***
Над водой клубится густой пар, медленно поднимается, тает в воздухе. Нежусь в горячем источнике, размякший и сонный. Я лежу на груди Мужун Юя, а он — на берегу пруда, и оба мы в воде по пояс. Не знаю, когда именно яньский принц обнаружил этот источник, но я последовал за ним сюда, особенно не задумываясь, да и вообще, признаюсь, плохо соображая. Теплая вода смыла остатки хмеля, зато разожгла желания плоти. На тонкой прямой переносице Мужун Юя играет пятнышко лунного света. Ноздри его раздуваются, он часто и громко дышит, прижимая меня к себе. Одежда давно уже исчезла невесть где, наши обнаженные тела словно слепились вместе, так что не разделить. Задыхаясь, мы ласкаем друг друга; я поднимаю голову и встречаю взгляд угольно-черных глаз, в которых полыхает пожар. Отблески этого огня высвечивают самые страстные, самые темные желания. Желания, понятные только мужчине. Ничего не могу с собой поделать — дрожу от легчайшего прикосновения. Мужун Юй склоняется и целует меня в губы, а руки его так и блуждают по моей коже, лаская со знанием дела. Ладони, горячие, как вода источника, дарят такое же наслаждение. Из последних сил сдерживаю стоны, и кажется, воспаряю на седьмое небо в самую гущу облаков. Прикрыв глаза, понемногу хватаю воздух между пылкими поцелуями. Язык Мужун Юя проникает в мой рот и ловко хозяйничает там повсюду. Кончик моего языка легонько покусывают и посасывают, отчего меня пробивает резкая дрожь. Я весь горю и плавлюсь, и полностью отдаюсь этим объятиям. Мужун Юй еще ближе прижимает меня к себе. Его движения легки, словно взмахи крыльев, и полны страсти; он держит меня бережно, как бесценное сокровище. И я понемногу начинаю ему отвечать. Наши губы сливаются, языки сплетаются, теплое дыхание обдувает мое лицо. Не знаю, как долго это длится, но наконец Мужун Юй оставляет мои губы в покое, мимолетным поцелуем обжигает шею и присасывается к мочке уха, то и дело теребя ее и покусывая. — А-а-а… М-м… — вырывается у меня тихий стон, я обхватываю ладонями затылок Мужун Юя в попытке стать еще ближе. В воздухе колышется туманная завеса, горячий пар поднимается к небу, и такой же горячей волной меня накрывает желание. Блестящие глаза Мужун Юя сейчас тоже подернуты дымкой желания. Он медленно отпускает мочку моего уха и короткими невесомыми поцелуями проходится по шее. Струйки жаркого дыхания пробуждают во всем теле сладкую истому, и я пью влажный воздух неровными глотками. Руки Мужун Юя скользят вниз по моей спине, мягко поглаживают поясницу. Вода тихонько плещет под его ладонями, когда они спускаются ниже, к местам потаенным и запретным. — Э-э! Там не трогай! — А где тогда, интересно, трогать? — Мужун Юй расплывается в широкой улыбке и снова целует меня в губы. — Синь, я же так давно об этом мечтал. Щеки горят, словно на них кипятком плеснули. Странная слабость накатывает прибоем. Только и могу, что вцепиться в плечи Мужун Юя и двигаться с ним в такт. Какой же он — ни стыда ни совести… И всё-таки, пусть я и сознаю, что занимаюсь делом весьма непристойным, грудь распирает не стыд, а совсем другое, медово-сладкое чувство. Люблю его? Может быть. Знаю одно: когда я с ним, нет нужды притворяться, нет нужды держать лицо, можно просто быть самим собой. Поднимаю голову и смотрю на него, касаюсь груди, шеи, подбородка… поглаживаю и ласкаю кожу. Мужун Юй слегка прикрывает глаза, дышит рвано и часто. — Не думал, что мой Синь такой проказник. Молча улыбаюсь в ответ и тянусь вверх. Задеваю вскользь губами его ключицу — так стрекоза задевает крылышком поверхность реки**. Перед глазами туда-сюда качается белая нефритовая подвеска. Теплый пар и вода источника окружают меня со всех сторон, мышцы и кости становятся мягче масла, словно вот-вот растекусь по глади пруда. Обхватываю ногами талию Мужун