Счастливчики

      «Уже совсем близко!» — шепнул завораживающий голос в голове Саши, отчего по спине пробежал легкий холодок. Он шел быстрой, но судорожной походкой, постоянно оглядываясь по сторонам, словно вор. Перекресток, сквер, еще перекресток, двор. Пройдя вдоль старой девятиэтажки, расположенной буквой «г», Украинец завернул за дом, остановился и вспотевшими руками принялся рыться в нагрудном кармане. Выудив оттуда небольшую связку ключей, он в последний раз оглянулся, кинул беспокойный взгляд на двор и спустился по ступеням к металлической двери, ведущей с улицы в подвал дома. Дрожащими руками Саша вставил самый потертый ключ связки в скважину, провернул его три раза и, обмирая, открыл дверь. Тотчас раздалось противное верещание сирены сигнализации, которое заставил Сашу вздрогнуть от неожиданности.       — Черт, — с чувством выдохнул он и протянул руку к устройству, набирая код, чтобы заткнуть уже стоящий в ушах вой.       Когда с сиреной было покончено, Украинец включил свет, запер за собой дверь и наконец оглядел просторное помещение, в котором царил жуткий беспорядок. Из мебели было: угловой диван, два широких кресла, несколько старых стульев, множество шкафов и комодов, тумбы, два письменных стола и несколько светильников. На затертом паркете также во всех углах и вдоль стен стояли ящики и коробки с ярлыками, аккуратно подписанными мелким Сашиным почерком.       И повсюду куклы, куклы, куклы. Большие и маленькие, темные и светлые, завершенные и только начатые, сказочные и совершенно обычные. Куклы сидели, стояли и лежали на столах, шкафах и тумбах, терпеливо дожидаясь своего мастера. Те из них, кто уже обрел взгляд, внимательно и ясно смотрели во все стороны мастерской; спрятаться от них было невозможно. Саша и не пытался. Все эти куклы — его творения, его жизнь. Пусть немногочисленным близким людям, которым кукольник изредка позволял спуститься сюда, было не по себе от десятков взглядов, почти физически ощущаемых со всех сторон. Саше ли бояться своих кукол?       Украинец еще немного полюбовался на мастерскую со стороны и ринулся в ее глубь. Он быстро скользил взглядом по стульям и тумбам, по полкам шкафов и ящикам, проверяя, всё ли на месте, всё ли так, как было здесь в последний раз. Ведь — подумать только! — он не был здесь целые сутки! Конечно, Саше нередко приходилось оставлять свою мастерскую и на большее время. И каждый раз он испытывал непреодолимую тягу вернуться, работать, остаться тут. Без этого ему было тяжело, вечно чего-то не хватало, а время тянулось издевательски медленно. Зная, что предстоит очередная длительная разлука с любимой мастерской, Саша обычно забирал с собой пару-тройку небольших кукол, чтобы не чувствовать себя так тоскливо.       Саша вертел головой направо и налево, как бы здороваясь с куклами и извиняясь за свое долгое отсутствие. Наконец он дошел до самого дальнего угла мастерской, где стоял один из письменных столов, наклонился, медленно выдвинул нижний ящик и поднял крышку небольшой коробки на дне. Вот она. Его величайшее творение. Само совершенство.       Снизу из коробки на него смотрела Энн — еще не до конца доделанная кукла. Точнее, тело было почти готово, оставалось лишь нанести последние штрихи. Не хватало одежды. Саша уже начал делать для нее наряд, но еще не закончил его; к тому же надо было добавить аксессуары для волос, украшения и сделать другую мелкую работу, на первый взгляд почти незаметную, но существенную для завершенного образа. Но даже такая — неодетая, без причёски и аксессуаров — для своего мастера она была исключительна, неповторима, бесподобна. Ни одну другую свою куклу Саша не мог бы поставить наравне с этим чудом. Да что наравне, ни одна и близко не была так пленительна, как Энн.       Завороженный мастер смотрел на свою работу еще несколько секунд, словно не решался потревожить, затем протянул руку и взял коробку. Затаив дыхание, он вынул Энн, убрал коробку обратно в ящик, задвинул его и опустился на стул, не отрывая взгляда от куклы. Теперь, когда он добрался до своей драгоценной Энн, сердце в восторге затрепетало и в груди разлилось чарующее чувство, похожее на влюбленность. Его, его, только его. Безупречная. Ослепительная. Божественная. Кукла внимательно и осторожно смотрела на него, точно это она рассматривала Сашу, а не наоборот. Украинец знал: душа у кукол рождается в тот момент, когда их наделяют глазами. И совсем еще юная душа Энн была настолько чистой и настолько всеобъемлющей, что Саша, смотря в нее через глаза куклы, порой сам дивился тому, как он мог создать нечто подобное. — Здравствуй, Энн, — тихо уронил мастер.       