твоя история

Псевдоним: Мин Юнджи. Женщина. Возраст: 18 лет. Юнджи — лишенная детства девочка. Студентка по обмену, родители которой всегда давили на дочь, наверное, слишком сильно. Юнджи не хочет учиться, она хочет сбежать от ответственности, которую на нее вешали с 14 лет, но уверена, что никогда не скроется от строгого взгляда отца, где бы она ни была. Родом Юнджи из Японии. Уроженка Осаки. Старшую школу она окончила в Сеуле (Корея), но после перевелась на обучение в Калифорнию, и сейчас она в Окленде. Мечтая скрыться от родительского надзора, насолить им и доказать недоказуемые вещи, Юнджи еще до поступления в университет стала вести довольно распутный образ жизни. До меня у нее было около десяти партнеров мужского пола и около двенадцати — женского. Юнджи презирала серьезные отношения до тех пор, пока не встретила меня. У меня она снимает комнату. Живет в правом крыле, возле помещения для тренажерного зала. Она достаточно чистоплотная, у нее не очень много вещей, больше нижнего белья и косметики. Она любит выходные. Выходные мы всегда проводим с Юнджи. Часто выбираемся куда-нибудь на прогулки. Она не любит парки, потому что там на нее вечно пялятся «другие мужики», а она вся моя. Моя маленькая Юнджи. Такая блядски-прекрасная Юнджи. Распутная девица, которая украла мою мораль. Она любит носить чулки на подтяжках и ультра-узкие юбки. Она любит вызывающую красную помаду, что с ее угольно-черными волосами смотрится просто блестяще. Она любит соблазнять меня. И эта чертовка делает это так искусно, что каждые выходные у нас заканчиваются страстным сексом. Не важно где — на заднем сидении моей машины или в туалете пропахшего сигаретами клуба (Юнджи так любит танцевать до утра). Я рву ее сетчатые чулки, задирая юбку, складками пояса оставляя на талии и сжимаю пальцами худые бока, разворачивая к себе спиной. Она упирается дрожащими ладонями в грязную плитку туалета и призывно виляет упругими ягодицами, обтянутыми черными трусиками с доступом. Позволяет ласкать себя. Покорять себя. Она создана из горных вершин — непоколебимая, ведущая и ведомая одновременно. — Я хочу сегодня в попку, милый. — Тогда тебе придется постараться. Юнджи чертовски охрененно отсасывает. Настолько охреннно, что иногда я забываю о том, почему она со мной. Ей просто нужна съемная комната за которую можно не платить? Хорошие девочки сосут за айфон, Юнджи сосет за свободу. По крепкому стволу испещренного венами бледного члена разматывается смазка, слюна и красная помада, упругая плоть исчезает в плену по-женски аккуратного ротика, и Юнджи смаргиает слезы, растирая тушь и подводку вдоль пухлых щек, насаживается горлом глубже, давится, но подается вперед сильнее, заглатывая до основания. Внутри ее растянутой глотки непередаваемо скользко и горячо. Я смотрю на нее сверху вниз, такую дешевую маленькую шлюшку, испорченную девочку занудных родителей. Юджи непередаваемо-прекрасна в своей недетской распущенности и ледяной дамской холодности. Она поднимается с покрасневших колен, шлепая меня по бедру, теперь разворачивается к стенке сама и, нагнувшись вперед, полуоборачивается, даже не утруждаясь стереть с лица слюну и слезы. А в глазах — таких же прекрасных, как у Шуги — плещется чертова похоть. — Оттрахай меня, Ким Сокджин, давай же. Я имею красивую японочку Юнджи в грязном туалете клуба «Синий змей». Она пытается забросить изящную ножку на крышку пожелтевшего унитаза, но чулок цепляется на второй паж, мешает, и я, к чертовой матери, рву его, забрасываю голень, увитую черными босоножками на шпильке, до самого бочка, и Юнджи прогибается в пояснице, звонко крича и сыпля грязными ругательствами. Она заводит пошлостями хриплого холодного голоса больше, чем вид исчезающего в узкой попке члена, хлюпающего клубничной смазкой. Юнджи любит запах клубники, и воскресным утром на завтрак она, обязательно, попросит ее со сливками. Юнджи любит, когда ее берут жестко, сбивая анал до потертостей и боли. Когда кусают до отметин, которые так не переносит Шуга. Она хнычет, но, когда я хочу остановиться, самолично хватает за бедро и тянет на себя, заставляя проникнуть глубже. Каждый раз, когда я хочу коснуться ее спереди, она брыкается и верещит, и, черт возьми, когда она жмется ко мне своей хрупкой спиной, это лучшее на свете. Я давлюсь ее волосами, облепившими мокрую шею, забивающими мой рот, но умудряюсь вылизывать нежную кожу, пропахшую дешевым парфюмом. Я подарю ей на следующее рождество дорогие духи, это точно. Юнджи рычит, царапает стену, ломая наклеенные накладные ногти, а звонкие крики отдаются эхом от потолка. Когда Юнджи кончает, она стонет не мое имя, выдает рваное «Папочкааааа!» и обмякает в моих руках. А после она отталкивает меня от себя, как использованную игрушку и на шатающихся каблуках выходит из кабинки. Я пытаюсь прийти в себя, заправляя в трусы обмякший член, стягивая с него презерватив и бросая, не завязывая, в переполненную туалетной бумагой урну. В воздухе пахнет сексом и Юнджи. Юнджи и запах секса — неразделимые вещи. Когда я выхожу, она поправляет макияж и натягивает обратно поползшие стрелками чулки, спуская юбку. По черной ткани последней расползается влажное пятно, на пол капает белая сперма, но Юнджи ее совершенно не замечает. — Отвези меня домой, Сокджин-оппа… Она смотрит на меня игриво, кукольно-невинным взглядом. А на дне глаз обиженной судьбою девочки пустота и ненависть к себе.