне, я осуждаю нас обоих за этот выбор даже теоретически, но… я понимаю тебя, мой мальчик. И я знаю, что признание своей вины — это первый шаг к тому, чтобы все исправить. Он перехватил ее руку и сжал в своих ладонях, устало прикрывая глаза. Делиться своими тревогами и проблемами ему было даже тяжелее, чем Себастиану, и он никогда этого не делал, поэтому сейчас чувствовал себя выжатым как лимон. — К тому же, ты выглядел так, словно тебя осудили все, кому не лень. — Скорее все, кто в курсе, — поправил ее Хантер, и Джута пожала плечами. — Я ведь уже посоветовала тебе заканчивать с жалостью к себе? Ты накосячил, и тебе предстоит исправить то, что ты сделал. Сейчас ты съешь этот чертов блинчик, допьешь горячий шоколад и поедешь домой спать. А утром приедешь свежий как огурчик и будешь бороться за сердце своего мужа. Как тебе такой план? — Самоубийственный, — сказал Хантер, но все же взял в руки нож и вилку. — Этим и займусь. Они ели молча, изредка заговаривая о чем-то отвлеченном, вроде бестолковой новенькой медсестры в клинике, затянувшейся плохой погоде и отличной кухне, пока у него в кармане настойчиво не завибрировал в очередной раз за день телефон. — Клянусь, у меня со всеми этими звонками разовьется социофобия, — буркнул он в сердцах, выуживая мобильник из кармана. На экране высвечивалось улыбающееся лицо Блейна.***
Стоя перед дверью квартиры Курта и Блейна, Хантер чувствовал себя неудобно. Они, говоря в трубку наперебой, настояли на том, чтобы он приехал ночевать к ним, говорили что-то о том, что переборщили, что должны были поддержать его, Блейн, казалось, даже плакал. В общем, Хантер слушал их с растерянностью и абсолютным непониманием, но Джута, услышав о предложении его друзей, поддержала эту идею и вызвала для него такси. Последние встречи и с Куртом, и с Блейном закончились некрасиво, и пока было непонятно, как пройдет эта, но, стоило двери открыться, и Хантера тут же втянули через порог в теплые тройственные объятия. И он бы соврал, если бы сказал, что это не помогло ему почувствовать себя в несколько раз лучше. Для него уже была подготовлена гостевая спальня, еще одна кружка какао (господи, он и так его ненавидел, куда уж больше) и несколько видов успокоительного на выбор. Курт и Блейн действительно чувствовали себя виноватыми, а еще — возможно — волновались за здоровье Хантера и его ментальное состояние. Потому что ходили они за ним буквально по пятам, то и дело спрашивая, не нужно ли ему чего. Когда у него получилось отказаться и от какао, и от таблеток, а сам он наконец лег в кровать, Курт и Блейн зашли к нему вместе, неловко замирая около его кровати. — Прости, я был жесток сегодня, — Курт начал первым, и было видно, что он говорил искренне, хотя и выглядел смущенным. — Я испугался того, что Себастиан отказался от нас, и того, что никто, включая тебя, не знал, как это исправить. Эмоции взяли верх. Мне правда жаль. Мы — твои лучшие друзья, и мы всегда на твоей стороне, даже если не сразу даем тебе это понять. — Мне тоже, — влез Блейн, приобнимая мужа за плечи. — Я тоже не дал тебе поддержки, в которой ты нуждался. Ты не должен был оставаться один. У тебя всегда есть мы. — Я не был один, — улыбнулся им Хантер, чувствуя, как отступало хотя бы немного грызущее душу одиночество. — Но я рад, что я с вами сейчас. Без друзей мы никуда, верно? — Верно, — кивнул Курт. — Если тебе что-то понадобится, дай нам знать. Холодильник забит продуктами, поэтому не стесняйся угощаться. Наша горничная может съездить к тебе домой за какими-то вещами, только дай список. — Со мной все в порядке. Да и если понадобится, я сам съезжу за вещами, — убедил его Хантер. — К тому же, у меня много дел завтра, поэтому я не буду сидеть дома и смотреть в стену. — Дел? — Блейн непонимающе нахмурился. — Мне предстоит вернуть мужа или хотя бы помочь ему вернуть себе воспоминания, — напомнил он, а после повернулся на бок, не желая делиться подробностями. Во-первых, это было их с Себастианом личным делом, а во-вторых, он сам еще не знал деталей своего собственного плана.***