Юя. Жгучие волны накатывают одна за другой, им нет конца, и стонов уже не сдержать. Прикусываю мочку его уха: — Хватит меня дразнить… Мужун Юй смотрит своим глубоким взглядом: — Не командуй тут… Синь, твое тело меня уже признает. Ага… посмотри-ка сюда… вон какой твердый… С этими словами он уверенно обхватывает рукой мой набухший ствол и принимается умело наглаживать... теребить… сжимать… оттягивать… в меру сильно… именно так, как нужно. Мы так близко друг к другу, что я чувствую, как его крепкое орудие трется в том самом запретном месте, доводя меня до безумия... — Мужун Юй! — Не могу удержаться от бранного словца: — Ты, мать твою, собираешься дело делать — или только языком трепать?.. Что написано у него на лице, сквозь пелену не разглядеть, но его дыхание обдает жаром, совсем близко. «Хе-хе-хе!» — смеется он мне в ухо. — Синь, я же просто сдерживался, — поясняет. — Опасался, что ты еще не готов. Но если уж у тебя так припекает, тогда я войду поскорей, только смотри не хнычь потом и пощады не проси. Сверлю его свирепым взглядом, но на попятный идти не намерен: — Да боялся я тебя!.. Вперед, валяй… Что ты там копаешься? Давай, будь мужчиной, а то помру, пока дождусь… — Ну, держись, сам напросился! Мужун Юй часто дышит, и по лицу видно, что ему уже совсем невтерпеж. Вдруг он резко выпрямляется, к моей коже приливает горячий поток. В тот же миг такое же горячее, но твердое врывается внутрь. Весь дрожа, невольно пытаюсь отстраниться, но сильные руки держат мертвой хваткой, так что и шевельнуться не могу. Мужун Юй налегает на меня всем телом и быстрыми толчками рвется вперед. Под ритмичный плеск воды мы вдвоем движемся как одно целое, и от трения наших тел кругом разливается жар. — Синь, в тебе так тесно. — Ты, сукин сын, заткнись! Эй! Полегче! М-м… м-м… Слишком глубоко… — Сам помолчи… Дай мне тебя как следует отлюбить… М-м… — А-а-а… А-а… — Вот оно, да? Цепляюсь за шею Мужун Юя, а он, глубоко вдохнув, ломится в меня с удвоенным пылом. Не могу сдержать стоны. Наши пальцы сплетаются, и я низким дрожащим голосом повторяю снова и снова его имя. Теперь он медленнее подается вперед и назад, и каждое тягучее движение словно рождает поток искр, рассыпающих по всему телу наслаждение. Я безвольно следую за ритмом, мерно покачиваюсь вверх-вниз — или меня покачивает волна, а я таю, растворяюсь и, наконец, безнадежно тону в море удовольствия. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я выныриваю из дурмана. Меня словно и впрямь смыло в море и хорошенько потрепало волнами: всё тело ноет и ломит. Отстраняю руку Мужун Юя и забираюсь поглубже в пруд. Зачерпнув пригоршню воды, выплескиваю себе в лицо. В прошлый раз всё было как во сне и я совсем не чувствовал боли — спасибо возбуждающему снадобью. Теперь же внутри ощутимо жжет. Боль такая же яркая, как и проникшее в меня до мозга костей наслаждение. Думаю, еще никогда я не чувствовал себя так близко к Мужун Юю. Он стал частью меня, я стал его частью... Он вошел глубоко в мое тело, наполнил его собой... Наверное, я уже давно исподволь ждал и желал этой минуты, когда между нами не останется больше ничего, никаких преград… Медленно оборачиваюсь и смотрю на берег. Там разлегся Мужун Юй — его сморил крепкий сон. Неяркий свет луны заливает половину красивого лица с изящными чертами. Высокие брови вразлет, прямой точеный нос, плотно сжатые губы. Страстные ночные игры оставили на щеках легкий румянец. В груди растет смутное теплое чувство, но я усилием воли загоняю его подальше. Горько усмехаюсь. В горле стоит ком, такой жесткий, что и слова не выдавить. Отворачиваюсь снова, сжимаю рукой грудь. Сердце щемит, как будто его потихоньку пилят тупым ножом — глухая тоскливая боль. Когда наступит рассвет, пусть всё это закончится. Завтрашняя ночь... я