Хроники Тёмной Леди

Маринетт сидела, обхватив себя руками, и почти не обращала внимания на происходящее, не особо удивившись, даже когда ей представили квами. Куда важнее были её собственные мысли. Голова раскалывалась: память то и дело подкидывала какие-то невнятные кусочки не её воспоминаний. Вот она стоит где-то очень высоко, на какой-то крыше, под ногами город, звуки сирен и крики людей. А вот — прижимает нож к горлу. Она даже не помнит к чьему. Только, что её жертва странно одета. В каких-то осколках воспоминаний есть и Адриан, и Нуар. И даже несмотря на то что она не помнит всего, она ясно может разделить эти недовоспоминания на две части: до и после того, как Нуар узнал её личность. То, как он нападал, стараясь не навредить, восхищало и удручало одновременно. Потому что липкий ужас и тихий, вкрадчивый шёпот, успокаивающий и убаюкивающий, взбирался по позвоночнику, проникая в подкорки мозга. Уговаривая её отпустить, отдать ту жалкую видимость контроля, позволить затопить разум целиком. И Маринетт почти не слушала, что говорили Агресты.  — …она уже пробовала, — голос Адриана раздавался словно сквозь подушку, но даже этой краем уха услышанной фразы было достаточно, чтобы понять: парень крайне раздражён. — Плагг, Нууру, какие ещё варианты у нас есть? Маленький сгусток тьмы, по страшному недоразумению принявший облик миленького котёнка, обеспокоенно оглядел Маринетт, не вызвав должного трепета. Обрывочные воспоминания о своей более пугающей части личности беспокоили Маринетт куда больше. Плагг (Маринетт не запоминала имён специально, но почему-то была уверена, что чёрнильно-чёрное существо — это именно Плагг) сощурившись предложил:  — Она сама должна снять.  — Плагг, ты что, совсем ничего не слушал? — раздражённо бросил Адриан, запустив пальцы в волосы.  — Нет, пацан, это ты совсем ничего не слушаешь, — без тени насмешки парировал Плагг, а Маринетт ощутила, как-то мерзкое нечто, прокравшееся под ребра, почти что жмурится от удовольствия, расправляя когти. Неведомой тени внутри Маринетт слова Плагга были явно по душе. — Она сама должна снять серьги. Не Маринетт. Повисла тишина. Нехорошая такая, но Маринетт отчётливо ощущала, что тому, что невидимо засело в ней, эта тишина не просто понравилась. Оно пребывало в восторге.  — Кажется, у нас всё равно нет других идей, — со вздохом Габриэль Агрест захлопнул какую-то старинную книгу, которую Маринетт заметила только сейчас. — Маринетт, вы сможете трансформироваться в… ЛедиБаг? Маринетт медленно перевела взгляд с Плагга на сидящего в кресле напротив модельера. Надо же, когда-то она мечтала увидеть его хоть одним глазком, показать свои работы и так, чтобы он непременно их оценил. А теперь вот так запросто она обсуждала с ним вещи, которые никак не укладывались у неё в голове. Она едва заметно пожала плечами:  — Я… не знаю. Но я её… чувствую. Словно она здесь. И она очень хочет, чтобы я трансформировалась.  — А раньше: не чувствовали или внимания не обращали? — подозрительно сощурившись, уточнил Габриэль Агрест, и Маринетт раздражённо поморщилась:  — Я не сумасшедшая, месье Агрест. Раньше… до того как я узнала, этого не было, — Маринетт сжала переносицу, зажмурившись. ЛедиБаг была здесь, вместе с чувством тошноты и лёгким покалыванием пальцев. Как демон, сидящий на плече. Маринетт вздрогнула от неожиданного сравнения. Вот только ангела на соседнем для равновесия не наблюдалось, а в отличие от демона ЛедиБаг не ограничивалась нашёптыванием гадостей. Она будто сомкнула невидимые пальцы на горле, сдавливая, но не убивая. Раздался тихий шорох, и Маринетт открыла глаза: Адриан опустился перед ней, сидящей на диване, на колено и успокаивающе сжал пальцами её плечи. Он попытался заглянуть ей в глаза, но Маринетт отвела взгляд. В памяти медленно всплывало ещё одно воспоминание: Адриан стоит на краю… просто на краю чего-то, она даже не помнит, на улице это происходило или в помещении, но он почти падает, и всё, что удерживает парня от падения, — это ЛедиБаг.  — Я не уверена, что это хорошая идея, — нехотя призналась Маринетт. Идея избавиться от мерзостного чувства пронизывающих щупалец чего-то чуждого и эфемерного, позволив Тёмной Леди взять контроль, казалась крайне соблазнительной, но Маринетт (хоть она почти и не следила за новостями, связанными с ЛедиБаг) прекрасно понимала, что если что-то пойдет не так — трансформироваться и защититься Адриан не успеет.  — Я… могу попросить довериться мне? — осторожно уточнил Адриан. Маринетт усмехнулась одним краем губ:  — Только если пообещаешь мне, что избавишься от неё. Не важно как. Любым способом, даже если это убьёт меня, — она облизнула пересохшие губы, — потому что иначе она уничтожит меня. Бросив короткий взгляд на Адриана, она ясно прочитала в его глазах твёрдое «нет». Другого Маринетт и не ожидала: по пути сюда она обдумала всё происходящее между ними. Может, она и не могла сказать точно, что было раньше: симпатия к ней или уязвимость перед ЛедиБаг, но одно казалось ясным — Адриан вряд ли сможет заглушить эмоции. Значит, это надо сделать кому-то другому. Маринетт, например. Маринетт перевела вопросительный взгляд на Габриэля Агреста, и мужчина кивнул. Она аккуратно убрала руки Адриана, чуть отталкивая его — побледневшего, не решившегося возразить, — и уткнулась лицом в ладони, пытаясь воскресить в памяти что-нибудь достаточно пугающее. Кажется, именно это было верным способом выпустить Тёмную Леди.

***

Поднявшись на ноги, Адриан чувствовал себя скорее полумертвым с того момента, как Маринетт снова потребовала с него обещание — и он снова ей его не дал. Но Маринетт — та Маринетт, которую он помнил ещё с учёбы, — девушка упёртая, и, не получив согласия одного Агреста, тут же заручилась поддержкой другого. А потом выполнила просьбу Плагга. На диване, сжавшись в комок, сидела ЛедиБаг. Она медленно, выравнивая дыхание, отняла голову от колен и огляделась. А потом шкодливо улыбнулась. Пригладила рукой растрёпанные хвостики, недовольно поджав губы, а потом задумчиво побарабанила пальцами по коленке, с насмешкой поглядев на Адриана:  — Как забавно распорядилась судьба: ты — и Кот Нуар!.. Впрочем, я же говорила, что ты мне понравился, — ЛедиБаг пожала плечами и закинула ногу на ногу. Скользнув взглядом по Плаггу, она скривилась. Адриан вздохнул, тут же поймав на себе насмешливый взгляд; она выглядела прекрасно, как и обычно, и было в этом что-то невероятно привлекательное: видеть девушку, каждый изгиб которой он знал и любил, в этой опасной обёртке из алого спандекса и мягкой чёрной кожи ремней и корсета. И плевать, что всё началось именно с Леди. Та девушка, которую скрывала эта тёмная сущность, стала чем-то намного большим, чем увлечение и просто привлекательная опасность во плоти. И ради неё Адриан просто обязан собраться. Сощурившись, он скрестил руки на груди:  — Ты ведь знаешь, что нам нужно, верно?  — Верно, — Леди кокетливо покрутила в пальцах кончик хвоста. — Я знаю всё, что знает не самая лучшая моя часть, а она — не знает почти ничего. Забавно, согласись? Адриану отчаянно хотелось возразить, что вот это всё — не Маринетт, и в глубине души он был удивлён таким порывом: до сегодняшнего раскрытия он искренне верил, что ЛедиБаг (чем бы она ни была) неотделима от Маринетт, но сейчас в его голову взбрела идея, для выполнения которой жизненно необходимо было, чтобы ЛедиБаг считала Маринетт хоть сколько-нибудь своею частью.  — Тогда, может, облегчишь задачу для себя?  — Отдать вам серьги? — девушка презрительно фыркнула. — Нет. Я ещё не сделала всё, что хотела. Маринетт мне ещё спасибо скажет. Закатив глаза, ЛедиБаг расслабленно сжала в объятьях подвернувшуюся под руку подушку и оглядела обоих Агрестов с максимально невинным выражением лица. Габриэль не выдержал — хоть и не позволил эмоциям просочиться в вырвавшиеся холодные слова:  — Будто надеешься, что мы сейчас бросимся тебя уговаривать.  — Разумеется, — ЛедиБаг лучезарно улыбнулась. — Можете уже начинать, у Адриана так себе выходит, если честно, — полный деланного сожаления вздох и печально опущенные ресницы. Адриан бросил взгляд на отца, умоляя его повременить и дать шанс уговорить ЛедиБаг. Глупая затея, но он просто обязан попытаться. Не только ради Маринетт, но и ради себя. ЛедиБаг вскочила на ноги, заставив всех вздрогнуть. Она и не думала нападать, Адриан просто узнавал её беспокойную и неусидчивую натуру: он не раз видел, что она частенько пританцовывала или напевала, если ей приходилось чего-нибудь долго ждать. Она лёгкой походкой подскочила к остановившемся чуть в стороне Адриану. Слишком близко: из-за разницы в росте ей пришлось задрать голову, но Леди это не смущало. Адриан вообще сомневался, что на свете существуют вещи, способные смутить ЛедиБаг. С лёгкой улыбкой на алых губах она провела кончиками пальцев по скуле Адриана. Что же, парень честно гордился собой: он не вздрогнул.  — Мы оба неплохо знаем Маринетт, верно? — Адриан дождался медленного, заинтригованного кивка ЛедиБаг и продолжил: — И оба понимаем, особенно по сегодняшней её — твоей — реакции, что она думает о подобном виде «справедливости»… — Адриан распахнул глаза, когда ЛедиБаг привстала на цыпочки, заглядывая ему в глаза и нарушая все мыслимые и немыслимые личные границы.  — Уверена, Маринетт оценит: ведь все должны понимать, что нельзя причинять людям боль безнаказанно, понимаешь, Котёнок?  — Ты не исключение, — не удержавшись, Адриан перехватил блуждающую по его скуле руку за запястье. Слишком много воспоминаний, которые сейчас будут работать против него, если он не обозначит границы сразу. Но один восторженно-восхищённый взгляд — и все границы летят к чёрту. ЛедиБаг смотрела на него глазами Маринетт, и Адриан при всём желании не видел в ней того, о чем предупреждал Плагг — всё самое тёмное и злое, что по небольшим крупицам было собрано из множества владельцев Камня Чудес созидания. Всё, что обрело форму и просочилось в этот мир уродующим алым мазутным пятном, как только потерявшиеся серьги умудрился повредить какой-то незадачливый смертный. Кажется, отец что-то сказал, но Адриан не слышал. Отчётливо он слышал только шёпот на выдохе практически в самые губы:  — Так почему ты не остановишь меня, Котёнок? Это был почти поцелуй, который отчаянно хотелось лишить жалкой приставки «почти», и Адриан чувствовал себя кроликом, загипнотизированным удавом, пока не услышал тихий смутно знакомый щелчок, вырывающийся из поганого оцепенения. Это всего лишь звук открываемой кобуры… и кобура в одном помещении с ЛедиБаг не обещает ничего хорошего. Адриан отвёл взгляд от её глаз и тут же сощурился от короткой, но яркой сиреневой вспышки. «Так почему ты не остановишь меня, Котёнок?» Адриан почти на автомате дернулся, выбивая пистолет из хрупкой девичьей ладони. Вовремя — она не успела выстрелить, только улыбнулась, когда её по инерции развернуло вокруг своей оси. Адриан торопливо перехватил руку уже в болевой приём, хотя подозревал: если ЛедиБаг захочет — хоть