В больнице ему теплого приема не оказали. Учитывая блинчики с яблочным джемом, оставленные Куртом и Блейном для него на завтрак, контраст был особенно заметен. У Джуты был долгожданный выходной, доктор Форман сухо поздоровался с ним в коридоре и прошел мимо, занятый своими делами, а одна из медсестер без особой нежности порекомендовала ему купить бахилы. Поэтому к Себастиану он шел без особой надежды на то, что ему вообще разрешат войти. — Принес документы? Мог бы просто позвонить в доставку, — он даже не стал здороваться. Вперил в Хантера холодный взгляд и сложил руки на груди, ожидая ответа. — Нет, не принес. Я подал на развод незадолго до аварии, а это длительный процесс, думаю, ты в курсе. — А как же письмо? — он непонимающе нахмурился, и в его глазах можно было заметить страх. Вероятно, его и без того не стабильная картинка мира не готова была дрогнуть еще раз. — Там было написано документы готовы. — Да, для первых переговоров между супругами, — пояснил Хантер, так и не сделав шага от двери. — Если бы тебя устроили мои условия, а меня — твои, мы смогли бы подать общий пакет документов в суд, чтобы наше решение одобрили. И это, скорее всего, заняло бы еще несколько месяцев, если бы суд вообще согласился. Нередко молодым парам — а мы еще молоды — предписывают полгода совместного проживания и семейной терапии. — А ты подготовился, — хмыкнул Себастиан. — Я разговаривал с юристкой, — кивнул он. — Она предупреждала, что это будет сложным и затратным мероприятием как в плане денег, так и в плане времени. — Но ты не передумал. — Я знал, — Хантер кашлянул. — Я рассчитывал, что у меня будет возможность передумать в процессе терапии. Если бы ты захотел. Себастиан закатил глаза и отвернулся к окну. — Если ты не принес бумаги, то на кой-черт пришел? — Поговорить. — Я не стану с тобой говорить. Хантер все же отлип от двери и подошел ближе к его кровати. Отодвинув в сторону кресло, он обогнул его и сел, пытаясь заглянуть Себастиану в глаза. — Послушай, я знаю, что причинил тебе боль, но я никуда не уйду, пока не расскажу тебе всю правду, и не сделаю все, чтобы помочь тебе вспомнить все по максимуму, прежде чем ты согласишься на что-то опасное и потенциально травматичное. Тот перевел на него апатичный взгляд. — Оставь меня в покое, а? Я не хочу слушать твою правду, все равно не поверю ни единому слову, потому что больше не сделаю такой ошибки. Мне не интересна твоя история, не интересно твое видение ситуации и твои оправдания тоже. — Я не буду оправдываться. Я полностью признаю свою вину, но я просто хочу рассказать тебе правду, которую до этого мне было страшно и больно открывать тебе, — сказал Хантер, и на мгновение ему показалось, что в глазах Себастиана появился намек на сомнение. — Я не думаю, что… В палату заглянула медсестра. — Мистер Кларингтон. — Я просил звать меня мистер Смайт, — жестко ответил Себастиан, нахмурившись, и она тут же рассыпалась в извинениях. — Доктор Форман попросил сопроводить вас на компьютерную томографию. Вам нужна еще минутка? — Нет, я готов идти. Хантер вздохнул и поднялся с кресла. Он попытался подать Себастиану руку, чтобы помочь встать, но тот посмотрел на него таким зверем, что пришлось отойти в сторону и не мешаться под ногами. — Тогда позже? — окликнул он напоследок, но Себастиан, обернувшись, покачал головой. — Не стоит, Хантер. Скоро я все вспомню, и тебе не придется тратить на это свое время. Пока что можешь связаться с мисс Джейн Бингем и предупредить, что развод в силе. И как только я снова буду юридически дееспособен, мы приведем его в исполнение. Хантер молча кивнул. Себастиан, казалось, хотел сказать что-то еще и, судя по выражению его лица, не очень приятное, но передумал. Еще раз посмотрел на Хантера и ушел вместе с медсестрой.***
Его больше не пускали в палату. Себастиан поговорил с доктором Форманом и потребовал тишины, покоя и безграничного одиночества. Медсестрам было запрещено пускать к нему посетителей, которые вызывали у пациента всплески тревоги и стресс, а Хантер, наряду с Куртом, Блейном и — неожиданно — миссис Смайт, были первыми и последними в этом коротком списке. Даже Джута, которую внезапное правило возмутило, ничего с ним не могла поделать. Она отчитала доктора Формана за потакание чужим капризам, но он напомнил о том, что ментальное здоровье пациента при амнезии крайне важно, а после добавил, что люксовая палата подразумевает особенное отношение. Как старшей медсестре ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться запрету. Хантер не обижался на нее. Он все равно приходил в больницу каждый вечер после работы и сидел рядом с палатой Себастиана, узнавая от медсестер последние новости