Ярость

Кирпичная стена здания суда холодная и шершавая. Его пальцы скребут ее, пока он пытается унять дрожь. Оправдан за неимением доказательств. Разумеется, по-другому и не могло быть, однако его все равно трясет от облегчения. — Мистер Камски. Он оборачивается к адвокату. — Минуту. Шумно выдохнув, Элайджа распрямляется и запускает пальцы в волосы, после чего делает шаг по направлению к дверям, за которыми, он знает, его ждут вспышки фотокамер и назойливые микрофоны журналистов. И когда он выйдет, он скажет… Оправдан. Он оправдан, ибо дело не стоило и выеденного яйца. Мало ли злых языков появилось после оглушительного успеха Элайджи на прошлой презентации, правда? Он поправляет узел галстука и сглатывает. Нет, не правда. Но никому не нужно об этом знать. Поэтому, он выходит с улыбкой на лице и неторопливо отвечает на вопросы журналистов. У него нет права на ошибку — все должны верить ему, именно это он и говорит: вы можете мне верить. Это все — клевета, можете поверить мне. Не более, чем плод воображения недоброжелателя. Он улыбается, пока не спеша спускается по ступеням к автомобилю, а в его голове стучит лишь одна мысль… Бежать. Домой, закрыться, запереть дверь, спрятаться за ней от объективов камер. Смыть с себя липкий холодный страх, который, казалось, въелся в его кожу. И работать. Уйти в работу с головой, забыться ей. Но когда через полчаса машина останавливается у его дома, Элайджа понимает, что ничего из этого ему не светит. У порога стоит Коннор. Его мотоцикл — винтажный черный с золотистыми полосами Ducati — поблескивает топливным баком под окном дома Камски. — Суд, состоявшийся в здании суда Теодора Левина, над мистером Гэвином Джеймсом Ридом принял решение о заключении подсудимого под стражу на срок одиннадцать лет. Судебное решение вступает в законную силу через двадцать один день, в этот срок приговор может быть обжалован. Гэвин сидит и немигающим взглядом смотрит в спинку стула напротив. Да, он знал, что ему грозит минимум десять лет, но услышать это из уст судьи… это было по-другому. Он словно осознал, что именно значит эта цифра — одиннадцать. Одиннадцать лет его жизни. Одиннадцать лет, которые он проведет за решеткой. Два полицейских поднимают Гэвина на ноги и защелкивают на нем наручники. Он наблюдает за тем, как затягиваются металлические браслеты на его запястьях, когда за его спиной раздается звук удара наконечника трости об пол. — Мистер Рид. Гэвин прикрывает глаза на пару секунд, а затем оборачивается. — Ну почему тебя не пристрелили там на месте, сукин ты сын… — шипение само срывается с его губ, но лейтенанта оно, кажется, лишь больше веселит. — Я лишь хотел сказать, что я с Вами не прощаюсь, мистер Рид. Вы важный заключенный, несмотря на то, что пока отрицаете свои связи с Маркусом Манфредом. — Он делает шаг вперед, и Гэвин может увидеть каждую каплю пота на его лбу, каждую красную ниточку капилляров на белках его глаз. — Так что, Вы понимаете, было бы очень жаль потерять Вас по вине других заключенных — Вы, наверное, уже успели понять, каков менталитет людей за решеткой, и мне нет нужды рассказывать Вам о побоях и изнасилованиях. — Улыбка Ричарда становится шире. — Так что, будьте уверены — Вас не оставят один на один с жестокой тюремной действительностью. Могу дать Вам слово, мистер Рид — за Вами будут… присматривать. Гэвин смотрит в пол, и чувствует, как его ноги вновь подкашиваются. Кровь оглушительно стучит в висках, когда он поднимает взгляд на Ричарда Канненберга и видит его улыбку. Самоуверенную, высокомерную и насмешливую улыбку, написанную на посиневших, должно быть, из-за озноба, губах. И Гэвин делает одну из самых глупых, если не самую глупую вещь в его жизни. Он ударяет полицейского, держащего его, коленом в пах и, вырвавшись, бежит к огромным черным дверям. Бежит от лейтенанта, который, казалось, воскрес из мертвых, чтобы только достать Рида и утащить его с собой в могилу. Гэвин Рид бежит к свободе. И ему насрать, сколько патрульных машин стоит снаружи. Ему надо выбраться. Он слышит топот и крики позади, но не оглядывается — все его внимание сосредоточено на двери. Она все ближе и ближе, вот она уже совсем рядом… Он выбрасывает вперед руку, но, прежде чем ему удается коснуться покрытого черной глянцевой краской дерева, Гэвина опрокидывают на пол, после чего его начинает трясти от разрядов тока, проходящих сквозь его тело. И когда полицейский с электрошокером в руке отходит от него, Гэвин видит над собой огромную, смотрящую на него сверху вниз черную дверь, которая словно смеется над его убогой попыткой сбежать. От некоторых вещей сбежать не удастся, думает Гэвин, пока его хватают за руки и пытаются заставить встать. Он закрывает глаза. И от некоторых людей тоже. Ричард обводит взглядом комнату, пока врач собирает сумку. — Огромное спасибо, что согласились приехать, доктор Аллен. — Коннор, кажется, в сотый раз пожимает врачу руку. — Я перевел средства на Ваш счет. Лейтенант прикрывает глаза. Боль и лихорадка наконец стали отступать. Как только дверь за спиной доктора закрывается, Коннор падает в кресло рядом с кроватью Ричарда и закрывает лицо руками. — Господь всемогущий, ну зачем ты поехал на суд? Вместо тебя Пентагон мог послать любого представителя, но нет же… — Я должен был… — Ричард выдавливает из себя улыбку. — Это было важно… — Заткнись уже, а? — шипит Коннор и встает. — Я принесу ужин. И не дай бог я увижу, что ты вздумал нарушить постельный режим по причине, отличной от посещения санузла — прибью на месте. В спину Коннору летит кашляющий смех Ричарда. Он закрывает глаза. Он в саду. В воздухе мелькают капли дождя, серое небо спустилось ниже к земле. Речная вода, кажущаяся черной, подернулась рябью. Ты одержим, Ричард. Твой взгляд затуманен, и ты не ведаешь, что творишь. Он улыбается, и Аманда, покачав головой, плотнее закутывается в пончо. «Самый яркий огонь потухает быстрее всего», разве не так говорилось в той песне? Ричард кивает. «Самый яркий огонь потухает быстрее всего — вот что я слышал от нее. Сердце сына привязано к матери, но я должен найти свой путь».* Аманда, вздохнув, возвращается к чтению книги. Ричард смотрит в черную воду, и перед его глазами мелькают расплывчатые воспоминания. Вот он вышел из здания суда. Даже поняв, что его нога полностью потеряла чувствительность, а каждый вдох сопровождается хлюпаньем в груди, он упорно продолжал идти. Он шел, пока не набрел на такси — и своим видом настолько напугал водителя, что тот потерял дар речи на всю поездку. Как он оказался у Коннора, Ричард не помнил. Они все были правы — ему не стоило ехать. Не было никакой необходимости приходить. Но видеть панику и ярость в глазах Рида… если бы он мог вернуться в прошлое, и у него вновь был бы этот выбор, он поступил бы также. Аманда отрывает взгляд от страниц и оборачивается к нему. Осторожнее, Ричард. Ты не знаешь, куда твоя прихоть может тебя привести. Он хмыкает. Я знаю, куда. К Маркусу Манфреду.