Энн изначально предназначалась совсем другому человеку. Ее Украинцу заказал какой-то английский лорд, готовящий сюрприз на юбилей своей жене — страстной любительнице шарнирных кукол и обладательнице внушительной коллекции, собранной по всему миру. Получив аванс, Саша тут же приступил к работе. Но в процессе создания Энн он все больше убеждался, что не сможет расстаться с ней, когда придет время. И Саша отложил ее изготовление, начав делать другую. На ту оставалось уже не так много времени, и лишь благодаря упрямству и невероятной усидчивости Саши новая Энн была завершена в срок. Лорд получил свою куклу и остался очень доволен мастерством прославленного Александра Украинца. А сам мастер был счастлив, что его Энн, настоящая, осталась с ним.       Саша не знал, почему он решил назвать эту куклу именно так — кратко и просто. Он предложил это имя лорду, и тот одобрил его, заявив, что с древний иврита Энн переводится как «благодать». Самому Украинцу не было никакого дела до того, как и с какого языка переводится это имя, он вообще скептически относился к подобным вещам. Просто в какой-то момент изготовления вдруг мелькнула мысль, что Энн — единственное подходящее для этой куклы имя. Только и всего. Далеко не всех кукол Саши звали так незатейливо, многие из них наделялись не только витиеватыми именами, но и фамилиями и даже прозвищами. Последнюю проданную на аукционе, например, звали Шарлотта-Франсуаза-Жюли Бенуа де Сент-Мор. Украинец и сам не знал, по какому принципу он раздавал имена своим творениям; иногда на придумывание их уходило довольно много времени. А Энн само пришло на ум. Может, любимица его и подсказала?       Осторожно положив куклу на стол, мастер встал, подошел к ближайшему комоду в скандинавском стиле и выдвинул один из ящиков, в котором он хранил законченные и незаконченные наряды: платья и юбки, жакеты и корсеты, колготы и чулки, камзолы и фраки, пальто и рубашки, жабо и шляпы, туфли и сапоги, а также всевозможные разноцветные лоскутки, мелкие бантики, кружева, шелковые ленты, пуговицы в коробочках… В ящике царил хаос, а в глазах рябило от яркой кукольной одежды всех расцветок. Впрочем, любые другие горизонтальные поверхности мастерской, за исключением дивана, кресел и стульев, были завалены похожими массами деталей тел, тканей, ювелирных украшений и других материалов, необходимых для создания фарфоровых чудес.       Начатое платьице Энн лежало поверх всего этого вороха одежды. Для своей фаворитки Саша готовил расшитый серебряными нитями наряд из крепдешина, атласа и шифона нежнейших оттенков розового и сиреневого. Усыпанный жемчугом и бриллиантовыми блестками, он сразу обращал на себя внимание блистательной роскошью и утонченным изяществом. Что ж, великолепному алмазу — достойная огранка.

***

      За работой Саша не заметил, как наступила глубокая ночь, а за ней и утро. В помещении было лишь два горизонтально расположенных узких окошка у самого верха одной стены высотой не больше пятнадцати сантиметров, так что на дневной свет рассчитывать не приходилось. Но светильников в мастерской хватало. Украинец привык работать в искусственном освещении, на часы без необходимости он не смотрел, поэтому за изготовлением нередко просиживал все ночь или даже целые сутки, лишь иногда делая короткие перерывы.       Когда Саша уже совсем выбился из сил и, довольный собой, решил, что на сегодня достаточно, раздался тихий, но настойчивый стук в дверь. Украинец посмотрел на часы. Семь утра. Глубоко вздохнув и потянувшись, он встал со стула, пошатнулся, будто пьяный, и побрел в сторону выхода. — Привет, Саш! — на пороге стояла дочь Марка, с которой Саша расстался всего несколько часов назад в «Часовщике». Конечно, только Ника могла заявиться в мастерскую Украинца в такое время. Она вообще частенько захаживала сюда перед школой, а иногда и вместо школы, когда была уверена, что застанет здесь друга отца. Саша не был против. Скорее наоборот, чаще всего он был рад принять ее в своей обители. Ведь эту жизнерадостную и смышленую девчонку, мечтающую о карьере архитектора, интересовало буквально всё, что было связано с шарнирными куклами. — Доброе утро, — сонно пробубнил Саша и зевнул. — Проходи, но я уже скоро домой пойду, наверное. Спать хочу. — Ну, мы можем вместе сходить в кофейню за углом, а потом я — в школу, а ты — баиньки, — с этими словами Ника ловко проскользнула мимо Саши в мастерскую и довольно огляделась. Ее не было здесь уже больше двух недель: с началом сентября навалилась учеба, подготовка к экзаменам, курсы и другие заботы старшеклассников. Ника понимала, что в выпускном классе вряд ли сможет часто сбегать сюда, в мастерскую кукольника, где все было так интересно, красиво, волшебно. Но совсем отказываться от этих уютных посиделок с Сашей она не планировала. Ведь это было здорово — забраться с ногами на угловой диван и, взяв в руки какую-нибудь куклу, болтать с Украинцем, пока тот сосредоточенно мастерит очередной шедевр. Можно было даже попросить самой поделать что-нибудь несложное. Поначалу Саша не очень-то доверял дочери друга, но, когда понял, что отказывать ей бесполезно — все равно не отстанет — стал поручать Веронике рутинную работу. Со временем ее бесконечная болтовня в мастерской стала привычной, «дядя Саша» сменилось на «Саша», а сама Ника стала для Украинца кем-то вроде племянницы. И в глубине души он надеялся, что Ника когда-нибудь передумает становиться архитектором. В конце концов, любой мастер мечтает о преемнике.       