о его самочувствии — как супруг он все еще имел на это официальное право. Работа теперь стала чем-то вроде его отдушины — весь офис знал, что мистер Кларингтон-Смайт снова попал в клинику, и ему сочувствовали. Китти, вернувшаяся со своих курсов, к нему не заходила, но Хантер иногда ловил ее взгляд, и даже в нем чувствовалась поддержка, а вовсе не тихая ненависть, как раньше. Вот, наверное, насколько хреново он выглядел. Он все еще жил у Курта и Блейна — перевез к ним чемодан своей одежды, покупал еду на троих и ненадолго по вечерам забывался в их нежной дружеской любви. Они очень старались поддерживать Хантера, изо всех сил вытягивали его из трясины подступающей депрессии и держали на плаву. Джута брала на себя эту задачу, каждый раз находя его около палаты Себастиана — носила ему чай и булочки, нашла подушку, чтобы сделать жесткий больничный стул комфортнее, и иногда сидела с ним и жаловалась на пациентов, развлекая смешными историями. Хантеру же казалось, что жизнь остановилась, застыв для него в той самой секунде, когда Себастиан, осознавший его предательство, посмотрел на него. Его память настойчиво проигрывала этот момент раз за разом, не давая дышать и мучая красочными иллюзиями того, насколько Себастиану в тот момент было больно. Так и не закрытый гештальт их конфликта резал Хантера без ножа, но он постепенно переставал это замечать, уверенный, что заслужил этого, и не знающий, как излечиться. Поэтому он просто продолжал изображать повседневную версию себя, приходя на работу, пытаясь решить какие-то вопросы, бездумно подписывая бумажки и приезжая после в клинику как на автопилоте. Доктор Форман позвонил ему через несколько дней, чтобы сообщить о том, что тесты не показали ничего, что могло бы стать причиной для отмены процедуры. Он звучал разочарованно, и Хантер подозревал, что врач винил его в том, что он не отговорил Себастиана. — Электростимуляция назначена на завтра. Десять утра, — предупредил его Форман, прежде чем положить трубку. Таким тоном сказал, словно подарил ему часы на бомбе с отсчетом. Хантер приехал в больницу раньше в этот раз, а уезжать и вовсе отказался. Ему пришлось позвонить Джуте, чтобы та поговорила с дежурными медсестрами и выбила ему разрешение на ночевку в клинике. Оказалось, что проводить ночь в больнице можно было лишь тем, чей родственник находился в реанимации или крайне тяжелом положении. У Себастиана крайне тяжелым был лишь характер, как сообщила Хантеру одна из медсестер. Подушку ему никто в этот раз не предложил, но она и не была нужна — развалившись на жестком стуле, Хантер скомкал свой пиджак в подобие валика и подложил под голову, расслабляясь. Он даже не знал, зачем решил остаться и чего планировал этим добиться, но уехать тоже не мог, волнуясь. Возможно, утром у него могла появиться возможность перехватить супруга буквально на минуту и убедить его не рисковать своим здоровьем. Он впервые за последние несколько дней готов был цепляться за надежду, поэтому это и делал. Когда дверь в палату внезапно с характерным звуком отъехала в сторону, задремавший Хантер от неожиданности подскочил, роняя пиджак на пол, и сонно заморгал. На него огромными от удивления глазами уставился Себастиан. — Что ты здесь делаешь? — шепотом возмутился он, отходя обратно в сумрак своей палаты. — Тебя не должно здесь быть! — Я не в твоей палате, — немного ворчливо сообщил Хантер, потирая висок. Все тело болело из-за неудобной позы, а голова, видимо, решила добавить ему дискомфорта. Все его тело мстило ему за глупость. — Почему ты не спишь? Все в порядке? Я могу позвать медсестру. — Я просто хочу кофе, — буркнул Себастиан. — В люксовой палате есть все, но не кофемашина. — Кофе в, — он сверился с часами, — половину второго ночи? Не можешь уснуть? Тот только покачал головой, а после обхватил себя руками, подмерзая, видимо, на сквозняке. — Давай я принесу кофе? Внизу есть кофейня, она открыта двадцать четыре на семь, — вспомнил Хантер, поднимаясь со стула. Спину ломило так, словно его накрыло приступом радикулита. — Не надо, — тут же отказался Себастиан, внезапно заволновавшись. — Я не буду требовать говорить со мной за кофе, — вздохнул он. — Просто принесу тебе что-то получше, чем мусор из автомата. Хорошо? Ответом ему послужил неуверенный кивок, и Хантер решил, что этого будет достаточно. Убедившись, что кошелек и телефон у него никто не вытащил, он кивнул Себастиану на постель, намекая, чтобы тот не ждал на холоде, и пошел на улицу, чтобы достать своему мужу кофе в середине ночи. И может быть, все же заслужить возможность перекинуться с ним хотя бы парой слов.***