встречу ее на другом конце света... Медленно зачерпываю еще воды и лью на себя. Грудь, ключицы сплошь покрыты лиловыми пятнами — свидетельствами безумия этой ночи. Слышу позади всплеск — и тут же меня со спины обвивают чьи-то руки. Вздрагиваю, оборачиваюсь, но это всего лишь Мужун Юй. Он с жаром выдыхает мне в ухо: — Только проснулся — и вижу такую чарующую картину. Синь, ты вводишь меня в соблазн. Смотрю на него, смотрю не отрываясь. Эти глаза, брови, губы — весь его облик отныне и навсегда вырезан у меня на сердце. Он прижимается носом к моему уху, слышу сдержанный смешок и тихий шепот: — Синь, давай повторим — прямо здесь, в воде. Не дожидаясь ответа, он затыкает мне рот поцелуем, а руки его скользят вниз уже проторенными путями. Между бедер тут же разгорается жар и рвется вверх до самой груди. Мужун Юй прикусывает мочку моего уха, руки его блуждают без остановки. Чувствую, как сзади в меня упирается твердое и горячее. Я так долго нежился в теплой воде, так расслабился и разомлел, что уже не в силах противиться его игривым поползновениям. — Мужун… — Тс-с, молчи. Не успеваю я ответить хоть что-нибудь вразумительное, как вал желания снова сносит меня в открытое море.***
Светает. На западе всё еще лежат ночные тени, но на востоке уже пробивается бледная полоска зари. Встаю, одеваюсь, убираю волосы. Направляюсь к привязанному возле дерева коню. Резвый изящный скакун, благородная стать, стройные ноги, длинная белоснежная грива. Меня приветствует радостное ржание. Медленно вздыхаю, отвязываю поводья. Оглядываюсь назад. Лицо Мужун Юя — застывшая маска, ни кровинки. Смотрит на меня заледеневшим взглядом и молчит будто воды в рот набрал. В глазах мелькает что-то колючее. Мы оба не находим нужных слов. — Всё решил? — Да. В голосе Мужун Юя звенит сдержанная ярость: — Так эта ночь ничего для тебя не значит? Всеми силами стараюсь взять себя в руки, отбросить последние сомнения, говорить спокойно и ровно: — То, что случилось этой ночью, отрицать я не стану… Давай просто считать, что это был сон… Но самый лучший сон длится до утра. Уже утро… пора проснуться. Мужун Юй мелко дрожит от гнева, отшатывается назад. В глазах его сменяют друг друга самые разные чувства. Он долго молчит и наконец цедит сквозь зубы: — Ты… всё-таки стоишь на своем? Твердо решил уйти? — Голос его звучит сдавленно, лицо мучительно искажается: — Ну почему ты непременно должен отказаться от меня? Неужели ты совсем ничего ко мне… Протяжно вздыхаю и медленно отворачиваюсь. На востоке мало-помалу разгорается заря. — Не убегай вот так! Поговорим позже и всё обсудим! Мужун Юй делает широкий шаг вперед, хватает мое запястье, смотрит в упор. Я прямо встречаю его взгляд, и там, в этих живых ярких глазах ясно вижу затаенную боль. — Эти чувства — я и сам пытался их побороть, только не вышло ничего… Не знаю, когда оно началось, но стоит увидеть тебя, и сердце вспыхивает как факел. Как, чем его погасить — или так и гореть ему вечно? Я просто хочу быть с тобой. Верь мне. Это не прихоть на день, на час. Это всерьез. Ты и я — вместе, под небесами не будет никого счастливее нас… Я улыбаюсь, а в голове роятся тысячи мыслей, тысячи слов так и просятся на язык, но застывают ледяным комом, и я молчу. Да, этого человека, его объятия — его тепло — я буду с тоской вспоминать до конца моих дней… Мужун Юй, да пойми ты наконец: я ничего не могу тебе дать, и обещать тоже ничего не могу. С трудом поднимаю руку и в утешение похлопываю его по плечу, а в груди растекается едкая горечь. — Мужун Юй, ты же знаешь, что я за человек — легкость в словах, ветер в мыслях. Ты ждешь от меня обещаний, только с этим не ко мне. Он стоит совсем рядом, почти вплотную, и долго-долго молчит. Потом медленно протягивает руку — и вдруг хватает коня под уздцы: — Сбежать решил? Даже