Пока кукольник собирал вещи и пытался хоть немного прибраться на столе, Вероника во все глаза смотрела на Энн. Она знала историю этой куклы, знала о лорде и его жене, знала о поддельной Энн, которая была отправлена в Англию. Но самое главное, она знала о том, насколько Энн дорога Саше. Конечно, Ника не могла почувствовать и половины того, что чувствовал Украинец, глядя на эту куклу или даже думая о ней, однако она столько раз видела восторженное трепетание мастера перед его же творением, что невольно и сама уверовала в совершенство Энн. К тому же наряд, который Саша готовил для куклы, был выше всяких похвал. По поводу причёски и украшений Нике ничего не было известно, но она была более чем уверена, что кукольник уже придумал что-нибудь грандиозное.       Через двадцать минут они уже сидели за столиком и, попивая кофе, говорили об учёбе Ники. Сначала та было завела разговор о куклах, но, не видя последние несколько часов ничего, кроме этих фарфоровых созданий, Саша сам попросил сменить тему. Даже он иногда от них уставал. — А что учеба, — остужая слишком горячий кофе, рассуждала Вероника. — Учеба не волк, в лес не убежит. Да и потом, русский у меня на уровне, математику подтянуть только немного. Вот со внутренними экзаменами все сложнее… — она задумалась и напряжённо смотрела в чашку, где медленно оседала пенка. — А что за экзамены? — заинтересовался Саша. — Да так, рисунок головы, черчение, композиция из геометрических фигур, еще какая-то фигня… Репетитора надо нанимать, — Ника перевела взгляд на собеседника. — А лучше двух. И будет неплохо, если они будут преподами. Из Суриковского, например.       Украинец негромко рассмеялся. — Отец твой не будет против? Репетиторы из Суриковки вряд ли дёшево будут брать. — Папа? — удивилась девушка. — Нет, ты что. На мое образование он готов давать столько денег, сколько нужно. Он часто это говорит. Если ты про вчерашний разговор в «Часовщике»… — Ты все-таки купила ту книгу? — перебил ее Саша. — Да, — Ника блаженно улыбнулась, прикрыв глаза и поставив лицо ослепительным лучам утреннего солнца, бьющим в окна кофейни. — Она просто чудо, я тебе ее как-нибудь покажу. Так не рассказать. Очень много полезной инфы, и написано интересно и не занудно.       Минут через десять девушка допила кофе и засобиралась, не переставая болтать: — Папа вчера пришёл какой-то растерянный, я его очень редко таким вижу. Уставшим — да, а вот растерянным… Может, на работе что-то, не знаешь? — Он вчера рассказывал нам с Никитой о своих проблемах с отелями, но вряд ли дело в них. Я понимаю, о чем ты говоришь. Скажу, если что-то узнаю, — озадаченно поговорил Саша. — Он вчера пришёл домой, — Вероника понизила голос и оперлась руками о стол, немного наклонившись вперед, — подошёл к книжному шкафу и стал что-то искать. Долго искал, потом с верхней полки достал томик Блока, ушел к себе читать. Хотя я что-то не помню, чтобы он им когда-нибудь интересовался. — Решил все-таки окультуриться к сорока годам, — хмыкнул Саша. — Как-то странно, — пожала плечами Ника. — Ну ладно. Пока! — Удачи.       Вероника ушла, и Саша снова остался один. Допивая свой кофе, он безучастно рассматривал все, на что падал взгляд. Улица за окном, дома, машины, знакомые вывески. Люди в кофейне. Жизнь шла своим чередом, и это было хорошо; Украинец умел замечать и ценить такие моменты в повседневной суете. Иногда он специально замирал и пытался посмотреть на мир вокруг будто со стороны. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно», — вспоминались известные строки. Действительно — прекрасно…       Сделав последний глоток, Саша встал, повернулся в сторону касс и обмер. В образовавшейся небольшой очереди стояла Энн. Ожившая Энн в лёгком летнем платье задумчиво смотрела на список предлагаемых кофейней напитков, выбирая подходящий. У кукольника мгновенно пропал дар речи, даже дышать стало тяжело, а сердце ухнуло куда-то вниз. Он во все глаза смотрел на свою куклу, которая не только ожила, но и приобрела нормальный человеческий рост. Черты лица и фигура точь-в-точь повторяли кукольные. Даже волосы были того же цвета. Конечно, простое платье девушки не могло соперничать с роскошным нарядом куклы, но ведь это была всего лишь одежда.       Пока Саша пребывал в шоке, очередь дошла до девушки. Она сделала заказ и достала банковскую карту. — Как Вас зовут? — держа маркер наготове, спросила улыбчивая работница кофейни. — Анна. «Быть того не может», — пронеслось в голове Саши, и он ошеломленно опустился на стул.