руки лишится, но не даст себя поймать. Она хотела?.. Сколько Маринетт было в ней?.. Пытаясь снова заглянуть в глаза, словно это могло дать ответ, Адриан упустил момент, когда девушка с неожиданной силой дернулась, заехав ногой в пах. ЛедиБаг ожидаемо выиграла драгоценные мгновения. Дальнейших ударов не последовало, и, когда Адриан, шипя от боли, поднял взгляд, она уже, не обращая больше внимания на самого Адриана, медленно приближалась к Бражнику. По широкой дуге — видимо не желая проверять остроту лезвия, скрытого в трости, но демонстративно не глядя подбрасывала в ладони один из метательных ножей.  — Ну же, мальчики! — ЛедиБаг передёрнула плечами, усмехнувшись. — Я ведь даже не убегаю! Так хотите получить серьги — просто возьмите их! Иного способа, увы, нет, — она развела руками, а потом прижала свободную ладонь к губам. — Ах, ну да, это же убьёт меня… и Маринетт в придачу. Вы никак не можете на такое пойти? А как же ваша геройская ответственность, про которую так много болтают обычно в комиксах? Как же те невинные парижане, которых надо оградить от опасной меня?.. Бражник скривил губы, остановившись, и бросил:  — Мне плевать, если честно. Я собираюсь тебя остановить, и у меня, в отличие от Адриана, нет болезненной привязанности. Адриан застыл: сейчас у него два пути. Первый — как трусливому котёнку спрятаться, оставить всё самое сложное отцу, второй — собраться и сделать то, что должен. ЛедиБаг чертовски права, как права была и Маринетт, когда озвучила свою последнюю просьбу перед трансформацией. Они несли ответственность не только за жизнь Маринетт, но и многих других. Маринетт понимала это, и Коту Нуару тоже давно пора это понять. Даже если простить себе он этого не сможет. Но уж лучше он будет винить себя, чем даст себе хоть тень повода, чтобы винить последнего близкого человека, который у него останется. Бражник поудобнее перехватил трость, явно приготовившись обнажить клинок; в углу истерически заметалось сотканное прямо из теней и солнечных бликов облако полупрозрачных мотыльков. ЛедиБаг молчала — и Адриан готов был поклясться, что на губах у неё блуждает улыбка. Сотворённые магией мотыльки в следующую секунду затопили гостиную словно песчаная буря, но Адриан успел на мгновение раньше. Ему повезло — если это можно назвать везением — и, несмотря на волшебный костюм, сбить Тёмную Леди с ног за счёт большего веса удалось. Девушка под ним благодаря чёртовым мотылькам была почти не видна, но ощущалась невыносимо знакомо. Собственные эмоции пришлось заглушить. Отмахнуться от трепещущих фиолетовых крыльев, протянуть руку, наконец-то разглядев знакомые синие глаза. ЛедиБаг не сопротивлялась. Или она уже была Маринетт?.. Правая серёжка податливо упала в ладонь, разделившись собственно на полусферу-гвоздик и совсем крошечную застёжку, едва не выскользнувшую из пальцев. Мотыльки взвились вверх, под самый потолок, и Адриан теперь видел её. ЛедиБаг слабо улыбнулась, побледнев. Края маски — идеально алой прежде — пошли чёрными трещинами, а ткань костюма будто начала тлеть сама по себе, покрываясь ржаво-чёрными пятнами, совсем не похожими на привычный чёрный горошек.  — Прости, я… — Адриан сжал в руке серёжку, отчаянно борясь с собой, чтобы не надеть её обратно, но ЛедиБаг качнула головой:  — Ты всё-таки… — она протянула руку к оставшейся серёжке, всё ещё улыбаясь, — сделал, как я сказала. Последний слог почти пропал — дыхание резко прервалось. Вместе с исчезнувшей маской. Адриан Агрест, склонившись, уткнулся в неестественно холодную и белую кожу на оголившемся под съехавшей рубашкой плече. Серьга в его ладони, напротив, почти обжигала своим невозможным теплом.