не думай! Вглядываюсь в его глаза, где горит пламя гнева и мелькают отблески скрытой боли. Силой воли сдерживаю рвущееся из груди сердце. Опускаю взгляд и слабо улыбаюсь сквозь безнадежную тоску внутри: — Не отпустишь меня — и что дальше? — Я же сказал, что смогу тебя защитить! Вскидываю голову и снова смотрю ему в глаза: — Вся жизнь под твоим присмотром? Не забывай, я, вообще-то, тоже мужчина! Мужун Юй долго, пристально разглядывает меня и исходит гневом. — И что прикажешь мне делать? Я не отзываюсь — не хочу продолжать этот спор. Убираю руку с его плеча и собираюсь пройти вперед, но он вдруг одним движением опрокидывает меня на землю и тяжело наваливается сверху. — Отпусти! Дай мне встать! — Скажи, что ты передумал! Стискиваю зубы и сопротивляюсь изо всех сил — кулаками, коленями, локтями, чем попало, лишь бы Мужун Юй меня отпустил. Мы катаемся по траве, сцепившись точно дикие звери. В разгар драки мне удается засадить коленом противнику в пах, он сгибается в три погибели, но тут же правой рукой с силой бьет меня в бок. Превозмогая острую боль, проглатываю стон и отвешиваю ему оплеуху. Мужун Юй уклоняется, хватает мою руку и отводит в сторону. Снова налегает на меня всем телом. Видя, что я почти задыхаюсь, слегка приподнимается и буравит меня ледяным взглядом. На лице его одно выражение сменяет другое, на лбу вздуваются вены. Я молча стараюсь отдышаться и не собираюсь уступать. Так мы и смотрим друг на друга — глаза в глаза, едва не соприкасаясь губами, дышим одним дыханием, и между нами клубится нечто смутное и опасное. — Скажи! Что! Ты! Передумал! — рявкает он мне в лицо. — Отпусти! Меня! — рычу я в ответ. После долгого обмена взглядами я резко отворачиваю голову, чтобы не видеть больше этих молящих глаз. — Мужун Юй, если я не уйду сегодня, я уйду завтра. Ты всё равно меня не остановишь! Его тяжелое напряженное тело медленно расслабляется, дыхание становится поверхностным и неровным. Слегка повернув голову, поглядываю на Мужун Юя искоса. Он молча смотрит, дышит, сжав уголки губ и яростно сверкая черными глазами. Кругом тишина — так тихо, как будто над нами ночь, как будто над нами смерть. Мужун Юй наклоняется ко мне и шепчет едва слышно: — Синь, верь мне, просто верь. На миг опускаю глаза, чтобы собраться с духом и выпалить: — Мужун Юй, забудь меня! Он ошеломленно застывает. А я продолжаю: — С самого начала всё было ошибкой. Теперь, когда мы подошли к финалу, давай простимся легко. Я не раз говорил: мы с тобой разные люди. Будущего у нас нет и быть не может. Что было, то прошло, а прошлое лучше стереть из памяти. Отныне и впредь ты — сын императора, а я — вольный бродяга; каждый пойдет своим путем, и пути эти больше не пересекутся. — Замолчи! — вне себя от гнева кричит Мужун Юй. Он свирепо хватает меня за подбородок, заставляя смотреть в лицо. Глаза его горят так, что становится не по себе. Там отражается мой силуэт в рассветных лучах, в моих же глазах, боюсь, отражается только он, Мужун Юй. — Тебе и правда плевать? Ты так уверен, что все мои чувства — просто ошибка? Его глаза уже не сверкают, как прежде, — теперь их туманит печаль. На земле и на небе всё тихо, кругом безмятежный покой, и мы не нарушаем его ни единым звуком. Я смотрю на Мужун Юя, он смотрит на меня. Только взглядами можем мы коснуться друг друга, а слов сколько ни говори — толку нет. Вдруг он отпускает мой подбородок, резко встает и с натянутой улыбкой отступает на несколько шагов. — Знаю, ты давно хотел уйти, очень давно. Утреннее солнце бьет ему в лицо — мертвенно-бледное, смотреть страшно. В глубине черных глаз прячется боль. Я тоже поднимаюсь на ноги, стряхивая с одежды пыль. — Иди. Мужун Юй вкладывает мне в ладонь поводья, сжимает мои пальцы в кулак. Поднимаю голову и вижу его горькую улыбку. — Ты