Два дымящихся стаканчика с хорошим кофе убедили Себастиана в том, что одиночество и покой ему были не так уж и сильно нужны. По крайней мере, он разрешил Хантеру войти в палату и, как можно более плотно опустив все жалюзи, включил свет. — Спасибо, — сухо сказал он, принимая свое латте. Хантер только кивнул, садясь на кресло — все его мышцы запели от восторга, почувствовав комфортное расположение. — Не за что, — он с трудом проглотил последующее «детка» и поспешил закрыть свой рот глотком обжигающе горячего американо. Теперь кроме сердца у него был выжжен еще и язык. Они молчали, но все-таки были рядом. Хантер мог видеть синяки под глазами Себастиана, его чуть подрагивающие плечи, его усталость, проявляющуюся в каждом движении. — Что ты здесь делал? — наконец спросил тот. — Ночью да еще и в коридоре. — Мне сказали, завтра день Икс. — Завтра, — подтвердил Себастиан, и Хантеру показалось, что он вздрогнул. — Боишься? — Думаю, это будет больно. — А ты боишься боли, — тихо закончил за него Хантер. Себастиан кивнул и спрятал лицо за стаканчиком. — Ты все еще можешь все отменить. — Нет, не могу! Как и не могу больше жить в неведении, — огрызнулся он в ответ. — Ты не представляешь, что это такое. И как это страшно, больно и… Нет, я так больше не могу. — Ты прав, — согласился Хантер и вздохнул, ища правильные слова. — Но, что если попробовать другие варианты? Доктор Форман говорил, что есть более мягкие процедуры для встряски организма. Он сказал, что ты отказался от его советов. — Я слишком мало вспомнил, чтобы рассчитывать на детские методики, — отрезал Себастиан. — У меня пробел в памяти длиной в треть жизни. Думаешь, ледяная ванна поможет? — Я не знаю, — честно сказал Хантер, и он только закатил глаза, насмешливо фыркая. — Конечно, ты не знаешь. Ты только знаешь, как мне врать. — Я еще знаю, как рассказать тебе правду, когда ты будешь к этому готов, — сказал Хантер. Они снова почти ругались и от конфликта их отделяло, может быть, не больше двух фраз, но он впервые за эти дни чувствовал себя живым. И он был готов бороться и за себя, и за Себастиана, даже если тот пока был против. — И как я должен буду понять, что это правда? Поверить тебе? — В идеале, конечно, ты вспомнишь хоть что-нибудь из моих слов, и это послужит доказательством, но еще у меня есть сообщения от тебя, голосовые сообщения от Курта и Блейна, которые смогут подтвердить мою историю в этот раз. — И ты снова подготовился, — Себастиан внимательно на него посмотрел, не зная, решаться ему или нет. — Почему ты не рассказал мне правду сразу? Хантер задумался. — Причин несколько, — честно сказал он. — Во-первых, я был в стрессовом состоянии и не сразу сообразил, что никто в больнице еще об этом еще не знал. Во-вторых, я знал, что не смогу помочь тебе, если ты не будешь мне верить. А если я — почти твой бывший муж, то с чего бы мне верить? И в-третьих, наш развод еще не был официальным, а я понял, что не хочу, чтобы он таковым стал. — Ты продумал ответы заранее? — поинтересовался Себастиан, недоверчиво на него глядя. — Нет, я правда соврал из-за каждой из этих трех причин в первый день. А уже потом я не знал, как выйти из заколдованного круга, не потеряв тебя. И ты прав, что я вел себя как эгоист. Так и есть, и мои причины вертелись в последствие только вокруг того, как сделать тебя счастливым рядом со мной. Другого варианта я не рассматривал: я нуждался в тебе так же, как ты в тот момент нуждался во мне. Хантер вздохнул. — Но теперь я пытаюсь исправиться сам и исправить это. Поэтому и торчу здесь каждый день, надеясь, что ты все же передумаешь и поговоришь со мной. — Пытаешься вызвать у меня чувство вины за то, что тратишь здесь свое время? — Даже и не думаю, — покачал головой Хантер. — Оно занято, истязая меня уже два месяца и неделю-полторы, поэтому к тебе не заглянет, обещаю. Себастиан невольно усмехнулся, а потом запрокинул голову и закрыл лицо ладонями — наверное, пытался понять, чем рисковал, слушая его. Он замер так на несколько минут, в течение которых Хантер неспешно допил свой кофе, а потом снова на него посмотрел, прищурившись. — Ладно. Давай поговорим.