хочешь быть как ветер — да уж, твой непокорный нрав ему под стать. Спокойно жить рядом со мной — это не для тебя. В конце концов, мы всё-таки враги, пусть и любовники… Я бы мог принудить тебя силой, только сердце твое мне не удержать. Резко отворачиваюсь: смотреть на него невыносимо. И тут же я снова в его объятиях, впитываю тепло его тела. Его пальцы касаются моего лба, носа, щек, шеи — легко, медленно, нежно. Время замерло и не спешит продолжить бег. — Этот белый нефрит дала мне матушка. На нем благословение, он будет хранить тебя от бед. Это тебе, возьми… и не забывай. Может, для тебя наша связь мимолетна, как роса поутру, но это всё-таки связь… Мужун Юй снимает свою подвеску, надевает мне на шею, прячет под воротник. Чуть трогает губами мои губы. Влажная прохлада не проникает вглубь, но мир застывает глыбой льда, затягивается тонкой паутиной безысходности. Внезапно вспыхивают ярость и страсть, выжигая разум. Не знаю, чьи зубы вонзаются в чьи губы, но рот наполняется вкусом крови. — Скажи мне… куда ты теперь? — Я… не знаю. Будущее скрыто мглой, и только в одном я уверен: хочу убраться подальше от всех этих распрей, смут и суеты. Покинуть это место и этого человека, никогда не возвращаться в Великую Жуи, не видеть те лица из прошлого, не чувствовать себя больше неведомо кем. Уехать далеко, улететь высоко, жить так, как хочу, и быть самим собой. Мужун Юй берет мою руку: — Эта бирка послужит тебе пропуском… Поезжай на юго-запад… так путь будет легче… — Спасибо. — Хочешь — верь, хочешь — нет: куда бы тебя ни занесло, хоть на край света, у меня найдутся способы тебя отыскать. Пальцы его гладят мое лицо, замирают в уголке губ. Он не спеша целует меня и говорит: — Я слышал, у кого тонкие губы, у того холодное сердце. Видимо, так и есть… — Вовсе не холодное, просто для меня это слишком… На лице Мужун Юя — скупая улыбка, но в глазах блестят слезы. Ответная улыбка через силу, прощальный поклон, и ни слова больше. Собираю волю в кулак, чтобы в миг расставания не расколоться надвое. И Мужун Юй отпускает меня. Отступаю назад, сажусь в седло и, не повернув головы, посылаю коня вперед. Он срывается с места в галоп. Стук копыт больно отдается в сердце, что-то мелькает мимо и уносится в прошлое. Уголком глаза вижу темный силуэт, он уплывает всё дальше, пока не исчезает за горизонтом. Только тогда позволяю себе оглянуться назад. В день, когда мы встретились, на то не было моей воли; теперь я покидаю его, потому что нет другого пути. Тогда я не знал, что впереди — жизнь или смерть; теперь впереди бескрайний мир и безбрежный туман. Колесо судьбы крутится без остановки, столкнет людей на миг — и вновь разведет разными дорогами. Один задержался в пути, другой двинулся дальше. Связь — или простая интрижка, мимолетная как роса поутру?.. Кто знает, крепка ли эта связь, увидимся ли мы снова — или спутанная нить наших судеб сегодня разорвалась навсегда. ______________________ * Выражение "страсть Лун Яна" обязано своим возникновением Лун Ян-цзюню, который жил в Эпоху Сражающихся царств, в IV в. до н. э., и служил министром при Вэйском князе. Источник III в. до н. э. «Чжань го цэ» подтверждает, что у него в самом деле была гомосексуальная связь с князем. Лун Ян даже получил ироническое прозвище "Княжеская наложница". Он приобрел в китайской истории такую широкую известность, что слово "лунъян" стало в литературе распространенным названием, обозначающим мужчину соответствующей ориентации. Что любопытно, Лун Ян был не только красавчиком, но еще и мастером боевых искусств, человеком умным и талантливым. ** Из стихотворения знаменитого поэта Ду Фу (712—770 гг.) «Цзюйцзян»: Сейчас весна, И дни мои легки, Гляжу: стрекозы Над водой летают И крылышками Еле задевают Поверхность Очарованной реки. (Пер. А.И.Гитовича)